Дневник тирана, балующего жену / Tyrant Pampering Wife Diary

В первой половине речи Сун Суна госпожа Цин ещё посмеивалась, думая, что этот ничтожный отпрыск всё-таки помнит, кто она такая. Но когда Сун Сун произнёс последнюю фразу, она вдруг поняла, что дело принимает нехороший оборот, и поспешно сказала: — Сун'эр... Сун Сун с недоумением повернулся: — Что случилось, матушка? Я что-то не так сказал? Люди из павильона Минсюань тоже обратили внимание. Конечно, они знали, кто такая госпожа Сун — сестра нынешней императрицы, дочь премьер-министра вспомогательного государства. Её нельзя было игнорировать. Увидев, что она заговорила, они тут же с уважением сказали: — Чем можем быть полезны, госпожа? Госпожа Сун на мгновение задержала дыхание, стиснула зубы и произнесла: — Мой сын прав. Почему вы ещё не пригласили нас? Управляющий павильона поспешно вышел лично: — Пожалуйста, проходите. Слухи о намерении Сун Суна жениться на Ли Сяо уже разошлись по всему городу. Ссориться с ними было нельзя. Хозяин лавки пригласил их в внутреннюю комнату и тихо спросил: — Какие сокровища вас интересуют: украшения, живопись, фарфор? Сун Сун ответил: — Всё, что из красивого нефрита, золота и достойного искусства — берите всё. Начнём с главных сокровищ вашего павильона. — Одну минуту, господа. Пока управляющий ушёл, слуги подали хороший чай и изысканные пирожные. Госпожа Сун и Сун Сун сели рядом. Она невольно начала теребить пальцы. Наконец, тихо сказала: — Что ты задумал? Голос её был почти шёпотом, словно она чего-то опасалась. Но Сун Сун ответил так, чтобы слышали все: — Что случилось, матушка? Госпожа Цин улыбнулась: — Ничего. Просто заранее хотела спросить, что именно ты хочешь. Чтобы потом не было капризов. И всё же в конце она стиснула зубы. Сун Сун усмехнулся: — Говорят, в столице ходят слухи, будто матушка меня не любит, потому что я сын от наложницы. Поэтому я и не согласен с матушкой. Матушка слышала об этом? Он всё ещё называл её «матушкой», говорил с теплотой. При посторонних госпожа Цин не могла позволить себе вспышку гнева. Даже если она не соглашалась с Сун Суном, ей приходилось изображать заботу: — Я последние два дня не выходила из дома, ничего не слышала. Кто распускает такие слухи? — Говорят, всё началось с того, что я не поехал в карете. Как только он это сказал, госпожа Цин тут же схватилась за повод: — Раз уж ты заговорил, я хотела спросить: ты правда презираешь роскошь нашей кареты и решил опозорить своего второго брата? Но Сун Сун не спешил. Он нахмурился: — Почему матушка теперь винит меня? Разве два дня назад вы не говорили, что понимаете меня? Князь крайне властный. Он настаивал, чтобы я ехал в карете дворца. Что мне оставалось? Маленький слуга павильона Минсюань украдкой поднял глаза. Что происходит? И перед князем, и перед посторонними — одно и то же? Неужели госпожа Сун действительно враждует со старшим сыном? Госпожа Цин поджала губы, лицо её стало мрачным. Она взяла чашку с чаем, поднесла к губам — и в следующую секунду резко вскочила, швырнув чашку на пол: — Кто заваривал этот чай? Вы хотите меня сжечь?! Официант оказался сообразительным, тут же подбежал: — Госпожа, я сейчас принесу новый чайник. Но госпожа Сун оттолкнула его, воспользовавшись моментом, чтобы выплеснуть злость: — Так вы принимаете гостей в павильоне Минсюань? Сун'эр, уходим! Пойдём в другое место, там и купим! Павильон Минсюань — один из самых дорогих в столице. Если Сун Сун действительно попросит показать сокровища, то госпожа Сун сегодня оставит здесь полжизни. В этот момент, если Сун Сун не поддержит её — значит, он неразумен. Маленький слуга сбоку смотрел на него с испугом: если они разозлят сразу двух важных гостей, как потом хозяин будет наказывать? Но Сун Сун нахмурился, взял чай с подноса, отпил и с улыбкой сказал: — Что случилось, матушка? Минсюань славится своей продукцией. Это одно из лучших мест по части гостеприимства. Чай горячий, но не обжигающий. Вы так шумите... Не дай бог, подумают, что мы не можем себе позволить покупки и специально ищем повод придраться. Он подошёл к госпоже Цин, лицо которой стало зелёным, и, как ребёнок, потянул её за руку: — Матушка, вы — сестра императрицы. Если не покупать здесь, то где же ещё вам подобает? А потом его нежные черты вдруг стали властными, и он сердито бросил: — Что это за отношение? Нас заставляют ждать? Моя матушка — золотая особа. Вы сможете оплатить ущерб, если её обидите? ...Ну да, золотых особ обычно не заставляют ждать. Слова Сун Суна были, конечно, не совсем разумны, но если госпожа Цин сейчас закричит «уходим» — это будет выглядеть так, будто они действительно не могут себе позволить покупки. И, кроме того, в словах Сун Суна есть логика. Она была в ярости от его дерзости, но всё же села обратно на стул, бросив на него злобный взгляд. А он, улыбнувшись, спокойно уселся на другой стороне. За резным экраном вдруг раздался мужской смешок: — Чей это сын? Такой интересный. — Говорят, это будущая принцесса, назначенная Безумным королём. Глаза мужчины потемнели, он больше не произнёс ни слова. Госпожа Цин, усаженная обратно, чувствовала себя неспокойно. Она повернулась к Сун Суну. Тот держал в руках печенье с лепестками сливы, элегантно подносил его ко рту. Он был красив, утончён, ел с изяществом. За последнее время, благодаря заботе Ли Сяо, на его щеках появилась лёгкая округлость, кожа стала белой и прозрачной. Он был одет в белое, как снег, с воротником из белого меха — словно бессмертный. Жаль, что у госпожи Цин был свой «фильтр» — он вызывал у неё отторжение. Особенно, когда он открывал губы и откусывал печенье — ей казалось, что он ест её собственную плоть. Она нахмурилась и отвернулась. После того как управляющий принёс сокровища, Сун Сун взял платок и вытер руки. Сокровища были аккуратно упакованы в резные шкатулки, каждая — произведение искусства. Управляющий открыл одну из них: — Этот браслет называется «Ци Фэн». Его император Юань-Мин подарил императрице Лю. Изготовлен лучшими мастерами того времени. Посмотрите. Он поднёс браслет к свету у окна. По какой-то причине казалось, что феникс на браслете вот-вот взлетит. Управляющий осторожно повернул украшение, и феникс расправил крылья — зрелище было завораживающим. Затем он положил браслет обратно и сказал: — Это самое ценное украшение в павильоне Минсюань. Великолепный коллекционный экземпляр. Не знаю, понравится ли он вам? Госпожа Сун тут же вмешалась: — Что это за девичья безделушка? Сун'эру зачем? Сун Сун показал запястья. Из-за многолетнего недоедания они были тонкими. Ему девятнадцать, но суставы — как у шестнадцатилетнего подростка. Кожа — белая, пальцы — как фарфоровые, будто хрупкие и легко ломаются. Он сказал: — Моё запястье бело, как иней, кожа — как снег. Даже рядом с самой роскошной женщиной столицы я не уступаю. Управляющий остался невозмутим, а лицо госпожи Цин стало таким, будто её сейчас стошнит. Сун Сун продолжил: — Управляющий, как вы думаете, я достоин «Ци Фэн»? В этот момент снаружи раздался смех, и чей-то голос произнёс: — С древности золото сопоставляли с красотой. Но разве красота должна соответствовать золоту? Все обернулись — вошёл мужчина с величественным видом. Он с улыбкой посмотрел на «сияющее запястье» Сун Суна. Тот тут же опустил руку и ответил: — Князь умеет видеть красоту, но его слова слишком сдержанны. Разве можно сказать, что он лишь наполовину романтик? Феникс всегда был даром для прекрасных, а красота не делится на мужчин и женщин. Я думаю... этот «Ци Фэн» как раз подходит молодому господину. Затем его голос изменился, и взгляд обратился к госпоже Сун: — Но цена у «Ци Фэн» немалая. Не знаю, сможете ли вы её потянуть? Сун Сун спокойно встретился с ним взглядом. Управляющий хотел было вмешаться, но мужчина махнул рукой и с улыбкой сказал: — Я не просто Цзин Мянь, я управляющий столичного павильона Минсюань. Сун Сун перевёл взгляд на госпожу Цин. Та с натянутым выражением лица сказала: — Если надеть этот браслет, он не будет выглядеть слишком женственно? Цзин Мянь с улыбкой ответил: — Госпожа, вы, возможно, не знаете. Хотя «Ци Фэн» был подарен императрицей Лю в эпоху Юань-Мин, позже он перешёл к мужчине, близкому к последнему императору прежней династии. Согласно летописям, этот человек обладал «совершенной внешностью». На его руке «Ци Фэн» был как вишенка на торте. Как говорится, красота — как нефрит, а золотое украшение — чудо. И вовсе не важно, мужчина это или женщина. Госпожа Сун хотела что-то возразить, но вдруг снаружи поднялся шум. Вошёл человек в чёрном, шаги его были холодны, как иней. Его взгляд обвёл зал — все сразу напряглись. Даже лицо Цзин Мяня помрачнело. Ли Сяо... Как он оказался здесь? Если он начнёт буянить в Минсюань, пострадает немало дорогих вещей. Сун Сун почувствовал лёгкое облегчение. Взгляд Ли Сяо упал на него, затем — на открытый ларец. Он решительно подошёл. Все поспешно отступили. Он подошёл, взял браслет и сказал Сун Суну: — Руку. Сун Сун протянул руку, и Ли Сяо сам надел браслет. Он поднял её к свету — украшение действительно смотрелось великолепно на запястье. Он повернулся к госпоже Сун: — Разве вы не собирались его купить? Госпожа Сун с натянутой улыбкой ответила: — Как же... Просто я ещё не видела другие ларцы. Боюсь, ребёнок выберет не то... — Не то? Если сомневаетесь — купим всё, — сказал Ли Сяо. — Герцогство охраняет производственную цепочку Фусян. Если вы не можете позволить себе несколько изделий Минсюань, не стоит и начинать. Можете просто отдать Сун'эра в наш дворец как приданое. Губы госпожи Сун задрожали: — Как же... Конечно, могу позволить. Она боялась, что Ли Сяо действительно заберёт Фусян. Кто устоит перед его разбойничьими методами? Она поспешно сказала: — Быстро, открывайте для Сун'эра. Но Сун Сун рассмеялся: — Князь, вы, похоже, кое-что знаете. Вчера отец уже согласился: Фусян изначально принадлежал моей матери. В дополнение к свадебному подарку, который она передала мне в те годы, он станет моим приданым и будет передан во дворец. Госпожа Цин воскликнула: — Когда это произошло? — Что за крики? — холодный взгляд Ли Сяо пронзил её, и она тут же съёжилась, как перепуганная перепёлка. Он повернулся к Сун Суну и мягко сказал: — Герцог — разумный человек. Похоже, я его недооценил. Сун Сун кивнул, мягко: — Не только отец. Мать тоже очень понимающая. Он посмотрел на госпожу Цин, которая выглядела так, будто проглотила горькую коптису. Её рот то кривился, то пытался изобразить улыбку. Сун Сун застенчиво спросил: — Я правильно сказал, матушка?