Быть омежкой

Глава от лица Алекса ч.2

***

— Не домой…только не домой, — плечи Яна содрогались от истеричных рыданий, прерываемых влажным кашлем с кровью, — Не хочу… Пожалуйста… Я не хочу… Я сжимал его тело в своих руках, а к глазам невольно подступали слёзы: весь покрыт чёрными синяками и глубокими порезами, на мокрой грязной одежде застыли следы крови, длинные светлые волосы были похожи на смятую перетёртую солому, — но больше всего поражали его ноги — на нём не было обуви. Видимо, он настолько сильно хотел сбежать, что вышел на улицу и дошёл до нашего с ним убежища в одних носках. Очередной приступ кашля, заставил нервно вздрогнуть — Ян вцепился в мою куртку, вжался в неё всем телом, отхаркивая застоявшуюся в лёгких кровь, после чего стал задыхаться. У него не получалось набрать в лёгкие воздух, из-за чего из его горла вырывались свистяще-хрипящие звуки. — Ян?! — в приступе паники я несколько раз стукнул его по спине, чтобы помочь откашляться, но попал по открытой ране, сделав ему больно, — Твою мать! Жалобно пискнув, он сжался в моих руках, после чего окончательно потерял сознание. Только в этот момент до меня дошло, что я не сделал главного — не позвонил в скорую. Кое-как нащупав телефон во внутреннем кармане куртки, набрал номер и, сбиваясь, вызвал врачей. — Тихо-тихо, хороший мой, — я прижался губами к его макушке, пытаясь успокоить до приезда скорой, — Всё будет хорошо, слышишь? Я вызвал врачей, они уже едут, — дрожащие пальцы скользили по его спине, — Теперь тебя никто не тронет… Я никому не позволю… Обещаю!.. Через семь минут карета скорой помощи уже стояла у подъезда, и врачи осматривали его тело, параллельно оказывая ему первую помощь и заваливая меня вопросами о его состоянии. Мозг отказывался работать. Я не сводил с него глаз. Казалось, если отвернусь хоть на секунду — он умрёт. — Вы едете? — из транса вывело прикосновение одного из врачей, — Вы едете с ним? — Да…

***

— Почему я не могу находиться рядом с ним?! — от страха и возмущения сдали нервы, — Пустите меня к нему! Ян! — Прошу Вас, успокойтесь! — несколько человек в больничной одежде пытались удержать меня, пока я прорывался к дверями реанимации, — Только близкие родственники могут находиться в… — Плевать они на него хотели! — от резкого движения девушка, державшая меня за левую руку упала на пол, широко раскрыв глаза, — Родственники? Родственники?! Это они виноваты во всём этом! — я стал терять контроль над своими словами, действиями и…феромонами, это было понятно по нескольким омегам, находившимся в это время в коридоре, — Никто, слышите меня?! Никто, кроме меня, не имеет права быть там с ним! Потому что я — альфа! А он — мой омега! — Алекс! — строгий звонкий голос и жёсткая пощёчина мигом остудили мой пыл, вернув в адекватное состояние, — Ты понимаешь, что говоришь?! От плотного фиалкового запаха загудела голова. Я медленно повернул голову к источнику этого запаха, тут же встретившись в синими глазами моей матери, словно кричащими мне «Успокойся!». — Пойдём со мной, — она взяла меня за руку и потянула на улицу, забирая с собой все следы присутствия альф, — Поговорим. На холодном воздухе головная боль поутихла, а нервы постепенно стали остывать. После глубокого вдоха захотелось курить. Во рту появилась сухость, смешанная с металлическим привкусом. — Возьми, — мама протянула мне открытую пачку сигарет и зажигалку, — Не смотри на меня так, — она посмотрела на меня, одарив нежной полуулыбкой, — Я давно знаю, что ты куришь, поэтому можешь не стесняться. — С-спасибо, — с трудом переборов неловкость, я взял сигарету из её рук и с упоением затянулся горьким дымом. В такие моменты, курение реально помогало. Сразу становилось легче и не так паршиво. Особенно сейчас, когда все мои мысли были заняты моим маленьким мальчиком, который сейчас лежит там, в пустой белой палате, обвешанный всевозможными проводами и трубками, и борется за свою жизнь в полном одиночестве. — Не могу так! — я с силой ударил затылком о стену, прикрыв лицо рукой, — Не могу, понимаешь? Я с ума схожу от одной только мысли, что могу потерять его! Я люблю его, мам, понимаешь?! — Сын, — после долгой паузы мама сжала мою руку в своей, — Он обязательно справится, но…ты тоже должен справиться с этим. Омеги чувствуют наше волнение. Представь, как ему будет тяжело, если ты будешь так нервничать, — убрав выбившуюся из пучка чёрную прядь она продолжила, — Мы с омегами связаны, они делают сильнее нас, а мы их, поэтому вдох, — жестом попросила меня вдохнуть, — И выдох… А теперь послушай, мы должны уехать в течение трёх дней. За это время ты должен помочь… — Яну… — Да, — мама мягко кивнула, — Ты должен помочь Яну прийти с стабильное состояние, иначе мы не сможем его увезти… — Я знаю, — прохрипел я, выдыхая в небо сигаретный дым, — Но я не смогу, если буду далеко от него. Даже если за дверью, — голос дрогнул, — это слишком далеко для меня. — Давай договоримся, — она отобрала у меня почти догоревшую сигарету и, затушив, выбросила в урну, — Сейчас ты идёшь туда, извиняешься перед всеми и просишь побыть рядом с палатой, а я придумаю, как пустить тебя к нему, договорились? — Договорились…

***

      Всю оставшуюся ночь и весь следующий день я просидел под его дверью, отходя только на пять минут ради того, чтобы выкурить сигарету и успокоиться. Я слышал мерный писк кардиографа и тихое жужжание аппарата ИВЛ. У меня не было возможности видеть, в каком он состоянии, поэтому приходилось ориентироваться лишь на эти звуки… Это сводило с ума, напрягало, раздражало, хотелось наплевать на все запреты, открыть эту чёртову дверь и наконец увидеть его. Несколько раз я подходил к двери, дотрагивался до ручки, но одёргивал руку, отходил, подходил снова, нажимал на неё и сразу вспоминал слова матери. Она обещала, что позволит увидеться с ним, и это было единственным, что останавливало меня. — Вы Алекс Джей Фралан? — где-то около часа ночи ко мне подошёл врач, принимавший Яна. — Да! — от волнения я вскочил настолько резко, что белый халат слетел с моих плеч, — С ним что-то случилось?! — Что? — на секунду он оторопел и одарил меня слегка раздражённым взглядом, — Нет, с ним всё в порядке… Обычно, мы не позволяем посторонним находиться в реанимации и тем более забирать пациентов, но… — он замешкался, словно думая, решиться ли на преступление или нет, — Но учитывая статус Вашей матери… В общем, до вечера Вы можете находиться рядом с этим омегой, а ночью самостоятельно перевезти его в другое место… От распирающей меня радости я чуть было не поступил как последняя скотина и не влетел к Яну, забыв поблагодарить врача за помощь. Благо, он оказался понимающим человеком и, заверив меня, что жизни Яна больше ничего не угрожает, впустил меня в палату. Переступив порог, я еле сдержался от того, чтобы не расплакаться прямо рядом с ним. Все эти провода, трубки, белые простыни и тусклый свет лампы… На фоне всего этого он выглядел ещё меньше и бледнее, чем когда я видел его последний раз. Хотя, может, он всегда был таким, просто я не обращал на это внимания… — Ну, привет, малыш, — сев рядом с больничной койкой, я взял его руку в свою и сплёл наши пальцы между собой, — Вот я и рядом… Не знаю, слышал ли он мои слова или чувствовал моё присутствие, но он отреагировал на меня, легонько сжав пальцы. — Знаешь, может ты этого и не услышишь, но я… — слова встали посреди горла, а чувства рвались наружу, распирая грудь, — Я люблю тебя, Ян… Больше жизни люблю… Если тебя вдруг не станет… Закончить фразу мне не хватило смелости. Старые раны заныли, безбожно давая о себе знать. Я провёл взглядом по своим запястьям, полностью покрытыми белыми и розовыми шрамами — мои «медали» за борьбу с жизнью. От воспоминаний о прошлом стало невыносимо тошно. Надо бы выйти на улицу и выкурить ещё одну-две сигареты, но встать и выйти не было ни сил, ни желания. — Пора заканчивать с этим дерьмом, — усталость постепенно брала верх, поэтому голова вскоре опустилась на койку, подле наших сплетённых рук, — Теперь всё будет по-другому… Рядом с ним я наконец-то смог немного поспать. Хотя на сон это было мало похоже, я скорее дремал, подскакивая от каждого странного всхлипа или хрипа со стороны Яна. — Эй, соня, — ближе к утру следующего дня мама пришла забирать нас, — просыпайся! — А? — спросонья я плохо понимал, что происходит, — К-куда? Что? — Пора ехать! — лёгкая усмешка скользнула по её лицу, — Давай, надо собрать его. Всё ещё не ориентируясь в пространстве я обежал взглядом палату — всё оставалось как прежде, за исключением Яна: он был полностью переодет в новую тёплую одежду и подключён к портативному ИВЛ. Видимо, пока я дремал, его полностью подготовили к «выписке». — Давай скорее! — мама одним легким движением поправила мне волосы и протянула плед, — Завернёшь в него Яна, чтобы не замёрз, пока идём до машины. — А к-как…, — я переводил взгляд с мамы на Яна, а с него на плед, — Р-разве его можно?.. — Всё хорошо, — она накинула мне на плечи куртку и развернула к нему лицом, — Раны были не настолько глубокие, нести его можно. Страшно. Мне было настолько страшно тревожить моего малыша, что тряслись колени. Однако, другого выбора не было — увезти его можно только таким способом. Осторожно, чтобы не навредить ему, я взял его на руки и аккуратно закутал в плед. Пока нёс его к машине, я осознал, насколько сильно эта тварь довела Яна и сколько унижений, боли, страданий и издевательств он ему причинил. Ян был таким худеньким, что казалось, совершенно ничего не весит… Тело такое хрупкое…прижми его к себе покрепче и переломаешь ему все кости. Как можно называть себя родителем, отцом, после такого?! — Тихо-тихо, — прошептал я, заметив беспокойство Яна, — Я с тобой, мой хороший! Я с тобой… — Алекс, — мама бросила пальто на сидение рядом с собой и развернулась ко мне, — То, что я тебе скажу очень важно… — Что именно? — спросил я, усаживаясь с Яном на руках на задние сидения. — Я хочу, чтобы ты понял, — её тон и глаза наполнились строгостью, — С омегами очень сложно… Они не игрушки для удовлетворения эгоизма альф, они — очень нежные и чувствительные люди. Им нужна наша постоянная любовь, защита и поддержка. Поэтому…, — на несколько секунд она задумалась, устремив взгляд куда-то вдаль, — Поэтому пообещай мне, что ты никогда его не бросишь, не унизишь, не сделаешь ему больно… — Мам, я… — Пообещай! — в её глазах блеснула грусть, — Я знаю, как омеги переносят расставание и предательство! Просто пообещай ему! — Я, — руки крепче прижали к себе маленький светлый комочек, — Я обещаю, любовь моя…обещаю, что бы не случилось, я буду любить тебя и никогда, никогда не позволю и пальцем тебя тронуть…никому…больше никому…