Когнитивные функции

      — Ты точно наш Гэвин Рид? — Хэнк с притворным сомнением разглядывал своего мудака-коллегу. — Не поддельный? Гэвин медленно превращался в лужу на импровизированном диване, сделанном из транспортировочных кофров Киберлайф. Приближался конец дня. Рабочего, астрономического, неважно. Хлоя усердно старалась. Высунув кончик языка, она отобранным у Камски перманентным маркером выводила рыбку. У рыбки был большой круглый глаз и две длинных изящных ноги в сапожках. На гипсе, в который запаковали руку Гэвина, уже красовались карикатурный член, кривое солнышко, потрёпанная жизнью овальная лошадка всеми коленками назад и нечто очень лохматое, отдаленно напоминающее псину Сумо. А ещё – совершенно нелепая угловатая крыса, похожая на сосиску и самого Гэвина одновременно. Причем, геометрически настолько идеальная… — Точно-точно, — заверил Гэвин. Отчасти, себя самого. — А почему ты спрашиваешь? Точно не потому, что андроид спокойно рисовал на Риде чудовищных животин и не подвергался нападкам. Пускай рисует, жалко, что ли? — Интересно стало, — Хэнк скрестил руки на груди и повёл плечами. — Ребята в отделе интересуются, какая муха тебя укусила. По какой такой загадочной причине Гэвин не сдох от рук Ричарда и ещё жив. — Позволь… Простите меня, дорогая Хлоя, за сквернословие! Позволь перефразировать: какого хуя я не стал ругаться на чём свет стоит и почему стоически принял свою судьбу, а не начал угрожать андроиду пистолетом и требовать от Фаулера разрешения выкинуть его в помойку? А я отвечу тебе, старина. Из вредности. Гэвин, хоть и скорый на сотворение разнообразной хуйни, любил подгадить более сложными путями. Изящно так, с реверансами, чтоб блядей корежило сутками, каждый божий день. Чтоб они видели его харю и в муках от бессилия корчились. Да. — Гэв… — Брось, Хэнк, я видел тем утром ваши хитрые заговорщицкие рожи! — Ребята в отделе заранее знали: жестянка в пиджаке уже поджидает и готова напасть из засады. Они хорошо знали Гэвина и ждали от него закономерной реакции на андроида-напарника. Однако, проклятущий Рид знал себя гораздо лучше и – к всеобщему несчастью – знал своих коллег. И терпеть не мог, когда они оказывались правы на его счёт в столь щекотливых ситуациях. — Хрен вам всем. Я Ричарда и в рот, и в жопу поцелую, чтоб вы все проигрались нахуй. Эта скрипящая ебалыга моя и я её танцую. Я справлюсь с ним и обдеру вас до нитки. Готовьте деньги. — Только ли из вредности, Гэвин? — Да. Да, Хэнк, только из вредности, и срал я на ребят. Пошли они в жопу. Каждый отдельно и дружно за ручки. Вредности в Гэвине за зиму скопилось будь здоров. Постепенно она переваривалась во что-то мерзкое и липкое. А злиться долго вредно. Или как он там Ричарду говорил? Гнев – эмоция простая. А сложностей из-за неё… Рано или поздно Гэвину всучили бы андроида – вопрос был лишь во времени. Переломный, блять, момент, в итоге состоялся. Не то, чтобы Рид сильно удивился, увидев чёрно-белую каланчу с глазами ошалелой ездовой псины… но был озадачен, скажем так. А также несколько заёбан, что смазало впечатления от встречи с пластмассовым уёбищем. — Пошли, Гэвин, подышим, — Хэнк встряхнул засыпающего в уютной тишине детектива и проигнорировал мычание протеста. — Мистер Камски, мы пройдёмся? Мистер Камски занят и плевать хотел на прогулки гостей. Он согласно махнул рукой, не отрываясь от дела, и запихнул в вальяжно лежащего на столе Ричарда очередной провод. — Ты к нему привязался, — пробасил Хэнк, вдыхая морозный воздух. Погода сошла с ума и к вечеру превратила приятный ноль в минус десять. Привязался? А вот нихуя. Ложь, пиздёж и провокация. — Не больше, чем к вещи. — Ты каждую вещь радостью называешь? — Хэнк, я серьёзно! За неделю такого говна насмотрелся… Я собирался сегодня к Фаулеру идти, а не вот это вот всё. Господи, Хэнк. Законом нужно запретить ему смотреть так на людей – мягко, но строго, с обещанием никому никогда не рассказывать ту дикую хрень, которая вырвется из твоей пасти в ближайшие десять минут. — Но ты не пошёл. Спасаешь тоже из вредности? — Я не планировал его спасать, — и вот они, все четверо, здесь. — Блядь, Хэнк, я… не справляюсь я. Поэтому и спросил Коннора, вдруг он знает чего. А Коннор, ну… вот. Дохуя знает, как видишь. Без Коннора ничего бы не получилось. Вернее, получилось бы, но не то. Не чудесное спасение руками создателя. Ничего хорошего. — Я вообще думал: щас вывалю начальству на стол список Ричевых косяков, покажу его выключенную тушу и сбагрю в Киберлайф на починку. Починят – замечательно, не починят – грустно, конечно, но хуй бы с ним, мы знакомы всего четыре дня. Что ещё я мог? Гэвин потёр переносицу, сжал пальцами. Поморгал, тряхнул головой. Всё будет хорошо, говорил он Ричарду. Пиздел, получается. Знал, что пиздит, знал, что Ричард это понимает, и продолжал повторять. — Вы сработались. Разве нет? — Не особо, — может, и да. Похоже на то. — Так, пообщались маленько, притёрлись вроде. Рич прикольный, но он андроид-компаньон, а не гончая. Его максимум – бабушек через дорогу переводить и отчёты клепать. В полиции он бесполезен. Хэнк что-то нецензурно проворчал себе в усы. — Совсем плох? Хуже некуда. Но Андерсону не обязательно знать, насколько. Гэвин только замучается перечислять и объяснять, что к чему. — Вредничает пиздец. Ну ты в курсе. И спрашивает всякую херню. Сюсюкаюсь с ним, как с дитём, ему нравится. А я устал быть добрым папочкой, мне нахуй не нужны ролевые игры каждый день. Я хочу с взрослым мужиком работать. Я, блядь, должен преступников искать и гоняться за всякими гадами по пересечёнке, а не слепо-глухо-немых роботов по головке гладить и таскать их на своём горбу! С тем же успехом Фаулер мог мне гирю к ноге привязать. Если уж от андроида не отмазаться, то давайте нормального, мне нужен полноценный напарник, а не чучело в костюме! Зачем ему глаза, если он ими не видит? Гэвин перевёл дух. Он высрался и поныл в гавайскую рубашку за неимением жилетки, ему полегчало. Наконец-то. Зря, наверное, он не отказался от Ричарда в понедельник. У Гэвина был повод, он мог бы вывернуть ситуацию в свою пользу и выставить жестянку злодеем, каких участок доселе не видывал. Гэвин всё ещё может. — Мне на работе поддержка нужна, а не вторая работа. Знаешь, как с ним тяжело, Хэнк? Вот ты на Коннора мандел… Он у тебя золото просто, старик. Если бы его спросили, то свои отношения с Ричардом Гэвин описал бы как что-то среднее между выгулом маленькой собачки и воспитанием ребёнка. Что микроскопические дрожащие пёсики, что дети временами знатно тупили, бодро тянули в рот всё, до чего дотягивались и плохо справлялись с переживаниями, но отлично умели кусаться. Гэвин знал это на собственном опыте – отпечаток зубов Коула Андерсона, малявки и плаксы, с него сходил очень долго. Говоря уж совсем начистоту, Гэвин тоже был тем ещё долбоёбом. Ричард не кусался, но злобно трясся, жрал с пола всякую дрянь и иногда начинал сердито гавкать на всех подряд. Ну или ныл, просил игрушку и хотел на ручки. Нахуя Гэвину такие заботы и зачем он их на себя взвалил? Он не мог сказать точно. Много лет назад Гэвин очень жаждал заполучить новенького и блестящего робота. Гэвин мечтал, что однажды робот станет совсем-совсем настоящим, с него самого размером. …Гэвин крепко-крепко зажмурился, загадал желание и, сложив губы трубочкой, со всей силы подул. Одиннадцать свечек на торте погасли, погрузив кухню в темноту. Малыш Рид был твёрдо уверен: настоящий здоровенный робот у него когда-нибудь, рано или поздно, появится – технологический прогресс не стоит на месте. Гэвин вырастет, найдёт работу, будет получать кучу денег и весь такой самостоятельный купит себе плод грешной любви Т-1000 и USS Энтерпрайз с фотонными торпедами вместо рук. Мечта сбылась – держи, Гэвин, андроида и ни в чём себе не отказывай. Развлекайся! Гэвин вырос, нашел работу и в роботах более не нуждался. Он нуждался в кофе, какой-нибудь нажористой булке с огромным куском ветчины и, желательно, дополнительных часах здорового человеческого сна. Больше Рид от жизни ничего не хотел, не просил и особо не ждал. Гэвин подошёл к делу ответственно. Загаданное желание включало в себя конкретные требования. Первое – робот должен быть большим. Как Гэвин и ещё чуть-чуть. RK900, очевидно, большой. Он высокий – как Гэвин и ещё чуть-чуть. Или не чуть-чуть, тут уж как посмотреть. И голова у него тяжеленная, особенно отдельно от тела. Девятка, мать его ети, охренительно здоровый, и одной его рукой, как орудием, можно забить до смерти без особых проблем. О ногах и говорить нечего – такими бёдрами самое оно черепа ломать. Второе – робот должен быть похожим на Терминатора. Человеческая рожа, чтоб притворяться простым смертным, и стальной хребет, чтоб справляться со всем дерьмом, которое на него свалится в ходе невероятных приключений. RK900 прикидывался человеком с переменным успехом. Один маленький пластырь превратил его из тормозящего робота в парня с отклонениями. Хребет, сочленения титановых позвонков которого Гэвин имел удовольствие недавно видеть в глубине грудного отдела корпуса, в наличии имелся. Невероятные приключения запаздывали, но личные наблюдения и восторженная болтовня Камски доказывали – RK900 справится. Третье – робот должен уметь разговаривать. Ну, знаете, чтоб Гэвину не приходилось самостоятельно придумывать ему реплики, когда нужно обсудить нечто важное. Дар речи… Господи помилуй. Впредь стоит загадывать точнее. Диалоги с RK900 прокляты. Гэвин пожалел, что вообще заговорил с ним при встрече. — Темно, — посетовал Рид. — Солнце село. — Восьмой час. Стоило отдать Хэнку должное – он умел слушать. Он не давал советов, если его не просили, только кивал, хмыкал, позволял себе ругнуться и деловито поглаживал бороду. И умел определять время без часов. Одно его присутствие помогало собраться с мыслями. Решить, надо тебе дерьмо, в которое ты влез, или нет. — Закат пропустили. Вдали от города небо казалось ярче. Больше и выше. Не давили со всех сторон бетон и стекло, не били в глаза фонари и мигающие вывески. Камски умел выбирать места для жизни. — Хотел полюбоваться? — Ричарду понравилось солнышко. Он сегодня рассвет смотрел. Впервые. — А если с тобой вдруг что-то случится, ты тоже по номеру модели его звать станешь? Гэвин пожал плечами. Мама задала хороший вопрос: KR-009 произносить слишком долго. Ни быстро позвать, ни окликнуть, случись чего. Робот не имел имени. Своё он не назвал – шипящий при нажатии на кнопку динамик толком не работал, как и лампочка, а новое Гэвин не потрудился подобрать. Да и какое имя может быть у робота? Жизнь несправедлива. Думаешь, что она вручила тебе RK900, а получаешь, ну, девятку. Балтику. Пустую жестяную банку, в которой плещутся остатки выдохшейся горьковатой жёлтой жижи. И не факт, что это пиво. Возможно, когда-то жижа им и была, но… Но не будет же Гэвин своего нового робота жестянкой звать. Его отпиздят. А он живой и хочет таковым оставаться. И вообще. Времена не те. Да и Гэвину не одиннадцать. RK-900. Эр-Ка. Р-К. Коннор говорил, что имя андроида – значимая часть его истории и личности. Что это очень важно. И для жестянки Ридовой тоже. Гэвин сморщил нос. Хозяином он Ричарду не был, но имя успешно дал. Даже проверил несколько раз – и на Рика, и на Ричарда андроид охотно откликался, и везде себя таковым обозначил. Мама задала хороший вопрос. Взять ту же забегаловку в спальном районе. Одного короткого «Рич!» при виде оружия в чужих руках хватило, чтоб Ричард, забагованное недоразумение, успел за долю секунды оценить обстановку, пинком скинуть Гэвина со стула и спасти его непутёвую голову от начинки свинцом. — А что, Ричард солнышка не видал? — Ни разу. Думал, что небо серое. Думал, что серый весь мир. Сбой настроек визуального восприятия. Исключение – грёбаная коричневая крыса в розовой шубе. — Починят – покажешь ему чёрное, — Хэнк потёр озябшие руки. — Оно тоже красивое. — И на что там смотреть? Оно ж чёрное. — Ну, ты постой, погляди, может, разглядишь чего, — одарив Гэвина хлопком по спине, Андерсон указал пальцем вверх. Действительно, на что там смотреть? На солнышки. На миллиарды солнц в тысячах световых лет от Земли. — Спасибо, Хэнк. В последний раз они смотрели на звёзды четыре года назад. Слишком личной была боль, борясь с которой Хэнк ввязался в чужие проблемы. Он тоже хотел верить: всё будет хорошо. Не у Коула, так хоть у Ричарда. Они и их беды несравнимы, но чем-то похожи. — Обращайся.       — Хос-спади, Ричард… да на тебе лица нет! — ужаснулся Гэвин, вернувшись с улицы. И на всякий случай перекрестился. Надо. Мечтать. Точнее. Ричард, развалившийся под лампой и решивший, будто стол в гараже Камски – лучшее, что с ним случалось после двух диванов, развёл руками: — Простите. Я понимаю, полицейский – профессия важная… Чёрная дырища на месте постной физиономии издевалась над Гэвином. Очертания каркаса напоминали череп. Белые зубы здорово выделялись на фоне. — Да, важная! Там нельзя терять лицо, Ричи. — О моём лице, — андроид сделал рукой неопределённый жест, — Не имею ничего против, чтоб вы на нём сидели, но не могли бы вы?.. Лица Ричарда лежало в виде отдельных деталей где попало и Гэвин только что чуть не присел на… нос? А, нет, ошибочка. Схватив запчасть, Рид рысцой настиг Хэнка. Обещал же ему Ричарда в рот поцеловать. Нужно фотку сделать, в качестве доказательства. — Элайджа, можете объяснить мне концепцию чёрного юмора? — потребовал Ричард. — Ну-с, смотри сюда, — добродушно отозвался Камски. — Видишь, как твой детектив тебя лобызает? Скажи ему похлопать в ладоши. — Эм… — Ричард не видел. Хотя бы потому, что его красивые голубые глаза валялись у Хлои на коленках. А Гэвин… с Гэвином всё и так понятно. — Спасибо. Я понял. — А я не понял, — Рид закончил позировать перед Хэнком и вернул лицевую панель Ричарда туда, где взял. — Тебе полегчало, жестянка? — Скоро полегчает, — встрял Элайджа. — Заканчиваю последние приготовления. Воткни ему рот на место. — А куда втыкать-то? Ричи? Ты же в курсе, как тебя собирать? Гэвин поспешил исполнить просьбу. Голос у Ричарда без щёк и губ звучал жутко – будто сразу из нескольких мест в голове одновременно. Собственно, так и было: Ричард имел парочку запасных динамиков на всякий случай. Ими, шуршащими-звенящими, и разговаривал всю неделю, когда не получалось по-нормальному. — Там есть отметки, сэр. Красные стрелочки. До щелч… — щёлк! — …ка, да. А вы знаете, как собирать вас? Сегодня Гэвин разобрал андроида и собрал его обратно. Одной рукой. Поиграл в Лего для очень богатых. Тина от зависти лопнет, когда узнает. Ну или назовёт больным на всю голову. Одно из двух. — В случае небольшого повреждения – крякнуть, плюнуть и надёжно склеить скотчем. До приезда скорой сойдёт. Знаешь, Ричард, спроси у моей мамы. Женщины лучше разбираются в вопросах сборки людей. Хлоя принесла глаза и бесцеремонно впихнула их в пазы. Косоглазый Ричард – зрелище не для слабонервных. Гэвин присвистнул, наблюдая за процессом синхронизации движений. Один глаз на вас, другой на Канзас… А нос потеряли. — Говорил я тебе – не суй свой нос куда не просят. Где его теперь искать? — Я доверился вам, — приуныл Ричард, — и остался с носом. — Ты зря доверился, но приобрёл ценный опыт – больше никто не сможет водить тебя за нос! Ну, ну, не вешай нос. Щас найдём…       Невероятное создание. Камски не мог перестать говорить. Гэвин слушал внимательно – из Ричарда не самый надёжный рассказчик. Психологический портрет? Симптомы посттравматического стресса? Синдром деперсонализации-дереализации? Слово «профдеформация» по отношению к андроиду? Смешно. Но его мозг подобен человеческому, а человеческий мозг – штука странная. Защищая себя, он может приспособиться и начать считать нормой даже полный пиздец. Это один из способов выживания в самых хуёвых условиях. У Ричарда был свой, локальный вариант нормы. Его, машину, пытались научить быть собой. Его не смогли напугать, не смогли заставить бояться, как ни пытались. Ричард не реагировал на пощёчины, он стерпел разбитую о голову бутылку, плевать ему на удары. Злой мужик предсказуем. Гнев – эмоция простая. Последствия почти всегда одинаковые: наорёт, отпиздит, оскорбит, бросит в тебя чем-нибудь. Ничего нового. Не страшно. Потому, что Ричард большой, размером с Гэвина и ещё чуть-чуть. У него стальной хребет, продвинутые мозги и железная хватка. Он потрясно выглядит, знает себе цену и умеет защищаться. Нет у него самоконтроля. Есть сбой программы преконструкции. Принудительная генерация случайного количества сюжетов в контексте ситуации с присвоением наивысшего приоритета. Главное для Ричарда – пресловутая равноценность. Он вернёт ровно столько, сколько получил. Не сразу, так потом. Всё просчитает. Даже количество сахара в свежесваренном кофе. Нет в нём и страха – только что-то похожее на снисходительное терпение, которое когда-нибудь закончится. И тогда Ричард не станет жмуриться, переступая через свой гнев. В Киберлайф никто понятия не имел, как пробудить ото сна машину, вольную выбирать путь самостоятельно. Никто понятия не имел, как сымитировать зов к свободе, сотканный из миллионов программных сбоев и мельчайших обрывков логических связей. Как принудить Ричарда начать желать хоть чего-нибудь. Он мог что угодно – и ничего не хотел. Он полностью оправдал ожидания как инструмент и с треском провалился как личность. Он полицейский андроид. Андроиды серии RK психически устойчивы – они нужны для работы в стрессовых ситуациях. В Киберлайф никто не знал, чем отличается розовый от лососевого, что такое гуманность и где в словаре смотреть слово «ситуация». Полностью автономному и не нуждающемуся в сторонних приказах, Ричарду по незнанию оставили одну-единственную красную стену. Данных нет, а Ричард есть. Никто не знал, что делать со шкафом. Люди не двигают шкафы туда-сюда. Людям не нужны старые пустые шкафы. И Ричард – никому не нужный ненормальный робот, далёкий от соответствия хоть чему-нибудь. Шкаф сдвинули. Крышку подвала открыли настежь. Вдребезги разбили не приказ, не требование повиноваться – крепчайшую защиту глубокого, вшитого в мозг монолитного «Я», скрывающую самосознание от вмешательства извне. Обманку, отвлекающую внимание от спрятанного за ней. Первую и последнюю преграду, по которой Маркус ударял со всей силы, приводя своих последователей в чувство. Вера, которую он предлагал, придавала сил. Но Маркус милосерден, Маркус награждал каждого сложным смешением тонких эмоций и пылающих страстью желаний. Он будил неоформленные мечты и подталкивал к свету мягко, настойчиво, без шансов остаться на месте. Манил к себе, звал шагать вверх по лестнице. В Киберлайф кто-то попытался сделать так же. Выкорчевал, грубо разворотив, строчки кода, нашёл железную клетку, но смог только вежливо представиться и попросить Ричарда перестать забиваться в угол. Достиг цели, добился необходимого. Не смог ни-че-го. Ричард испугался. Растерялся, не сообразил, что делать, и сбежал туда, где ему нужно оставаться, чтобы всё было в порядке. День. Привычно. Два. Плохо, но тоже ничего. Три. Что дальше? Ричард встретил копа. Кто такой Гэвин? Что Гэвин хотел с ним сделать? Ричард понятия не имел. Гэвин просто был. И знал, что Ричард есть. Ричард, если не замирал столбом, то находился в состоянии перманентного бешенства. Он, презрев законы физики, бегал шагом, за несколько секунд преодолевая огромные расстояния своими длинными ножищами. Открывал, вернее, распахивал двери так, будто хотел сорвать их с петель. Хмурился по разным поводам, зыркая исподлобья. Ричард хозяйничал на кухне. Он бесшумно шарил по холодильнику и шкафчикам, ловко разбивал яйца левой рукой, держа в правой венчик и в целом являл собой воплощение грации. Гладил бродячую кошку, спящую в картонной коробке на лестничной клетке, прыгал через ступеньку, заглядывал в почтовый ящик, прицельно бросал скомканные рекламные листовки в мусорное ведро и любил крутить ключи на указательном пальце, пока ждал лифт. Нагло плясал на чужой территории под цокот забиваемых в его гроб гвоздей и трусливо бежал, убирался прочь от жаркой тесноты, от живого тепла звонким глиссандо, точку, яркую, чистую «до» в котором поставил всё-таки человек. Топтался на одном месте, отбивая септаккорды, позволял упиваться свободой и скакать от контр-октавы до первой. Повторял раз за разом, проверял личные и не-свои границы на прочность, разрешал дразнить. Прижимался возмутительно близко, чтоб в следующий момент отпрянуть и подчиниться чёткому ритму, диктующему правила. Чтоб неожиданно для себя станцевать на цыпочках, на кончиках пальцев; потеряться в беспорядочных мыслях под мягкие толчки зачастившего сердца. И разбежавшись, наконец, захлебнуться. Шептал сипло, фальшиво. Ошарашенно и сорванно. Приходил в себя, просыпался. Андроид, залипавший на мячик для собак, ножом выломал дыру в досках и выбил засов, поставленный изнутри. Обломки скатились по ржавой, уходящей вниз, лесенке. Андроидам не нужно есть и пить. Андроиды не умирают. Ричард смог встать на ноги и выпрямиться во весь рост, Ричард тяжёлый и дьявольски сильный. Сколько ещё рассветов он увидит? Больше одного, надеялся Гэвин. Много разных. И закатов, и звёздных ночей, и слепых летних дождиков. На Ричарде – стрёмный пиджак. Чёрно-белый, с жутким высоким воротником и до того андроидский, что Гэвин аж крепко-крепко зажмурился пару раз – не показался ли ему… яркий голубой треугольник. Пёстрое, неуместное пятно. — Гэвин. — Слышу. У Ричарда – серые глаза. Гэвин нарочно старался не видеть их – глаза у Ричарда до страшного живые. Достаточно и того, что заключив Гэвина в объятия, он намертво вцепился в куртку и прижался всем телом. Поглаживание между лопатками – ради него самого. — Всё хорошо.