По-соседски

Тимоти, не поднимая глаз, побрел на кухню, его босые ноги шлепали по прохладному полу. Движения были заторможенными, будто его конечности налились свинцом за ночь. Он машинально потянулся к банке с кофе, его пальцы слегка дрожали. Из-за спины раздался тихий голос. - Проснулся? Он обернулся, Арми стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. — Глаза красные, — тихо отметил Арми, делая шаг внутрь. - Всю ночь ревел? Тимоти кивнул, чувствуя как уголки губ от жалости к себе тянутся вниз. — Как сейчас? Легче? Тимоти лишь мычаще хмыкнул в ответ, с излишней силой насыпая молотые зерна в фильтр. Его плечи были напряжены, взгляд упрямо устремлен в одну точку. Арми подошел ближе. Его большая ладонь легла Тимоти на затылок. Пальцы вжались в каштановые кудри, и Тимоти невольно расслабил шею, позволив голове откинуться назад. Арми мягко притянул его к себе. Лоб Тимоти уперся в его грудь. — Всё хорошо, — тихо сказал Арми, гладя его по волосам. — Всё на самом деле хорошо, Тимоти. Ты молодец. Тимоти лишь сильнее сжал пальцы на его футболке, но в его позе не было облегчения — только скованность. —Ты прошел кастинг в фильм Нолана, черт возьми! — продолжил Арми, его рука не прекращала медленных, успокаивающих движений по спине омеги. — Ты работал над той ролью. Я видел это. Ты вложил в нее всего себя. Тебя хвалил режиссер! И то, что в финальном монтаже тебя не было видно это не значит что ты был плох, у режиссера могли быть тысячи причин, и художественных замыслов чтобы сократить хронометраж сцены или сместить фокус! Это в любом случае не отменяет проделанной тобой работы. Это не обесценивает твой талант.Ты доказал в первую очередь самому себе, что можешь. И этот результат никуда не денется. Он теперь всегда с тобой. — Не надо, — голос Тимоти сорвался, звуча хрипло и неестественно громко в тишине кухни. — Не надо этой... этой жалости. Не оправдывай меня. Я не молодец. Я провалился. Они вырезали меня, потому что я был недостаточно хорош. — он сглотнул, следующая фраза прозвучала совсем тихо и глухо, но от этого еще более горько. — Слабый актер. Меня вчера вырвало от осознания собственной никчемности. Может мне правда не стоило лезть во все это. Глупая авантюра. Театр мой пик! Кино не моя высота! - Я так не считаю. Я считаю надо продолжать стучать во все двери и в какой-то момент тебе откроют. Тимоти медленно с огромным усилием, поднял голову. Его глаза были по-прежнему опухшими от слез. - Я через неделю пойду на кастинг к Триеру. - Вот, - улыбнулся Арми, помассировав затылок Тимоти, не ослабляя захвата,- Это уже интереснее! - У меня опять ничего не пооучится! - Ну с таким настроем…- начал было Арми, но… — Поцелуй меня, — выдохнул омега, перебивая, глядя на него во все глаза, Тимоти звучал почти неразборчиво, голос сорвался на шепот. Арми наклонился и мягко, бережно, как драгоценность, прикоснулся губами к его лбу, к щеке, к другой щеке. Поцелуи были долгими, утешающими, полным безмерной нежности и защиты. Тимоти тут же накрыло волной разочарования, он опустил глаза, и его плечи снова ссутулились, но теперь уже не от безысходности, а от досады. — Как покойника, — буркнул он себе под нос, горько скривив губы, ожидая чего-то большего. Арми тихо рассмеялся, его грудь вздрогнула. Он не отпускал его. — А как надо-то, режиссер? — спросил он, и в его голосе снова зазвучала привычная, легкая, любящая насмешка. Тимоти резко поднял на него взгляд. В его зеленых, еще влажных глазах вспыхнул огонек — смесь накопившейся влюбленности, обиды, злости, томления и отчаянной, жаждущей утешения потребности быть желанным. Сердце начало тревожно выстукивать чечетку. Стало страшно. Жутко. Волнительно. Как перед стремительным прыжком с высоты в воду. Давай. Давай. Вперед. Поехали! — Вот так, — наконец прошептал он, и в этом шепоте был весь его страх и вся отвага. И он потянулся к Арми, чтобы поймать его губы своими. Легкое прикосновение. Тимоти не умел целоваться. Он знал процесс только в теории и поэтому вслед за прикосновением губ попытался протиснуться языком в рот альфы. Но Арми мягко, но неуклонно положил ладонь ему на грудь, отстраняя. — Я знаю, ты расстроен, — сказал он тихо, глядя ему прямо в глаза Тимоти. Его взгляд был серьезным, глубоким и полным неподдельной заботы. — Тебе нужна поддержка. И ты ее получишь. Столько, сколько захочешь. Но не так. Не сейчас, когда ты не в себе, когда тобой движет боль, а не желание. - Но я хочу, - отчаянно выдохнул Тимоти, чувствуя как сверху накатывает еще одна волна отвращения к себе. Боже какой идиот! - Я не хочу, чтобы завтра ты проснулся и пожалел, испытывал неловкостт и желание сьежать или подумал, что я воспользовался твоим состоянием. - Да нет же, Арми! Я… - Тимоти, нет! - впервые за все время их общения строго сказал Арми. Глаза его были полны холода и раздражения. Тимоти кивнул отступив, сглотнув новый комок в горле, он снова прижался лбом к его плечу. - Прости. Я напридумывал себе. - нервно признался Тимоти. - Я решил будто… Господи… - он слеоал шаг назад заглядывая в смягчающиеся глаза Арми. - Будто я нравлюсь тебе как омега. Будто я достаочно привлекателен, чтобы…А ты… просто поддерживал меня. Ну…по-соседки. Боже я такой идиот! Его слова повисли в воздухе. Он ждал, что Арми отступит, подтвердит его худшие опасения. Вместо этого Арми закусив губу внимательно с сочувствием посмотрел на него. — Ты прав, — спокойно сказал Арми, и Тимоти внутренне сжался. — Ты нравишься мне как омега. Он сделал шаг вперед, заставляя Тимоти отступить к столешнице. — Но я не хочу чтобы все началось вот так. Когда ты расстроен когда ты в отчаянии и просто нуждаешься в утешении. Он остановился в сантиметре от него, его голос понизился до бархатного шепота. — И насчет «недостаточно привлекателен»... — Арми медленно провел большим пальцем по его щеке, заставляя Тимоти вздрогнуть. — Ты ошибаешься. Ты настолько привлекателен, что это пугает. Сейчас, в эту секунду, с опухшими глазами и отчаянием в голосе, когда ты более реален и уязвим чем когда бы то ни было. И именно поэтому я не буду целовать тебя сейчас. Тимоти замер, дыхание перехватило, а Арми продолжил. — Я не хочу быть для тебя просто подтверждением, что ты чего-то стоишь. Если это соучится, — это будет не потому, что тебе плохо, а потому, что нам обоим будет хорошо. Понятно? Тимоти не нашел, что ответить. Гнев и жалость к себе перекрывали все поэтому он не желая понимать или продолжать дискуссию просто молча кивнул, опустив голову. Арми снова притянул его к себе. — А сейчас иди прими душ, успокойся, выдохни. А я сделаю тебе тот самый кофе, ради которого ты сюда приполз.