Спасибо за беспокойство

*** – Эй, – стук в дверь очень тихий и осторожный, но в повисшей в тюрьме предполуночной тишине даже он кажется оглушительно громким. Казуи замер на миг, неосознанно прислушиваясь: меньше всего сейчас хочется услышать в коридоре чьи-нибудь шаги. Если появится третий лишний — особенно если это будет, не дай бог, Фута или Амане, — разговора точно не выйдет. – Шидо-кун, ты на месте? Можно зайти? – А? – из-за двери послышался слегка растерянный, безумно усталый голос. Казуи сегодня ещё даже не видел его лица — но от одного тембра, как всегда мягкого и спокойного, но сквозящего какой-то невыносимой, вселенской печалью, на сердце стало неуютно. – Это Казуи. Говорю, можно зайти? – А, Мукухара-сан. Конечно. Только этого и ждал. Ручка легко подалась вниз от нажатия, и Казуи, опасливо озираясь, просунул голову в дверной проём — и только затем, выждав для чего-то ещё пару секунд, протиснулся внутрь. Здесь, как и во всей тюрьме в такой час, было сумрачно: одна только тусклая лампочка на потолке да выпрошенная когда-то Шидо настольная лампа — вот и всё освещение. Сама обстановка, казалось, нисколько не изменилась с того момента, когда Казуи был здесь в последний раз; но вместе с тем всё в ней, до мельчайшей детали, словно предупреждало, что с хозяином этой комнаты — если, конечно, крошечную тюремную камеру вообще можно назвать комнатой— что-то не так. Смятое, небрежно отброшенное к стенке постельное бельё, на вид неприятно холодное. Письменный стол, заваленный всем подряд: какими-то книгами, бумагами, ящиками и коробками с, по-видимому, лекарствами с последней поставки, хаотичными рисунками и прочим хламом. Та самая тусклая настольная лампа, задвинутая куда-то в дальний угол стола, настолько далеко, что её блеклые лучи явно не дотягивались до лежащей перед Шидо записной книжки с какими-то лихорадочными пометками на полях. И в центре всего — конечно, сам Шидо, застывший, как мраморная статуя, в чуть сгорбленной позе за столом. Оглядываясь кругом, будто впервые прокравшийся в незнакомое помещение кот, Казуи не сразу наткнулся на его взгляд, устремлённый прямо на него — спокойный и слегка заинтересованный, но всё такой же бесконечно усталый. Откровенно говоря, Казуи и сам не знал, намеренно ли избегал встречи с этим взглядом в первые несколько секунд нахождения в камере. Конечно, это нормально — сперва оглядеться, убедиться в своей безопасности, всё такое… Это ведь должен быть какой-то первобытный инстинкт, верно? Но всё-таки смотреть ему в глаза не хотелось, и Казуи был вынужден признать это хотя бы перед самим собой. Только он и сам не до конца понимал, почему. Может быть, потому, что смотреть на его лицо в целом последние дни было больно. А при взгляде в глаза этого не избежать. А может быть — потому, что под этим взглядом он тушевался, сколько себя помнил. Внезапно чувствовал себя в сотню раз слабее, чем есть. Когда перед тобой человек, в светлых глазах которого плещется такой океан скорби, сложно не ощутить себя совсем маленьким и слабым. Или, может быть, просто потому, что лгать ему было неприятно. Хорошая ложь подразумевает уверенность, но рядом с Шидо Казуи её явно недоставало. Не хочется читать в глазах доверие человека, которое собираешься предать. Пусть даже так невинно и глупо, как собирался Казуи. Пусть даже за этим стояла благая цель. – Мукухара-сан. – А? – Всё в порядке? Ну вот. Теперь во взгляде, помимо всего перечисленного, сквозила ещё и лёгкая тревога. Казуи неловко кашлянул, прикрывая за собой дверь, и моргнул, снова сфокусировав зрение на лице Шидо, — и сердце от этого зрелища снова как-то болезненно съёжилось. – Да, да. В полном! Я просто... проведать заглянул. Он был бледен — словно просидел в потёмках не один час, не поднимая головы. Под глазами — глубокие тёмные круги: явное следствие тяжёлого недосыпа. Чуть сгорбленная фигура, приподнятые плечи и аккуратно расставленные локти — слишком аккуратно, явно намекая на недавно произошедшее. И, конечно, самое неприятное обстоятельство. Тёмно-фиолетовый, уже, кажется, начинающий желтеть синяк чуть дальше и чуть выше скулы, превосходно заметный даже в таком скудном освещении. Казуи постарался не задерживать на нём взгляд, зная, насколько Шидо этого не хочет; но получалось с трудом. – Вот как. Спасибо. Признаться, я немного скучал по компании. Он неловко улыбнулся — явно вымученно. Скорее всего, у него даже на это не осталось сил. Казуи сделал вид, что не заметил фальшивости этой улыбки. – Я тоже. Ты последние дни совсем перестал появляться в курилке. Совсем как когда… Ну, когда, с Футой и Шииной случилась беда. Вот и пришёл проверить, как ты тут. Казуи попытался непринуждённо привалиться плечом к стене. Скорее всего, вышло неуклюже — но Шидо тоже сделал вид, что не заметил. Или правда не заметил. – Да, извини. Я бы рад, да работы много. Шиине всё тяжелее, да и состояние Юзурихи меня тревожит. Она до сих пор ничего не вспомнила, хотя прошло уже больше недели. – Гм. Вот этого Казуи не понимал до сих пор. Он помнил тот день очень хорошо — в отличие от некоторых; — и Шидо, как он знал, тоже. Он видел тот презрительный холод, которым Шидо, намеренно или нет, окатывал Юзуриху при каждом разговоре, каждой процедуре, каждом ненарочном взаимодействии. Ему самому с трудом удавалось удержать язык за зубами, когда она выкрикивала все эти нелепые, почти комичные обвинения в нападении на неё; а уж каково приходилось Шидо, он, пожалуй, и представить не мог. И всё равно… – Шидо-кун, – Казуи чуть понизил голос, отбросив в сторону непринуждённые нотки. – Я как раз хотел об этом спросить. Зачем ты… Шидо вопросительно приподнял брови. Казуи захотелось нервно сглотнуть. – Зачем ты так с ней возишься? Я понимаю, долг, цена жизни и всё такое, но… Казуи затих, надеясь сразу получить ответ. Но Шидо молчал, вместо желаемого всё так же глядя на Казуи снизу вверх вопросительным, слегка недоумевающим взглядом. – Но что? – Ну… Казуи даже слегка растерялся. А разве не очевидно, «что»? Для Шидо, видимо, было не очевидно. – Она же… – Казуи снова ненароком задержал взгляд на синяке, и Шидо, видимо, всё-таки заметил: дёрнул головой и склонил её в сторону, будто пытаясь спрятаться от взгляда. Этого жеста хватило, чтобы Казуи вдруг замутило; но он только нахмурился. Ну уж нет: раз уж начал, придётся продолжить. Сказал А, надо говорить и Б. Довольно уже убегать. – Она напала на тебя, Шидо-кун, – на этих словах Шидо болезненно поморщился и отвернулся. Он не хотел этого слышать, и Казуи знал. Но всё равно продолжил: – Не только на тебя; на других тоже. Она… опасна. И это была бы возможность… – Так нельзя. Шидо говорил совсем тихо, но в тишине засыпающей тюрьмы его голос показался набатом. Казуи тут же прикусил язык, а Шидо как-то рвано выдохнул, всё так же глядя куда-то вниз, перед собой. – Я знаю, о чём ты думаешь, Мукухара-сан. Я тоже об этом думал. Но так нельзя. Казуи сделал осторожный, опасливый шаг вперёд — по-кошачьи мягкий, будто пробуя носком излишне холодную воду. До сих пор ему не хватило решимости пройти глубже в камеру — ближе к Шидо, — но когда тот не смотрел, сделать это было почему-то проще. – Мы все здесь убийцы. Да, Юзуриха опасна — но и остальные, если так посудить, тоже. Я опасен. Я не имею права оставить её без помощи, как и не имею права делать исключений только потому, что… Договаривать Шидо не стал: только снова как-то бессильно вздохнул, уронив голову на подставленную ладонь (и ощутимо поморщился, ставя локоть на стол). Казуи, не спрашивая разрешения, бесшумно опустился на край кровати, которая предательски скрипнула под его весом. Но Шидо и на это не обратил внимания. – Извини, – Казуи виновато прикусил губу. С этого ракурса Шидо, с его бессильно опущенной головой, усталым голосом и красивым, болезненно хмурым лицом, казался совсем разбитым. – Я не имел в виду, что ты должен. Конечно, нет. Зря я сказал. Ты прав. – Да нет, Мукухара-сан. Я понимаю. Я ведь… сказал, я и сам об этом думал, – погрузившись куда-то глубоко в свои думы, Шидо кому-то помотал головой. – Но нет, так нельзя. Я… был оправдан не для этого. Боязливо протянув руку — благо, крохотное пространство камеры позволяло, — Казуи осторожно, совсем слабо коснулся плеча Шидо в знак поддержки. Просто чтобы напомнить, что… он здесь не один. В буквальном и переносном смысле. Но Шидо, к его удивлению, вдруг неприязненно вздрогнул, инстинктивно отдёргивая плечо. Совсем незаметно, со стороны было бы даже не увидеть — но у Казуи сердце ухнуло куда-то в глубокую пустоту. Отвращение? Я что-то не так сказал? Сделал? Да. Чёрт. Конечно, да, но… Неужели настолько не так? И только потом, секунду спустя — когда Шидо уже поднял голову, повернувшись к Казуи, когда его взгляду вернулась осознанность, а губы тронула неуловимая, виноватая улыбка, — голову Казуи пронзила очевидная, но от того не менее неприятная догадка. Нет, не отвращение. Конечно, нет. Шидо бы никогда… Это было не отвращение. Это была… боль. – Извини, Мукухара-сан. Я просто… и сам из-за этого волновался. Я в порядке. Постараюсь заглядывать в курилку почаще сразу же, как Юзуриха встанет на ноги. И… – Шидо-кун, – перебил его Казуи, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы его лицо выражало тревогу, но ни капли жалости. Её Шидо не потерпит, это уже ясно. Отыгрыш, судя по всему, удался — брови Шидо снова вопросительно поползли вверх. В конце концов, за этим ты сюда и пришёл. – Я хотел ещё спросить… – неловко опущенный в угол пола взгляд, словно Казуи и самому неловко озвучивать заготовленную фразу (так и было, но, пожалуй, по другим причинам). Затем — тревожный взгляд прямо в лицо. Но не на синяк — в глаза. – Ты ведь пострадал в той стычке. Я… видел, так что не нужно отрицать. Я всё хотел спросить, насколько… сильно? Вот он — опасный шаг. Промахнись сейчас на сотую долю мимо интонации — и он наверняка снова помрачнеет, отмахнётся рядовым «всё в порядке» и вежливым, но точным намёком попросит оставить его наедине. Но Казуи, похоже, снова попал. Лицо Шидо, не особенно выразительное в обычные дни, снова стало слегка виноватым. Неприятный укол под рёбрами напомнил Казуи, насколько на самом деле это гадко — так бессовестно манипулировать искренней дружеской тревогой. О, Казуи это знал. Но он и правда тревожился. В этом и лжи-то почти нет — только крошечная, детская манипуляция. И… любопытство. То самое, которое кошку сгубило. – Кхм. Ничего серьёзного. Я бы сказал, если бы это мешало моей работе… – Дело не только в работе, Шидо-кун, – микроскопическая нотка отчаяния, только чтобы подкрепить серьёзность слов. – Я ведь… и просто за тебя волнуюсь, понимаешь? Я видел, чем могут окончиться такие стычки. – Мукухара-сан, правда — ничего серьёзного, – голос Шидо стал чуть глубже и убедительнее, что Казуи отметил не без торжества. – Просто… пара синяков. Он коротко, рвано усмехнулся. Было физически ощутимо, насколько ему непросто говорить это вслух, и за это Казуи получил очередной укол под рёбра. Но проигнорировал и его — цель была уже слишком близка, чтобы от неё отступать. – По мне, наверное, и так видно, что… – Шидо-кун, – Казуи коротко кивнул на осторожно поставленный на стол локоть, и Шидо тут же смущённо опустил руку на колени, к другой, неловко сцепив пальцы в замок. – Это… больно, да? – Ну… Терпимо, – не ложь, но уклончивый ответ. Означает: «Да». – Говорю же, просто пара… – Только руки и… – неуютно сглотнув, Казуи сделал абстрактный жест рукой у лица, не сводя с Шидо полного беспокойства взгляда. Этот взгляд должен был привязать его, приковать к месту, не дать возможности спрятаться от вопросов Казуи за записной книжкой и приёмами у пациентов — и он успешно с этим справлялся. – Ну, – Шидо сжал пальцы чуть крепче, глядя куда-то вниз. – Плечи. Спина. Переломов нет, я… проверил. Так что заживёт через пару недель. – Ясно, – в помещении повисла неловкая, неприятная тишина. То, насколько Шидо некомфортно говорить об этом столь прямо, ощущалось на коже; и всё же Казуи не был готов втянуть когти и отпрянуть назад теперь, когда самое сложное позади. – А мне можно… взглянуть? Шидо поднял голову, царапая Казуи своим растерянным взглядом. Но тот был к этому готов, встречая его собственным — искренним, открытым и сочувствующим. – Поближе. Чтобы понять, насколько… Ну, насколько всё плохо. Я и сам проходил такое, Шидо-кун, знаю, насколько неприятно. Потому и хочу убедиться, что ты цел. Чуть поёрзав на месте, Казуи пододвинулся ещё ближе к краю кровати, едва не коснувшись коленом колена Шидо. Тот всё продолжал рассеянно сжимать и разжимать пальцы. – Ну… Ладно. Почему нет? Последний вопрос Шидо, скорее всего, задавал самому себе — а грудная клетка Казуи тем временем наполнялась ликованием. Шидо слегка повернулся на стуле, оказываясь к Казуи лицом, и, вытянув правую руку вперед и щёлкнув ремешком на запястье, закатал рукав до локтя. Ликование моментально съёжилось, как лопнувший воздушный шарик, и испарилось, оставив место искреннему удивлению, щемящей боли и… пожалуй, сожалению. Тёмно-фиолетовые, желтоватые, пугающе яркие на бледной коже, синяки покрывали предплечье целиком. Смотреть на это было страшно — а Шидо, наверное, приходилось это делать каждый день. Сама по себе травма — типичнее некуда для подобных стычек: человек всегда пытается защитить руками голову. Это инстинкт. Но с дубинкой Юзурихи… То, что обошлось без переломов — большое везение. Шидо смотрел куда-то в сторону. Не сводя взгляд с предплечья, Казуи осторожно взял его ладонь и притянул ближе, склонившись над вытянувшейся рукой и внимательно её осматривая. – Гм. Шидо не выдернул руку — а значит, ещё один опасный шаг позади. А значит — время для следующего. Пальцы мягко сползли под ладонь, придерживая её на весу, а вторая рука уже зацепилась за край тканевой перчатки. Шидо никогда не снимал их без причины — и именно поэтому каждое воспоминание, где он позволял себе это, кажется особенно ценным. Казуи безумно хотелось заполучить ещё одно. Перчатка сползла беззвучно и аккуратно легла на кровать рядом с Казуи. Тот позволил себе на короткий миг поднять глаза на Шидо: тот смотрел на собственную ладонь всё так же слегка растерянно и удивлённо, словно и сам успел забыть, что под перчатками есть что-то живое. Кисть, конечно, тоже пестрит гематомами. Далеко не так заметно, как на предплечье, но опытному глазу за такое зацепиться несложно. И наверняка чертовски больно — особенно с твоей-то чувствительностью. Казуи с трудом удержал в себе желание провести по ладони кончиками пальцев — так бережно, как только можно; просто чтобы запомнить это чувство. Лучше не допускать лишних движений. Он и так наверняка ходит по краешку терпения Шидо, и любой неосторожный шаг обрушит его в пропасть вместе с хрупким теплом опасливого доверия, установившегося между ними в моменте. Но Шидо снова не выдернул руку. А значит, можно сделать ещё один шаг вдоль края пропасти. Выпустив правую руку из пальцев, Казуи аккуратно притянул к себе левую. Застёгнутый ремешок на запястье холодно звякнул, и ткань поползла вверх, обнажая второе предплечье — такое же чудовищно разукрашенное, как и первое. Казуи болезненно нахмурился — искренне, — оглядывая кожу со всех сторон. Шидо не шевелился; его рука повисла в пальцах Казуи безропотно и безжизненно, как кукольная, и от этого по спине пробегал холодок. Левая перчатка, соскользнув с кисти, ложится туда же, куда и правая. Пальцы, удерживающие запястье на весу, почти его не касаясь, сползают чуть ниже. Сердце замирает от того, насколько жутко и вместе с тем красиво выглядят его руки. Они не должны быть такими; Юзуриха обязана за это заплатить. Но… Не будь они такими, у Казуи не было бы совсем никакого оправдания, чтобы на них посмотреть. Даже такого натянутого. Хочется взглянуть и на плечи. И на спину, чёрт с ним, тоже. Но опыт подсказывает, что черту лучше провести здесь: иначе это будет точный и рассчитанный шаг прямо в пропасть. И всё же… Последнюю мысль Казуи проигнорировал: взгляд зацепился за, должно быть, особенно болезненный, тёмной розой распустившийся синяк на тыльной стороне левой ладони. Он практически инстинктивно опустил голову, поднося руку Шидо к лицу, чтобы прижаться к ней губами, — но мысль всё же вовремя достигла некоего мозгового центра, и Казуи замер на полпути, словно опомнившись. Едва не оступился. Лёгкий прищур. Поджатые губы. Почти беззвучное сочувствующее мычание. Выражение лица Шидо, чтобы понять, поверил ли он, не рассмотреть: взгляд словно приклеен к этому некрасивому синяку накрепко. Чтобы добавить убедительности. И каким бы сильным ни было желание всё же довести жест до конца, Казуи удаётся не шевелиться ещё несколько мгновений, безупречно разыгрывая искреннее, но уважительное беспокойство. Я просто хотел взглянуть поближе. Только и всего. Наконец пальцы разжались, выпуская и второе запястье. Казуи поднял голову, уже готовый увидеть на лице напротив либо безучастие и мертвенную бледность, либо — что-нибудь похожее на гнев. Но выражение лица Шидо оставалось всё таким же, как и раньше. Спокойным и непроницаемым. Слегка виноватым. Невообразимо печальным. Он не шевелился ещё несколько мгновений, словно не до конца вспомнив, как управлять собственным телом, прежде чем подтянул руки к себе, неуклюже опуская закатанные рукава. – Ну, – после молчания его голос чуть хриплый, но всё такой же мягкий. Он коротко кашлянул в кулак. – Как я и говорил, ничего серьёзного. Заживёт через пару недель. Казуи беззвучно покачал головой. Взгляд теперь насмерть прикован к его лицу, вернее — к синяку у скулы. Хочется и до него невесомо, чтобы не причинить боли, дотронуться кончиками пальцев или, может быть, даже губами; рассмотреть страшный цвет на коже; попытаться облегчить чужое страдание нежностью, одновременно удовлетворив собственное любопытство, но… Это тоже будет шаг в пропасть. А Казуи не мог допустить падения. И остаётся только смотреть. – Да — но это ведь всё равно больно, Шидо-кун. По себе знаю, – на всякий случай повторил Казуи, поднимаясь на ноги. Кровать снова предательски скрипнула. – Обезболивающие хоть пьешь? – Нет, – Шидо покачал головой, снова повернувшись к столу и устало откинув со лба чёлку. Расстёгнутые ремешки на запястьях беспомощно звякнули. – Их и так не хватает, а пациентов теперь трое. Ничего. Казуи осуждающе поджал губы, пользуясь тем, что Шидо не смотрит, но промолчал. Вопрос, впрочем, был риторическим — другого ответа он и не ждал. Для Шидо подобные бессмысленные издевательства над самим собой, будь то работа на износ, забытый ужин, пренебрежение сном или боль, уже давно стали обычным делом. И Казуи давно понял, что любой аргумент, кроме: «Чтобы помочь им, ты должен быть цел сам», — не сработает. – Гм. Ясно. Выздоравливай, Шидо-кун. Сам знаешь: ты нужен нашим ребятам. – Да… – бесшумно вздохнув, Шидо понял глаза на Казуи и слабо улыбнулся. – Постараюсь. – И ещё… На размышление о том, стоит ли это делать, ушло не больше пары секунд, прежде чем Казуи решился: протянул руку, опустив её Шидо на плечо так бережно и невесомо, как только мог. Касание почти без прикосновения. – Спасибо. Я… боялся, что с тобой всё ещё хуже. На этот раз Шидо не вздрогнул и не дёрнулся, а только улыбнулся чуть шире, и в замученных, вечно полных горя глазах блеснуло что-то похожее на благодарность. – Нет. Всё и правда в порядке. Но спасибо за беспокойство, Мукухара-сан.