Бамбук

Лорду пика Байчжань удавалось скрывать свое состояние довольно долго, духовной энергией подавляя рост растений внутри грудной клетки, но как бы лорд не пытался бороться, ростки адаптировались, как самые злостные сорняки, и продолжали разрастаться, изнутри протыкая и разрывая ткани органов, ломая кости. Упрямые, как и сам обладатель этого ужасного Ханахаки. После одного из собраний глав пиков Лю Цинге стало совсем плохо, и как бы он не пытался держать лицо, потеря крови в таком количестве и повреждение внутренних органов без лечения долгое время давали о себе знать, и он, не сдержавшись, на выходе из главного здания, когда Цинге думал, что остался один, позволил себе схаркнуть застоявшуюся кровь, которую сдерживал все собрание. Благо, на молчаливость мужчины никто не обратил внимания, на собраниях Лорд Байчжань не отличался разговорчивостью. Во рту стоял отвратительный тошнотворный металлический привкус, и все плыло и кружилось перед глазами, не предвещая ничего хорошего. Все тело было будто ватным и мягким, а темнота, в которую Цинге периодически проваливался, так манила своей тишиной и отсутствием боли, что мужчина не понял, как осел и сполз боком по стенке замка где-то в темном переходе. Изящные прохладные руки подхватывают его под руку, вырывая из темной неги и неприятно задевая раны, оставленные проросшим через ребра бамбуком. Цинге лишь оставалось надеяться, что Цинцю не понял, почему тот так болезненно поморщился. Тепло чужого тела расслабляло и помогало держаться в сознании, рядом с Цинцю боль ослабевала, а ростки в легких будто уменьшались, позволяя вдохнуть чуть больше. Взгляд зеленых глаз, обеспокоенный и тревожный, становится еще и испуганным, когда лорд Цинцзин замечает след крови из уголков губ своего шиди. Цинцю помогает Цинге опереться на стену и проводит тонкими пальцами по белым одеждам, ощущая под ними нечто инородное. Бог войны стойко держится, стараясь не морщиться от прикосновений к ранам под одеждой, но все же не сдерживает болезненного шика, когда пальцы шисюна проводят по ребрам с нажимом. Лорд Цинцзин отдергивает пальцы, а на белоснежных одеждах Бога Войны проступают ярко-красные пятна крови. Цинцю смотрит внимательно на своего шиди, на бледную кожу, на впалые щеки и синяки под глазами. Раздирающий глотку болезненный кашель с кровью и маленькими зелеными листьями вырвался откуда-то изнутри груди Цинге, заставляя Цинцю испуганно отшатнуться. Эти зеленые листочки показались лорду ужасно знакомыми, и глаза его расширились в ужасе. — Шиди… Это… Это то, о чем этот мастер думает? — Цинцю пытается посмотреть мужчине в глаза в надежде, что он не станет лгать, но Цинге лишь отворачивается, не в силах выдержать собственного позора. Брови мужчины кривятся в отвращении к себе, из-за чего бледное лицо искажается до неузнаваемости. Он слишком слаб! Шень Цинцю не должен видеть его таким! Цинцю понимает все без слов. Конечно же… Как он мог не заметить его чувств раньше. Его взаимных чувств! Как он мог не разглядеть эту мягкий взгляд, обращенный лишь на Цинцю, эти хоть и странные, но подарки, которые тот притаскивал с каждой ночной охоты, эти потерянные веера Цинцю, которые Цинге бережно хранил и отдавал при встрече хозяину. Какой же Цинцю идиот! Губы лорда Цинцзин сжимаются в тонкую полоску от негодования, а брови хмкурятся, и вот, тело само движется вперед, пока губы не касаются губ Цинге, что застыл испуганно в углу, словно ожидания смертного приговора, как жертва, которую загнали в угол и собирались съесть. Губы шиди сами собой открываются от шока, позволяя углубить поцелуй. Он должен. Должен показать то, что чувствует к своему дорогому шиди! Еще давно должен был… Если бы только Цинцю не был умнее… Шень чувствует отвратительный вкус крови и листвы, но не прерывает поцелуя, пока напряженное от нескончаемой боли тело шиди не расслабилось. Ощущение невыносимой боли во всем теле медленно отступает, принося легкое облегчение и. счастье? Ветви, что протыкали лорда изнутри так долго, начали уменьшаться, боль начала отступать, но раны, оставленные упитанными бамбуковыми стволами, ощутимо саднили. Последнее, что запомнил Цинге, прежде чем упасть в небытие, — теплые мягкие губы Цинцю на его сухих и потрескавшихся. Очнулся Лю Цинге лишь через пару дней, как он понял по витающему в воздухе аромату лечебных трав и знакомой обстановке лазарета, на пике Цяньцао. Все тело ломило, а двигаться нормально мешали плотно намотанные бинты. Оставив попытки встать, лорд Байчжань повернул голову на звук дыхания и обнаружил сидящего рядом шисюна. Точнее, привалившегося к стенке у кровати, на которой лежал больной. Цинцю забавно хмурился во сне, сжимая пальцами веер, чем вызвал легкую улыбку на сухих губах Цинге. Почувствовав на себе пронзительный взгляд, Цинцю сонно моргнул и отлип от стенки, устремив взгляд на лежащего на кровати мужчину. Живого и почти здорового. — Шиди Лю, — мужчина улыбнулся так мягко и любяще, что у Цинге защемило в груди и стало так тепло и хорошо, как никогда не было. Шень Цинцю лишь придвинулся ближе к своему глупому шиди и переплел их пальцы, отложив свой веер на стоящую рядом тумбу. — Теперь у нас все будет хорошо, шиди Лю.