И шрамы исчезают

Когда мы ехали с Евой домой, мы особо не разговаривали. Перекидывались обычными фразами по типу: «сколько времени?» и тому подобное. Я закрылась. К сожалению, это происходило всегда после поездки в Омск. На месяц или больше, но потом становилось легче. Я просто переставала думать об этом каждую минуту и корить себя за то, что так поступила, хотя могла сделать всё иначе, и сейчас родители были бы живы. Но пока что мне только предстоял этот путь временного исцеления, а потом всё будет по новой. Ева всё уговаривала меня пойти к психотерапевту, но поход к нему я давно считала пустой тратой денег (а сменила я их достаточно, чтобы это понять). Ни один не смог посоветовать то, что подходило бы именно мне. Все гонялись за деньгами, а не за исцелением людей, хотя Ева верила в обратное. Ребёнок… Но что поделать, это её право. Я не могла переубедить человека, во что он свято верит. Да и не хотела, устала. Я присела на диване и решила включить свой телефон, вставив в него рабочую симку. Я устала лежать больше пяти часов на диване и чувствовать, как навязчивые мысли сжирают меня изнутри. Я бы могла выбрать вариант получше: сходить за продуктами или прогуляться, но на такое у меня пока не было ни сил, ни желания. Есть мне всё равно не хотелось в такой период, поэтому смысла не было идти в магазин, а погулять я могла и так, окно открыть и подышать. Чего ещё надо? Я опустила взгляд на экран, когда мой телефон начал без умолку пиликать. Сыпались бесконечные уведомления о том, что до меня пытались дозвониться. Боже, сейчас ведь ещё всем придут сообщения, что я снова на связи. Надо побыстрее просмотреть, кто и что мне отправлял, и вытащить симку от греха подальше. Я разблокировала телефон и начала тыкать пальцем по экрану. Так, звонки от Дианы… Это мелочи. Звонки и сообщения от Игоря. Я нажала на строчку, где показывало двадцать непрочитанных от него. Деньги некуда тратить, что ли… Быстренько пробежавшись глазами, я не увидела ничего особо важного. Он говорил только о том, как он устал и как Елизавета Александровна его задолбала. Ничего удивительного, она и меня задолбала. Кстати, о ней. Никаких писем и звонков. Значит, ещё несильно горит её задница от происходящего на работе. Ничего, мы подождём. Тот, кто умеет ждать, тот дождё… Телефон внезапно начал издавать громкую мелодию, из-за чего я вздрогнула. На экране было написано «Босс М». О нет… Вот про это я совсем забыла… То, что у медали есть две стороны. Одна с Кавказцевой, а другая — с Михаилом Андреевичем, которая будет пострашнее. Я знала, что слухи разойдутся быстро, и даже хотела этого, только не подумала, что мне за это влетит. Если судить по мелодии, прошло где-то гудков пять или семь, и, наверное, надо бы уже взять трубку. Всё равно рано или поздно этот разговор состоится. Я нажала на зелёную кнопку. — Алло? — я прислонила телефон к уху и тут же резко убрала его, иначе мои барабанные перепонки не выдержали бы злостный крик Михаила Андреевича. — Ну наконец-то! Я уж думал, не дозвонюсь до тебя! — И вам добрый вечер, Михаил Андреевич… — Какой он, нахрен, добрый?! — гневался он. — Ты почему телефон отключила? Сижу тут, знаешь ли, переживаю за тебя! — Вы же знаете, что, когда я езжу к родителям на кладбище вместе с сестрой, я вытаскиваю симку. — Кх-м, точно… — прокряхтел Чуканин, снизив градус эмоций. — И… как вы съездили? — осторожно спросил он. — Всё как всегда, Михаил Андреевич, — я встала с дивана и подошла к окну, опершись на стену. — Мне очень грустно это слышать, Светлана. Я не нашла что ответить ему на это, поэтому просто промолчала и слушала, как мужчина выдыхал прямо в трубку. Всё-таки он до сих пор не научился правильно держать телефон возле уха. — Расскажешь мне, что случилось между тобой и Елизаветой Александровной? — в лоб спросил он, что мне в нём и нравилось. Он не церемонился. — Между мной и этой мымрой? Да ничего особенного, — фыркнула я. — Света! — рявкнул он. — Что? Я говорю правду! — Я же просил тебя держать язык за зубами. Допрыгалась? — ворчал он. — Ну вот что за девчонка ты такая? Нервы мои только тратишь. — Вы позвонили, чтобы обвинять меня? — пробубнила я, смотря, как резкий порыв ветра раскачивал деревья за окном. — Нет, я звоню тебе, чтобы решить эту проблему, — замолчал он, видимо обдумывая план. —Значит так, ноги в руки и ко мне домой. Выпьем чаю или не чаю и мы с тобой будем решать, что делать дальше. — Михаил Андреевич, спасибо, конечно, за приглашение, но я не приду, — задёрнула я шторы и вернулась обратно на диван. — Это ещё почему? — удивился Михаил Андреевич. — Вы сами всё знаете. Я не могу, — я устало потёрла переносицу. — Света, давай поднимай свою задницу, не хочу ничего слышать. Чтобы через час была у меня, — в приказном тоне проговорил он. — Нет, — стояла я на своём. — Так, быстро, я сказал! — Михаил Андреевич, я вас очень уважаю и люблю, но вы теперь не мой начальник и командовать мной тоже больше не можете, — высказалась я. — Света, едрит-мадрид! — Всё, я сказала, — отрезала я и скинула трубку. Ишь что удумал. Раскомандывался. Я, конечно, понимаю, что это привычка и всё такое, но хренушки я дам собой командовать вне работы. Я вытащила симку, отключила телефон вовсе и убрала его подальше от себя, чтобы ни у кого не было великого соблазна мне названивать.

***

Прошло пять дней как я толком ничего не ела и ни с кем не разговаривала, а только глушила свою тупую душевную боль алкоголем. А что мне ещё делать? С работы меня уволили, хоть и ненадолго. Я знала, что скоро меня обязательно вернут, поскольку я очень важный и значимый элемент в и так шаткой конструкции. Нет, у меня не завышена самооценка (хотя есть немного), просто я знаю эту систему изнутри и знаю, что будет в моё отсутствие. Мне нужно только подождать, чем я сейчас и занимаюсь. Деньги пока что есть, так что можно позволить себе хоть раз окунуться с головой в страдания и боль. Прочувствовать их. Погрузиться на самое дно. Алкоголь мне помогал в этом, как и спать и чистить организм от душевных травм. Главное — Еве об этом не говорить, а то не очень охота выслушивать лекцию о том, что он вреден в таких количествах. Моя голова сильно кружилась, но мне было жизненно необходимо сходить в туалет, иначе я рисковала обмочить себя и диван. Покупать новое я не планировала, поэтому я еле поднялась и присела на краю дивана, столкнув ногой несколько бутылок вина. Оказывается, вокруг меня собралось их достаточное количество, что из них можно было собрать фундамент для детского домика. Я попыталась встать, но чуть не влетела в стеллаж и сбила при этом несколько бутылок ногами, из-за чего по комнате раздался оглушительный звон. Я зажмурилась от ужасно громкого звука и простонала от боли. Твою мать, неужели так сложно ходить аккуратно?! Я как могла обогнула бутылки и вышла в коридор. Нужно собраться и дойти потихоньку и в то же время быстро до туалета, а на обратном пути открыть окно, а то в комнате стало очень душно. Я начала перебирать руками по стенам, постепенно приближаясь к пункту назначения. Как только я открыла двери и села на унитаз, я с таким блаженством освободила свой мочевой пузырь, что по моим стонам было не понятно, чем я действительно занималась за закрытой дверью. Нацепив на себя штаны, я спустила воду в унитазе. Внезапно захотелось посмотреть на себя в зеркало. Идти до ванной комнаты было буквально два шага, поэтому я быстро оказалась возле раковины и, опершись на неё, подняла голову. О, значит, так выглядят в человеке пустота, полная безэмоциональность и алкогольное опьянение на протяжении пяти дней. Весьма недурно… Волосы растрёпанные и сальные, под мышками воняет потом, изо рта говном, чёрные синяки под глазами, как и мешки с картошками под ними. Странно смотреть на себя такую. Весьма непривычно. Особенно осознавать происходящее. Появились мысли о том, чтобы умыться, но из-за головокружения я резко передумала и вышла из ванны, чтобы пройти в комнату и открыть окна. Но на полпути я обернулась на входную дверь, когда по ней внезапно раздался громкий стук. — Твою мать, а… Кого там… принесло… — проворчала я и, как бабка, пошаркала до двери. Я посмотрела в глазок и тяжело вздохнула. За дверью стояла Ева. Сейчас начнётся… — Привет, — радостно произнесла Ева, когда я открыла дверь, но, как только она увидела меня, её улыбка тут же сошла на нет. — Господи… Что ты с собой сделала… — Здрасьте, всего лишь вылипа… — я округлила глаза и хрюкнула от неправильно выговоренного слова. — Смысле вы-пи-ла, — проговорила я по слогам. — Хотя бы проветривала иногда… — она сморщилась так, будто почувствовала запах гнилого трупа, который пролежал на солнце долгое время. — А я собиралась, да! — гордо заявила я. — Просто ко мне кое-кто заявился, не будем тыкать пальцем хто, — как бы между делом я указала на Еву, — без приглашения, поэтому, — я чпокнула губами и развела руками, — не подготовилась. Просьтите, — поклонилась я и чуть не улетела за порог дома, благо Ева успела схватить меня. — Перестань паясничать, — проворчала она и запихнула меня обратно в квартиру, закрыв за собой дверь. — Я к тебе всегда так прихожу, — пока я пыталась сдержать свою подступающую рвоту, Ева успела сходить на кухню, в мою комнату и гостиную и открыть везде окна. — Ты что, заморозить меня решила? — ковыляла я языком. — Не заморозить, а проветрить. У тебя дышать нечем! — крикнула она из моей комнаты, а после вышла из неё с моими вещами. — Иди мойся. — Ев… — сморщилась я. — Иди, я сказала, — пригрозила она и разочарованно добавила: — На тебя смотреть противно… — Ну так не смотри, — фыркнула я. — Просто… — устало выдохнула она, прикрыв на секунду глаза. — Сделай то, о чём я тебя прошу. — Ева-а-а! Мне плохо, ясно?! Отвали, а? Дай мне побыть одной, — я хотела уйти на своё излюбленное место, но Ева дёрнула меня за локоть и развернула обратно к себе. — А вот нечего было столько пить! — рявкнула она и указала на бутылки. Хорошо, что я её глаз не видела, которые явно расширились от увиденного. Зрелище не из приятных. — Зачем так орать? — я приложила свободную руку ко лбу. Голова вдобавок начала гудеть, а в ушах я слышала какой-то писк, будто рядом взорвалась граната. — Ты чем думала вообще, когда вливала в себя столько?! — Ева ходила туда-сюда и размахивала руками, прямо как я, когда сильно злилась на кого-то. Гены… — Хотела забыться… — А, по-моему, ты хотела сдохнуть! — Ева поставила руки по бокам и злобно взглянула на меня. — Ой, — отмахнулась я. — Я серьёзно! — твёрдо проговорила она. — Знаешь, сколько случаев, когда человек умирал от отравления алкоголем?! Сотни тысяч! Ты чем думала вообще?! — гневалась она и затем пробормотала: — Хорошо, что родители тебя такой не видят… Меня будто ледяной водой окатили, а внутри что-то надорвалось. Я замерла, сверля Еву взглядом и видя то, как меняется её выражение лица с гнева на испуг от осознания сказанных слов. — Свет, я не это хоте… — Уходи, — холодно проговорила я. Ева вобрала в лёгкие воздух и вновь хотела что-то сказать, но я даже шанса не оставила. — Я сказала… — сперва заорала я, но, сдержавшись, процедила сквозь зубы: — Проваливай. Ева обошла меня, чтобы покинуть квартиру, и ей оставался всего лишь один шаг для этого, но она почему-то остановилась и повернулась ко мне. — Может, хватит уже жалеть себя? — начала нападать она и опять всплёскивать руками. — Вся такая бедная, несчастная. Уже восемь лет прошло. Тебе самой не надоело себя так терзать? — Да хоть двадцать! — злобно прорычала я. — От этого легче мне никогда не станет! — А ты думаешь, мне легко?! Ты обо мне хоть раз подумала?! Каково было мне, когда родителей не стало? — Ева начала толкать меня в плечо, и с каждым разом это становилось больнее. — Каково было мне, когда моя сестра лежала в больнице в ужасном состоянии? Каково было мне, когда умерли бабушка с дедушкой? Каково мне сейчас, когда из года в год ты винишь, мучаешь и терзаешь себя? Я пятилась назад, ошарашенная её нападками, пока не уткнулась спиной в стену. Она смотрела на меня уже стеклянными глазами, и, когда первая слеза скатилась по её щеке, то сердито смахнула её. — Я боюсь, что в какой-то момент мне позвонят из морга и скажут, что ты покончила с собой, или у тебя отказала печень, или не выдержал желудок… Или что ещё хуже — найти тебя дома мёртвой, захлебнувшейся собственной рвотой. И я даже представить не могу, какой будет моя жизнь, когда в ней не станет тебя. Хорошая попытка, но если я попадусь на этот крючок, то всё начнётся заново. — Я не железная, Ев… — спустя минуты тишины подала я голос. — Я устала. Устала постоянно ложиться и просыпаться с мыслью о том, что было бы, если… Я всего лишь хочу побыть одна со своими мыслями, справиться с ними самостоятельно, подумать обо всём и сделать выводы. И алкоголь мне в этом очень хорошо помогает. А ты всё дёргаешь меня, заставляешь делать то, чего я сейчас не хочу и не могу… — Так ведь тебе не нужно самой с этим справляться! — она взяла мои руки в свои и прижала их к груди, с огромной надеждой в глазах глядя на меня. — У тебя есть я, и поэтому я тебя и дёргаю, чтобы ты в депрессию не свалилась окончательно. Не хочу, чтобы ты винила себя за прошлое, и стараюсь отвлечь тебя от него, поддержать и быть рядом. — Ева… Мне нужно время… — Ну сколько тебе ещё нужно времени?! — раздражённо спросила Ева. — Сколько мне ещё раз сказать о том, чтобы до тебя наконец дошло, что ты у меня одна?! Ты моя семья! Я переживаю за тебя всем сердцем и не хочу потерять и тебя. — Я уже не знаю, сколько мне ещё раз сказать и на каком языке, чтобы ты, — я прикрыла глаза и набрала в лёгкие воздух, мысленно матеря себя за последующие слова, о которых потом буду жалеть всю оставшуюся жизнь, — отъебалась от меня. У тебя есть семья. Недомуж и прекрасная дочь. Переключись ты, блять, на них! Хватит меня опекать. Мне не нужна твоя поддержка, мне не нужна твоя помощь, мне ничего от тебя не нужно! Ты мне не нужна! Оставь. Меня. В покое! — отчеканила я последние слова. Ева с такой болью в глазах смотрела на меня. Её слёзы скатывались по щекам одна за другой. Она наверняка хотела врезать мне со всей силы, чтобы мне было так же больно, как сейчас ей. Но когда-то она давала клятву Гиппократа о том, что врачи лечат людей, а не калечат. Поэтому она просто обогнула меня и ушла из квартиры, даже не хлопнув дверью. Возможно, в скором времени я пожалею о том, что сказала, но не сейчас. Мне действительно нужно побыть одной. Я нуждаюсь в этом как никогда, и если этого не сделать сейчас, то боюсь представить, что будет потом. Я и так откладывала это на очень долгое время и в самый последний ящик. Это как снежный ком, который катится по склону, и мой ком катится уже на протяжении нескольких лет. Мне жизненно важно и необходимо отгородиться ото всех, чтобы услышать саму же себя.