По-соседски

Остин не унимался. Его сообщения вибрировали в телефоне Тимоти с завидной регулярностью, напоминая о себе, как назойливая муха. «Фридкин спрашивал о тебе снова». «Он зовет меня в гольф-клуб. Намекает, что хотел бы видеть тебя в качестве моего плюс один. Идеальный случай». «Ты что, хочешь профукать такой шанс?». «Коктейльная вечеринка у Ди Каприо. Фридкин спрашивал нет ли у тебя желания составить ему компанию.» «Это хороший шанс влиться в тусовку. Если ты думаешь что он зовет всех подряд то ты, дружок, очень ошибаешься!» «Тимоти не раздражай меня ты понятия не имеешь что такое прийти на кастинг поболтать с кастинг директором о вчерашней вечеринке и пройти кастинг-экстерном вообще по сути не участвуя в нем» В конце концов, Тимоти сдался. Не потому, что захотел, а потому, что сил сопротивляться этому давлению больше не оставалось. «Ладно, я пойду. Но это всё. Я не буду с ним флиртовать, ты понял? Никаких телячьих нежностей», — буркнул он в трубку, уже ненавидя себя за эту слабость. Остин засмеялся, довольный. «Малыш, тебе и не нужно. Просто будь собой». Тимоти бросил телефон на кровать. «Будь собой». Хорошая шутка. Фридкин явно ждал от него шоу типо того что было на кастинге. Ну так вот не дождется. Тимоти собирался отсидеть эту повинность, чтобы Остин поставил галочку и отстал от него. Он намеренно выбрал самую старую, растянутую кофту с выцветшими буквами, спортивные штаны, которые висели на нем, как на вешалке, и наскоро натянул кепку на свои неубранные кудри. Он выглядел помятым, невыспавшимся и нарочито невзрачным. Это был его молчаливый бунт. Каково же было его удивление, когда Райан Фридкин, встретивший его у входа в роскошную ложу, не продемонстрировал ни капли разочарования. Напротив, его взгляд скользнул по Тимоти с легким, едва уловимым интересом, будто он разглядывал неожиданно найденный на блошином рынке раритет. Тот самый раритет, о котором он уже три месяца настойчиво намекал Остину. — Рад, что вы наконец пришли, — голос Фридкина был низким и спокойным, без тени фальшивой восторженности. Тимоти кивнул и, засунув руки в карманы, проследовал за ним. Ложа была полупустой, при том что триьуны ломились от зрителей, игра уже началась. Они сели, и несколько минут прошли в неловком молчании, под оглушительный гул трибун. — Честно говоря, я не особо хотел идти, — хмуро бросил Тимоти, глядя куда-то в пространство перед собой. — Мой агент… - Остин, - усмехнулся Фридкин. - Да, ну, вы знаете его. Он очень настаивал, называя это нетворкингом. Фридкин обернулся к нему. Уголки его губ дрогнули в легкой, понимающей улыбке. — Прямолинейность. Мне нравится. Это куда приятнее притворного восторга. Считайте, что ваш нетворкинг начался очень нестандартно. Тимоти фыркнул. Решив, что терять уже нечего, он выпалил всё, как на духу. — Я еще и в бейсболе не разбираюсь. Вообще. Я бы предпочел сейчас спать. - Райан улыбнулся ему поудобнее откинувшись на спинку кресла в полуразвороте. - Еще какие-то откровения планируются? - Я не буду голым сидеть у вас на коленях. То, что было на пробах… это была провокация, чтобы получить роль. В жизни я так себя не веду. Вообще. И я не заинтересован в каких либо отношениях, если вы планировали… Он сбился. Если вы планировали роман? Склонить меня к чему-то? Или как это формулировать, чтобы выйти из ложи как можно скорее, но не получить нагоняй от Остина. Тимоти в какой-то момент понял что думает слишком долго. Он приготовился к насмешке. Но Фридкин лишь внимательно выслушал, его лицо оставалось серьезным. — Работа в приоритете. Я понимаю это как никто другой. Личные отношения не входят в ваши планы. Что ж, я ценю честность. Она редкая валюта. Тимоти кивнул и окончательно ушел в себя, сидя с самым мрачным и недовольным видом, на какой только был способен. — Нетворкинг, — вдруг снова пробурчал он себе под нос, с ненавистью выговаривая это слово. Фридкин тихо рассмеялся. — Обычно нетворкинг подразумевает желание расположить к себе собеседника. У вас, я смотрю, кардинально противоположная стратегия. — Да уж — буркнул Тимоти уже почти желая провалиться сквозь землю от всего этого. - Я в этом не особенно хорош. — Напротив, — Фридкин улыбнулся, и в его улыбке читалась не насмешка, а неподдельное веселье. — Меня это безумно забавляет. Я обожаю, когда у омеги есть характер и собственное мнение. Однообразные улыбчивые куколки наводят тоску. Интересно общаться с интересными людьми. Тимоти мрачно посмотрел на него и вернул взгляд на поле. Этот Фридкин придурок какой-то? Какое удовольствие общаться с человеком который явно выражает нерасположендость, а вынужденность?! Впрочем мучался с этими мыслями Тимоти не так уж и долго в какой-то момент Фридкин легко и непринужденно разорвал тишину, взял инициативу в свои руки. Он не стал навязываться, а просто начал рассказывать о самой игре, о командах, о ключевых игроках. Его объяснения были краткими, остроумными и лишенными занудства. Он видел, что Тимоти неинтересны сухие статистики, и обратил его внимание на красоту движения, на напряженную стратегию, разворачивающуюся на поле. Постепенно Тимоти начал втягиваться. А потом разговор пошел сам собой. Фридкин оказался блестящим собеседником настоящим дипломатом. Как там говорят дипломатия жто искусство дриссуры собеседника и превращение его из зверя непредсказуемого в дрессированного и послушного? Он был умным, начитанным, с острым чувством юмора. Он не допрашивал Тимоти, а мягко и ненавязчиво расспрашивал: о его детстве в Мидвесте, о том, каково это — бросить все и приехать в Нью-Йорк с одной лишь сумкой и дипломом драматической школы, о первых провалах и маленьких победах. И сам рассказывал о себе. О том, каково быть сыном миллионера, Тимоти с трудом сдерживался чтобы не закатить глаза, бедный богатый мальчик. Впрочем слушая его рассказ Тимоти не смог остаться непричастно холодным. Все таки маршрут Фридкина был выбран не из легких. Он должен был пойти по финансовой стезе, но пошел против отца и выбрал свой путь. Одно дело быть безымянным мальчишкой из провинции провалиться и вернуться домой где о твоем позоре будут знать только твои близкие, другое дело быть выходцем из известный семьи, когда каждое твое неверное действие фиксируют и смакуют сми и вспышки фотокамер, делая акцент на том как природа отдыхает на детях богатых и умных родителей. Он говорил о своем пути, о первых провалах и успехах не хвастаясь, а с какой-то спокойной уверенностью человека, который знает себе цену и свое место в этом мире. Они почти забыли про бейсбол. Ложа превратилась в странный, но комфортный уединенный уголок, где два незнакомца вели разговор по душам. Фридкин слушал его внимательно, его взгляд был тяжелым, вдумчивым, но не оценивающим, не осуждающим. В нем читалось покровительственное любопытство коллекционера, нашедшего редкий, неотполированный алмаз, в котором уже угадывается будущий блеск. Тимоти ловил себя на мысли, что проводит время если не с удовольствием, то с неожиданным чувством облегчения. Фридкин не лез в его интимное пространство: не лапал, не задавал сальных вопросов, не кидал неоднозначных взглядов, не делал намеков. Ему был интересен путь Тимоти интересны его базовые условия старта. Это было похоже на профессиональный интерес, любопытство проявляемое к личности. Не к вещи. Это было приятно. Фридкин был умным, вдумчивым и живым альфой, посему то Тимоти представлял себе очень богатых и очень влиятельных людей иначе. Он был с чувством юмора, в его обществе было комфортно. Когда вечер подошел к концу и по окончанию матча они вышли на прохладный ночной воздух, Тимоти осознал, что неожиданно неплохо провел время. *** Машина Фридкина плавно остановилась у знакомого подъезда. Вечер прошел на удивление легко, но теперь, когда двигатель заглох, в салне повисла та самая неловкая пауза прощания. - Спасибо за компанию и… ликбез по бейсболу, — сказал Тимоти, глядя в окно на свою дверь. Ему хотелось просто выскочить, бросить «пока» и убежать. Но что-то удерживало, казалось это будет как то грубо, не хотелось заканчивать грубо раз уж нетворкингу суждено было стать таким комфортным. Целоваться или как-то иначе проявлять симпатию он не хотел и не собирался. Он застрял в ловушке собственной нерешительности. - Взаимно, Тимоти. Это было очень приятное времяпрепровождение. Он явно не торопился отпускать эту загадку. Даже вызвался проводить Тимоти до подъезда, хотя это уже ощущалось омегой как лишнее и создавало дискофорт. В тот момент когда они подошли к подъезду входная дверь распахнулась, выпустив наружу взрыв смеха и света. Сердце Тимоти дрогнуло и замерло. Первым выскочил Он. Тимоти узнал его соазу. Внутри все похолодело и упало. Элио. Тот самый, с фотографий. Не абстрактный. А реальный. Выходящий из их дома! Живой, сияющий, невероятно красивый в своей небрежной уверенности. Он что-то кричал через плечо, его рука была запрокинута назад. И тут же за ним, держа его за руку, появился Арми. Он смеялся своим низким, грудным смехом, который Тимоти знал так хорошо. На его лице было выражение абсолютной, непринужденной легкости. Между ними витал флиртозный, лишенный всякой неловкости контакт. Тимоти онемел. Он застыл не в силах пошевелиться. Арми, заметив их, резко замолк. Его взгляд скользнул по Тимоти, потом по Фридкину, и на его лице на секунду промелькнуло чистая, ничем не прикрытая ярость. Но маска вежливого соседа была надета почти мгновенно. — Тимоти! — произнес он с деланной легкостью. — Твой ухажер? - Нет, - возмущено выдохнул Тимоти, попытавшись крыть собственное недоумение и оторвать взгляд от Элио. Тимоти, чувствуя себя полным идиотом, сделал шаг в сторону от Фридкина. — Райан, это мой сосед, Арми. Арми, это Райан Фридкин, — голос Тимоти звучал деревянно. - Он… — Продюсер «Плоти», — с легким, оценивающим кивком перебил Арми, усмехнувшись, и протянув руку для рукопожатия,— Как только узнал, что Тимоти прошел кастинг, изучил в Гугле всё, что можно. Полагаю, это будет амбициозный проект. То, что нужно для его карьеры. Он давно и упорно работает, я рад, что он нашел, наконец, свой проект. Его слова звучали как укол, замаскированный под комплимент. Фридкин, наслаждаясь моментом, широко и довольно улыбнулся. Его взгляд скользнул с Арми на потерянного Тимоти. — И я рад, что мы выбрали Тимоти, он то что нам нужно,— сказал он, намеренно делая паузу и позволяя двусмысленности повиснуть в воздухе. Его взгляд ясно давал Арми понять: «Предмет твоего интереса теперь и мой интерес». Арми скрививший губы в подобие ухмылки явно эту мысль уловил. Тимоти, и без того подавленный появлением Элио, помрачнел еще сильнее. - Может представишь своего друга? - подавляя раздражение и стараясь изобразить холодную вежливость, спросил Тимоти кивнув на Элио. - Я Элио, - просто представился омега. - Элио кто? - раздражение вскипало. - Друг, - просто ответил Арми. - Просто друг, - ухмыльнулся Элио и нетерпеливо дернул Арми за руку. — Мы опаздываем, американец! — его голос был томным и капризным. — Да, простите, — Арми перевел взгляд на Элио, и его лицо снова озарилось той самой легкой, естественной улыбкой. — Нас ждут дела. Концерт, последний ряд… все дела. — Он бросил последний взгляд на Тимоти и Фридкина, и в его словах явно читался ответный намек: «У нас с ним свои, куда более увлекательные планы». Они ушли. Тимоти стоял, глядя им в след и чувствуя себя абсолютно разбитым. — Ну, мне пора, — мрачно бросил он Фридкину, даже не глядя на него, когда сознание наконец вышло из шокового оцепенения, рванул к подъезду. В квартире было тихо и пусто. Воздух казался густым и спертым. Им овладела лихорадочная, нервная энергия. Он не мог усидеть на месте. Он зашел в ванную, чтобы умыться и прийти в себя, и его взгляд упал на мусорное ведро. Белая пластиковая корзина будто подмигнула ему своим содержимым. Два использованных презерватива, аккуратно завязанных в узлы, лежали поверх смятой бумаги. У Тимоти похолодели пальцы. Внутри все оборвалось и заколотилось в бешеном, истеричном ритме. Он вышел и почти побежал к комнате Арми. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее. Комната была опустошена, но не его творческим беспорядком. Это был беспорядок после шторма. Постель была смята, одеяло сползло на пол. На прикроватной тумбочке лежала уже открытая упаковка презервативов. И… что-то еще. Из-под края простыни выглядывала резиновая петля. Тимоти, с отвращением и мазохистским любопытством, поднял одеяло. На простыне лежали анальные шарики. Его взгляд упал на пол. У кровати стоял кожаный чемодан, который явно не принадлежал Арми. На бирке было вытиснено имя: «Elio». Тимоти выскочил из комнаты, словно его ошпарили. Его начало трясти. Он ходил из угла в угол по гостиной, не в силах совладать с дрожью в руках и сжавшимися в комок внутренностями. Перед глазами стояли картинки: смеющийся Арми, держащий за руку того красивого незнакомца; презервативы; смятая постель; эти шарики. Он чувствовал себя обманутым идиотом. Иррационально он сам целенаправлено три месяца отдалялся от Арми, минимизировав их контакты и взаимодействия и теперь, что? Какие могут быть претензии. У каждого своя жизнь! Только почему так больно? И так невыносимо, что хочется кричать! Тимоти бесился! Бесился бродя по квартире из стороны в сторону как хищник запертый в коетке. Он бесился именно потому, что он сам создал эту дистанцию, а теперь пожинает её плоды. Его ярость иррациональна и от этого еще сильнее. Разумом Тимоти принял решение: отдалиться от Арми, чтобы сосредоточиться на карьере, избежать боли и неловкости после того неудачного почти-поцелуя. Он убедил себя, что их отношения просто «добрососедские». Но чувствами он по-прежнему был к Арми привязан. и сейчас он ревновал, завидовал, тосковал по тому времени, когда они были близки. Арми сейчас он это понимал все оставался для него где-то в глубине души тихой гаванью, пусть даже Тимоти сам отплыл от этого берега. Увидев Элио сейчас, эта иллюзия рухнула. Зависть. Тимоти только что вернулся со вынужденного, рабочего "свидания", и мечтал только о том, чтобы его поскорее закончить. А что делал Арми? Он получал удовольствие. У него в гостях был красивый, уверенный в себе омега, с которым он весело проводил время и занимался сексом. Ему казалось чудовищно несправедливым, что Арми позволяет себе быть счастливым, пока он сам несчастен. Вид Элио — это осязаемое доказательство его собственной ошибки. Он осознавал, что его стратегия "бежать от чувств" привела только к тому, что он остался и без карьерного удовлетворения, и без человека, который ему дорог. Тимоти бесился не на Арми, а в первую очередь на самого себя. Его ярость — смесь беспомощности, ревности, обиды и горького осознания, что он сам явился архитектором своего несчастья. Он поставил на карьеру и проиграл по всем фронтам, а теперь видит, что тот, кого он оттолкнул, прекрасно без него обходится. - Аааа, - он не сдержался и пнул чемодан Элио, что есть дури, тот беззащитно свалился на бок, неспособный дать сдачи.