Государственные дела. Борьба за счастье. Часть 1

      Наступил день выдачи жалования. Весь дворец замер в тревожном ожидании. Сафие-султан собрала совет, чтобы принять окончательное решение, кто сядет на трон. Халиме-султан, бледная и обессиленная, сидела возле кровати Мустафы, почти потеряв надежду. Хандан-султан еле-еле стояла на ногах: плохое питание и переживания лишили её сил. Улане несколько раз пыталась поговорить с ней, но госпожа по-прежнему не подпускала её к себе. Совсем отчаявшись, она пошла к Дервишу-паше.       — Паша Хазре… — хотела поприветствовать Дервиша пиратка, но прямо перед её носом пролетела чашка, чудом не задев её. Некоторое время она стояла в полном недоумении, глядя на разгневанного пашу, но потом всё же решилась сказать:       — Я знала, что ты злишься на меня, но не представляла, что настолько сильно…       — Прости, я не видел, как ты заходила. Ты что-то хотела?       Только сейчас, присмотревшись, пиратка увидела, насколько он был раздавлен и опечален.       — Сегодня день выдачи жалования, — начала она издалека. — Понимаю, что я не совсем вовремя. Скоро ведь придут люди и янычары. Они будут ждать падишаха, а он не выйдет. Тебе вновь придётся оборонять дворец от разгневанной толпы, чтобы защитить того, кого теперь выберет Сафие-султан…       — Я не буду защищать того, кого выберет эта старая стервятница! — прервал её Дервиш. — Я давал клятву верности повелителю и Хандан-султан. Если надо, я буду биться за них до последней капли крови. Если их не будет — пусть хоть вся империя падёт!       — В прошлый раз я забыла ещё кое-что рассказать, а валиде меня не хочет видеть…       — В другой раз, мне нужно идти, — отрезал паша и вышел из покоев.

***

      — Повелитель выздоровел! — закричала выскочившая из покоев султана Анастасия. — Лекарство подействовало, он открыл глаза! Какое счастье!       — Слава Аллаху! — воскликнул Бюльбюль.       — Дуду-хатун, Дуду-хатун! Беги сообщи добрую весть всему гарему, чтобы все услышали! — велел Хаджи-ага.       Валиде с облегчением выдохнула и бросилась в покои султана.       — Ахмед! Сынок! — воскликнула Хандан, обнимая его. — О, какая радость!       Ахмед прижался к матери. Наконец-то болезнь отступила, и валиде стало спокойнее. Хандан рассказала сыну, что происходило, пока он болел, и, узнав об обещании, данном Анастасией, султан начал спешно собираться, чтобы выйти к народу.       В честь своего выздоровления повелитель простил всех бунтарей, отпустил всех заключенных, выделил деньги из казны для восстановления города и оплатил все долги. Народ восхвалял повелителя, а братья Гиреи, претендовавшие на трон, молили Аллаха, чтобы и их пощадили.       Анастасию в гареме тоже восхваляли. Она защитила дворец во время бунта и исцелила повелителя. Бюльбюль-ага рассказывал всем о её смелости, подвиге, прозвал её ангелом, спустившимся с небес, чтобы спасти всех. Она была впереди, повела за собой всех, и за это получила новое имя — Кёсем.

***

      Вечером Улане вновь пришла к покоям валиде, чтобы поговорить с ней, поздравить с выздоровлением сына и хоть как-то объясниться, но султанша по-прежнему не хотела её видеть. Пиратка целую неделю ходила к ней, добиваясь её прощения, и в один из вечеров она снова пришла к Хандан, надеясь на чудо:       — Госпожа, молю вас, выслушайте меня! — просила Улане, стоя за дверью.       — Ты всё никак не успокоишься, хатун? — не давал ей пройти Хаджи-ага. — Уж не знаю, чем ты так рассердила валиде-султан, но она не желает тебя видеть.       — Впусти её, Хаджи, — наконец сдалась Хандан, и Улане зашла в покои.       — Говори, что хотела, и иди! Я хочу отдохнуть.       Улане указала глазами на Хаджи, и валиде велела ему выйти. Несмотря на всё нежелание оставлять госпожу с этой вредной пираткой, евнух всё же ушёл.       — Валиде, я понимаю, вы злитесь на меня, но я молю вас о прощении. Я не могла вам рассказать такое, потому что вы не готовы были это услышать.       — Ты должна была рассказать всё, ведь именно за этим я тебя отправила! Неужели ты не понимаешь, каким рискам подвергла меня и моего сына?       — Если бы Дервиш-паша представлял для вас хоть малейшую угрозу, я бы ничего не утаила, всё выложила бы.       — Это уже не важно. Завтра я расскажу Ахмеду о том, что Дервиш убил падишаха, — решительно произнесла Хандан.       — Нет! Вы не можете этого сделать, госпожа! — дрожащим голосом произнесла Улане.       — Я не могу подвергать своего сына опасности.       — Как вы не понимаете? Он сделал это ради вас! Ради вашего сына, чтобы он жил! Он ведь сказал, что отец убил бы его? Сказал, что любит вас и вашего сына больше собственной жизни? Разве это не доказывает его бесконечную преданность вам? Видели бы вы его в день выдачи жалования! Как он переживал, что повелитель всё ещё болен! Да ему весь мир не нужен, если вас с повелителем не будет.       — Сегодня он предан моему сыну, а завтра женится на Фахрие-султан, полюбит её и будет предан Сафие-султан, — отрезала Хандан.       — Вы правда думаете, что если за двадцать лет он вас не разлюбил, то разлюбит сразу же после свадьбы с какой-то Фахрие-султан?       Хандан удивлённо вскинула брови.       — Видимо, мне тогда он рассказал больше, чем вам. Он влюбился в вас, когда вы ещё были обычной девочкой из Боснии, так что на нём нет греха за эти чувства. Это была невинная детская влюблённость, которая не покинула его спустя столько лет…       — Довольно! Если это всё, что ты хотела сказать, то можешь идти.       — Валиде, молю вас, не делайте то, о чём вы потом можете пожалеть, не лишайте себя и своего сына вашего единственного верного защитника…       — Ты можешь идти, Улане! — снова оборвала её Хандан, не желая больше слушать. Она уже приняла решение и не хотела, чтобы ею овладела жалость, которую пыталась вызвать у неё пиратка.       Глаза Улане наполнились слезами. Она вновь укорила себя за то, что стала такой чувствительной в этом дворце, хотя на корабле никогда не позволяла себе плакать, за то, что подпустила этих людей близко к своему сердцу и так быстро привязалась к ним… Ей не хотелось уходить, пока она не упросит валиде сохранить тайну паши, который рисковал своей жизнью ради её блага, но у неё почти не осталось сил… Пиратка чувствовала, как они стремительно покидают её. Голова стала невыносимо тяжёлой, а перед глазами всё поплыло. Едва она смогла дойти до двери, как её ноги подкосились, и она потеряла сознание.       — Улане! — вскрикнула обеспокоенная султанша и кинулась к ней.       Госпожа начала легонько бить её по щекам, пытаясь привести в чувство, но тут же заметила, что она была очень горячей. Посмотрев её руки и шею, она облегчённо выдохнула, не найдя язв, и приказала позвать лекаря, а затем вместе со служанкой перетащила Улане на свою кровать.       — Госпожа, что случилось? — проговорил обеспокоенный Хаджи.       — Не знаю, она вдруг упала в обморок, — ответила взволнованная Хандан.       — Может, она притворяется, чтобы вы сжалились над ней и простили?       — Думай, что говоришь, Хаджи! — разозлилась султанша. — Она горячее раскалённых углей.       — Я бы на вашем месте ей так не доверял, госпожа, — стоял на своём евнух.       Хандан хотела ему ответить, но пришла лекарша.       — Что с ней такое? Говори! — велела валиде лекарше после того, как та осмотрела пиратку.       — У неё сильный жар, но ничего серьёзного, госпожа, вам не о чем беспокоиться. Я дала ей лекарство, завтра всё пройдёт.       — Слава Аллаху! — немного успокоилась Хандан. — Из-за чего это?       — Может, отравилась чем-то? — тонко намекнул Хаджи, на что получил презрительный взгляд валиде.       — Точно не яд. Она не ела несколько дней. Возможно, из-за сильных переживаний или простудилась.       Отпустив лекаршу, Хандан присела на краешек кровати и погладила воспитанницу по волосам.       — Госпожа, я отдам распоряжение, чтобы хатун перенесли в её комнату.       — Не нужно, Хаджи. Она останется у меня, — отрезала султанша.       — Но, госпожа…       — Ты можешь идти!       Евнуху ничего не оставалось, кроме как послушаться.       Хандан продолжила гладить Улане по волосам, сочувственно глядя на неё.       — Как бы я хотела иметь такую дочку, как ты, — прошептала султанша. — Жаль, что у меня больше не будет детей…       Валиде ещё долго сидела, раздумывая над её словами, пока не уснула рядом.