Сквозь стены

      Надо ли говорить, что с Кимом вживую ты не можешь связаться никак, кроме как через связистов. Номер телефона ты не взял, а значит, домой позвонить не можешь. Через Алису как-то не хочется связываться, всё-таки желательно без посредников. ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: Его номер телефона наверняка можно найти где-нибудь у него дома, если покопаться. ЛОГИКА: В таком случае удачи объяснить, откуда он у тебя.       От бессилия хочется взвыть, пускай ты и сидишь на рабочем месте среди остальных коллег. Да, ты можешь просто уснуть и без проблем сходить к Киму, оставшись при этом незамеченным. Но ведь это совсем другое! СИЛА ВОЛИ: Предлагаю вообще не злоупотреблять этой способностью с Кимом. Пока не наделал столько говна, о котором рано или поздно придётся признаться. В твоих же интересах сидеть на жопе ровно. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Но Ким.. Нам так хочется его увидеть..       В кои-то веки ты согласен с Электрохимией. По Киму ты, блять, уже соскучился, а ведь прошло всего.. Календарь на стене рассказывает, что с вашего дела прошла целая неделя! Четверг, да, всё правильно, шесть дней, вы разъехались в пятницу.       Но и другие ребята правы, чёрт бы их побрал. Если найти номер, нужно найти стоящее объяснение, откуда он, да и сталкерить за ним нужно перестать. Вдруг ты узнаешь что-нибудь, что не должен был знать никогда? Если тебе когда-нибудь придётся выложить всю правду, он тебя не простит.       Ким.. Интересно, думает ли он о тебе? ЛОГИКА: У вас сейчас рабочая неделя, а он любит свою работу, и наверняка до тебя ему дела нет. ДРАМА: Но мы так хорошо сработались! К тому же, на его фоне мы.. Были довольно яркими, нас трудно не запомнить. Да, мессир? ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Не было похоже, чтобы мы ему не понравились. Он определённо точно думает о нас! Когда наяр..       Нет-нет, ты об этом думать вообще не хочешь, это неправильно, и вообще, кто сказал, что Ким состоит в гомосексуальном подполье? Такой крутой, красивый, умный — он просто не может засмотреться на такого.. Ну, тебя. Ты, честно, правда не фонтан. Такой середнячок, на грани с «не, фу», вариант для отчаявшихся.       Когда в пятницу, аж в девять часов вечера, у тебя дома звонит домашний телефон, ты настораживаешься. Это либо мошенники, либо Жан звонит, чтобы снова что-то предъявить, либо управляющая дома, которая снова нашла, за что до тебя докопаться.       Это как вслепую вытягивать карту, пытаясь вытянуть наиболее удачную, но при этом все три дерьмовые. — Дюбуа? — Чуть с опаской поднимаешь трубку, а представился, будто не своё имя произносишь, ей богу. КИМ КИЦУРАГИ: На том конце слышится какой-то звук. То ли выдох, то ли просто помехи. — Здравствуйте, детектив, это Ким Кицураги. Простите за столь поздний звонок.       Сердце сразу ухает в самые пятки, а потом, метнувшись обратно в грудь, взрывается тысячей фейерверков, растекается серотонином по крови и наэлектризованными мурашками по всему телу. — Ким! — Из трёх карт ты вытянул четвертую. Самый везучий, блять, ублюдок. — Всё отлично, ничего, ещё не так уж и поздно! Откуда у тебя мой номер? КИМ КИЦУРАГИ: — Вчера после смены проходил в центре и пересёкся с офицером Мино. И я, скажем.. Воспользовался возможностью, чтобы спросить ваш номер. Мы так и не обменялись ими. САМООБЛАДАНИЕ [средне: успех] : Тебе хочется прыгать и визжать от радости, да так, чтобы Кима по ту сторону оглушило, но ты себя сдерживаешь. Хотя радости в голосе тебе не спрятать. — Вот оно что! Как удачно, а? Я как раз о тебе думал, неделя целая прошла! Что ты хотел? КИМ КИЦУРАГИ: На другом конце провода подозрительно молчат некоторое время. — Да, я.. Ваше предложение поставить вместе колпаки всё ещё в силе, детектив? ЭМПАТИЯ [средне: успех] : Его тон его выдаёт. Ему неудобно, и он выдавил это, будто переступив через себя. Как очаровательно! — Колпаки? Конечно, Ким, в очень крепкой силе! И, пожалуйста, мы ж не на работе. Смена уже закончилась, а ты всё со своей субординацией. Я просто «Гарри». — Сердце бешено бьётся где-то в животе, и просить о таком почти волнительно. КИМ КИЦУРАГИ: Какой-то облегчённый выдох с отголоском улыбки, определённо заглушённый рукой. — Как скажешь, Гарри. Как насчёт завтра? Ты можешь сейчас записать адрес?       Ким никогда, ни разу ещё не называл тебя по имени. Это совсем не похоже на то, как его произносит Жан или Жюдит, да даже все остальные, это намного лучше. Тебе нравится, как Ким произносит твоё имя, как это звучит именно от него. — Адрес? Записать? Да, Ким, подожди секунду! Я прям ща запишу, повиси.       Уже отдалённо слыша «конечно» пытаешься с трубкой у уха дотянуться хотя бы до нижней полки столика в зале, но длины провода не хватает. Аккуратно кладёшь её прямо на пол, чтобы подскочить к столику и буквально выпотрошить всё, что там лежит, чтобы найти хоть какой-нибудь листок и чем писать. Сколько ж ты сюда всякого хлама сложил!       Подхватываешь трубку уже с обгрызанным карандашом и обрывком какого-то документа в руках. — Я здесь! Я тут, давай, диктуй, я весь внимание. КИМ КИЦУРАГИ: Когда он произносит адрес, ты понимаешь, что это совсем не его участок. А его дом! Что-что, а адрес Кима ты давно запомнил наизусть. Но мотокарета разве не рабочая, и это не положено делать в гараже отдела? — Давайте, скажем, в двенадцать? ЭМПАТИЯ: Он опять перешёл на «вы». Ким редко открывается, мы в этом убедились, и ему тяжело вот так в дружеской форме с тобой разговаривать. Не обращай на это внимания, и ему будет полегче. — Всё, в двенадцать, договорились. — Кусаешь губу, ухом и плечом зажимаешь трубку, кривым почерком выводя время встречи. Если ты выйдешь в одиннадцать тридцать, то должен прийти как раз вовремя. — Мне ничего не нужно с собой брать, да? КИМ КИЦУРАГИ: — Да, у меня более, чем всё есть, Гарри. Надевай одежду, которую не жалко. — Тебе хочется думать, что Ким там улыбается. Внезапно захотелось его увидеть, как можно быстрее встретиться! — Всё, отлично, понял. — Наконец берёшь телефон удобнее, зажав адрес с карандашом во второй руке. — Тогда до завтра? КИМ КИЦУРАГИ: — Да, до завтра. Спокойной ночи, Гарри. — Как же ты был не прав, когда подумал, что тебе нравится «детектив» или «лейтенант» от него. По сравнению с именем они и рядом не стоят! ЭМПАТИЯ: Тебе в принципе нравится, что Ким с тобой вообще говорит, угомонись. — Спокойной ночи! — Трубка телефона тихонько звенит, когда ты кладёшь её на аппарат. САМООБЛАДАНИЕ [сложно: провал] : Теперь, когда Ким не слышит, позволяешь себе издать какой-то странный писклявый протяжный звук, наполненный радостью. Сжимаешь до боли в руках карандаш, и почти вприпрыжку доходишь до дивана.       Осталось только дожить до завтра, желательно побыстрее телепортироваться, уснуть, а открыть глаза уже перед дверью Кима. Казалось бы, ты так часто проникал к нему в дом, но вот так, вживую..       Но даже спустя два часа ты всё ещё не спишь, при этом полтора из них лёжа в кровати под одеялом. Молишься, чтобы это не была очередная бессонница, а ещё через четыре бросаешь все тщетные попытки, смахиваешь с себя одеяло и поднимаешься с кровати. Сна ни в одном глазу. ЛОГИКА: Ибо нехер волноваться так хер пойми перед чем. Вот и не спится. — Ой, иди на хер. — Накидываешь пижамные штаны и перед выходом из комнаты набрасываешь пушистые тапочки. — Я уже давно пиздец, как спокоен. ДРАМА: Раз уж вы не спите, нужно потратить это время с пользой! Как насчёт готовки? И с пустыми руками не придёте!       Иногда тебе кажется, что только Драма тебя понимает, потому что эта идея, мать твою, чудесная. Не проходит и десяти минут, когда ты уже листаешь поваренную книгу на херову тучу страниц. Откуда она у тебя вообще? Приходится искать рецепт, для которого не нужно переться за продуктами в круглосуточный недалеко от дома.       Уже перед самым выходом, в эти несчастные одиннадцать тридцать, смотришь ещё раз на контейнер с едой. Паста с томатным соусом и очень много сыра, фрикадельки. Просто, но вкусно. Но ты правда потащишь это через несколько улиц для Кима?       Добрая половина голосов говорит «да», и ты соглашаешься. Зря готовил что ли, в мыслях о том, как это понравится Кицураги? Упаковываешь плотно закрытую посудину в пакет, и наконец-то выходишь из дома.       На улице ветренно, и ветер этот, зараза, холодный, хотя без него довольно-таки тепло. ТРЕПЕТ [средне: успех] : Ветер несётся по улицам, мешает запахи Джемрока между собой, гоняет людей и облака. Квартира лейтенанта оживлена, серые шторы повсюду раздёрнуты. Как и весь дом, как и все остальные, идентичные многоквартирники, он не спит. В окнах людей больше обычного, но ненамного; субботнее утро.       Ким не спит! Хотя, ещё бы он спал, двенадцатый час. Он встаёт, как по будильнику, даже если будильник не заводит. Не так уж и много тебе дала эта проверка..       Запрыгиваешь в полный троллейбус пару минут спустя, и двери сразу за тобой с грохотом закрываются. Чудо инженерии несёт тебя по дороге прямиком в сторону нужного тебе дома. Справа пошатываются стоящие на ногах люди, стараясь не упасть, слева — сидящие. Кто-то дальше на сидениях громко храпит, а у компании подростков играет музыка; её перекрикивают говоры стариков, но ты стараешься вслушиваться только в скрип колёс и громкий гул мотора, да проезжающие мотокареты.       С каждой минутой волнение, которое стихло ещё ночью, нарастает с новой силой: ручки пакета скользят во вспотевших ладонях, конечности покалывает изнутри невидимыми иголочками. Но выпрыгнуть на ходу не получится, да и как? Ты разочаруешь Кима! Он тебя там ждёт, и вообще, ты очень хочешь поставить с ним эти колпаки, сам ведь предложил!       Когда мысли обрываются, ты вдруг оказываешься на своей остановке, а троллейбус, шумя, укатывает дальше, оставив рядом с тобой ещё нескольких своих пассажиров.       Отсюда до дома Кима рукой подать, и времени у тебя на пеший ход уходит совсем немного. Ты делал это так много раз: подойти к нужному подъёзду без замка, открыть дверь, подняться на третий этаж, дверь прямо напротив лестницы, пройти..       По привычке чуть не берёшься за ручку, чтобы просто взять и войти, останавливаешься. Сколько времени? Ты не поздно или не слишком рано? Часов-то у тебя нет.. САМООБЛАДАНИЕ [сложно: успех] : Глубоко вдыхаешь, набираясь смелости, и заносишь руку для стука. Увидев кнопку звонка, плавно переводишь руку к ней.. Зажимаешь на несколько секунд напряжённым пальцем. Пакет в руках, словно в утешении, шуршит.       Какие-то полминуты, и в квартире раздаются шаги. Узнаёшь поступь Кима, и не успеешь ничего придумать, как замок дважды щёлкает, и дверь плавно распахивается. КИМ КИЦУРАГИ: — Здравствуйте, Гарри. Проходите. — Ким, одетый, судя по всему, в одежду для работы с Кинемой, отходит, пропуская тебя внутрь. — Привет, Ким. — Улыбаешься и заходишь, делая вид, что в этой квартире ты впервые. Но ты так нервничаешь, что будто правда первый раз. Ким же, не дожидаясь, отходит на кухню, и ты слышишь, как скрипит на конфорке чайник, щёлкает бегунок плиты. — Ким, во. — Ты быстренько раздеваешься, закрыв дверь, заходишь на кухню за ним и ставишь пакет на стол. — Знаю, ты говорил, что ничего не надо брать.. Блять, буду честен, у меня была бессонница и мне было нехер делать. Вот. Подумал.. Тебе может понравится. РИТОРИКА: Мда. Не поэзии, но сойдёт. Ты хотя бы сказал правду. КИМ КИЦУРАГИ: Он правда поставил чайник. А теперь, когда ты вдруг преподнёс что-то, удивлённо поднял бровь. — Я всегда думал, что это я должен угощать гостей. Ты рушишь все стандарты. — Кицураги с улыбкой аккуратно достаёт из пакета контейнер, с макаронно-красно-мясным месивом внутри. — Предлагаю оставить это на потом, когда закончим. — Паста отправляется в холодильник, а пакет он аккуратно складывает, чтобы убрать в сторону. САМООБЛАДАНИЕ [средне: успех]: Как бы тебе сейчас не хотелось растечься от эмоций, ты стойко остаёшься на ногах. Только всё равно ощущаешь, как краснеешь. — А-ага, хорошая идея. Я не видел Кинемы у подъезда. Пойдём в гараж твоего отдела? — Наконец оседаешь на мягкий стул. КИМ КИЦУРАГИ: Две одинаковые, те самые кружки, он достаёт с верхней полки шкафчика. — Нет, я отогнал её на солнечную сторону, с другой стороны дома. В тени совсем холодно. Чай, кофе? Сколько сахара? — Чай, наверное. Две ложки с горкой. — Ты и так сейчас бодр, больше некуда, что кофе и не к чему. Замечаешь на столе привычную вазочку, где обычно лежит немного вкусностей: конфеты, немного печенек, шоколадок. Сейчас она так же всем этим наполнена, и ты уже умыкаешь одну небольшую круглую печеньку с кремом между слоями. — Не думал, что ты любишь сладкое. Тот коктейль тебе не понравился. — В обоих кружках по пакетику зелёного чая. КИМ КИЦУРАГИ: Обратив внимание на тебя, он понимает, о чем ты. — Тот лимонад оказался для меня слишком большим, я не выпил и половины. Печенья не такие сладкие, особенно с чаем без сахара. Конфетами балуюсь изредка. — Пока чайник греется, Кицураги оборачивается, но не садится, предпочтя опереться на столешницу. — А ты, я смотрю, сладкоежка? — Вроде того, — пожимаешь плечами. — После моего шестилетнего алко-трипа мне пиздецки не хватало сахара в организме, и пошло поехало. Сладкий чай и кофе, конфеты, всякое такое сладкое дерьмо. Сейчас всё нормально, но приелось. СУМРАК: Господи, о своём многолетнем алкоголизме мог бы и умолчать. ЛОГИКА: Но это причина, почему мы так любим сладкое. КИМ КИЦУРАГИ: — Вот как. — Его брови как всегда говорят ярче и лучше слов. — А ты.. Этот твой «алко-трип», почему? Или ты не хочешь об этом говорить? СУМРАК: Ну вот, ему интересно. Что ты наделал?       Смеёшься, отряхивая руки от крошек над столом. — Если б я не хотел — я бы не заикнулся. Мне уже фиолетово, это было год назад, и Викмар мне хорошенько промыл мозги от этого дерьма. КИМ КИЦУРАГИ: — Поделитесь? ЭМПАТИЯ [средне: успех] : Ты вглядываешься во взгляд Кима и вслушиваешься в интонацию. Он пытается делать вид, будто спрашивает просто так, невзначай, но ему интересно. Ты его заинтриговал, пускай и такой сомнительной темой.       Жан постарался чертовски, блять, хорошо, потому что тебе даже говорить обо всём этом теперь легко. Даже с Кимом, перед которым ты боишься ударить в грязь лицом. — Да по классике, жена бросила. И правильно: тогда со мной был полный пиздец. Алкоголизм, агрессия, наркотики, нихера не делал. Но я её любил, и когда Дора ушла, то совсем с катушек слетел. Достаточно сильно, чтобы за следующие шесть лет убить своё здоровье, психику лучшего друга, пропить тысячи реалов, навести ужаса на весь Ревашоль.. Это было весело, так всего и не вспомню. О, ещё у меня было две амнезии, проблемы со сном, наркотиками, и ещё я был мега-машиной по раскрытию дел, чтобы отвлечься. Отстой, правда? КИМ КИЦУРАГИ: Под конец он слушал уже с приоткрытым ртом и задумчиво-удивлённым видом. Ким не спешит отвечать, кажется, обдумывая всё, что ты только что сказал, и в этом ему помогает чайник, так вовремя закипев. Видишь, как Ким разливает кипяток по кружкам. — Да, думаю, это можно назвать отстоем в какой-то мере.. Удивительная история. Не часто встретишь адекватных здоровых людей с таким прошлым. Тебе разбавлять? — Да, пожалуйста, немного совсем, — киваешь. — Даа.. Амнезией это всё отшибло, но большую часть я уже вспомнил. Элизиум ещё не видел настолько «диско» алкоголизма, поверь мне. КИМ КИЦУРАГИ: Он ставит на стол две кружки, и садится напротив. Берёшь свою, дуешь, и отпиваешь. Чай, сделанный Кимом, невероятно вкусный! — Вы говорили что-то про психику друга.. Это Жан Викмар, правильно? Должно быть, это не моё дело..       Игнорируешь последнюю фразу. Ты его понимаешь, ему интересно, и, раз уж начал рассказывать, можно выложить всё. — Ага, Вик. Он всё это время был со мной. Он пришёл к нам работать почти сразу, как я с ней расстался. У него была клиническая депрессия, а я всё ухудшил, потянул его за собой на второе дно. Но он, в конце концов, смог вытащить меня. Правда, не знаю, как насчёт него.. Он хороший, правда, мы друг за друга глотки перегрызём, но.. Но я, блять, его почти убил, и у него всё равно остаётся обида. Хоть уже и не так сильно, как ещё полгода назад. — Ким выуживает из вазы небольшую шоколадную конфету, пока ты продолжаешь истреблять печенья. — Весь отдел пострадал от этого, много сотрудников тогда уволилось. Но меня не уволили только благодаря «очень продуктивной деятельности», я на спидах раскрывал просто горы дел в кратчайшие сроки. КИМ КИЦУРАГИ: — Насколько «горы» и в насколько коротких сроках? ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: Вспоминаешь отметины, точки за каждое раскрытое дело. За годы службы. За каждый труп. — Двести шестнадцать дел, вроде как. За восемнадцать лет службы. Говорят, это много. Я стараюсь не сбавлять темп, хоть без спидов так реально не прёт. ЭМПАТИЯ: Невооруженным взглядом видно, как он удивился. КИМ КИЦУРАГИ: — Это.. Много, Гарри. Очень много. Я приятно удивлён. А что скажешь насчёт убитых? Ваш отдел печально славится высоким количеством жертв. — Да, у нас работают сраные монстры, очень много трупов. Но у меня пока три. Им проще пристрелить, чем оказывать помощь, везти в больницу.. Проще отправить за ним сразу труповозку. Неприятная часть, но ребята всё равно хорошие, какие бы там слухи не распространяли.       Слово за слово, разговор у вас вышел неплохой. После этого вы перепрыгнули на тему работы Кима, чуть-чуть затронули личную жизнь, но он сразу сказал, что не хочет говорить ни о чём личном о себе, и ты принял условия.       А потом и чай закончился, и вы наконец выходите из квартиры. Ким только захватил целый ящик инструментов, который ты как-то не заметил раньше.       Сороковушка Купри Кинема правда ждала вас на другой стороне дома, где действительно светило солнце, хоть ледяной ветер и дул время от времени. Диски были достаны из багажного отделения.       Ты особо ничего не делаешь, кроме как подачи инструментов, да скрашивания времени болтовнёй. Ким, в запачканной машинным маслом белой футболке и в рабочих перчатках, выглядит так же круто, как когда курит. Невероятно правильно смотрится с инструментами в руках, рядом с мотокаретой. — ..И поэтому нам всем пришлось остаться и чинить сраную Кинему однажды. Было весело, мы пили и слушали музыку, да и служебную мотокарету починили.. Но меня до сих пор за руль не пускают, хоть я и не профан в мотокаретах. В основном водит Жан и ребята, хоть официального запрета не было. КИМ КИЦУРАГИ: У вас установлено уже два колпака, и вы перешли на другую сторону. — Что такого можно сделать, чтобы коллеги не пускали вас за руль? — Разговор он поддерживает, но, кажется, полностью увлечён своим занятием. — Когда у меня случилась амнезия, я утопил служебную за сорок пять тысяч реалов.. КИМ КИЦУРАГИ: — Ты ЧТО? — Вот теперь он направил всё своё внимание на тебя. Точно так же, как удивлённый взгляд и непонимающе нахмуренные брови.       Почти физически чувствуешь, как больно ему это слышать. — Ага, прикинь? Я был в хламину.. Утопил в Мартинезе, она там подо льдами навечно. Мне безумно жаль, ясно? Я извинился перед всем отделом уже тыщу раз, но они всё равно ни в какую! Только на пассажирских и езжу.. Но я отличный водитель! Не такой, как ты, конечно, но всё равно. Они до сих пор припоминают, что её стоимость вычли из всех платёжных ведомостей. КИМ КИЦУРАГИ: — Я бы и на пассажирское не пустил, — усмехается он, неспеша продолжая работу. Уже в четвёртый раз протягивает тебе руку, и ты вкладываешь в неё ключ. — Я имею в виду, что твоих коллег можно понять. Просто чудо, что тебя всё ещё не уволили, вынужден признать. — Да, я тоже в шоке. Поэтому безумно рад, что помогаю тебе сейчас. Мне нечасто приходится работать с мотокаретами. Особенно такими. Она ведь модифицирована, да? Ты сам это сделал?       То, как Ким увлечённо разговаривает о своей Кинеме, которую, как оказалось, ему доверяют в личное пользование, тебя восхищает. Он так любит технику, что почти ведёт монолог о ней: характеристики, история, интересные случаи, и прочее, прочее, прочее. Ты только подначиваешь его дополнительными вопросами, и тогда Ким продолжает. Впервые видишь человека, который так сильно горит механизмами. И тебе это нравится, просто давать Киму повод делиться любимым, понемногу открываться, говорить о том, что он так любит.       Даже когда колпаки оказываются поставлены, и вы любуетесь своей — в основном, Кима — работой, вы продолжаете. Кицураги пользуется моментом, чтобы заглянуть под капот и осмотреть мотор, а ты помогаешь. Ваше «установить колпаки» превращается во внеплановый техосмотр, насчёт которого ты совсем не против. Ким, словно ходячий справочник по всевозможной технике, рассказывает тебе разные нюансы, и в принципе ты узнаёшь целую кучу всего.       Под конец, когда вся работа была проделана, а на часах Кима оказался аж шестой час вечера, вы наконец пошли обратно в квартиру. Помогаешь с ящиком инструментов, а придя, сразу идёшь мыть руки на кухне. Чуть позже Кицураги шумит водой в ванной и задерживается там наподольше. Неудивительно: это ты сидел рядышком и подавал инструменты, изредка помогая чем-то ещё, а он по локоть залезал под капот.       Ожидаешь друга на кухне, растёкшись на стуле, а он приходит уже в чистой, домашней одежде. В такой ты видел его и раньше: пижамные свободные серые штаны и однотонная красная футболка. КИМ КИЦУРАГИ: — Не думал, что мы так задержимся. — Он, поставив чайник привычным жестом, тоже устало приземляется на стул напротив. — Ага, мне тоже понравилось, — улыбаешься, уложив голову на сложенные на столе руки. Несмотря на волнение, которое было в начале и погоду, всё прошло более, чем отлично. — Было бы здорово встречаться так почаще.. Даже не обязательно ради Кинемы. Настолки, фильмы, готовка, а? Как ты на это смотришь? ЭМПАТИЯ [средне: успех] : После хорошей работы он подустал, с хорошим настроением довольно расслабился на стуле. Он ощущает себя комфортно рядом с тобой, хотя вы почти не знакомы. И твой вопрос вызвал у него только улыбку. КИМ КИЦУРАГИ: — Да, полагаю, было бы неплохо. Мне кажется, мы найдём, чем заняться. Но пока предлагаю поужинать.       Вы не приходили пообедать, но вам ничего не помешает сделать это в шесть вечера и назвать ужином.       И, правда сказать, ты был пиздецки рад, что Ким позволил остаться на ужин, хотя вы это даже не обговаривали. И кухня, где вы сидели, внезапно становится самым уютным местом в мире: прохлада из форточки разгоняла духоту, вскоре запахло подогретой пастой с мясом и зелёным чаем. Теплом, приятной усталостью, и чем-то ещё, что улавливалось, но оставалось неопознанным. Когда ты ел с кем-то за столом, вот так, после приятно проведённого вместе времени, смеясь над каждой шуткой и любуясь незаметно человеком напротив? Нечто похожее было с Жюдит, вашим солнышком, но всё равно не то. КИМ КИЦУРАГИ: — Было вкусно, Гарри. Ты сам готовишь? — Ты сам споласкиваешь посуду, аккуратно составляя её в шкафчик к остальной, а контейнер убираешь на полотенце рядом с раковиной. — Да, я люблю готовить, хоть в основном и по поваренной книге. Это вошло в привычку, как со сладким, — киваешь. — Сначала вспоминал по новой, как готовить даже обычную яичницу. Потом стал готовить Жану в знак благодарности, а потом у Жюдит был день рождения, и я испёк ей торт. И пошло поехало. — Вытираешь руки о полотенце рядом. — Рад, что тебе зашло, это реально того стоило. КИМ КИЦУРАГИ: — Однозначно стоило. — Он сейчас такой домашний, расслабленный.. Тебе хочется на него пялиться, пялиться, и пялиться, но это будет слишком странно. Спугнуть Кима нельзя, он только стал понемногу открываться, и ты сдерживаешься. — Ты что-то говорил про настолки?       Одна фраза, а сколько последствий. Виррал, который ты всухую продул Киму, сменился на другую настолку с фигурками и большой картонной картой, и тут ты тоже остаёшься без единой победы. Только в картах отыгрываешься, и неважно, что со счётом пять — три в пользу Кима. ЛОГИКА: Чертов маг! Мы были очень хороши в играх! КИМ КИЦУРАГИ: — Не расстраивайся. Отыграешься в следующий раз, Гарри. — У него такой самодовольный, радостный от победы голос, что поддержка нисколько не звучит искренне. — Ой, да ну тебя! Вот принесу Сюзеренитет, тогда посмотрим! — Вы решили закончить, и сейчас Кицураги убирал все коробочки обратно в шкаф, на полку, соседнюю с книгами техники.       Валишься на пол, потянувшись на большом ковре, и только сейчас смотришь на время. — Мать честная! Ким, уже восемь часов, последний троллейбус уехал десять минут назад. Мне час до дома топать. — Делаешь вид, что смотришь на невидимые часы на правой руке и встаёшь, кряхтя. — Мне уже пора. Меня вообще рубить начало, я ж не спал ночь. КИМ КИЦУРАГИ: — Я тебя подброшу. Не зря же столько времени на Кинему потратили. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Напросись на ночёвку, ну! Мы же все этого хотим, ради всего святого! ЭМПАТИЯ: Он же сказал, что подвезёт нас. Киму будет неудобно: мы ещё не настолько близки, чтобы ночевать у него.       Кицураги даже не переодевается, чтобы подвезти тебя. Так и выходит в пижамных штанах и футболке, только накидывает невысокие ботинки и свою куртку. Ты же, забрав с вешалки свою безразмерную ветровку, надеваешь кроссовки и выходишь вслед за ним.       С блестящими колпаками колёса мотокареты выглядят светлее, и ты немного на них смотришь, прежде чем залезть на первое пассажирское сидение.       В салоне Ким сразу включает печку, и становится уже не так холодно, особенно пока вы едите.       Тебя клонит в сон, и ты каждый раз, моргая, словно засыпаешь на долю секунды.       По вечернему Джемроку, дороги которого почти опустели, Ким едет быстрее, чем на работе, и ты уже в который раз восхищаешься этим человеком. Интересно, как скоро он признается, что помешан на скорости? — Смотрится правда отпадно! — Показываешь два пальца вверх, как только выходишь из Кинемы и смотришь на поставленные диски. И правда, крутятся, отражая всё в себе! — Ладно, я пошёл. Спасибо, Ким. За день в принципе, и за то, что подвёз. Круто посидели! КИМ КИЦУРАГИ: Твоя оценка заставила его выглядеть довольным и даже гордым, что его малышка теперь выглядит ещё лучше. — Да, круто. Спокойной ночи, Гарри. — Спокойной ночи, — машешь на прощание, и уходишь в темноту подъезда. Только когда дверь позади закрылась, слышишь, как рёв Кинемы отдаляется. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Хоть на ночь и не остались, но посидели правда круто! Да? ДРАМА: Это правда было замечательно, господин. Вы с Кимом стали чуточку ближе!       Тебе так легко, так хорошо, но хочется спать, что улыбаешься всё оставшееся время. Пока переодеваешься, ходишь в душ, расправляешь кровать и падаешь в неё — всё с улыбкой. Давно ты ни с кем так не сидел.. Нужно как-нибудь устроить это с Жаном, он тоже наверняка скучает по таким вечерам.       Когда ты уснул, то привычно вылетел из тела. Не срываешься на улицу или к Киму, как обычно, а уходишь на балкон, чтобы сесть и свесить ноги между прутьями перил. Нужно немного всё обдумать, пока тело отдыхает, а потом, через пару часиков, можно и вернуться.       Когда в понедельник ты делишься своими выходными с коллегами, Жюдит радостно улыбается, а вот Жан как-то меняется в лице. Он делает вид, что не обращает на тебя и твой рассказ внимания, но на самом деле, ты знаешь, он всё внимательно слушает. ЖЮДИТ МИНО: — Это замечательно, Гарри. Ты планируешь и дальше с ним общаться? — Твоя болтовня не мешает ей заполнять отчёты и при этом быть хорошим собеседником. — Ну конечно, Жю! — А вот ты от работы стараешься отлынивать с самого утра. Эти бумажки никуда не денутся. — Может быть, уже на следующих выходных встретимся. Но я всё-таки надеюсь на общее дело, это правда было диско! Очень повезло, что вы пересеклись, ну правда. Ты прям.. Ну, типа.. Кто там людей сводит.. Посредник, в общем! ЖЮДИТ МИНО: Девушка смеётся, отмахиваясь, продолжая писать. — Я сама не ожидала, что так будет. Тем более, ваша встреча — полностью ваша заслуга! Рассказывай, если будет что-нибудь интересное, Гарри.       Пальцы-пистолеты направлены в сторону Жюдит, и та снова хихикает. — Замётано! Я за кофе. — Стоит тебе только встать и скрыться в помещении, которое вы называете кухней, как стул Жана подозрительно громко скрипит по полу. СУМРАК: Довольно агрессивный жест.. Готовь жопу, как говорится. Викмар опять чем-то недоволен. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он правда выходит за тобой сразу же, как из кабинета удалился ты. Это точно выглядит подозрительно со стороны, но главное, что вы скрылись от посторонних глаз. — Он знает? — Голос Викмара настороженный, тихий. — Кто что знает? — До тебя не сразу доходит. Достаёшь кружку с полки и, подумав, бросаешь туда всё-таки чайный пакетик вместо кофе. Включаешь чайник звонким щелчком. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Ты знаешь кто и что, долбоёб. Ты рассказал ему? ЛОГИКА [просто: успех] : О. Он про твою особенность. ЭМПАТИЯ: Викмар сильно переживает по этому поводу и следит, чтобы ты об этом не трещал направо и налево каждому встречному. Это реально «только ваш» секрет. — А, ты про Кима.. Нет, не рассказал, Жан. Я не хочу его напугать, ясно? Даже если он мне не поверит, не хочу быть чокнутым в его глазах. — Ты тоже теперь говоришь вполголоса, чтобы Жюдит и случайно зашедшие в кабинет коллеги вас не услышали. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он делает себе кофе, стоя совсем близко. Настолько, что вы почти соприкасаетесь плечами. — Заебись. Ты ведь уже следил за ним, да? РИТОРИКА [трудно: провал] : Ты.. Не уверен, что нужно ответить. Если ты ответишь «да», то он в очередной раз убедится, что ты ненормальный и ещё подумает чего лишнего. А сказать «нет» будет ложью, и он это точно поймёт. В итоге выбираешь просто молчать, потея и отводя глаза. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он всё понимает. Понимает и тяжело, но как-то смиренно, вздыхает. — Ясно. Извращенец, блять.. Прошу, не говори ему нихуя, избавь нас от последствий. — Чуть что — сразу извращенец, — наигранно надуваешь губы. — Я знаю, окей? Я сам разберусь, Жан, угомонись. Всё будет нормально.. И вообще, я в последнее время нихрена такого не делал. Только для работы, а Кима вообще стараюсь этим не трогать.. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Вот и не трогай. — Чайник щёлкает, и он первый наполняет свою кружку кипятком. Смрад вашего дешманского кофе сразу ударяет в нос.       Излишние нравоучения и указания Жана могут раздражать, но ты знаешь, что он просто волнуется. Беспокоится о тебе, о том, что кто-то ещё узнает о твоих способностях и у этого будут ужасные последствия. А ещё пытается держать тебя в узде, хотя ты сам с этим прекрасно справляешься. Он рассказывал, что раньше, когда ты отрубался напрочь бухой, то творил всякую херню, а никто, кроме Жана, и не понимал, что за херь происходит. Признался, что старался не находиться рядом, когда ты засыпаешь, так как побаивался. Но сейчас, когда ты уже год стекл как трезвышко, он успокоился.       И ты правда не рассказываешь, заставляя Жана меньше нервничать. На самом деле, не так уж и сложно скрывать секрет, когда вы видитесь раз в неделю. Совместные дела у отделов бывают редко, и на это можно даже не рассчитывать. Но даже когда вы встречаетесь с ним на следующих выходных в субботу и проводите вместе почти весь день, ты тоже держишь рот на замке. Играете в настолки, половину которых ты принёс сам, и ты даже готовишь в какой-то момент. Ким в основном сидит и смотрит, на фоне играет радио, и вы всё шутите и смеётесь, пока ты наконец не заканчиваешь, и вы садитесь обедать. Этот день был такой же прекрасный, как и предыдущие, проведённые вместе, но на ночь ты вновь не остаёшься.       Молчать о своём секрете заставляет ещё и страх отпугнуть Кицураги. Что бы он сказал, если бы узнал только о твоих способностях? Не говоря уже о том, что ты узнал его ещё за неделю с лишним до вашей встречи и, мало того, преследовал? Ты всё-таки склонен к исходу событий, где он тебя вежливо шлёт и вы больше никогда не ведитесь.       Третья неделя, увы, проходит без встреч, о чём Ким тебя предупредил ещё в прошлые выходные. Вопросов нет, ты всё понимаешь, и всё-таки зовёшь Жана, посидеть вместе «как раньше». Как раньше не получается: раньше вы пили, сидели всю ночь, жрали всякую дрянь и смотрели фильмы. Но теперь ты в завязке, а он на препаратах, и вы просто жрали и смотрели фильмы, и ушли спать уже в час. Он в кои-то веки выглядел правда отдыхающим и наслаждался вашим совместным времяпрепровождением, пусть и не сказал, что было здорово, что ему правда понравилось и так далее. Но ты-то знаешь, что это так.       Спустя аж ещё неделю вы видитесь снова. Стоило Прайсу заикнуться об очередном делении Джемрока с соседним участком, как ты сам же предлагаешь свою кандидатуру, и тебя, махнув рукой, шлют на дело. В конце концов, в прошлый раз ты неплохо себя показал.       Сказать, что ты обрадовался, когда увидел Кима на месте — ничего не сказать. Жан, привёзший тебя, выходить здороваться не стал, но сказал тебе ничего не устраивать и молчать в тряпочку. Ты только помахал ему на прощание. — Ким! Тебя тоже снова отправили? — с радостью жмёшь чужую руку в перчатке. КИМ КИЦУРАГИ: — Стоит ли мне повторять, что я здесь не ради этого цирка, а ради дела? — Вы только встретились, а он уже тебе улыбнулся! — Пройдёмте, лейтенант, нужно расспросить управляющего и найти звонящего.       Ох, матерь божья, это то самое место. Где и произошла основная история с твоей амнезией, и Ким ведёт тебя прямо в этот чертов отель «Танцы в тряпье». Интересно, управляющий тот же? Ты не запомнил ничьих имён, но запомнил лица. ГАРТ, УПРАВЛЯЮЩИЙ КАФЕТЕРИЕМ: По одному только взгляду на тебя ты понимаешь: он тебя помнит. — Офицеры. — Голос всё такой же усталый, снисходительный. Но, кажется, он заметил, что ты трезв, и тем более в компании другого полицейского. — Чем могу помочь? — Привееет, Гарт, — чешешь затылок, улыбаясь. — А мы по делу. У вас тут убийство? — Когда Ким чуть поворачивает к тебе голову и выгибает бровь, наклоняешься и говоришь вполголоса: — Я потом всё расскажу. ГАРТ, УПРАВЛЯЮЩИЙ КАФЕТЕРИЕМ: — Да. Труп висит уже несколько дней на заднем дворе. Скорее всего звонила Сильви, но её здесь нет. — Стакан скрипит, когда он протирает его тряпочкой.       Стандартный опрос. Вы связываетесь с этой самой Сильви от Кима, потому что телефон в кафетерии перерезан, и удостоверяетесь, что звонила она.       Труп правда находится на заднем дворе «Танцев», пока в него кидает камень какой-то ребёнок, а второй — кажется, это девочка — подначивает его из-за забора. Дети! Ты любишь детей, и после осмотра места происшествия без проблем расспрашиваешь мальчишку. Куно оказался сквернословящим наркоманом с причудами, но довольно забавным мальчиком.       Вы бегаете весь день. Вокруг так много всего, столько нового, что ты переходишь на привычный бег. Кардио — неотъемлемая часть твоей работы, от которой твои напарники не в восторге. Но Ким молчит, бегает рядышком и помогает в допросах, когда ты теряешься. Снова вы срабатываетесь чудесно с самого начала, и расследование идёт довольно стремительно.       В тот вечер вы курите на балконе кафетерия, и ты снова буквально залипаешь на курящего Кима. Он курит при тебе всего второй раз. КИМ КИЦУРАГИ: — Ваша сигарета стлеет, если вы будете так пристально на меня смотреть и ничего не делать, — слабая, немного усталая улыбка. — А.. — Она правда уже достаточно прогорела, чтобы с неё одним движением можно было стряхнуть горстку пепла. — Просто ты так крут, что я не могу оторваться, Ким. Я не виноват. АВТОРИТЕТ: Совсем стыда нет. Стреляешь комплиментами в его сторону, как из пулемёта. Может хватит? ДРАМА: Не слушайте его, мессир! Продолжайте! КИМ КИЦУРАГИ: Ему приходится опустить голову, чтобы отвести взгляд и затянуться. — Вы не перестаёте удивлять.. Могу я уточнить насчёт этой.. Погони? Эта беготня весь день, для чего? ЛОГИКА: Мы просто любим бегать, и это довольно удобно. ГРУБАЯ СИЛА: В нас столько силы, что нужно её куда-то выплёскивать! И поддерживать форму! — Мои мысли слишком быстрые, приходится под них подстраиваться. — Крутишь воронку в воздухе возле виска, хрипло смеясь. — В клубе негде было побегать, а тут столько всего! Не любишь кардио? КИМ КИЦУРАГИ: — Не сказал бы. — Коротко, но тоже ответ, и тоже тебя устраивает. — Но я точно не бегал бы в этом. — Тлеющий носик сигареты коротко указывает вниз, на пол. Ты сегодня в своих любимых чешуйчатых туфлях. — Я подметил их ещё при нашей первой встрече. Они довольно.. Как вы говорите? «Диско»? САМООБЛАДАНИЕ: Он снова заставляет замереть нас в ступоре и краснеть! — Да, точно, диско! Спасибо, им сто лет в обед. Они так разношены, что хоть стометровку бежать, вот я и бегаю. — Жан рассказывал, что в прошлый раз Гарт натерпелся с тобой, потому что у тебя не было денег на комнату. Но в этот раз ты заплатил заранее, чем, как ожидалось, удивил бедного управляющего. — Ладно, пойдём. — Бычок, затушенный о холодные перила, летит вниз. Ким тоже докуривает, кивая. КИМ КИЦУРАГИ: Ваши комнаты через стенку, и двери, соответственно, тоже недалеко. — Спокойной ночи, детектив.       Это его «спокойной ночи», как же, блять, вставляет. Когда ты годами засыпаешь в полной тишине в пустом доме, то такое простое пожелание перед сном становится приятным до одури и заставляет лыбиться как дурак до тех пор, пока не уснёшь.       В этот раз ты решаешь не сидеть на месте всю ночь и, оставив тело отлёживаться на кровати, аккуратно заглядываешь к Киму через дверь в ванной. Полумрак, он лежит, очки на тумбе, куртка со штанами на стуле..       Подлетаешь поближе, садишься на колени напротив изголовья кровати. Ты так давно не видел Кицураги спящим, что сейчас просто сидишь и наблюдаешь за расслабленным лицом довольно-таки долго. Он сам заставляет тебя встать и найти, чем заняться ещё, потому что переворачивается лицом к стенке.       Гарт за стойкой ждёт сменщика на ночь, протирая столы. Тихая музыка, пустой зал профсоюза, пустующая кухня.. Снаружи уже нет детей, и ты залетаешь в парадную дверь двухэтажки. Первая квартира, потом вторая, ничего интересного.. Алкоголик, старушка, спящая женщина, несколько пустых, заброшенная — всё, что было. Находишь спящего рыжего мальчишку в сарайке за «Танцами», и на душе так грустно за него становится.. Интересно, чей он? Той спящей женщины или мужика-алкоголика?       Проводишь целую ночь в прогулке по Мартинезу. С прошлого раза сваленный тобой баннер уже убрали, а деревушка осталась всё такой же печальной, как и тогда. Обломки колеса обозрения, разрушенных революцией зданий, кратеры от неё же.. Возвращаешься в тело, только когда начинает светать, и полностью просыпаешься уже через полтора часа.       Добрую половину дня ты тратишь на побочные задания, такие интересные и даже помогающие — хоть и не всегда — расследованию. Улавливаешь интерес в глазах напарника, когда выводишь парня-дальнобойщика на стихотворный батл. И не важно, что ты снова продул — вы знатно повеселились.       Вместе с Кимом затыкаешь наглого расиста-дальнобойщика, обещая себе ночью чего-нибудь с ним сделать. Сможешь ли ты оставить его овощем на всю оставшуюся жизнь?       Эврар чуть не убивает тебя неудобным стулом, но в основном он больше ничего не может сделать, кроме как болтать. До него очень быстро дошёл слух, что не пускающий вас Головомер был вынужден пропустить, потому что «кое-кто» умеет делать «очень хорошую» вертушку. Чтобы ты стал говорить о нём насчёт рас при Киме? Да даже без Кима не в жизнь!       Только насчёт парней Харди вам приходится с ним договариваться, чтобы выудить из них правду. А когда они всё рассказали, дело пошло совсем хорошо. Но не настолько, чтобы его тотчас раскрыть, засчёт чего вы остаётесь на третий день, и тогда вы добираетесь до Долорианской церкви. Тратишь полдня, чтобы помочь анодным музыкантам и программистке, но никак не продвинуть дело, и всё равно доволен собой. Когда вы заходите туда вновь ближе к вечеру, анодная музыка буквально сотрясает деревянные стены старого здания. ПИТ АНДРЕ: — Ну же, коппо! — Подросток, потенциальный лидер здесь, делает ещё несколько круговых движений вокруг своей оси и приглашающим жестом машет тебе. — Ты же говорил, что отжигал раньше. Так покажи нам!       Ты даже не смотришь на Кима, чтобы понять, что он думает об этой ситуации. Мнёшься для виду, но ты и так знал, что рано или поздно это сделаешь. КООРДИНАЦИЯ [средне: успех] : Ты давно не танцевал. Почти ни разу с тех пор, как завязал с алкоголем. Но тело всё помнит. Твои ноги — твоя опора, несущая тебя то в одну сторону, то в другую. Твои движения — танец, который ничуть не хуже танцев остальных подростков здесь. Покажи им! ЭЛЕКТРОХИМИЯ: О ДА, ДЕТКА! ОТЖИГАЙ!       Музыка смешалась со свистом со стороны Андре, с собственным топотом и сердцебиением. Ты хорошо танцуешь, ты танцуешь уже очень долго, и даже в свои сорок четыре двигаешься прекрасно.       Когда ты поднимаешь голову, то натыкаешься на взгляд напарника. В ту же минуту понимаешь, что должен сделать, что должно быть — и протягиваешь ему руку, замедлив танец, но не остановившись. — Ким! Давай, давай с нами! КИМ КИЦУРАГИ: Лейтенант поправляет очки и отрицательно качает головой. Стоит, как струнка, сложив обе руки за спиной, и только наблюдает за тобой. Даже на других не смотрит, он наблюдает только за тобой. — Я знаю, ты умеешь! — Улыбаешься, делая движения, будто за верёвку притягиваешь того к себе. Невероятно банально и тупо, но почему нет? КИМ КИЦУРАГИ: — Я воздержусь, детектив. Мы всё ещё на работе. И танцы не по мне.       Кусаешь губу и смотришь на него с прищуром, соображая. Мысли путаются с басами из колонок. ВНУШЕНИЕ [сложно: успех] : Раз уж он всё ещё «на работе», будем играть по его правилам. Мы можем это. — Я старше тебя по званию, Ким. Давай с нами, это весело! — Ты знаешь, что зашёл с козыря. Что он не сможет отказать, но ты ещё не сказал самого главного. Хочешь, чтобы это сказал Ким. КИМ КИЦУРАГИ: На его лице в разноцветных лучах отражается секундное смятение. — Это приказ, детектив? Есть. Вот оно. — Да, это приказ, Ким. Танцуй! КИМ КИЦУРАГИ: Его вздох, такой тихий, ты слышишь отчётливо. — Раз это приказ..       Когда Ким пускается в пляс, внезапно быстро и красиво, у тебя по венам начинает течь сплошная любовь и счастье. Ким, в лучах от витража Долорес, под анодную музыку, с такими движениями, таким танцем.. Ты почти теряешь голову, но танцы и ритм опережают те самые мысли, унося вас с напарником насовсем. Далеко и надолго, в эпилептический танец, да так, что вся церковь содрогается, танцуя вместе с вами. Ваше сердцебиение такое громкое, что им можно заглушить вездесущую серость, а яркими улыбками вместе со светом витража Невинности можно осветить самые тёмные уголки здания.       На улице так прохладно, по сравнению с горячей внутри, словно в котле, церкви, что ты только сейчас понимаешь, как тебе было жарко. Ноги пылают от долгого движения, а внутри разгорается невероятных размеров печь. Свежим воздухом обжигает лёгкие и кружит голову кислородом так, что в глазах темнеет.       Вы молча направляетесь в сторону «Танцев», и по пути ты всё-таки постепенно остываешь, а сердцебиение, подстроившееся под мозговыносящие биты Эй-Камона, наконец угомонилось.       Интересно, у Кима внутри то же самое?       Когда ты на него снова смотришь, вы уже стоите на балконе отеля, и он вновь, как обычно круто, курит. И когда успели? КИМ КИЦУРАГИ: — Мы зашли в деле довольно далеко за сегодня, детектив. Продуктивный день. ЭМПАТИЯ [просто: успех] : Его улыбка, чуть усталый, но по-другому, взгляд, расслабленная поза.. Он тебе улыбается, держа сигарету в руках. Ему определённо понравилось, он доволен, и говорит сейчас вовсе не обо всём дне. — Ага.. — Тебя как-то разморили танцы, и даже закурить не хочется. Но зато есть почти физическая потребность заговорить о том, что произошло. — Я рад, что ты согласился. Ну, танцевать. Думал уже не уболтаю. У тебя правда получилось круто, я даже удивился. КИМ КИЦУРАГИ: Он не отвечает какое-то время. Так долго, что любой другой подумал бы, что Кицураги просто игнорирует. Но не ты. Ты знаешь, что иногда ему нужно время, чтобы подумать над ответом. — Я тоже рад. Вы применили запрещённый и подлый приём, детектив. Но я рад. — Он правда доволен всем. Даже тем, как именно ты его уговорил. Ты прекрасно слышишь это в его голосе, да даже взгляд так и кричит об этом. — Спасибо вам, Гарри. Думаю, пора по комнатам.       «Спасибо вам, Гарри».. Гоняешь эту фразу в голове ещё примерно тысячу раз и просто киваешь. — Спокойной ночи, Ким. Увидимся завтра. — Как только лейтенант отвечает, ты заходишь в свою комнату, сбрасываешь туфли, свой плащ, расстёгиваешь рубашку..       Твой взгляд направлен на потолок над кроватью, но перед глазами всё равно стоит образ напарника. Ким.. Он был так.. Отпаден, там, в церкви. КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ: Он правда был прекрасен. Такое подходящее освещение, его движения, харизма, улыбка.. Да, это определённо заслуживает быть самым прекрасным в мире. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: У нас чуть мозг не взорвался от этого! Это больше, чем просто «прекрасно»! Это чистый секс, ребята! ДРАМА: Наш напарник правда превосходен, пора это признать, господин. Признайтесь хотя бы себе. ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Мы его правда..       Ты засыпаешь, но успеваешь услышать последние слова Империи. Даже не отрицаешь, и эти мысли вызывают какое-то шевеление в области сердца.       Кажется, кто-то свыше, если он есть, услышал, что ты хочешь просто переспать с этими чувствами ночь, потому что ты правда спокойно спишь. Зависит ли, выбросит тебя из тела или нет, от твоих мыслей, настроения, усталости? Полжизни с этим живёшь и до сих пор не можешь понять.       Проснувшись пораньше, находишь Кима с утра на первом этаже, завтракающего, практически одного единственного за большим столом. Гарт уже за стойкой, проводит тебя сухим взглядом.       Присоединяешься к напарнику, перекинувшись приветствиями.       Кажется, потом вы пошли работать? Но куда вы пошли сначала? К Клаасье? Нет, вы пошли в рыбацкую деревню.. Или нет? А к Куно ты заглядывал? Вы говорили с Леной, той милой старушкой?       Шум пушки Руби вытесняет буквально все мысли и некоторые воспоминания из головы, заменяясь радиопомехами, чужими голосами и не твоим прошлым.       Невероятно полезным оказывается инструмент Сооны, такой прочный, длинный, увесистый.. Сбиваешь им прибор со штатива, и шум мгновенно стихает, а на смену ему приходит оглушающий звон и пульсация вен на голове.       Его обрывает щелчок предохранителя пистолета, и ты поднимаешь голову к Руби. Дура, хочет пристрелить себя. «Господи, не стреляй, прошу, я и так чуть не оглох..» — почти стонешь в своей голове.       Ты, кажется, напрягаешься и используешь Внушение и Риторику, и она не стреляет, а ярким рыжим пятном убегает, оббежав вас по дуге.       Провожая её взглядом, натыкаешься им на напарника, и даже не сразу понимаешь, что точно происходит. — Ким? КИМ КИЦУРАГИ: Чтобы устоять, ему приходится опереться руками о колени, а жмурясь, он словно смаргивает остатки боли. Когда лейтенант пытается поднять голову, то мелко вздрагивает от неё же. — Детектив.. Руби, она.. Сбежала. Главный подозреваем.. — Он корчится от неприятных ощущений, выпрямляясь, и кладёт руку на висок. ЭМПАТИЯ: Он, кажется, тебя вовсе не услышал. Он стоял немного дальше тебя от устройства, но досталось ему хорошенько. — Пусть бежит, если она не убийца.. — Ноги оказываются железобетонными, когда ты делаешь первые шаги в сторону Кима. Даже не подбираешь инструмент, оставшийся валяться возле штатива, вместо этого берёшься за чужие плечи. — Ким, как ты? — Собственный язык едва шевелится, но головная боль, по крайней мере, начала стихать. КИМ КИЦУРАГИ: Его поднятая голова остаётся такой недолго, обвисая вновь вниз. — Нам нужно осмотреть её уб.. — Ты почти видишь, как пульсирует вена на его виске. — ..ежище, детектив.       Он делает шаг в сторону, слабо отталкиваясь от тебя руками, но ты всё равно не даёшь ему отойти, и делаешь шаг вместе с ним. Сжимаешь руки крепче, а одну из них перекладываешь на спину. Объёмный оранжевый бомбер сильно проминается. — Ким, Ким.. Мы можем немного отдохнуть, подожди, — бормочешь, но напарник в руках перестаёт сопротивляться. Ты впервые его обнимаешь, аккуратно прижав к себе, и стараясь самому не упасть. После оглушения, которое было схоже с тяжелыми, невероятно громкими басами огромных колонок, но с помехами и прочим странным дерьмом.       Проходит так много времени, и вы оба постепенно приходите в себя, наконец вспомнив, что вы вообще существуете и у вас много работы. КИМ КИЦУРАГИ: Лейтенант больше не морщится, когда поднимает голову, и поправляет очки. Ты послушно убираешь от него руки. — Полагаю, я в порядке.. Нужно осмотреть здесь всё.       Блокнот Руби, кожаный и на резинке, читаешь вслух ты. Из палатки вы забираете ещё несколько вещей и направляетесь на выход, ты только поднимаешь инструмент Сооны.       Земля под ногами хрустит ветками, сухой травой и мусором, и вы идёте в сторону «Танцев-в-тряпье», чтобы обговорить всё с Харди. Вы сегодня успеваете сходить ещё до последней точки — острова, и, чёрт возьми, нагибаете это дело. Раскрываете дело в пух и прах, даже открываете нового фазмида! Ким успевает сфотографировать его перед тем, как существо убежит. А старик, убийца, настолько невменяем, что вы спокойно оставляете его на острове и плывёте обратно. Нужно вызвать ещё ребят, но стоит вам подойти к площади, как вы слышите крики, а подбежав.. Господи, они, люди в броне и парни Харди.. Они готовы друг друга убить. КИМ КИЦУРАГИ: — Да, — шепчет Ким рядом, — это трибунал наёмников.       Ублюдский трибунал наёмников.. Эти пьяные люди в край озверели после смерти своего капитана, смерть которого вы почти закончили расследовать. Настолько, что стреляют в толпу и промахиваются. КООРДИНАЦИЯ [сложно: успех] : А ты не промахиваешься. Один из наёмников падает замертво.       Твой выстрел послужил спусковым крючком, заставил нацелиться на вас остальных наёмников, и напрячься ещё сильнее всех остальных: парней Харди, Лиззи, Гарта в кафетерии..       В какой момент именно ты оказываешься на земле, с горячим бедром, ты не совсем уловил. Был выстрел, но чей? Это в Кима стреляли? Господи, Ким.. СТОЙКОСТЬ [невозможно: успех] : Тебе так больно, тебя так тянет упасть в забытьё.. Но ты открываешь глаза, чтобы увидеть, как Ким в страхе смотрит на тебя, пачкая свои перчатки твоей кровью, в тщетных попытках зажать рану. В него целится Де Поль, сверкая доспехами и дулом. — К..Ким, сзади! — Столько сил уходит в эти два полухриплых слова, что тебя вырубает почти сразу, как ты передаёшь напарнику свой «Вилье». Такой же окровавленный, десятикилограммовый, в твоей ослабевшей руке.       Кажется, к тебе подцеплено штук сто капельниц.. А, нет, их всего одна, но следов от иголок на руках много. Весь мир в привычных приглушенных тонах, и ты смотришь на себя лежащего со стороны. Приподнимаешь прозрачную руку, чтобы рефлекторно почесать, и осматриваешься лучше: ты в больничной палате. Часы показывают семь, и, судя по виду за окном, это может быть как утро, так и вечер. Вроде, было часа четыре, когда вы с Кимом встали между наёмниками и профсоюзом? ВОСПРИЯТИЕ [средне: успех] : Тебе знакома эта комната. Вид из окна тоже, и запах ты тоже узнаешь. Это не больничная палата, а ваше медицинское крыло — обитель старика Готтлиба. Ты огорожен белыми дешёвыми ширмами, и по одну сторону пустота остального крыла, а с другой пустая белоснежная кушетка..       Ты, убедившись, что никого нет, напрягаешь призрачную руку и приподнимаешь на своём теле одеяло. Срань господня, у тебя бедро продырявлено! На бинте растеклась кровавая роза. Разглаживаешь одеяло обратно.       Никс Готтлиб оказывается за столом в отдельном маленьком кабинетике, заполняет какие-то бумажки. Отлично, никого нет, кроме него и спящего тебя.       Вылетаешь из медицинского отдела, скользишь по коридору, пока не приходишь в кабинет. Только понимаешь, что тут нет Кима, но его не было и на остальных кроватях. С ним всё хорошо? Он уехал домой?       В отделе только Жан с Жюдит, им ещё часик до конца смены, но Вик уже выглядит неважно. Бледнее, чем обычно, просто прожигает взглядом документы и держит ручку на весу. Словно задумался о чем-то. ЛОГИКА: Он знает про нас. Мы можем с ним поговорить. Но аккуратно, чтобы Жюдит не увидела.       Карандаш, без дела лежащий на столе сбоку от мужчины, прекрасно подходит. Однако, когда ты берёшь его, и тот буквально парит в воздухе для остальных, то всё равно остаёшься незамеченным. Тихонько стучишь пару раз по столу, и Жан, словно током ударенный, метает взгляд распахнутых глаз на несчастный карандаш. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Господи, напугал, сука.. — едва-едва шепчет, пододвигая под карандаш листок бумаги. Смотрит быстро на Жюдит, прикрывает от неё левитирующий карандаш стопкой документов.       Тихонько, полупрозрачно, чтобы сильно не скрипеть карандашом по тонкой бумаге и рельефному дереву, пишешь. — Как.. Всё закончилось.. — проговариваешь каждое слово. — Я нихрена не помню, сколько тру.. Пов, — подчёркиваешь, как завершение вопроса. Ни одной запятой, только точка в конце. — Давай, Жан, ты точно что-то знаешь! ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Совсем недалеко сидит Жюдит, и он не может просто взять и рассказать что-то. А на кухне или балконе тебе писать будет неудобно. — Все наёмники мертвы, три парня со стороны профсоюза.. — Его шёпот настолько тихий и быстрый, что его перебивает звук карандаша по деревянной поверхности. То же самое он выписывает на бумаге, сразу под твоими вопросами, записывая числа цифрами для сокращения. Но потом, к твоему удивлению, он не отдаёт карандаш для следующего вопроса, а продолжает писать. Решает рассказать всё за раз. Умница, Жан, чёртова умница. — Тебя подстрелили, сразу вызвали скорую к Танцам, мы тоже приехали. У Кима сотрясение, ему тоже помогли. Он отлёживается дома. Отдел был ближе больницы, поэтому ты тут. У вас обоих больничный. — Его рука так быстро двигается, он спешит рассказать тебе всё, пока ты здесь, и его почерк временами скачет на неразлинованной бумаге. — Тебя накачали всякой хернёй. — Он правда пишет «всякой хернёй», не удосуживаясь подробностями. — Старика взяли, повязали, Ким всё рассказал. ЖЮДИТ МИНО: — Жан. — Она совсем какая-то вялая сидит. Расстроена? Вик вдруг крупно вздрагивает, и карандаш оставляет длинную полосу грифеля на бумаге. — Давай домой? Полчаса осталось.. Не могу больше. Зайдём к Гарри и пойдём. Ты ещё не закончил?       Выхватываешь у друга карандаш, быстро черкаешь на бумаге: — Спасибо, иди.       Так коротко и почти бесчувственно, но ты вкладываешь в слова всю свою благодарность. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Ваша бумажка отправляется под стопку прочих документов. — Пошли, я закончил.       Несмотря на то, что Жан в курсе, что ты буквально где-то рядом, возле твоего тела сидит с обеспокоенным видом. Аккуратно кладёшь руку на его плечо, незаметно для Жюдит гладишь. — Не волнуйся, Жан, меня ж хер убьёшь.. — улыбаешься.       Жюдит, видимо, волнуется сильнее и просит посидеть Викмара ещё минутку, и она превращается в пять, потом ещё пять.. Жан наконец просто встаёт и ставит её перед фактом, что они уходят, и за локоть уводит из медицинского крыла. Жю наспех прощается с Готтлибом, а ты садишься на край своей же койки. Да уж.. Мешки под глазами, потеешь, волосы по подушке растрепались, морщишься время от времени.. Неудивительно, что они переживали. ЛОГИКА: Наверняка не только они. ДРАМА: Согласен, мессир. Нужно проверить, как там наш Ким. У него сотрясение, мы волнуемся. СТОЙКОСТЬ [средне: успех] : Смотря на своё тело в горячке, тебе самому не по себе, хочется просто лечь и поспать, позабыв обо всех ощущениях. Но желание проверить Кицураги так сильно, что ты почти не думаешь.       Ваша «больница» находится на первом этаже, поэтому ты прямо через окно выходишь на улицу. Сумерки, фонари уже горят, а через пару минут и фигуры твоих друзей появляются со стороны парадного входа. Опять пойдут к Жюдит, и Вик останется там на ночь, несмотря на её детей.       Выстраиваешь путь от участка до дома Кима, и картинка не особо утешительная: переться тебе знатно. Между вашими участками добротное время езды, а Ким живёт недалеко от своего.       Ну ничего, ты выдвигаешься кратчайшими путями, прямо сквозь дома и переулки, не обходя заборы, через дворы, оставаясь незамеченным даже собаками.       Ещё на расстоянии обращаешь внимание на квартиру Кима, где ни одной комнаты не освещено. Но где-то внутри — ты приглядываешься — определённо горит какая-то лампа. Преодолеваешь подъезд и три этажа, запертая дверь тоже позади. Рефлекторно замедляешь шаг в квартире и прислушиваешься. ВОСПРИЯТИЕ [просто: успех] : Совсем ничего не шумит, так что любые звуки в этой квартире слышно прекрасно. Гудит холодильник, тикают часы, скрипит кровать в спальне. Направляешься туда, аккуратно заглядываешь в комнатку. Горит лампа на тумбе, и то отвернута к стене, так, что комната едва-едва освещается.       Ким правда лежит на кровати, на правом боку, лицом к светильнику. Прямо на одеяле, сверху накинут только плед. У него огромный синячище и покраснение на виске, немного на напухшем глазу. Основная часть и рана скрыты под большим ватным пластырем, обмотанным бинтом вокруг головы. Очки на тумбочке, рядом с целой бутылкой воды и упаковками таблеток. Тихонько переворачиваешь их названием кверху. Обезболивающее и успокоительное. Рядышком лежит фотография, где ты тянешься к тростниковому нечто, и солнце, невероятно ярко отражаясь от колосьев, окрашивает всё в золотой. — Неплохо тебе досталось.. — Вздыхаешь, присаживаясь коленями на пол, чтобы взглянуть на Кима нормально. ВИЗУАЛЬНЫЙ АНАЛИЗ: Да какое «неплохо»! Тут нефиговое такое сотрясение на полмесяца отпуска! ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Тебе больно на него смотреть. СТОЙКОСТЬ: Сердце неприятно сжимается, глядя на все эти повреждения, слушая, как тяжело дышит Ким — всё это приносит тебе почти физическую боль. СИЛА ВОЛИ [сложно: успех] : Тебе хочется оказаться прямо сейчас и прямо здесь. Погладить по плечу, укрыть получше, принести холодный компресс и говорить, что всё будет хорошо, укачивая в объятиях. Хотя бы погладить, хотя бы попытаться избавить от боли своими способностями, но ты не можешь. Его это напугает, а боль ты удалять не умеешь, если вообще на такое способен.       Наклоняешься на кровать, сложив руки на матрасе, и укладываешь на них голову. Постель слегка прогибается под тобой, но спящему это нисколько не мешает. Всю ночь напролёт сидишь вместе с ним, меняя положения, позы, но даже из комнаты не выходишь, ведь Ким то и дело просыпается, морщится, когда переворачивается, и два раза садится, чтобы закинуть в рот очередную таблетку обезбола и запить водой. Потом целых пару минут ложится обратно, пытаясь подобрать положение, где не будет больно, и тяжело вздыхает, когда находит его.       Когда за окном уже светлеет, а на будильнике показывается шесть сорок девять, ты кладёшь руку на его кнопку. Кима убьёт такая внезапная громкая трель — и ты её отключаешь, стоит стрелке встать на отметку в пятьдесят минут. Кицураги, кажется, даже не просыпается. Он делает это двумя часами позже, но долго-долго лежит на постели, то открывая глаза и смотря в комнату, то просто лежа. Когда он уже медленно встаёт, ты тоже ощущаешь, что тебе пора — твоё тело, такое слабое, лежит в участке и не может так долго лежать в отключке. Но ты всё-таки сначала смотришь, чтобы Ким был более менее в порядке, или хотя бы в состоянии делать бытовые дела, только потом уходишь.       Аккуратно укладываешься в тело, а затем сразу же просыпаешься и, чёрт возьми, тебя будто только-только подстрелили. Стонешь болезненно: простреленное бедро, судя по всему, решило тебя убить, и ты ощущаешь, какие там влажно-горячие бинты. — Готтлиииб, сукаааа.. — зовёшь протяжно, пытаясь не скрючится на кровати в непонятную позу, в которой меньше болит, и не вырвать капельницу. НИКС ГОТТЛИБ: Его быстрые шаги хорошо слышатся, он волочит ноги по полу шурша тапочками, и бухча при этом что-то. — Очнулся! Я уж думал добить, чтоб не мучился.. — Старик всплеснул руки, спохватился то за одно, то за другое, но в итоге сперва сдергивает с тебя одеяло, запачкавшееся кровью, пропитавшей бинты почти полностью. Тебя снова хорошенько пичкают таблетками перед тем, как залезть в рану. И это даже не так больно, особенно, если не смотреть. — От заражения крови никто ещё не умирал, етить, терпи.. Шучу, подохло дохера народу, Дюбуа. — Его сиплый смех тебя почти подбадривает, несмотря на мрачные шуточки.       Тебе добрые десять минут останавливали кровь и бинтовали ногу, полчаса сбивали температуру, и всё это время тебе казалось, что ты — курица гриль. А потом эту курицу просто сняли с решётки — вроде ещё горячая, но уже понемногу остывает. Её фаршируют таблетками, а когда мясо уже возможно есть, ты отрубаешься вновь.       Это похоже на марафон по беспамятным, проходящим в горячке и без «выбросов из тела», дням. Спишь непонятное количество времени, просыпаешься, чтобы в тебя впихнули ещё таблетку, покорчиться немного и провалиться обратно, чтобы проснуться снова. В эти просветы, когда ты остаёшься в сознании чуть дольше, думаешь, что, как назло, просыпаешься в разгар рабочего дня и никого рядом, кроме как Готтлиба, нет. И никак не можешь сходить к Киму или хотя бы к ребятам в кабинет. Они к тебе заходили с тех пор? Волнуются? Сколько вообще прошло? СТОЙКОСТЬ [сложно: успех] : У тебя болит всё тело, затёкшее многочасовым лежанием, и глаза слипаются снова. Но теперь бедро болит не так сильно, и вообще ты ощущаешь себя получше, так что тебе удаётся не засыпать. И ты, судя по всему, даже не шумишь своим дыханием и мученическими стенаниями, потому что вашего доктора до сих пор нет у твоей койки. Находишь силы приподняться и посмотреть на часы.       Шесть часов вечера.       Падаешь обратно на спину, на пробу аккуратно двигаешь правой ногой. Когда она отзывается почти без боли, сгибаешь в колене, и, господи, как это здорово — хоть что-то менять в позе спустя хер знает сколько времени.       Где-то недалеко шаркает тапочками Никс, бухча что-то. К нему кто-то приходит и в скором времени уходит, после чего он приближается к койкам. НИКС ГОТТЛИБ: Старик слегка вздрагивает, проходя мимо, и махает на тебя рукой. — Тьфу ты! Напугал. Я уж думал помер. Чё молчишь-то? Не болит что ли? — Ну вроде того, — киваешь. — Но чёт ещё хреново.. Ко мне кто-нибудь приходил? Жан? — Даёшь в очередной раз облапать своё бедро, на котором, кстати, даже полностью белые бинты. НИКС ГОТТЛИБ: — Он к тебе два дня уже ходит, раз-два, да зайдёт. — Послушно берёшь у него градусник, суёшь подмышку и ёжишься от холода стекла. ЛОГИКА: Два дня? Сколько ж ты провалялся?       Немного изгибаешь брови. — А я тут сколько? Какое число? Черт, я как будто овощ, хочется побегать.. И поваляться тоже..       Оказалось, что ты тут валяешься так же два дня, считая вчерашний, ночь, и сегодняшний день. А значит, сегодня пятница — последний рабочий день.       Тебя больше не рубит даже с обезболивающих, поэтому Готтлиб разрешает тебе немного поваляться, но не шуметь и не дебоширить. Когда старик отходит, отодвигаешь лёгкую ширму чуть в сторону, чтобы было видно остальной кабинет. Не сидеть же пялиться в стену напротив и две белые ткани по бокам?       Время хоть и ползёт, но незаметно. Ты кидаешь взгляд на часы: шесть двадцать, шесть пятьдесят, семь десять, семь тридцать.. О еде почти не думаешь, голода совсем не ощущаешь. Но передачки Жюдит всё-таки истребляешь, она ведь старалась. — Жааан! — Как же ты, мать твою, рад видеть этого засранца. Когда входная дверь скрипит, ты уже думал, что Готтлиб куда-то ушёл, или наоборот, пришёл, но из-за угла показался Жан! ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он выглядит слегка растерявшимся на пару секунд, но потом хмыкает и подходит, как ни в чем не бывало. — Я уж думал, ты где-то зависаешь. — Табуретка скрипит, когда он её подставляет и садится рядом. Протягивает руку — ты берёшься за неё, коротко обнимаешь. Хлопаешь друга по плечу. — Не, меня больше не выбивало, я тут провалялся весь день. — Садишься поудобнее, к спинке кровати, положив подушку под спину. — Я так рад, что ты пришёл! Готтлиб сказал, вы с Жюдит заходили. Домой уже уходите? Что там по нашему делу? ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он не хочет показывать, но ты всё равно знаешь, что ему стало легче, когда ты проснулся. Намного. Как бы сильно вы друг друга ненавидели для окружающих, на деле всё куда лучше. — Ага, сдаём смену уже. Дело закрыли, Кицураги написал отчёт вчера. Давно такого не было, а? — Ким! — У тебя совсем из головы вылетело! Вспоминаешь его побитое лицо, стоны боли и фотографию криптида на тумбочке. — Ты не знаешь, как он? Я к нему летал, ему было совсем, прям очень плохо. Пол-лица разукрашено! Он писал отчёт с сотрясением? ЭМПАТИЯ [средне: успех]: Жан вздыхает и закатывает глаза. Он, кажется, уже задолбался слушать твои разговоры о Киме и не особо его взлюбил. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Это твой хахаль, Гарри, а не мой. Я не знаю, как он, как и нахуя. Давай я тебе двоечку пропишу, и ты сам к нему сносишься, раз так хочется. ГРУБАЯ СИЛА: Это он сейчас на нас? Ну-ка, расчехляй кулаки! Сейчас посмотрим, кто кому двоечку! ЛОГИКА: Вы оба с Жаном сильные. Обычно у тебя преимущество из-за размеров, но сейчас тебя кто угодно уделает, ослабевшего из-за дырявого бедра. Так что двоечка в этот раз будет твоя. — Ой, иди ты, Жан. — Как-то сухо получилось. «Хахаль».. Господи, Жан правда допускает мысль, что ты можешь влюбиться? Или он стебёт? Как там говорится? В каждой шутке есть доля правды? ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: А это не так?       Хороший вопрос. Очень, мать твою, хороший. Но ты вспоминаешь некоторое время перед трибуналом, там, в церкви с анодной музыкой и программисткой Сооной. И ты таешь под этими воспоминаниями — воспоминаниями с танцующим Кимом, орущими басами и смотрящей на вас с витража Долорес. — Бля, Жан.. — Как бы сильно этого не стоило сейчас делать, как бы потом тебя не чморил Жан, решаешь заговорить об этом. — Как думаешь, Ким может быть геем? — Говоришь так тихо, чтобы никто, кроме Вика, не услышал. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он смотрит на тебя молча с раскрытым ртом, пару раз моргает, словно олень перед несущийся мотокаретой, и хватается за голову. Выгибается, беззвучно орёт, сжимая голову в руках. — Ты.. Господи, ты, блять, серьёзно? Вот ОН? Этот занудный очкарик, помешанный на машинах и наверняка дрочащий на свою Кинему? Вот он? ДРАМА: Мы не можем позволить ему так плохо отзываться о нашем Киме, мессир! Скажите ему! ГРУБАЯ СИЛА: Давай я скажу. Мы уебём его даже если будем парализованы. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Я, конечно, тоже возмущён, но он не прав только в последнем.. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Ладно, хуй с ним. — Он резко выдыхает. — Но ты-то!.. Ёбаный в рот, Гарри! Тебя после Доры переклинило? А я-то думаю, чё ты новую не найдёшь!       Кажется, Викмар не в восторге, но ты не слышишь в нём какой-то злобы или презрения, только удивление и лёгкое возмущение. — Да, он, Жан. И вообще, я не поэтому не ищу новую, ты, олень! И Ким не занудный, и не называй его очкариком! Ну, так, ты ответишь на вопрос или нет? ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он набирает воздуха, чтобы что-то тебе высказать — наверняка долгое и поучительное, приправленное матами и яркой жестикуляцией, но в итоге он просто выдыхает. Трёт пальцами переносицу. — Я не знаю. Может да. А может нет. В любом случае, мне похуй. Хоть с овощами и инопланетянами трахайся, мне, я.. Мне абсолютно похуй, Гарри, только не лезь с вашими отношениями ко мне. ЛОГИКА: Так он не против такого? Круто!       Ты ощущаешь себя так, будто спросил разрешения на эти запретные отношения, и его тебе дали. — Ты суперский, Жан! — Тянешься обнять друга, чтобы стиснуть покрепче, но он тебя опережает — выставляет руку в защите, положив ладонь на твоё лицо. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Неа, пошёл нахуй. — Пока ты не дотянулся, он сам отходит, скрипя стулом. — Бывай. Заскочим завтра с утра с Жюдит. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Вот бы к нам заскочил Ким! Интересно, он придёт вообще? Ему же не может быть на нас плевать! СУМРАК: Может. Очень даже может. ЛОГИКА: Ну, вообще-то, Ким тоже с травмой.. С таким же успехом и мы можем к нему пойти. БОЛЕВОЙ ПОРОГ: Если мы встанем сейчас, то единственное, куда мы придём — это к архангелу Михаилу. СТОЙКОСТЬ: Не, всё не так плохо. Если мы постараемся, то сможем нормально ходить. Но лучше всё-таки отлежаться.       Тебе, впрочем-то, не остаётся ничего, кроме как реально просто валяться и изредка менять позу, чтобы ничего не отлежать. Но ночуешь в медицинском крыле ты последний раз: Готтлиб говорит, что завтра тебе нужно «валить нахрен на больничный», и тушит в кабинете свет — уходит к себе.       И тебе правда приходится на следующее утро собираться. Не то, чтобы у тебя было, что собирать.. Ты просто надеваешь старинные рваные в коленях штаны, которые валялись у тебя в ящике стола на всякий случай, чтобы не ходить с окровавленными, напрочь испортившимися брюками. ЖЮДИТ МИНО: — Доброе утро, Гарри. Как ты? — Она обнимает тебя первая, и ты обнимаешь девушку в ответ, стоя чуть ненадёжно. Они правда приходят, пока ты ещё в отделе. И ведь подорвались к десяти-то часам! — Замечательно! Живее всех живых. Меня выселяют, представляете? Не то, чтобы я хотел и жить на работе.. — Когда они рядом, тебе намного легче, и даже повеселее.       С Жаном жмёшь руку, быстро обнимаешься — как обычно. ЖЮДИТ МИНО: — Мы вот к тебе на выписку пришли. А то сам до дома-то не дойдёшь, да? — Пока она смеётся, ты берёшь в руки свои сложенные брюки и накидываешь рабочий плащ. — Да, помер бы в канавке рядом с участком, как же. — Ходить ты правда можешь, хоть и сильно хромая. По коридору и до выхода ты идёшь нормально, даже бодрячком, но вот на ступенях в участок тебе пришлось воспользоваться помощью Жана — спустится сам ты смог бы только кубарем, и это несмотря на то, что ступеньки всего три. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Кого привело, глянь.. — Он как-то крепче берётся за твою спину, помогая спустится с последней ступеньки, а голос мрачнеет. ВОСПРИЯТИЕ [просто: успех] : Поднимаешь голову. Утро, слепит солнце, но ты отчетливо видишь — это Ким! Яркий, привлекающий внимание своим рыжим бомбером. Когда он подходит, то ты не видишь на нём повязки — только большой пластырь на месте удара. Он выглядит уже получше. — Ким! — Поддержка Жана в миг становится ненужной. — Я так испугался, когда мне сказали, что у тебя сотрясение! Я думал, ты не придёшь! Как ты узнал, что меня выписали домой? — Пара шагов, и вы стоите в метре друг от друга. Кладёшь руки на его плечи, улыбаясь, даже обнимаешь. Слышишь, как Жан сзади вздыхает, а Жюдит тихо хихикает. КИМ КИЦУРАГИ: Лейтенант даже не отталкивает тебя, позволяя себе аккуратно приобнять тебя, погладив по спине. — Я.. Не знал, что вас выписывают. Просто хотел навестить. Как ваша нога? ЭМПАТИЯ [средне: успех] : Он выглядит слегка замявшимся. Он шёл навестить тебя и не ожидал, что ты выйдешь, а уж тем более с коллегами в нерабочий день. — Всё супер, почти бегаю! А ты как? Выглядишь совсем плохо. Болит? — Объятия такие короткие, просто дружеские, что тебе даже жаль. Но не стоит лишний раз нервировать Жана и забавлять Жюдит. КИМ КИЦУРАГИ: — Лучше, чем в день трибунала, — короткий кивок, и он наконец поворачивается к твоим друзьям. — Здравствуйте, офицер Мино, лейтенант Викмар. Не ожидал вас здесь встретить в нерабочий день. ЖЮДИТ МИНО: Она с радостью жмёт руку Кима своими двумя небольшими ладошками. — Ну что вы, какой офицер! Выходной ведь. Давайте оставим это? ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Мы его коллеги, конечно мы придём даже в выходной. Мы хотя бы знали о его выписке. — Ожидаемо, что он не особо в восторге от компании Кима. Не жмёт с ним руки и даже не здоровается. ЭМПАТИЯ [сложно: провал] : Чё он прикопался к Киму? Ему тоже нелегко! Это потому, что они оба любят мотокареты? Или просто из-за клинической депрессии он не особо хочет дружить с людьми? Потому, что Жюдит он нравится, но они с ней вместе? Ты не знаешь. Совсем. Одни предположения. — Брось, Жан. — Смотришь на друга хоть и с улыбкой, но пристально. «Пожалуйста, Жан, я знаю, он тебе не нравится, но не нужно сейчас, ладно?» — пытаешься сказать.       Викмар тебя без слов понимает: вздыхает и поднимает руки — сдаётся. — Пойдёмте! Посидим у меня, а? Господи, меня несколько дней не было, там холодильник уже на новой ступени эволюции! ЖЮДИТ МИНО: Вы неспеша направляетесь от участка. Жюдит и Вик от тебя по левую руку, а Ким — справа. — Ой, не переживай, Гарри! Мы зашли к тебе сразу после того, как тебя положили, и всё прибрали. Ты до сих пор прячешь ключ в одном и том же месте. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Господи, там и нечего было почти убирать. — Он стоит подальше, чем Жю, и тебе его почти не слышно. — Ким! А криптид? — вспоминаешь, будто по щелчку. — Ты ведь успел тогда сфоткать? КИМ КИЦУРАГИ: Его улыбка, даже с сотрясением, — довольная, почти гордая. — Успел, Гарри. — Он лезет во внутренний карман своей куртки и передаёт тебе небольшую, ту самую фотокарточку, и ты, чтобы рассмотреть её, останавливаешься на тротуаре.       Жан и Жюдит, кажется.. Ну, они не совсем поверили, или делают вид, что не поверили. Даже с фотографией — мало ли, освящение такое, или ракурс..       Вы решаете, что обязательно съездите в Мартинез, к Лене и её мужу. Они, особенно эта чудесная женщина, должны знать! Её детское воспоминание оказалось вовсе не ложной фантазией, и фазмид правда есть.       До дома вы доходите аж за сорок минут: ты плетёшься не особо быстро, и обычно вы бы дошли минут за двадцать пять-тридцать. Если ещё брать в счёт поход в магазин, то тут все шестьдесят минут. Заваливаетесь в квартиру, после твоего двухминутного копания ключом в скважине, и проходите на кухню. КИМ КИЦУРАГИ: Он проходит чуть в коридор, а не на кухню, как остальные, и аккуратно снимает перчатки. — Я схожу в ванную руки помыть. — Да, конечно, мы будем на кухне! — Ставишь пакет на стол, а сам, недолго глядя на брюки в руках, разворачиваешься в спальню. — Одежда, моя чистая одежда, — напеваешь. ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: То, что ты переодеваешься и стоишь буквально в трусах, его не останавливает, чтобы зайти. Вам обоим давно насрать: вы видели друг друга не только в трусах, но и во всевозможных дерьмовых состояниях. — И когда ты собираешься ему сказать? — Вик опирается о стену плечом, скрестив руки на груди. Дверь в спальню прикрыта.       Ты роешься в шкафу, ища, что вообще надеть. Но плюёшь и берёшь с кровати свои пижамные штаны. — Что именно? ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: — Ты сам знаешь. Всё, — недобрый жест бровями. — Ты ведь не собираешься молчать? — О том, что я сталкерил Кима ещё за неделю до нашего знакомства, или о моей ёбнутой способности? — вздыхаешь. — Нет, о втором я вообще не собираюсь рассказывать, а первое.. Ну, оно вытекает из второго. Я же могу быть полностью, на сто процентов уверен, что ты не проболтаешься? Вот прям вообще, унеси с собой в могилу! ЖАН-ХЕРОН ВИКМАР: Он, вздохнув, несильно бьёт кулаком себя по груди и отлипает от стены. — Так уж и быть, Маллен.       Он вышел из комнаты сразу после этого, а ты, пока искал, что набросить наверх, слышал, как они у тебя там хозяйничают: ставят чайник, раскладывают продукты из пакета, брякают кружками.. Ты привык, они тоже. Им можно.       Твой небольшой кухонный стол едва ли вмещает вас четверых, поэтому Жан остаётся стоять, любезно предоставляя своё место Жюдит. А вы с Кимом подбиты — вам положено сидеть. У вас у всех разные кружки, а на закуску вы купили дешёвого фастфуда, но никто не жалуется. Вы все не против им перекусить, особенно на общих посиделках, особенно когда нужно побыстрее.       Понимаешь, что Жан правда не в восторге от Кима, когда они собираются уходить уже часам к двум дня. Обычно вы бы просидели до самого вечера, если не дольше. И даже дела, которые у них якобы были запланированы, кажутся тебе придуманными на ходу. Но, что удивительно, в квартире стало легче после их ухода: будто в воздухе всё это время витало едва уловимое напряжение между Кимом и Жаном. КИМ КИЦУРАГИ: — У тебя есть обезболивающие? — Он вместе с тобой доходит до зала, но, в отличие от тебя, пока не садится на диван. — Ааааа, да. — Вытягиваешь голову, чтобы взглянуть на кухню. Но ты уже так удобно уселся, и ногу больную вытянул.. — Поройся там.. Где-нибудь. В каком-то из ящиков оставалось. Вроде, справа от раковины, в верхнем шкафчике. КИМ КИЦУРАГИ: С этого места, с дивана в зале, тебе его видно почти полностью, и как он открывает шкафчик рядом с раковиной тоже. Но ты почти не обращаешь внимания, тыкая кнопки на пульте. — Гарри.. — После шуршания коробочками, его голос звучит как-то настороженно. Ты снова вытягиваешься глянуть, чего там. В его руках несколько белых идентичных упаковок с таблетками. — Три упаковки сильного снотворного. Такой только по рецепту выписывают.. У тебя проблемы со сном? ЛОГИКА: Упс. Наши таблеточки нашли. ГРУБАЯ СИЛА: Давай его вырубим, а когда он очнется, скажем, что он сам упал в обморок? Уберём быстренько все коробочки. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Ну а что? Нас стопроцентно выкидывает из тела, если их пить! Почти мгновенно! СУМРАК: Если не хочешь говорить правду, просто скажи, что нас с них торкает, мы зависимы и покупаем их нелегально. — Ааа.. Это не моё! — Твоя соображалка работает лучше, чем ты ожидал! — Жану выписывали одно время, психотерапевт. Но он так и не выпил всё. Жил у меня какое-то время и оставил. Ты знал, что во время депрессии у человека могут быть серьёзные проблемы со сном? КИМ КИЦУРАГИ: — Предполагал, что такое тоже есть.. — По интонации слышишь, что он поверил. Видишь, как он перебирает аптечку: рассматривает пузырёк с нашатырём, им тебя Жан пытался разбудить, когда ещё не знал о твоих особенностях. Потом куча бинтов, складывает их аккуратно; пузырёк со спиртом, куча йода и зелёнки, и, наконец, обезбол под завалами этого всего. — Тут две упаковки обезболивающего просрочены на полтора года. Я их выброшу. — Да, конечно. Захвати мне тоже таблеточку. — Не проходит и пары минут, как он подходит и отдаёт тебе белый обезболивающий кружок и кружку воды, пустую наполовину.       Когда Ким садится рядом, так же откидываясь на спинку и выдыхая, ты останавливаешься на одном из каналов, где что-то взрывается и кто-то кричит — какой-то фильм. Но ты скоро делаешь потише и оставляешь бубнёж просто фоном; вы с Кимом постепенно завязываете увлечённый разговор. О вашем деле: ты вспоминаешь дальнобойщика Томи и припоминаешь бедного Куно, который вынужден выживать, считай, без отца. А там сразу на ум приходит и милая девочка возле книжного магазинчика, её мама, проклятие торговой зоны. Ким вспоминает Руби и парней Харди; про дальнобойщика-расиста тоже вспоминает. Но вы оба почти одновременно, синхронно вспоминаете про криптида. На самом деле, можно сказать, что на протяжении всего разговора вы оба думали об этом, просто оставили напоследок, как десерт.       А когда вы уже отошли от темы и каким-то образом говорили о ваших отделах, Ким, в знак окончания разговора, вздохнул и взглянул на свои часы. Ты тоже метаешь взгляд на настенные — семь часов вечера. КИМ КИЦУРАГИ: — Я рад, что мы смогли вот так посидеть. Но мне уже пора, я не на Кинеме. — Это ты знаешь. Он и в больницу пришёл на своих двоих. Ким рассказал, что не может забрать её насовсем, особенно пока на больничном, на который ушёл сразу, как дописал отчёт. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Неееет! Мы посидели так мало! ЛОГИКА: Если так подумать.. Мы не могли остаться у него дома, но про него в нашем никто не говорил. Тем более, знакомы вы уже достаточно? Сколько там должно пройти времени у нормальных людей, чтобы остаться ночевать друг у друга? ДРАМА: Тем более, ему так долго идти, он наверняка устанет! А у него сотрясение, ему нужен постельный режим! Ну же, господин!       Эти мысли кажутся совсем правильными. Ты не можешь подобрать ни одной стоящей причины, почему Киму нельзя остаться. — Эй, Ким. Не уходи, а? — Стараешься сделать непринуждённое лицо, хотя сама мысль о том, что Ким останется у тебя, заставляет кровь застыть в жилах. КИМ КИЦУРАГИ: Он, кажется, и не допускал другой мысли, кроме как уйти. — Прости? — Ким почти встаёт, но твоё предложение заставляет его остаться на месте. Но, судя по всему, основного твоего посыла он не понял. — Уже семь часов. Мне идти далеко, а по темноте это довольно проблематично. — Не, ты не понял. Оставайся на ночь? Мы оба в любом случае никуда не спешим утром, да? Диван, конечно, не шик.. — Многострадальческий, но не такой уж и убогий диван даже не скрипит пружинами, когда ты по нему хлопаешь рукой. — Но, мне кажется, сойдёт. В конце концов, я могу отдать тебе спальню. ЭМПАТИЯ [средне: успех] : Он точно не ожидал такого предложения. Но Ким по прежнему не взорвался возмущением и отказом, и даже выглядит всё так же расслабленно. Только задумался немного, глядя на часы — решает. Наверняка взвешивает все «за» и «против». КИМ КИЦУРАГИ: — Раз уж у нас завтра выходной.. Почему бы нет. В таком случае, посидим ещё? — Непринуждённое движение плечами, лёгкая улыбка — он определённо не против. ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Еееееее! Ночёвка! — Супер! Чем ещё займемся? Как насчёт ужина?       Особого ужина у вас не было. Вернее, был, но состоял из всего понемножку: остатки от закупленного фаст-фуда вы оставили на потом, а пока пришлось скидать гарнир из овощей и пожарить замороженные мясные сосиски. Не то, чтобы полезно, но зато вкусно и сытно.       Хоть у вас и уходит на это целый час, для сна ещё рановато, поэтому вы снова перемещаетесь на диван, но теперь Ким достаёт с твоего шкафа коробку настольной игры. Что-то с костями и ходами по карте отнимает у вас ещё два часа, вместе с бубнежом и отвлечением на телик. И вот тогда вы начинаете понемногу собираться: помогаешь Киму расправить свой диван, который не поддаётся с первой попытки, и выдаёшь ему набор постельного. От твоей кровати он добродушно отказался. — Я сгоняю в душ, расправляй пока. — Вместе с подушкой, одеялом и постельным ты захватил одежду и халат. А ещё по просьбе Кима «что нибудь, в чем можно поспать» — твои старые спальные штаны. Они скучные — белые в серую полоску, и ты их не носил, отдавая предпочтение своим, в яркую красную клетку. Их отдаёшь Киму. — Ты пойдёшь потом? КИМ КИЦУРАГИ: — Нет. — Он ловко, почти одним движением расправляет на диване простынь, оставляя штаны покоиться на подлокотнике. — Я возьму у тебя новый пластырь? Там оставалось несколько. — Конечно! Бери всё, что захочешь. Если я закричу, спасай. — Смеёшься и постепенно хромаешь в ванную под усмешку и короткое «конечно» Кима.       В ванной ты не кричишь, но морщишься. Приходится кое-как перебрасывать раненую ногу через бортик ванной, и при этом не подскользнуться. Оказывается, даже вода с лейки душа причиняет неслабую такую боль — и ты стоишь, как дебил, чтобы не подставлять больше рану под воду, но чтобы намочить всё остальное тело и волосы.       Стоять в скользкой ванне приходится аккуратно, всё время в напряжении, чтобы не упасть и не размозжить голову о плитку или саму ванну, поэтому бедро скоренько начинает ныть. Подгоняет выходить — и ты моешься быстрее, чем обычно.       Стонешь, перелезая обратно, и кое-как одеваясь.       Кима в зале уже нет, а вместо серых штанов на подлокотнике в ногах оказываются его рабочие и носки. Находишь того в коридоре у зеркала: приклеивает пластырь заместо старого. — Выглядит дерьмово, — качаешь головой. С отросших волос капает, лицо, после горячего душа, раскраснелось, старый махровый халат и красные штаны — это весь ты. И, быть честным, тоже не выглядишь «диско». КИМ КИЦУРАГИ: — Ощущается лучше. — Он комкает в руке обёртку от пластырей и старый, окровавленный, и выкидывает всё в мусорку под раковиной. — Спокойной ночи, Гарри. — Ты прошёл к себе в комнату, где ещё горел свет, и оставил дверь открытой. А Ким же выключил свет в зале и постепенно укладывался. Уже бодрее, чем, как ты видел, пару дней назад, но всё ещё аккуратно и без резких движений. — Спокойной ночи. — Свет, освещающий и зал, выключаешь, когда остаёшься только в штанах, и тоже забираешься в кровать. Кряхтя, держа ногу выпрямленной, но забираешься и даже принимаешь удобное положение.       Стоит ли говорить, что когда ты засыпаешь и тебя выбрасывает, ты всю ночь напролёт сидишь рядом со спящим Кимом? Пока твоё тело храпит в соседней комнате, он тоже отдыхает, вполне себе спокойно: не ворочается, не просыпается от храпа и скрипа двери, когда ты её прикрываешь. САМООБЛАДАНИЕ: Тебе довольно волнительно думать о том, что Ким, чёрт возьми, ночует у тебя. И даже не подозревает, что ты втрескан в него по уши. Много сил уходит на то, чтобы заставить себя к нему даже не прикасаться, а только смотреть со стороны, как на музейный экспонат. Крайне ценный, красивый, сопящий экспонат.