avoiding

      Руслан спешит, торопливо спускаясь по лестнице мимо обшарпанных стен родного подъезда. Его сердце колотилось в унисон с каждым шагом, и он уже был не просто уверен, а непоколебимо убеждён в том, что опоздает. Дорога до торгового центра растягивалась перед ним на двадцать долгих минут, если не больше, и он только-только покинул свой дом, несмотря на то, что со всей компанией они должны были встретиться ещё пять минут назад.       Бывало ли у вас такое чувство по ночам, из-за которого вы охвачены стремлением переделать все дела за час, связаться с каждым своим знакомым в поисках хотя бы небольшого количества общения, восстановить потерянные связи, или даже помириться со всеми, с кем ссорился? У Юлика, видимо, как и у всех, тоже такое бывает. Сегодня ночью внезапно ожила забытая группа в телеграме, в которую никто не писал ничего уже больше двух лет. Началось всё с того, что Юлик просто написал всего каких то несколько строк, Кузьма с Лизой подхватили, и понеслось. Тушенцов, человек, избегавший вмешательства, всё время оставался просто наблюдателем, не писал ничего. Даже Даня, скрытый чувствами за высоким замком гордости, написал пару сообщений, решив разделить момент общения, хоть и считал всегда, что это бесполезно. Ему наверняка тоже хотелось бы чуть больше общаться с ребятами, но Руслан знает точно, первый он бы не написал никогда никому из них.       Их слова появлялись на экране с большой скоростью, Руслан даже не понимал, как они всё ещё и читать успевают. Ностальгия, та сладкая грусть прошлых дней не отпускала каждого участника группы, и Тушенцов не исключение. В итоге решили собраться вечером следующего дня. У многих были планы, кто-то просто не захотел ехать, ибо наверняка не испытывали тех же ностальгических чувств настолько, что бы покинуть уют собственного дома, потому собралась только небольшая часть компании. Руслан, например, захотел поехать. Он написал только короткое, но ясное сообщение «я еду», после чего в группе начали писать гораздо больше. Даня тоже едет, однако после сообщения Руслана он перестал писать вовсе.       Снова, словно вечное кино, продолжать этот мрачный спектакль, перекидываться взглядами полными ядовитой ненависти, наедине друг другу говорить какие-то язвительные и явно самые болезненно искаженные, неприятные слова, всё время давить на больное? Ну и чёрт с ним, не только же Даня там будет, и не только к Дане он едет. Да и в конце концов, это их танец, где каждый шаг — это удар, и они уже давно привыкли к этому странному ритму. С приходом какой никакой популярности им двоим приходится пересекаться немного чаще, и он уже устал от того, что к Дане в любом случае приходится чувствовать что-то, а потом разбираться в этих хитро сплетённых чувствах. Хотелось бы просто забыть этого человека, избавиться от всего, что их связывало, не испытывать ничего, но для него это просто непосильная задача.       Усаживаясь в такси он начинает читать новые сообщения из группы, и улыбка не сползает с лица, и она так же неизменно украшает его. Давно такого не было, что бы вся компания была в сборе. Конечно, сейчас тоже не вся, но это лучше чем ничего. Их компания в целом была чем-то сильным до ужаса, вместе могли что угодно сделать, горы свернуть, как говорится. Да, они и раньше так же собирались вместе, довольно редко и не всей компанией, но каждый раз был невероятно волшебным, будто страницы из старой книги, что оживают снова и снова.       Серость Питера окутывает его улицы словно мрак, который нежно обнимает каждый уголок этого города. Туман тяжёлый словно пеленой скрывает собой историю и будущее. Жители города спешат куда-то по своим делам, а кто-то проходит по улицам медленно, но каждый будто уже давно привык к этому городу, в котором каждый следующий шаг кажется такой же серой копией предыдущего. Будто портал в параллельный мир монотонности и тоски. Здания мелькающие в окнах выглядят измученными временем, всякий кирпич хранит в себе бесчисленные воспоминания. Фасады покрыты слоем грязи и влаги, а стены будто и сами забыли, каким было время их великолепия. Словно они ощущали вес города, который им приходится переносить.       Руслану ничего не помешает сегодня просто наслаждаться временем со старыми друзьями, настроение у него слишком хорошее, что бы это можно было как-то испортить.       Приехав к нужному месту он стремительно и быстро поднимается к фудкортам, сразу же выискивая взглядом нужный столик.       Даня тоже здесь, всё равно приехал.       Помимо ещё было довольно много людей, но странным образом все их взгляды только к ним двоим прикованы, а им с этого даже как-то смешно. Даня успокоился, судя по всему, по крайней мере хотя бы не так яро проявляет свою ненависть, а Руслан в принципе кроме игнорирования не собирается делать. Зачем тратить свою энергию, предпринимать хоть что-то для того, что бы они поговорили нормально? Какой смысл в этом? Нормального разговора не состоится, а значит, игнорировать — лучший вариант.       В любом случае, здесь, среди скучавших и радующихся встрече друзей, забыто прошлое, натянутое взаимным недовольством из-за ссор в компании. В этот момент, все слишком погружены в тепло и давно уже забыли, как же хорошо им может быть вместе. Лиза с Даней и Юликом что-то обсуждали, показывая друг другу разные фотки в телефоне, демонстрируя друг другу пусть и мимолётные, но всё равно воспоминания. Руслан дабы отвлечься присоединяется к разговору Дена и Никиты. Он слышит, как громко и красиво смеётся Даня, видит его яркую и чарующую улыбку, просто старается не обращать на него внимание, и сам смеётся с одной из шуток Никиты.       Неужели всё может быть хорошо? Даня, ведь, тоже в хорошем настроении, и возможно им удастся всё-таки поговорить. У Руслана так много вопросов накопилось за всё это время, и ответов на них сам он найти не может. Он правда готов вытерпеть всё что угодно, за один спокойный и честный разговор, просто все точки над «и» расставить, на большее он и не рассчитывает.       В его голову приходит так много вопросов. Интересно, например, что же именно случилось той ночью, когда Даня вновь поддался искушению употребить что-то, зная, как сильно Руслан переживал и хотел вытащить его из этого бездонного вихря. Да более того, когда Даня сам не хотел совсем возвращаться к зависимости, всей душой и сердцем боялся такого исхода, в конечном итоге всё равно пал перед ней. В чём заключается корень его такой сильной ненависти, и что стоит за его последней ужасной выходкой касательно машины Руслана.       Тушенцову невероятно плохо было из-за этого, после всей ситуации он дня три из дома вообще не вылезал, а его истерику в машине сразу же после поджога Коля запомнит ещё надолго. Это в самом деле оставило огромный след на нём.       Все эти вопросы всё равно витают в его голове, пробираясь сквозь мгновения смеха и радости, зарождают надежду на окончание этой бесконечной загадки и начало их нормального разговора. Ему уже всё равно абсолютно, просто интересно, не более. И этот интерес пожирает изнутри.       Всё не может идти хорошо, как оказалось Иллюзия начала чего-то хорошего растворилась быстро, даже не успев нормально появиться. Юлик смеётся, перелистывает на следующую фотографию, и смех затихает. Все трое напрягаются очень, и это трудно не заметить.       — Бля, извини, это уже после вашего расставания было если что, — оправдывается Юлик, стараясь разрядить напряжение в воздухе, явно перед Кашиным, ибо смотрит в этот момент именно на него. Непонимание и паника охватывают Руслана, и он отвлекается от разговора, поворачиваясь в их сторону, чувствуя, что что-то явно не в порядке.       — Чё там? — спрашивает, протягивая руку, дабы забрать телефон из рук Онешко, и тот осторожно протягивает, как бы предупреждая о том, что там действительно что-то важное.       В один момент мир словно замирает. Взгляд прикован только к экрану, к той самой фотографии, на которой они целовались. Момент, когда Юлик залез своими руками под футболку Руслана, когда они были слепы от страсти. На удивление, фото даже не мутное, хотя все помнят, в каком состоянии они все были, и что сфоткать хорошо было наверняка гораздо труднее чем обычно.       Так противно от себя же, ненависть к себе же остаётся в нём гнездом гадюки, способной ужалить его сердце, а затем эта ненависть перерастает в невыносимый стыд. А самое ужасное — ему стыдно перед Даней до самого глубокого ужаса. Его бросает в холод, и он правда переживает о том, что подумает Кашин и как оценит всю ситуацию. Ждёт дальнейших слов, его реакции, но тот только усмехается глубоким эхом злорадства.       — Да не парься, не впервой про его измены узнавать, — презрительно ухмыляется и он звучит так безразлично, добавляя чуть тише: — Да и опять же, мы не в отношениях уже были.       Последняя фраза прилетает словно нож в спину. Даня не переживает, ему нормально. Что значит не впервой? Значит, и про то, что было во время отношений он тоже знает. Любые шумы вокруг раздирают тишину между ними, в ушах они теперь звучат ужасными скрипящими звуками, что режут барабанные перепонки без ножа. Тошнота и головокружение грозили оставаться для Руслана верными спутниками, а дыхание стало неуправляемым. Такова реакция на этот кошмарный момент, и он теряет над собой контроль.       Не здесь, это не должно происходить сейчас. Может, внешне он и сохраняет видимость спокойствия, с сожалением смотрит только на Даню с его ухмылочкой, которую с лица хочет стереть. Использовал ещё один козырь, вновь сделал больнее, а теперь сидит и гордится собой, словно победитель в этом мрачном противостоянии, а Тушенцов опять ему это позволяет, так же как и разворачиваться этому аду вокруг себя.       Он не помнит, как оказался сидеть в узком коридоре, что ведёт в туалет, поджав ноги ближе к себе. Чувствует себя будто в запертой клетке. Помнит, что пойти умыться было хорошим решением. Стало бы лучше, это принесло хоть какое то облегчение, только он не дошёл. В мгновение ока мир вокруг исказился, стал испорченной картиной, звуки стали неестественными, словно записанными на старый диктофон смешавшись с шумом воды, а место в котором он находился, казалось таким чужим и угрожающим, будто лабиринт, выход из которого он найти не может уже несколько суток подряд.       Все усилия понять, что происходит вокруг, были напрасными, он снова оказался пленником собственных страхов и беспокойств. Чувство беспомощности нарастало, как путаница в сюжетах, которые никто не может контролировать. Вокруг всё стало размыто, он чувствовал, как паника вокруг витает над ним.       — Руслан.       Фокусироваться на чём либо было такой трудной задачей, почти невозможной, в то время как голоса в голове страшными призраками наростали, всё больше и больше загоняли его в угол. Шептали ему о том, насколько же он был ужасным, и насколько же Дане повезло уйти от него. Говорили про то, что Руслан вообще не был способен подарить Дане хоть какую то частичку счастья, раз всё сложилось так, как сложилось. Голоса бесчисленными демонами тянули его вниз, к самому тесному и беспросветному месту внутри. Там полнейший хаос, точно не разобрать во всём этом.       — Русь, — голос звучит волшебной мелодией из прошлого, только один человек его называл так, и он поднимает голову, встречаясь взглядом с голубыми глазами, что вновь проникают в самую глубь его души. Они отражают всю чистоту, на которую только способны, словно июльское небо с утра, словно озеро, в котором отражаются первые лучи рассвета. Они были глубокими, как неизученный океан полный загадок и тайн. Казалось, вот вот и он утонет в этой глубине, потеряв все пути назад, и выход станет совсем недостижимым.       Слёзы подступили так же неожиданно, как и всё, что начало здесь происходить. Он прекрасно понимает — это уже давно не его. Но так безумно хотелось смотреть в его глаза вечно, встречать в них каждый новый закат и рассвет. И жаждал вечно чувствовать его руки на своих плечах или спине, да вообще где угодно. Хотел объятий, которые мог бы заслужить, но единственные объятия, которые как оказывается пока заслужил — объятия панической атаки.       Он начинает задыхаться и словно умолять воздух вернуться, начать дышать нормально, и всё равно не может отвести взгляд, даже пока его лёгкие, обычно незаметно выполняющие свою работу, казались в груди тяжёлым грузом. Пока сердце стучит словно барабаны, звучащие в полной тишине лесов, громко и неритмично.       — Блять, Руслан, дыши, — доносится до него. Он бы и рад, он старается, но не может, воздух сам по себе ускользает из лёгких. Его грудь поднимается и опускается, но это словно борьба с бездонным океаном, где каждый вдох — попытка держаться на плаву в бушующем море страха. — Называй, давай, что ж там было то… Пять вещей вокруг себя? — по знакомой, но, видимо, забытой для двоих технике, начинает просить его Даня. Он укладывает свою руку ему на плечо, сидя перед ним на корточках.       — Зеркало, стены, — не задумываясь даже начинает говорить он с отдышкой, всё ещё часто и шумно втягивая воздух носом, будто это единственный способ в самом деле вернуться в реальность Каждое слово разрывается на части, как краткий выдох после бега. — Телефон, наушники, — старается сфокусироваться полностью на Дане, как на единственную опору в этот момент. Теперь существует только он, и только его голос в голове остаётся главным. — Очки, — подмечает предмет, что держит Даня в руках. Он кивает, поджимая губы и выдыхает, чуть сжимая его плечо. Это в самом деле помогает оставлять тоненькую ниточку связи с реальностью.       — Четыре звука, — говорит он, так же не отрываясь от Руслана, перекладывая свою ладонь на его руки, будто живительное прикосновение, останавливающее дрожь и беспокойство, охватывающее Тушенцова, наконец перестал дёргать заусенцы на пальцах и впиваться ногтями в свою же кожу. Пока Руслан растягивает слова, называя разные звуки, Кашин поглаживает его руки, по новой изучая каждый контур рассматривая его лицо. Как же хорошо, что их никто не видит сейчас, они избегают тем самым так много проблем и лишних вопросов. Только они, и весь мир для них. — Три вещи, к которым ты можешь прикоснуться сейчас.       Понемногу это и правда возвращало в реальность, как медленное возвращение прилива, немного успокаивало. Тревожность постепенно отступала мелкими шагами, но уже хотя бы что-то.       — Ты, — первое, что произносит он, — Твои руки, — дышит глубже, рот приоткрыт, а взгляд бродит вокруг, до того момента, пока он вновь не фокусируется на глазах Дани. — Дань, пожалуйста… Мне… — глубокий вдох. — Мне правда нужно это.       В тот момент, когда Даня осторожно его обнял, он почувствовал, словно магия прошлого вновь ожила. Несмотря на всё, что разжигало между ними ненависть, он ощутил ту самую близость, которая когда то их объединяла. Которой так сильно не хватало всё время. Объятия становятся увереннее, Даня обнимает крепче. Чувства к нему оставались такими сложными и противоречивыми, но в этот момент именно он был опорой, как в своё время опорой для него был Руслан. Простые объятия стали словно приютом от шторма, который бушевал в его душе.       Кажется, оба в этот момент понимали, что внутри этой ненависти всё ещё оставалось жить что-то, что заставляло чувствовать не только отвращение друг к другу.       — Прости меня, прости, пожалуйста, — тараторит Руслан куда то в плечо, ближе прижимаясь, боясь, что это всего лишь сон, или что Даня растворится в его руках. Что не останется ничего, только бесконечно огромная пустыня, выход из которой ещё раз Тушенцов не найдёт точно. — Я знаю, что был уёбком, прости.       — Я же ничего не сказал тебе про измены, значит, это не так важно было, Русь. Я это тебе ещё в первый раз простил, и все остальные тоже. — Руслан в это не верит, потому что сам измену не простил бы совсем никак. Потому что Дане сейчас нужно только успокоить его, и он так же пропадёт на неопределённое количество времени, продолжит Руслана ненавидеть. И именно по этому отпускать не хочется ещё сильнее. Он не хочет его ненавидеть, но как можно по другому относиться к этому человеку?       Но Даня знал, что может произойти сейчас с Русланом, и несмотря на то, что каждый уголок его мозга, когда появляются мысли о Руслане, пропитан только ненавистью, пошёл его успокаивать. Не смог, получается, оставить его одного в этом состоянии.       — Тебе лучше? — спрашивает он, и Руслан понимает, что дышит ровно, а Даня его уже не обнимает, только сам Тушенцов всё жмётся к нему.       Становится так стыдно за то, что Дане пришлось видеть всё это. Что весь образ, который он годами перед Даней выстраивал, просто рухнул, разбиваясь в жалость. Он наконец отпускает, и видит, что Данин взгляд не выражает ничего совсем. Максимально неловко ему за всё, что произошло. За фотку, которую тот увидел, пусть и по чистой случайности, за все измены, за то, что ему пришлось успокаивать Руслана, что бы тот просто не умер. Просто кивает ему в ответ. Кашин по любому видит, что он так же отвратительно себя чувствует, но просто встаёт, протягивая руку, что бы тот поднялся.       Только заметил, что на плече его висит рюкзак, и, видимо, тот уходит не просто заказать ещё еды или что-то подобное, а просто уходит домой.       — Лиз, — усаживается на место Дани, чуть ближе придвигаясь к девушке. — Ты же новый адрес Дани знаешь?