«Гейша»

Настроение у нее было применено такое же, как потолок и стены в морге — светло серые в плитку. Если у самых обычных людей рабочий день начинался рано утром, и в крайнем случае заканчивался поздно вечером, с твердой переработкой, как у школьника — низкие оценки с минусом, то у нее в это время рабочий день — точнее, ночь — только начинался. Подтягивая столик с инструментами ближе к столу для вскрытий, Сакура попутно вчитывается в планшетку, чиркает заметку карандашом в верхнем углу. Сегодня у нее интересный пациент: парень, пятнадцати лет отроду, недавно поступивший в Токийский техникум. Харуно переводит взгляд на него, осматривает, задерживаясь на лице — совсем ребенок. Но что только не встретишь на своей работе. А пока замученная коллега в вынужденном отпуске (и наверняка ее кое-кто балует, с почти завистью напоминает себе Сакура, клацая скальпелем о железо), она тут за главную. И повезло же ещё так. Она-то малодушно пологала, что будет скучно заниматься писаниной в тишине. Пока не ворвался Годжо и не обрадовал ее. Что ей придется вскрыть его нового ученика. — Э-эх, — медленно выдыхает молодая патологоанатом. Не то что ей было не интересно что-то там выковырить... вдруг. Но сегодня как-то настроя не было. То ли день такой сумбурный, то ли убывающая фаза луны. Натягивая латексные перчатки, Сакура прикидывает последовательность своей дальнейшей неторопливой деятельности. На ней только длинный белый халат, да прозрачный целлофановый комбинезон, поверх всего, так, на всякий случай. А парнишку жалко. Сакура оглядывается на закрытые двери. Где-то там скрывается «сильнейший» с большой буквы, и было бы лучше, закончи она чуть пораньше его назойливого появления. Выбирая между обычным скальпелем и средним ножом, боковым зрением замечает движение. Всколыхнувшееся раздражение перекрывает даже факт, что это было со стороны стола. Стола, мать твою, для вскрытий. — Здрасьте. Сакура ошарашенно, округляет глаза и так и замирает, кажется с открытым ртом. Какого?.. Парень садится как ни в чем не бывало. — А? Хорошо поспал, но кажется замёрз, — объявленный мертвым, Итадори Юджи, разминает затекшее запястье. Она сама осмотрела его, как только доставили и сообщили ей. Сакура, нелитературно выражаясь, щупала его! Он был уже холодным и пульса у него точно не могло быть. Да у него же банально сердца нет — где-то в пакете с сегодняшним числом в холодильнике лежит! — Годжо! Дерьмо, этого не было в договоре! — бросаясь к дверям, попутно она срывала с себя тонкий целлофан, уже не нужный. — Ты не говорил, что он живой! — Он и не был живым… — неуверенно отозвался явно растерянный голос сенсея в соседней комнате. Но затих вовсе, стоило захлопнуться толстым дверям… морга. Итадори, как совсем недавно делала женщина, сам округлил глаза. — Ха… Прилёг называется. Я думал, что дома вообще. Во дела… Сукуна! А как там Фушигуро с Нобарой?! Аа, все проспал! Парень оглянулся в поисках своей одежды, но ожидаемо наткнулся на ещё пару столов, благо, пустых. А вот он явно голозадый здесь один! *** — Может, переберется куда-нибудь в более... мм-м, теплое место? — стол, на котором растянулся полулёжа Годжо, предназначен для, по батански выражаясь, препарирования трупов. Но он будто забывает об этом. Но на самом деле просто не знает, — поправляет себя мысленно Харуно, — что здесь делали на этих столах. — Тебя, что, напрягает здешняя фауна? — Сакура наигранно-удивлённо отстраняется, притянутая наглой рукой сверху, и делает самое растерянное лицо. — Не нравятся соседи? Сатору беззаботно смеётся. Его смех, задев вечную мрачность вокруг, не трогает покрытых простынями пациентов-котиков Сакуры на эту ночь. Это она так ласково называет лежащие на каталках трупы, потому что носики холодные и чуть влажные после разморозки. Сатору не нравился ее черный юмор. А ей — его. Тела сюда поступали не редко, зачастую искромсанные до неузнаваемости, а порой по частям. Старые патологоанатомы в гражданских больницах, где у Сакуры была практика, любят шуточки про свою работу. Честно говоря, она слишком давно привыкла ко всей этой мрачности, и ее не трогает что-то из этого, хотя ее плохое настроение окружающие часто любят списывать на давящее влияние морга. Но даже не подозревают, что она, приходя на работу, отдыхает и успокаивается именно от "говорящих и стоящих вертикально людей". Потому что её пациенты ведут себя тихо и послушно. А приходящие гости, в частности один конкретный, напрашивающийся денно и нощно на место у нее в очередь, в край задолбал, и точно однажды в морозильник залетит. — Ха-ха, ну что ты, конечно нет. — А если я уйду? — Ты же не поступишь так со мной? Без тебя мне страшно будет, когда на меня накинуться твои постоянные пациенты. Я, в отличие от них, приношу тебе конфеты. — И сам же их съедаешь, — фыркает Сакура и отстраняется полностью, делая ещё пару шагов назад для надёжности. — Они могут испортиться, — пожимает плечами он. — Особенно здесь. Или их кто-то утащит, под ту раковину, например. — Однажды ты помрёшь от диабета, — сдается Сакура, первой, не выдерживая его пристального, временами тяжёлого взгляда. Даже с повязкой на глазах он давил на таких смертных, как она. И это не считая его самого, как человека, и несносный характер. Годжо садится ровнее на краю железного стола, пока она сама снимает с себя целлофановые остатки и комкает их, отправляя в мусорный бак. — Что мне делать с парнем? — Сакура, полубоком повернувшись к мужчине, мылит руки над раковиной. Даже если она вскрытие начать не успела, было как-то противно, просто от того, что могла начать ковыряться в живом человеке. Сатору материализуется прямо за ней всего за миг, расставив свои руки по бокам от нее и нависая большой тенью. На нее так смотрели, что в ещё большем непонимании, Харуно замирает с капающей с кистей водой. — Что? — Нет, ничего, — он подаётся чуть назад и у Сакуры получается вдохнуть глубже. — Просто пиши то, что собиралась. Пускай он пока побудет мертвым для всех. — Ну, ладно?.. — патологоанатом не уверена, что должна ответить. Но если он хочет, чтоб было так, то явно что-то задумал. Но и старейшины тоже вели себя необычно. Так перепугались от появления Сукуны? Кто-кто, а Годжо не выглядел особо напряженным, хотя что ему станет? — Спасибо, я всегда могу на тебя положиться, — он утыкается ей в плечо лбом, при этом в три погибели нагнувшись к ней, с его-то и ее разницей в росте. — Да, можешь, — Сакура слабо улыбается, но лишь потому, что ей ещё работать до утра и вместе они домой не смогут отправиться. Она поднимает руки (приходиться выкрутится), и чуть сжимая, начинает поглаживать его волосы. Они белые, а в свете ламп кажутся прозрачными с нежно-лиловым отливом. Красиво. — Стой, — Годжо даже вздрагивает, — ты сейчас что, вытерлась об мои волосы? Вот сейчас Сакура тщетно пыталась подавить смех, прикусив щеку. — О нет, мои волосы, — начиналась драма, — только не это! — сильнейший шаман отшатывается назад, хватаясь за волосы, и уже трудно сказать, действительно ему это противно или хорошая игра непризнанного актера. — А вдруг здесь вода с мелкими проклятиями? — Изгони, — со смешком и, одновременно, издёвкой, взмахивает ладонью неопределенно Харуно. — Хоть почище станет. — Ну хорошо, ты напросилась, — вдруг слышится позади спины, когда Сакура уже заканчивала вытирать руки. — Ч- , — она и пикнуть не успевает, как через секунду оказывается схвачена за обе руки, которые очень интересно закрепляют над ее головой, притиснув к прохладной плитке. А во рту у нее… что?! — Простите, — в дверях из морга показывается коротко стриженная розоволосая голова Юджи. — Я немного замерз. Не могли бы вы дать мне… — он так и замирает, заметив своего сенсея и доктора, которая минут пятнадцать назад от него так внезапно сбежала. И начинает резко краснеть, заметив сначала позу пары, а затем и то, как Годжо-сенсей невозмутимо, но глядя на него, проталкивает дальше в рот женщины торчащий кусочек конфеты своим пальцем. — ИЗВИНИТЕ!! И исчезает так стремительно, хлопнув дверью, что сама телепортация Сатору позавидовала бы. — Кх-е! — Сакура чуть не давится, а затем едва не выплёвывает на Годжо… Конфету. — Какого хрена ты творишь?! Я чуть не подавилась! — Хм… — с видом полной задумчивости и отрешенности от мира, он прикладывает к подбородку пальцы. — Хватит придуриваться! — Харуно в гневе, в чистом и искреннем, кулаком ударяет по столу рядом. Ещё немного и она точно врежет ему. — Гейша. — Чё? — окидывая прядь, переспрашивает она. — Гейша, ко… — Сам ты гейша, — гнев, спустя прошедшую минуту, неумолимо таял. — Да я не про то. Сакура выгибает бровь, но все ещё раздраженно. — А про что тогда? — она отворачивается от него полностью, до этого недовольно смеряя его взглядом в пол оборота. — Конфету, — Сатору поднял руку с конфетой, показывая ей и на его лице медленно расползалась хитрая улыбка. — А что ты подумала? — Ничего, — раздраженно выхватив конфету в розовом фантике из цепко-музыкальных пальцев, Сакура швыряет ее обратно Годжо в лоб. Но конфету слишком ловко ловят, после того, как она отпрыгивает и падает поблескивая уже вниз. — Моя ты сладкая гейша, — тянет он так, как обычно любит стягивать повязку перед эпичным боем — неторопливо смакуя и давая фору противнику. А ещё сейчас попутно тянул к ней свои загребущие лапищи. Снова. — Иди, знаешь, куда? — она отпихивает его от себя. — Домой! Мне ещё работать надо, — и на миг забыв о парнишке, добавляет. — И дай ему наконец одежду. — Но я ведь не знаю, где тут что!