Тихая гавань

Солнечные лучи упорно и уверенно пробирались в комнату даже через задёрнутые занавески, будто это была их важнейшая задача и миссия. Они скользили по полу, выискивая свою жертву, пока не достигли постели. Они скользнули по подушке, медленно подкрадываясь к спящим, пока наконец не остановились на лице блондина. Тот зажмурился, поморщился и, с негромким мычанием и шорохом ткани, отвернулся, пряча лицо где-то в соседе и продолжая спокойно спать. Секретарь сонно приоткрыл глаза, ощутив возню рядом с собой, и тут же опустил глаза чуть ниже, поглядывая на мирно посапывающее тело рядом. Светлые, точно песок, волосы растрепались за ночь, из-за чего сейчас рассыпались по подушке, отдельными прядями торча в разные стороны. Длинные, светлые ресницы мелко подрагивали. Чуть приоткрытые, искусанные губы опалялись ровным, спокойным дыханием, опьяняя этим сладким спокойствием и умиротворением. Хайтам смотрел на архитектора, затаив дыхание. Он любил смотреть на него, пока тот спит. В такие моменты он видел в нём подобие дремлющего божества или, как минимум, ангела. Кожа у Кавеха светлая, гладкая, такая ухоженная, но вряд ли кто-то знает, что она ещё и до одури мягкая. Кавеха вообще приятно видеть и трогать. Он всегда тёплый, будто маленькое солнце, от него приятно пахнет каким-то домашним уютом, порой примешивая запах бумаги и чернил или сладкого вина, выпитого им. Он красиво одевается, не стесняясь открывать своё тело очередным вырезом на груди или спине, всегда нося какие-то украшения. Порой это какие-то драгоценные блестяшки, подаренные Хайтамом, порой резные броши, а иногда - перья. Его рубашки, его жилеты, брюки, пояса и прочие тряпки, которые секретарь с превеликим удовольствием ему порой дарит, глядя на восторг в глазах, очень подчёркивают его изящную фигуру. И глядя на него в такие моменты, Хайтам чувствует, что вытянул счастливейший билет. Он не ревнует. Раньше - да, но сейчас он знает, что Кавех не позволяет никому касаться себя так, как Хайтам. Он дружелюбен и открыт с окружающими, но никогда не посмотрит на них так, как на него. И от этого внутри плотным клубком сворачивается что-то тёплое и мягкое, как сам Кавех, заставляя усиленно скрывать придурковатую улыбку. Он сгребает в охапку спящего блондина, поправляя сползшее одеяло, после чего расслабленно выдыхает. Кавех что-то бубнит сквозь сон, после чего закидывает на него руку и, немного поёрзав, вновь замирает. Он дышит ровно, опаляя шею и ключицу секретаря, пока тот, умостив на светлую макушку подбородок, свободной рукой перебирает медовые волосы. Они мягкие. Такие же, как облако или пух, поэтому Хайтам обожает их гладить. Кавех и сам не против, каждый раз довольно прикрывая глаза, чувствуя, как длинные пальцы перебирают пряди, откладывая их на сторону или пропуская между собой. Он охотно ластится, точно кот, прося ещё, зная, что его безмолвная просьба будет услышана. Порой они перебирались на диван. Хайтам сидел, иногда читая очередную книгу, пока архитектор лежал рядом, уложив голову тому на колени, негромко мурлыча что-то своё или просто наслаждаясь тишиной и лаской. Руку Хайтама свело. Кавех, не смотря на все свои сходства с грациозной ланью, был не маленьким мальчиком. Вообще, было очень забавно слушать сплетни и размышления окружающих о том, что Кавех, якобы слабый. Да, на нем не было боевых шрамов, он не мог похвастаться какими-то боевыми достижениями, почти всё время проводя за черчением, но тот факт, что он мог играючи управляться с немаленьким двуручным мечом говорил о многом. Это казалось Хайтаму потрясающим. Не смотря на всю свою внешнюю уязвимость и хрупкость, Кави был достаточно сильным, чтобы постоять за себя. И уж как не упомянуть невероятную ядовитость его речей. Аль-Хайтам лично убеждался в этом множество раз, когда у них случались перепалки. Он ничуть не уступает, порой умудряясь загнать в тупик парой броских фраз, ловко и быстро подбирая остроумные и цепляющие ответы на колкости и придирки секретаря. А после этим же ртом так сладко шептал на ухо что-то приятное и тёплое, от чего внутри Хайтама всё переворачивалось. Порой его рот приходилось и затыкать, однако, пожалуй, такой ход событий был одним из наиболее приятных. Да, пожалуй языком эта болтливая, шумная птичка владела профессионально, в чем Хайтам очень любил убеждаться вновь и вновь. Кавех шумно вдыхает и потягивается, когда тёплая рука из под него ускользает, а тепло тела чуть отстраняется. Он приоткрывает глаза, глядя на Хайтама мутным, ещё сонным взглядом, пока тот сидит рядом, разминая затёкшую и онемевшую руку, гоняя по ней застоявшуюся кровь. Он очарован. Пепельные волосы, обрамлённые тонкой оранжевой полосой света, просачивающейся через щель между шторами, крепкие руки, способные спокойно поднять Кавеха, длинные пальцы, которыми Хайтам так аккуратно перелистывает страницы книг, перебирает волосы или скользит по телу блондина. Хайтам чертовски красив. Порой архитектор задавался вопросом, а не снится ли ему всё это. Может он сошёл с ума и это тело - лишь плод его фантазий? Хайтам был хорош во всём, за что бы ни взялся. Он умён, внимателен и, как ни странно, крайне заботлив и ласков. Холодное, равнодушное лицо, которое раньше Кави считал лицом презрения(мира вокруг и одного блондина в частности), однако под этой маской безразличия плещется куда больше, чем во многих окружающих. Да, Хайтам не опирается на эмоции, не выражает их через мимику или голосом, однако он всё прекрасно чувствует, понимает и выражает действиями, поступками: большими и малыми, яркими и не очень. Он искренне заботится о довольно рассеянном соседе: напоминая тому поесть, помогая отвлечься от негатива вокруг, принеся согревающий напиток и что-то вкусное для перекуса, даря безделушки и одежду, да даже просто проводя рукой по светлым волосам, поглаживая их перед сном или когда Кавех в очередной раз нервничает из-за работы. И все эти мелочи заставляют сжиматься в комок, закрывая лицо руками и, поджимая пальцы на ногах, едва ли не пищать от переизбытка восторга. Такое всегда приятно, всегда радует и всегда находит отдачу в архитекторе. Он так же заботится, поддерживает и помогает, пусть и знает, что Хайтам не так уж сильно в этом нуждается. Однако никогда не отталкивает, никогда не противится и не воротит нос, охотно принимая встречную заботу. Он придвигается ближе, обхватывая руками секретаря, прижимаясь к его боку и что-то негромко бубня. В следующую секунду он чувствует, как большая рука ложится на спину, проскальзывая ниже, скрываясь под одеялом и осторожно поглаживая поясницу. Кавех расслабляется, тает под этими касаниями. Хайтам знает, что поясница архитектора ноет после ночи страсти, потому он максимально нежен. — Прости, что разбудил — голос Хайтама хриплый, низкий после пробуждения, бархатный и чертовски приятный. Он пробирает до глубины души, задевая тонкие струнки, оттягивая их, разгоняя внутри звенящую вибрацию. — Поспи ещё — секретарь проводит пальцами по щеке блондина и, чуть загладив волосы назад, коротко касается губами его лба. Кавеху трудно просыпаться по утрам. Он поздно встаёт, поздно ложится, однако их обоих всё устраивает. Блондин что-то бурчит. Вставать не хочется, но отпускать Хайтама хочется ещё меньше. Он такой большой и тёплый, что архитектор невольно прикрывает глаза. Кровать одерживает бесспорную победу, когда сосед без особого труда выпутывается из ранее цепких объятий, накрывая вновь уснувшего Кави и поправляя шторы, дабы те не мешали тому досыпать. Он тихо выходит из комнаты, скрываясь в ванной. Привычный ритуал: ополоснуться, умыться, почистить зубы, привести себя в порядок, одеться, спуститься на кухню, поставить греться чайник, приготовить завтрак, сделать себе чай, поесть. Перед уходом он заглядывает в спальню, проверяя Кавеха. Тот всё так же спит, перебравшись на чужую половину кровати, утопая где-то среди одеял и подушек. Он подходит ближе, присаживаясь на корточки у кровати. Откопав Кави из постельного плена, он пальцем поправляет сползшие на лицо пряди и некоторое время просто смотрит на спящее тело, в который раз рассматривая его столь детально, сколь вообще могут позволить человеческие глаза. — В ящике стола лежала лупа. Уверен, с ней видно лучше — бубнит Кави, разлепляя веки. Его глаза многие называют красными, как рубины, но это лишь нелепое заблуждение. Они яркие, точно чистейшая бронза, медь или охра. А в полумраке комнаты, когда освещение даёт лишь мягкий, слабый свет лампы, они приобретают глубокий коричневый оттенок, поглощая в себя всё вокруг, как в непроглядную бездну. Хайтам хмыкает, глядя на расслабленного партнёра. Мягкая улыбка, которую не увидит никто, кроме него, спокойный, ровный взгляд, отражающий непомерно много тепла и эмоций внутри, даже красноватый след от подушки кажется очаровательным. Он подаётся вперёд, прикрывая глаза, целуя проснувшегося Кави в висок. Постепенно касания покрывают лоб, щёки и нос архитектора, пока не добираются до губ. Кавех позволяет это сделать. Лёгкое касание губ прерывается так же быстро, как и началось, после чего блондин приобнимает соседа, прижимаясь к нему ближе, потираясь щекой о чужую шею, делая жадный вдох. Он дуреет от запаха секретаря. Запах книг, окружающий его почти постоянно сейчас смешался с запахом мыла и тела. — Я и так всё прекрасно вижу — наконец отвечает Хайтам, приобнимая соседа и чуть притягивая его к себе, дабы было удобнее. — Пойдёшь в душ или ещё полежишь? Могу принести завтрак — интересуется он, поглядывая на время. Ему надо было бы уже выходить, но идти нет ни какого желания. Плевать, просто ускорит шаг по пути. Кави мурлычет что-то на ухо, после чего садится, скрепляя руки в замок и потягиваясь. Сперва сгибаясь, вытягивая их вперёд, а после проводя ими по дуге, выгибаясь, чувствуя, как мышцы в спине приятно растягиваются и разминаются после сна. — Я уже встал — всё ещё немного хрипло говорит он, придвигаясь ближе к краю, глядя на Аль-Хайтама сверху-вниз таким тёплым взглядом, что последнему кажется, будто он сейчас утонет. Стройное, обнажённое тело Кавеха слегка прикрывает одеяло, однако даже так, выше пояса он полностью оголён. Светлые волосы, даже не смотря на их схожесть с чьим-то гнездом, так потрясающе спадают на плечи, что внутри секретаря что-то ёкает. — Ты опоздаешь — констатирует факт блондин, склоняясь ближе к лицу соседа, придерживая того за подбородок и мягко целуя в лоб, нос и совсем нежно в губы. Теперь хайтаму уходить хочется ещё меньше, но делать нечего. — Я приду пораньше — немного тоскливо отвечает Хайтам — Я приготовил завтрак, не забудь поесть. Он уходит, надеясь, что день пройдёт быстрее. Порой просыпаться вот так крайне невыносимо. Вставать, зная, что придётся уходить, оставляя архитектора дома одного. Ну, скоро выходные, так что не всё так плохо...