В ожидании тепла

      Было холодно. Ночи оказались здесь еще более морозные. Ветхие стены совсем не спасали. Сон то приходил, то уходил, оставляя один на один с этим чувством тоски и мертвым, пробирающим по самые кости морозом.       Спать было невозможно, особенно, на этом ледяном полу, но никаких альтернатив не было возможности подобрать. На какой-то момент поздней ночью все-таки удалось провалиться в сон.       Но этот сладкий момент долгожданного Небытия не продлился долго, и Вэй Усяня разбудили крики толпы, что перебивали друг друга в яростном споре.       — Сжечь сумасшедшего!       — Пусть сначала ответит за содеянное! Только потом казнить!       Разъяренная толпа звучала все громче и громче. В конце концов, они пришли к компромиссу и вышибли дверь.       Множество холодных, грубых, мозолистых рук вцепились в каждый цунь кожи Вэй Усяня. Спросонья он не контролировал собственных действий, и сжатый кулак влетел в челюсть кому-то из схвативших его мужчин. Послышался больной вскрик, и ему заломили руки. Подкатили приступ тошноты и ярое желание сопротивляться. Зубы сжались, брови глубоко нахмурились, а тело напряглось, словно струна. Вокруг него сгустилась темная энергия и уплотнился воздух, но спустя несколько шагов все рассеялось. Вэй Усянь окончательно проснулся и смог хотя бы немного разобрать, что к чему.       Осознав, что его тащат в сторону главного поместья семьи Мо и, вероятно, что-то случилось, то разумно было не дергаться и позволить амбалам себя нести. Через силу заставив себя расслабиться — настолько, чтобы не причинять себе неудобств, — Вэй Усянь принялся гадать над сутью произошедшего. Он догадывался, что причина ночного визита к нему была связана с семьей Мо и с вероятно неудавшейся ночной охотой ребятни клана Лань.       Вэй Усянь задумчиво цокнул:       «Как же так? Неужели все-таки флаги сработали не так, как надо? Я же специально проверил, чтобы мелочь была цела и спокойно выполнила свою работу».       На горизонте показался родовой дом. Его грубо толкнули в середину залы, а сами зеваки остались у входа.       В комнате царила напряженная суета. От величественной и властной госпожи Мо не осталось и следа. Сейчас вместо нее сидела в скорбном шоке и неверии убитая горем женщина. Ее глаза, еще утром лучившиеся надменностью и пренебрежением, покраснели от пролитых горьких слез. Руки нервно сжимали клочок какой-то ткани. Окружившие госпожу слуги молчаливо выражали сочувствие и по первому слову были готовы броситься исполнять приказ.       — Я не верю… мой А-Юань не мог… это какая-то ошибка… — бубнила себе под нос в отстраненной рассеянности женщина. — Это точно не он… мой мальчик просто куда-то ушел погулять…       Девчушка А-Дин печально переглянулась с стоявшей рядом незнакомой Вэй Усяню служанкой и молча протянула пиалу с чаем своей госпоже.       Вэй Усянь рассеянно осмотрел суетящихся здесь людей. Адепты ордена Лань были сосредоточенны, и в их чертах угадывалось нервное волнение. Возможно, случилось что-то, что пошло совсем не по их плану, и они не знали, что с этим поделать.       За грудой что-то рьяно обсуждающих юношей лежало укрытое белым покрывалом тело. Возле него уже витала свежая энергия инь.       «Так-так. Лани не доглядели, и кто-то помер. Делаю ставку на… — мысль оборвалась на мгновение, а взгляд мужчины переместился с тела на госпожу Мо и ее невнятное бормотание. И снова на тело. — Ставлю на молодого господина Мо».       Глаза опустились на поднятые запястья. Из-под рукавов выглядывало три пореза — три, а не четыре.       «Все-таки я был прав, — отстраненно пронеслось в его голове. Вэй Усяня не волновало горе матери, переживающей утрату единственного сына. — Почему смерть мальчишки стерла мою рану? Я же ничего не сделал».       Пока он задумчиво размышлял над этим странным фактом, горюющая женщина подняла потухший взгляд опухших глаз и замерла. В следующую секунду горе сменилось лютой ненавистью, а лицо исказила гримаса злобы. Госпожа Мо подскочила со стула и швырнула в Вэй Усяня стоявшим неподалеку чайником.       Это отвлекло его от размышлений, и он рассеянно отклонился в сторону, уворачиваясь.       — Ты! — громко прошипела женщина. — Это ты его убил! Ты виноват в его смерти! — громко вереща, госпожа Мо устремилась к мужчине.       На расстоянии нескольких шагов от цели ее остановил вовремя подоспевший Сычжуй.       — Госпожа, умерьте пыл. В смерти молодого господина Мо нет его вины. Ваш сын стал жертвой проскользнувшей сюда твари.       Весь гнев моментально перескочил на него:       — А ты вообще не встревай, мальчишка! Ваша задача была: охранять нас, простых людей, и истреблять здешних тварей! Вы даже с этим не справились… и мой А-Юань… И этот ублюдок… не унизь он его при всем честном народе, разве вышел бы мой сын из дома? — убивалась женщина.       Сычжуй досадливо поджал губы. Он и сам понимал, что это была их вина. Недоглядели. Поэтому у него не хватило смелости возразить.       Пока разъяренная госпожа Мо отвлеклась, Вэй Усянь быстренько прошмыгнул к трупу, дабы внимательнее его осмотреть. Не знай он, что это молодой господин Мо, то никогда в жизни не опознал бы. От пышущего здоровьем и хорошей жизнью толстяка осталась одна лишь оболочка, а именно сухая, сморщившаяся кожа, плотно обтягивающая кости.       Вей Усянь скучающе зевнул:       «Ясно, из него высосали жизненные соки».       Опустив взгляд ниже, прочь от скорченного в предсмертной конвульсии лица, он увидел, что его левая рука отсутствует. А из воротника дорогих одежд торчал какой-то клочок черной знакомой ткани.       Вэй Усянь наклонился и вытащил его. Этим клочком ткани оказался флаг, призывающий духов.       Он хмыкнул.       — Неудивительно, что этот идиот подох, даже с присмотром адептов именитого ордена. Как тут уследишь, если жертва сама на себя «приманку» нацепила.       Тем временем госпожа Мо продолжала крыть бедных ребят на чем только свет стоит и затрагивать те моменты, в которых они были совершенно не виноваты.       Например, почему он вообще вышел из дома, когда они ясно сказали сидеть ночью дома и никуда не выходить. Тем более запрещено было приближаться к западному крылу! Молодой господин их не послушал — и вот результат. В этом была исключительно его вина.       Взгляд Цзинъи потемнел, челюсти и кулаки сжались от сдерживаемой злости. Правилами их ордена запрещалось попрекать тех, кто слабее тебя. Поэтому адепты стояли молча и покорно принимали обвинения, глотая обиду.       «Эх, мальчишки, толку от ваших правил? Почему бы не высказать этой дуре все, что думаете? Нет, надо играть в благородных мужей и быть тряпками, о которых смело вытрут ноги все, кому не лень. Смотрите, как надо!»       С этими мыслями Вэй Усянь взмахнул хвостом и лихо вышел из тени под свет ламп и фонариков. Улыбнулся во все тридцать два, обнажая маленькие клычки, и уставился на женщину с глумливым озорством и пренебрежением.       — Тетушка, ты ничего не перепутала? Или с горя мысли помешались? Ты спутала этих юношей со своими слугами? По какому праву ты их костеришь? Они пришли сюда издалека, чтобы помочь тебе и твоей жалкой деревеньке. И заметь, ничего не попросили взамен! Сколько твоему сыну? Лет семнадцать? Вроде уже в этом возрасте детки взрослые достаточно, чтобы понимать, что им говорят. Сказано было: не выходить из дому после наступления темноты и ничего не трогать. А это что? — с этими словами он выставил на всеобщее обозрение найденный артефакт. Лица юношей в понимании вытянулись. — Он сам навлек на себя беду. Нечего винить ребят в том, что твой сынуля — еблан каких свет ни видывал! — на слове «еблан» адепты скривились. Их нежные ушки не переносили нецензурной брани, но во всех остальных моментах они были категорично с ним согласны. Посмотрев на своего спасителя с благодарностью, юноши облегченно выдохнули и расслабили доселе напряженные плечи.       Госпожа Мо чуть не задохнулась от возмущения. Ей не хотелось признавать, что ее сын погиб по собственной дурости, поэтому ей было жизненно необходимо на ком-нибудь сорвать свой гнев. Она развернулась к своему мужу, что до этого момента молчаливо стоял позади нее, и, сверкая от праведной злости глазами, прокричала ему:       — Что ты стоишь? Скажи им что-нибудь!       Но вместо ожидаемого послушания от обычно покладистого мужа она повалилась на пол из-за внезапного толчка от супруга. Его лицо не выражало абсолютно ничего, словно не он только что толкнул на пол собственную жену. Губы госпожи Мо невольно дернулись, и она уставилась на него широкими глазами, то открывая, то закрывая рот.       — Ты что делаешь? Ополоумел?! Пошел прочь отсюда! — заверещала женщина, оправившись от первого шока.       А-Тун быстро подоспел к своему господину и, приобняв за плечи, вывел на улицу. Остальные слуги помогли подняться госпоже, и та нервно оправила подол платья.       Наступила гробовая тишина. Лица всех присутствующих, за исключением Вэй Усяня, были полны мрачной задумчивости. Внезапно эту тишину нарушил вскрик А-Туна. Адепты вынырнули из размышлений и стремглав выбежали на улицу.       А-Тун лежал на спине, растянувшись по мощеной дорожке, и во все глаза смотрел на изменившегося господина Мо. Его трясло, а тело иссыхало на глазах. Спустя секунду, закатив глаза и напоследок дернувшись, господин Мо повалился навзничь.       Кто-то закричал, кто-то был сам не свой от страха. Адепты подбежали к уже почившему мужчине, и всех до единого пробрала дрожь. Только что на их глазах убили человека, а они ничего не смогли поделать. Похоже, что они приманили какую-то тварь, коя за один только вечер убила уже второго человека. А по шкале, которую ввел сам Вэй Усянь, эта тварь выходила уж очень озлобленной!       Всех загнали в зал. В том числе и не пришедшего в себя А-Туна.       — А-Тун. А-Тун! — звала его А-Дин.       Вдруг служка сел.       — Ах, А-Тун, ты очнулся! Как хорош… — не успела она договорить, как левая рука потянулась к шее осматривающего его Сычжуя. Вдруг наперекор руке спиной вылетел Цзинъи. Мантия последнего тут же загорелась.       Сычжуй благодарно выдохнул:       — Спасибо за помощь, Цзинъи.       — Эй, ты чего толкаешься?! — с криком Цзинъи обернулся в сторону Вэй Усяня.       — Это не я! — заверещал тоненьким голоском «сумасшедший», словно действительно был не при делах.       «Верхние одежды ордена Лань прошиты защитными заклинаниями, так что ничего страшного не случилось бы. Скажите спасибо, что я вообще вас защищаю, а не своими делами занимаюсь», — напыщенно и с долей легкой обиды рассуждал Вэй Усянь.       Тем временем рука, что хотела изначально удавить Сычжуя, обернулась против хозяина, схватила его за шею и принялась душить. Юноша быстрым и точным движением нажал на несколько акупунктурных точек и попытался отстранить руку. Несмотря на хрупкий вид, в адептах ордена Гусу Лань текла немыслимая сила. И то, что прилежный ученик не смог при всем напоре отстранить руку простого смертного, было чем-то из ряда вон выходящим. Волоски присутствующих встали дыбом. В относительной тишине громко хрустнула шея. А-Тун закатил глаза и завалился на спину.       — А-Тун задушил сам себя! — заорала А-Дин.       По новой началась суматоха. Кто-то рыдал, кого-то била дрожь. Нарастала паника. Цзинъи и еще несколько юношей захлопнули двери.       — Всем замереть на месте! Не дергаться!       Все суетились, и только одного Вэй Усяня это никак не касалось. Он продолжал стоять с отстраненным и непроницаемым выражением лица и размышлять.       Поднялся сквозняк, что потушил свечи. Комната погрузилась в пугающую черноту. Люди завопили от страха и заметались. Цзинъи с силой хлопнул по поверхности стола.       — Тихо! — громко рявкнул юноша. — Я сказал: всем стоять смирно и не дергаться! Кто посмеет шевельнуться — прибью на месте!       Во мраке злобной твари действовать много проще, поэтому суматоха только усугубила бы положение дел.       Сычжуй зажег огненный талисман, а затем — и все свечи. Все снова затихло.       Юноши мрачно переглянулись. Эта тварь среди них. Здесь полно обычных смертных, и все они в опасности. Нечисть уже убила троих человек! Это нечто им не по зубам. Они занервничали.       — Нам нужно послать сигнальный огонь и дождаться помощи от старших!       — Да разве кто-то из старших сейчас есть в этой глуши?! Мы обречены…       — Отставить. Мы пошлем сигнальный огонь и продолжим бороться с тварью. Мы не вправе бросить людей одних, — оборвал взволнованные перешептывания Сычжуй. — Нужно что-то придумать… чую, разгадка у нас перед носом! И тут послышался краткий смешок. Адепты ошарашенно обернулись на источник смеха. Кто надумал смеяться в такой момент?!       — Ты сдурел?! Чего смеешься? Умом тронулся?! Что тут веселого? — зашипел на Вэй Усяня Цзинъи, а потом озадаченно примолк, будто вспомнив что-то. Точно. Он же, и так, сумасшедший.       — Да нет… — хохоча, проговорил Вэй Усянь.       — Что «нет»? Не сумасшедший? — не понял Цзинъи.       — Все же до банального просто! Вот смех-то! — хохотал Вэй Усянь. Ведь и вправду разгадка лежала аккурат перед носом!       — Что «просто», молодой господин Мо? — посерьезнел Сычжуй. Он уже заметил, что с этим сумасшедшим что-то не то… уж больно ясный взгляд. Какой-то насмешливый и знающий, будто ему известно все на свете. — Может, разъясните?       — Они все правши.       — Правши?.. — сдавленно прошептал Сычжуй. До него уже начала доходить суть.       — Верно. Они всегда били меня только правой рукой. Они правши.       — И чего бахвалишься, словно индюк? Его били, а он радуется! — недовольно шипел Цзинъи.       «Ну конечно…» — Сычжуя словно окатили ледяной водой. Все и вправду до банального просто! Если они все правши, то тогда почему обычно покладистый господин Мо толкнул свою жену именно левой рукой? И если вспомнить, то и А-Тун задушил себя той же рукой. — «Все очень плохо…» — напряженно размышлял Сычжуй. И тут его словно осенило, и он удивленно поднял глаза на молодого господина Мо. Тот стоял с лисьей улыбкой от уха до уха и легким прищуром, словно насмехался над их нерасторопностью, и пристально смотрел на него, ожидая, когда до него дойдет. — «Он упомянул об этом мельком. Точно невпопад, но так метко… Совпадение? Или он что-то скрывает? Может, этот господин и вовсе не сумасшедший… Нужно будет рассказать все Ханьгуан-Цзюню позже», — закончив свои размышления, Сычжуй обернулся к трупу А-Туна.       «Какая любопытная ручка! И какая злая… У нас тут расчлененный покойник? Как мило. — В Вэй Усяне начинал разгораться интерес. — И что ты тут забыла? Будь ты тут до этого, то смертей было бы гораздо больше. Неужели, подбросили? Как удачно все получается. Мое перерождение, приезд клана Лань и их ночная охота. Кто-то хочет втянуть меня в свои игры. Но кому этот несчастный понадобился?..» — театрально сокрушался Вэй Усянь.       С одной стороны, было любопытно, кому же понадобилось воскрешение злобного Старейшины Илина, и эта загадочная рука… Но с другой, так не хотелось влезать в интриги смертных. У него и без того дел по горло, а тут еще это.       Спустя секунду Вэй Усянь, наконец, вспомнил о своей насущной цели и принялся осматривать запястья. Они были идеально чистыми.       «Опаньки. Как славно складывается! Так как я придумал флаги, привлекающие нечисть, то проклятие посчитало смерть этих людей за мое деяние! Превосходно. Но один нюанс. Всего было четыре пореза. Умерло три человека: Юань, А-Тун и господин Мо. Следовательно, три пореза должно было исчезнуть. Самый глубокий и болезненный, очевидно, принадлежал госпоже Мо, но и он пропал. Если, конечно, эта стерва уже не мертва на данный момент …»       Вскрикнула на другом конце зала А-Дин. Лежавшая до этого без чувств госпожа Мо резко села и на глазах начала иссыхать. Юноши напряглись и, памятуя реакцию твари на свои мантии, поснимали их и приготовились ловить руку. Оставив только обтянутый кожей скелет, левая мужская рука отделилась от ее тела и выбежала на улицу.       Юноши тоже времени не теряли и, используя собственные верхние одежды, нагнали ее на выходе, обмотали в кокон, что тут же загорелся ярко-зеленым пламенем. Нужно было успеть до того, как истлеют мантии. Адепты принялись ставить магическую клетку из мечей, воткнутых по кругу.       Смертные в ожидании притаились по углам. А Вэй Усянь, покачивая бедрами, прогуливался меж балок и наблюдал за представлением.       Догорела последняя мантия, и рука выбралась на свободу. Ей, видимо, очень не понравилось, что ее пытаются запереть, поэтому она стала активно биться о возникшие стенки.       «Так они долго не протянут. Ручка-то больно сильная, — Вэй Усянь по-лисьи ощерился. — Для них».       Так как проклятие было снято, и ему, в принципе, было нечем заняться, то решив все-таки подарить возможность на долгую жизнь ланьским бедолагам, он повертел головой в поисках подручных средств, дабы потом — а Вэй Усянь знал, что этот момент скоро наступит, — не искать сломя голову подходящие инструменты. Он остановил свой выбор на еще свежих трупах семьи Мо. Притаился и стал ждать.       Как и ожидалось, буквально спустя пару минут демоническая рука сломала меч одного из адептов, и постановка была нарушена. Цзинъи и Сычжуй бросились ей наперерез.       «Сильные мальчики. В будущем из вас может быть толк. Ну, ладно, пока мы поиграем с вами».       Вэй Усянь опустился на корточки рядом с трупами и, собрав демоническую ци в ладонях, зашептал:       — Хватит отлеживаться, пора работать. Просыпайтесь.       Еще не успевшие толком остыть тела пару раз дернулись и поднялись.       — У меня для вас есть задание. Видите руку? Порвите ее. Мальчишек не трогать, — стоило ветру подхватить конец фразы, ожившие мертвецы стремглав бросились к демонической руке.       Вэй Усяню осталось лишь наблюдать за этим увлекательным представлением из-за угла и дергать за ниточки своих «куколок».       Адепты ошарашенно смотрели на то, как лютые мертвецы проносятся мимо них и нацеливаются на демоническую руку.       — Никогда подобного не видел… — завороженно прошептал Цзинъи, Сычжуй согласно кивнул, не отрывая глаз от этого невероятного зрелища.       Летели куски плоти, ревели в ярости мертвецы.       «Ну, малышня, нравится?» — с усмешкой мысленно спросил ребят Вэй Усянь.       Скоро стало понятно, что и лютые мертвецы не выдерживают натиска руки.       «Может, вызвать в них больше злобы и ненависти? Но тогда меня могут заметить»,— но в противовес последней мысли Вэй Усянь все же сложил язык трубочкой и приготовился в случае чего свистнуть.       Оглушающая волна чистой энергии появилась из ниоткуда и вдавила нечисть в землю.       То была песня очищения.       С первых нот, узнав мелодию, юноши просияли и подняли голову на своего спасителя.       — Ханьгуан-Цзюнь!!! — радостно заверещали адепты. Им было все равно, что их орденом запрещалось шуметь и что скорее всего они получат за это выговор.       На крыше стоял статный высокий мужчина в белоснежных, как снег, одеяниях. Его иссиня черные гладкие волосы вместе с белой лентой в них медленно развевались на ветру. Его непроницаемое выражение лица сияло в лунном свете. Яркие кристально чистые золотые глаза равнодушно блестели в ночи. Казалось, он далек от мирских сует. Мужчину можно было спутать со спустившимся с небес Небожителем. От всего его облика так и веяло зимним морозом.       Радости от спасения жизни не было предела. Улыбаясь, Сычжуй вспомнил о загадочном молодом господине Мо.       — Эй, Цзинъи, а где молодой господин Мо?       — А? Кто? Ты про того сумасшедшего что-ли? Да спрятался он где-нибудь и сидит, боится, что я все-таки его ударю, — закончив говорить, он засмеялся и отмахнулся от беспокойств товарища.       Сычжуй задумчиво нахмурил брови и почесал нос кончиком пальца.       «Куда же он делся… — осмотрев окружение еще раз, он окончательно убедился, что сумасшедшего и след простыл. — Нужно доложить Ханьгуан-Цзюню».       В то же время этот самый Вэй Усянь несся на всех парах прочь от поместья Мо. Он с первых нот узнал мелодию и играющего ее мужчину. Это был человек, с которым он хотел встретиться в самую последнюю очередь. Именно поэтому, заслышав песнь очищения, Вэй Усянь, поджав хвост, самым наглым образом сбежал.       Забежав в «свою» лачужку, он быстрым движением стер магическое поле, тем самым скрыв свой «приход в этот мир», и отправился восвояси.       Вэй Усянь успел было подумать, что ему придется путешествовать на своих двух, но нежданно-негаданно ему на глаза попался ослик в стойле. И бесстыдник без каких-либо мук совести умыкнул чье-то ездовое животное. Ему нужнее.       Так, оседлав возмущенного осла, Вэй Усянь с достаточно легким сердцем, которое радовалось избавлению от проклятия, отправился в закат — а именно рассвет, — оставляя деревню Мо позади.