
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Психология
Романтика
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Повествование от первого лица
Любовь/Ненависть
Развитие отношений
Тайны / Секреты
Юмор
ОЖП
Смерть основных персонажей
Первый раз
Измена
Любовный магнит
Элементы слэша
Исторические эпохи
Ненависть
Признания в любви
Аристократия
Ненависть к себе
Трансгендерные персонажи
Кроссдрессинг
Дворцовые интриги
После секса
Фавориты
Описание
Воспоминания о былой жизни на предсмертном одре. Любовь, ненависть, прощение, страсть.
Фанфик граничит между сериалом и историческими фактами, на историческую точность и явь не претендует. Первая работа, прошу строго не судить. Ошибки в грамматике и пунктуации есть, поэтому бета приветствуется. Критика вопринимается только адекватная, заранее прошу прощения у фанатов MonChevy.
А внутри у него письма запоздалые...
06 декабря 2024, 09:00
Делать нечего, надо было сообщить отцу о свадьбе. Мы с ним давно не переписывались и вообще я не знала жив ли он. Да, когда-то приходило письмо от его верного слуги о том, что папе становилось всё хуже, он всё больше верил в удачу в картах… Но я тогда распорядилась не давать ему ни копейки. Хоть что-то должно же было хотя бы на свадьбу остаться.
Мой жених (как же это противно звучало) уже оповестил к тому моменту свою родню, которая не поверила, но все же дала благословение и денег на свадьбу. Я предлагала познакомить меня с его родителями и многочисленными братьями и сестрами, но он отмахнулся сказав, что это лишняя трата времени. Ну ладно.
В день отъезда, я перечитала письмо от отца полученное приблизительно месяц назад. Там он говорил, что нашел способ как выиграть в карты всё проигранное, что он верил в легенду о каких-то трех картах… Это был бред уже глубоко обезумевшего человека.
Уже будучи в карете, де Лоррен спросил меня:
– У тебя хоть какое-то приданое есть? – мне его голос показался надменным.
– Не знаю, – произнесла я усмехнувшись. – Приедем и всё на месте узнаем.
– Ты вообще общалась с отцом? – внимательно смотря на меня продолжал допрос шевалье.
– Письма получала, даже читала, – я тяжело вздохнула. Отвечать на бесконечные вопросы де Лоррена совсем не хотелось. – А потом откладывала в ящик, оставляя без ответа, – показалось, что шевалье немного удивился от моего ответа.
Снова тяжело вздохнув, будто мне не хватает сил даже на разговоры, я через силу продолжила:
– Не хотела перед тобой открываться, всё равно что бисер перед свиньями метать.
– Сделаю вид, что я этого не слышал, – Филипп демонстративно перевел взгляд на окно.
– Отец сошел с ума, – нагло перебив его продолжила я. – Он обезумел от карт, он придумал себе, что какие-то три карты помогут ему отыграть всё, что он проиграл и возвысят его до небес. Что мне ему отвечать? Он ни в одном письме не спрашивал о том, как я живу, как проходит моя служба герцогине, есть ли у меня деньги. Понимаешь? – я прикусила губу и отвела взгляд в окно.
Всё это время де Лоррен не отводил от меня взгляд. Нарушив тишину он спросил:
– Ты единственный ребенок?
– Да, – сухо ответила я. – Остальные дети от его любовниц умирали либо после рождения, либо еще не родившимися.
– А еще родственники..
– Нет, – перебила я его. – Родственников больше нет. Все погибли, защищая маленького Людовика, когда была смута. Я последняя в роду.
Странно у шевалье менялся взгляд на меня - то ли я видела в его глазах сожаление, то ли жалость. Либо же это было настолько наигранно… В общем, я тогда испугалась, что теперь вся информация полученная им обернется против меня.
Выглянув в окно, я увидела, как глаза шевалье округлились от изумления:
– Это… летняя усадьба? – его глаза искренне выражали шок.
– Что? Слишком маленькая? – я усмехнулась. Да, летняя усадьба моего отца была чуть поменьше нашего дворца. Она была не менее величественная, чем дворцы короля и его родственников.
– Род действительно был великим…
– Кажется, мы приехали, – карета остановилась.
Первым из кареты вышел мой жених, а затем подал мне руку.
– Для этого есть слуги, – сухо ответив, но все же подав руку я вышла из кареты.
– Не волнуйся, это разовый случай.
Зайдя, нас встретил папин верный слуга - Жан.
– Госпожа! Наконец-то Вы приехали, – Жан поклонился.
– И я рада тебя видеть, Жан, – я мягко улыбнулась. – Ты все еще усердно служишь, не смотря на твои годы…
– Да, госпожа. Ваш отец…
– Что такое? – я замерла и уставилась на Жана. – Говори!
– Ему плохо… сегодня его сразил очередной удар.
Меня охватила паника, я быстро метнулась в покои отца. Краем глаза, что за мной также проследовали Жан и Филипп.
Вбежав в покои отца я увидела его, совсем худого, немощного и таким состарившимся. Ему было-то всего пятьдесят пять…
– Дочь… – увидев меня отец прохрипел и попытался встать.
– Papa!– я подбежала к нему и упала на колени перед его кроватью.
– Я уже и не думал что успею увидеть тебя…
– Папочка… – я тихо прошептала и схватила его за руку.
– Тогда это прекрасное время попросить прощения, он сильнее закашлялся. – У тебя и твоей покойной матери…
– Папа, прошу, не надо, еще не время… – я нежно погладила его по голове, ласково смотря на него.
– Да нет… к сожалению пора. Как жаль, что я не успел всё исправить.. Понимаешь… ведь три карты, которые должны были мне помочь выиграть не в игре, а в жизни это внимание, нежность и любовь к тебе, – он мягко улыбнулся. – Прости, что я так мало тебя любил и так редко это показывал…
Я почувствовала как из моих глаз непроизвольно потекли слезы. Так вот о чем он писал… “Три карты-три карты”… какая же я глупая была! Сама же говорила намеками, прямо как папа.
Он перевел взгляд с меня на Филиппа и продолжил:
– Я так понимаю, это жених? – он попытался улыбнуться.
– Да, месье… Я жених Вашей дочери и хотел бы просить прекрасной руки и сердца юной мадам, – шевалье медленно подошел к отцу. Видно было, он растерян. Он не знал как себя вести в таком случае.
– Если она тебя выбрала, значит ты, должно быть, хороший человек – отец снова зашелся в кашле. – Прошу, оберегай мое дитя… Это последнее сокровище, которое у меня осталось, – де Лорреном нельзя было не очароваться. Он умел во время включить ангела и самого милого и прекрасного человека на земле. Mais les apparences peuvent être trompeuses!
Неожиданно, шевалье сам встал на колени перед моим умирающим отцом и взял его руку в свои:
– Я клянусь Вам, что буду ее оберегать и стану ей опорой. Вы можете вверить ее в мои руки, – он смотрел отцу прямо в глаза. Зная, какой он трус, сейчас он смотрел столь смело и решительно…
– Как мало я прожил, как плохо я прожил… жаль я так и не увижу тебя такой красивой… в белом платье, – отец погладил меня по щеке, от чего я сильнее расплакалась. С его глаз тоже скатилась скупая слеза.
– Всё, я готов. Цикл должен завершиться. Береги себя, – он прохрипел последнее слово и закрыл глаза. Il a fermé les yeux pour toujours.
– Папа… нет! Папа! – я кинулась на еще теплую грудь отца и разрыдалась. – Папочка, прошу! Еще немного! Не уходи! – кричала я и заливалась слезами. Я изо всех сил сопротивлялась, чтобы Жан меня не оттаскивал.
– Госпожа, прошу… он покинул нас, – пытался хоть как-то убедить меня папин слуга.
– Нет! Оставьте меня с папой! – казалось, что в тот момент я стала ребенком, которого нагло отдирают от родителя, а тот всеми силами держался мертвой хваткой. Всё же оттащив от уже бездыханного тела отца, меня вверили в руки моего жениха. Помню, с какой силой меня сжал шевалье, в грудь которого я плакала, нет, рыдала горючими слезами. Я никак не хотела принимать тот факт, что папы больше не стало. Что нам так было дано мало времени поговорить и признаться в том, как мы любим друг друга. В тот момент я просто не осознавала, какая на самом деле сильная связь между отцом и дочерью. Да, у меня не было таких отношений с отцом как у моих дочерей, но я так жалею, что мы не смогли насладиться тем безусловным принятием друг друга. Одно я поняла точно, он успел меня научить быть сильной, но я так жалею, что не успела дать в полной мере всю ту нежность, всю ту мягкость…
Что я тебе могу сказать мой читатель. Именно в момент смерти родителей ты на самом деле понимаешь, как ты их сильно любишь. Именно в этот момент ты понимаешь, насколько ты становишься одиноким. Я тогда осиротела. У меня не осталось ни-ко-го. Это словами невозможно описать насколько это больно. Если раньше, казалось, что вокруг тебя солнце, небо, то со смертью родителей все превращается в мглу и источника света больше нет. Казалось, я даже по маме так не плакала, как по папе. Наверное, того родителя, которого нам больше всего не хватало - сильнее жаль и по тому мы сильнее горюем, если его теряем.
Весь тот проклятый вечер я провела на плече де Лоррена, позволяя забыть все наши склоки и недопонимания. Истерика прошла и просто иногда тихо я роняла слеза и вздрагивала. Я сама того не заметила, как шевалье из последней сволочи, превратился в поддержку и опору для меня. Это первая вещь за которую я ему была и буду благодарна до конца жизни.
– Если честно, мне спокойнее, когда ты на меня кричишь, или мы ненавидим друг друга, – шевалье принес папин любимый коньяк и подал мне. Он уже был без своего дорогого камзола, его рубашка была небрежно расстегнута. – А когда ты плачешь… я тогда не знаю, что с тобой делать. Когда такие как ты плачут, становится страшно, – казалось, шевалье именно тогда признал мою внутреннюю силу.
Я впилась в стакан руками и жадно отпила из него. Я сидела у камина и долго смотрела на огонь.
– Завтра надо будет заняться похоронами… – шевалье вздохнул.
– Можно спросить? –перебила его я.
– Да… конечно.
– Ты с каких пор так подобрел? – с огня я перевела взгляд на него.
– Я разве не человек? Меня не может расчувствовать сцена прощания отца с дочерью? – обиженно усмехнулся шевалье.
– А разве да? Ты, который идет по головам, который подставит всех… И тут расчувствовался из-за какой-то плаксивой сценки. Да ты же ненавидишь меня.
– Когда я к тебе отношусь плохо - ты бесишься. Когда хорошо - тоже, – де Лоррен залпом осушил свой стакан с коньяком и слегка поморщился.
– Я тебя ненавижу! Всё что сейчас происходит это из-за тебя! Это ты крал письма, ты назвался моим женихом, ты меня отдал на растерзание де Ментенон! Вся моя жизнь разрушилась из-за тебя!
– А ты думаешь моя жизнь из-за тебя не разрушилась?! – воскликнул шевалье и вскочил с кресла. – Ты думаешь это легко, когда любимый тобою человек тебя выкидывает из своей жизни как мусор?! Ты думаешь это легко спать в холодной постели, зная, что он с женщиной?! До этого женщины никогда не были соперниками, а тут появилась малолетняя соплячка, которая свела с ума моего! Любимого! Человека! – последние слова он буквально прокричал. – Я до сих пор тебя ненавижу! Я мечтал и мечтаю, чтобы тебя не стало ни в моей жизни, ни в жизни Филиппа! – продолжил он.
Я перевела взгляд с него снова на огонь, который от крика шевалье будто бы разгорелся с новой силой.
Придя в себя, шевалье рухнул снова на кресло и закрыл глаза рукой.
– Прости… – продолжил он. – Просто из-за моей репутации все считают меня человеком, у которого не может быть чувств. А они есть…
– Нам надо теперь как-то жить с тобой, – выдержав паузу тихо проговорила я.
– Поженимся, уедем в Италию… Король остынет, а оттуда вернемся в Версаль.
– Думаешь, всё так просто?
– Конечно, мы можем всё усложнить… но зачем? Мы можем стать прекрасным союзом, который будет править светской жизнью в Версале. Дружить против всех. Я никогда не буду любить тебя, как и ты меня. Я даже не знаю, смогу ли я тебя когда-нибудь простить! Но поскольку мой враг станет моей супругой… Я чисто в своих корыстных целях должен сделать это себе в плюс.
– Mari et femme…
–... un Satan, – усмехнулся шевалье. – Кстати! Понимаю, что момент неподходящий, но всё же. Я тут нашел письмо твоего отца с очень интересным содержанием. Оно будет полезным, – как позже мне признался де Лоррен, отец ему тайно успел шепнуть о местоположении письма.
Открыв письмо я принялась его читать. Вкратце, там было написано то, о чем он не успел мне сказать, а также в подробностях описал, что его обкрадывали слуги, а главный казначей не платил налоги королю, хотя деньги были. Также он в этом письме привел доказательства того, что на самом деле был мухлеж с выплатами.
В конце письма отец признался, что оставил мне приданое, а также указал место где это хранится и в каком размере. Хотя бы замуж не стыдно было выходить.
На следующий день мы отца похоронили. Я не помню как проходили похороны, помню, как рыдала и как меня всё время держал мой будущий супруг.
Позже, я одна сидела в кабинете отца и перебирала документы. Было принято решение их все вывезти и спрятать в одном из имений шевалье, а потом составить список всех виновных в финансовых преступлениях и представить этот список королю. В этом списке, кстати, были и те, что выставляли отцу долги.
Филипп согласился покрыть отцовский карточный долг, за что в взамен он получил наши плодородные земли, которые в частности кормили Версаль. Мы даже договорились, что всех, кому должен был мой отец мы сдаём нагло королю, а там не составило бы большого труда их всех арестовать.
Было ощущение, что всё что со мной происходило - сюр, ночной кошмар, очень плохой сон и сейчас я проснусь и всё хорошо. Но нет. Это была реальная, гребанная жизнь!
Вернувшись во дворец мы были облачены во всё черное. Мы шли рядом, меня под руку вел де Лоррен. В салоне про нас уже давно шептались, вот что услышала лично я:
– Надо же, даже на придворного пёсика Месье нашли ошейник и поводок пожестче.
Мы остановились, де Лоррен развернулся и произнес:
– Как Вы смеете, месье! У Вас нет ни капли стыда или совести… Вы хоть понимаете в каком я и моя невеста трауре? – тихо с угрозой промолвил Филипп. Запугивать он умел. Его боялись, хоть и считали шутом.
– Простите, я…
– Моя невеста только что потеряла отца. Я, вместо сватовства и прошения прекрасной руки своей невесты, организовывал похороны уже, к сожалению, покойному тестю! Мои сердце и душа разбиты на осколки! – не на шутку распылялся шевалье, его было не остановить.
– Господин де Лоррен, я правда…
– Поверьте, Вы ненадолго в Версале… А меня Вы очень зря, только что, сделали своим врагом!
Мой жених отыгрывал свою роль на публике прекрасно. Сказать, что все впали в шок и ступор от отпора де Лоррена - не сказать ничего. Но это всё равно была игра. Наша с ним игра на публику.
Далее, в память об отце я решила сыграть пару партеек в игру.
– Боже-боже. Обнищавшая сиротка… Папочка хотя бы карты оставил?
– Мадам, зачем же Вы так со мной жестоки. Вы комплексуете, что проигрываете молодости?
– В каком смысле?
– Ну Вы уже не молоды, в отличие от Ваших любовников. Вы только богаты, кстати, повышайте ставки.
Герцогиня, назовём её, L кинула небрежно целый мешок на стол:
– Боюсь ты в жизни со мной не расплатишься.
– А это мы сейчас проверим. Повышаю ставку! – воскликнула я и кинула свой целый мешочек.
– Это по-мужски, мадемуазель, –
– Ну, мы же с Вами не на земли играем. Пока…
Стоит ли говорить, что с моими навыками Герцогиня L проиграла? Я думаю не стоит.
Пока та сидела на своём стуле и не верила, я лишь обмахивалась веером:
– Надеюсь Вам этого хватит закрыть хотя бы один процент! – прошипела герцогиня.
– Один процент чего? – недоумевала я.
– Карточного долга Вашего отца!
– А никакого долга и нет.
– Как?! Ты же нищая, почти как смерд на улицах Парижа!
– Просто, долги выплачены. С процентами, – смотрела я на нее с издевкой и вызовом.
– Вы продали свою невинность? – вокруг меня послышались смешки.
– Как грубо. Я всего лишь сделал небольшой подарок моей невесте на свадьбу! – воскликнул шевалье и взял мою руку в свою.
– Мой заботливый, без пяти минут супруг, закрыл все долги и при этом сумел сохранить имущество, – мой взгляд отражал победу, величие над этой высокомерностью и гордыней.
– Всё лучшее для тебя – томно и хрипло произнес де Лоррен и поцеловал мою руку глядя мне в глаза. На что в ответ получил от меня взгляд полный восхищения им и блпгодарности.
– Пожалуй мы пойдем, – я стала собирать выигрыш. – А то мы так устали от дороги! Хорошего вечера! – спустя время мы удалились из зала.
Де Лоррен благородно проводил меня до покоев и зайдя в них я почувствовала пустоту. Я была не я и сил моих не было. Хотелось чтобы всё это по одному моему желанию прекратилось. Я рухнула на кровать и не заметила как провалилась в сон.