Кровожадный

             

Там, откуда мы родом, не светит солнце. Наш дом окутан тьмой. hometown, twenty one pilots

* * *

Audio: alt-J — Hunger of the pine

Карантинная зона Бостона, Массачусетс 2023

Солнце в зените жжёт похлеще паяльной лампы, разливаясь в воздухе удушливым послеполуденным зноем. Сухой порывистый ветер поднимает пыль со вспоротого кривыми швами асфальта, и в нос привычно бьёт запах резины и тупого отчаяния. Минхо отирает со лба выступившую влагу, натягивая козырёк кепки почти на глаза, когда боковым зрением замечает приближающегося к нему Феликса. — Выяснил? — интересуется, как только напарник останавливается рядом, и вновь устремляет хмурый взгляд на подмостки. Туда в этот самый момент под усиленный рупором голос женщины в серой военной форме выводят троих бедолаг. Публичные казни по вторникам здесь стали делом совершенно обыденным. — Пришлось полсотни отвалить, — невесело отзывается Феликс и передаёт Минхо сложенный втрое кусок пергамента. — Но информация вроде проверенная. Квону удалось подкупить одного из Мигелевских головорезов. По его словам, сегодня в три они доставят аккумулятор в здание на углу Стиллман и Кросс. Минхо разворачивает пергамент, которым оказывается вырезка из карты портовой части Бостона, и делает мысленную пометку, что здание, обведённое чёрным маркером, — то самое, о котором говорит младший — находится в оцепленном секторе. — Это то, что рядом с бывшим городским моллом? Феликс коротко кивает. — Я разузнал, что туда можно попасть через туннель метро, вот здесь, — он прослеживает пальцем маршрут. — Проберёмся в здание снизу, выждем подходящий момент — у нас будет явное преимущество. Минхо, зафиксировав в памяти расположение знакомых объектов на карте, согласно кивает. — Добираться в лучшем случае минут сорок, — прикидывает вслух, бросая взгляд в сторону патрульного поста, расположенного на возвышении в двадцати ярдах от площади. — Успеем, только если выдвинемся прямо сейчас. У тебя оружие с собой? — Погоди-погоди. Ты собрался идти вдвоём? — А ты ждал, что у меня где-то целый отряд припрятан на такой случай? Феликс закатывает глаза. — Ты же понимаешь, что вдвоём мы не жильцы? Зовём Чанбина. — На это нет времени, — отмахивается Минхо и, не дожидаясь ответа, начинает продвигаться в сторону главной улицы. — Тебе голову напекло? — шипит устремившийся следом Феликс. — Это люди Мигеля, а не какая-то уличная шпана. Вдобавок мы нихрена не знаем о втором покупателе. Что, если он сотрудничает с миротворцами? Нас же на месте порешат, ты… Ты меня вообще слушаешь? Минхо лишь раздражённо дёргает плечом, внимательно осматривая улицу на наличие рабочих камер и смотровых вышек, хаотично разбросанных вдоль дороги. И только когда они заходят за угол одного из муниципальных зданий, прежде служившего корпусом городской администрации, тормозит и разворачивается к Феликсу лицом, напарываясь на его осуждающий взгляд. — Ладно, давай по порядку, — начинает он как можно спокойней. — Во-первых, надо быть либо в полном бреду, либо в полном отчаянии, чтоб сотрудничать с Мигелем. Мы-то с тобой попадаем под вторую категорию, а миротворцам вот наверняка есть чем заняться на досуге помимо торгов со случайными крысами ради одного несчастного аккумулятора для грузовика списанной модели. Феликс смиренно поджимает губы. — Во-вторых, мы бывали в ситуациях гораздо хуже. И без Чанбина выкарабкивались. Так что на каких бы отморозков Мигель нас ни кинул, мы справимся и с ними, и с его головорезами, заберём аккумулятор и свалим отсюда к чёртовой матери, — продолжает Минхо. — Ты со мной или как? Эмоцию, отобразившуюся в этот момент на чужом лице, распознать сходу не удаётся, но Минхо и не особо пытается: привычка Феликса упрямиться ради упрямства хорошо ему знакома. В конце концов, они не первый год работают вместе. К ним с Чанбином младшего забросило судьбой или чистой случайностью лет десять назад, когда тот ещё был нескладным диковатым подростком. Сиротой, как и все. Удивительно, но Минхо помнит день их знакомства так, будто это было вчера. Они с Чанбином поздно возвращались от своего связного в Линкольне и уже на подходе к зоне неожиданно наткнулись на заражённых. К несчастью, глушителей с собой не нашлось, а до Стены оставалось рукой подать, и это значило, что миротворцы сбежались бы на выстрел быстрее удара сердца. Минхо ещё обречённо подумал, что будь этих тварей двое или трое, они справились бы и в рукопашную, но тех оказалось значительно больше, а они были вымотанными после долгой дороги. И Феликс тогда появился буквально из ниоткуда. Резвый, совсем ещё ребёнок, он бросился в бой с таким бешеным детерминизмом, словно намеревался свести личные счёты: одного заражённого умудрился забить обычным булыжником, а после без раздумий кинулся на другого и тем самым спас Чанбину жизнь. Спас, вероятно, жизни им обоим. Как выяснилось позже, мальчишка был не из Бостона. Его семья с начала эпидемии жила на уединённой ферме недалеко от Линкольна, пока в одну из ночей не подверглась нападению мародёров. Феликсу, в отличие от родителей и сестёр, удалось спастись, хотя бежать было особо некуда. Карантинные зоны давно перестали принимать беженцев, а самостоятельно он бы не выжил, так что им с Чанбином ничего не оставалось, кроме как взять его с собой. Минхо, конечно, будучи одиночкой по природе, долго привыкал к непредвиденному пополнению в их маленькой команде из двух человек, однако повышенное чувство долга не позволяло оставить мальчишку на произвол судьбы. И позже он обучил его всему, что знал сам. А тот ещё не раз показал себя надёжным товарищем. — Хватило же ума с тобой связаться, — выразительный голос Феликса заставляет Минхо кое-как вынырнуть из воспоминаний. — Богом клянусь, если нас из-за тебя убьют, я достану тебя на том свете. Глухо усмехнувшись, Минхо с готовностью принимает такое условие, после чего они наконец выбираются из укрытия, продолжая путь. Дорога до городского молла вместо расчётных десяти минут занимает почти двадцать пять, потому что смотровые здесь разбросаны через каждые полсотни метров. В зоне сейчас крайне неспокойно: Цикады бомбят день и ночь с начала прошлой недели. Миротворцы то и дело усиливают патруль, и за нахождение на оцепленной территории у них приказ стрелять на поражение. Поэтому на подходе к нужному зданию — трёхэтажному строению из красного кирпича с плоской крышей — они не торопятся, стараясь не шуметь и двигаться осторожно. — Пройдём здесь, — говорит Минхо, указывая на служебный вход, стена над которым помечена крупной надписью: «Оказавшись в полной темноте, слушайте голоса». Скользнув хмурым взглядом вдоль нестройного ряда букв, он оттягивает металлическую цепь на двери и спрашивает: — Есть болторез? — Сейчас. На улице тем временем занимается сильный ливень, разбавляющий пламенный зной. Небо стремительно затягивает тёмными тучами, пыль оседает, и за пеленой дождя планомерно размывается всякая видимость. Минхо ещё раз озирается через плечо, чтоб убедиться, что за ними не ведётся слежка. Уже спустя пару минут им наконец удаётся прокусить цепь и попасть внутрь маленького помещения, похожего на шахту пожарного выхода, вниз откуда ведут длинные лестничные пролёты. Темно, хоть глаз выколи. Под ногами от натекающей с потолка дождевой воды собираются лужи, и они, молча переглянувшись, одновременно достают фонари и пистолеты. Согласно первому закону их дивного нового мира, пушки лучше всегда держать наготове. Рукоять пятьдесят первого дэу на тринадцать патронов ложится в ладонь знакомой тяжестью, приятно холодит кожу. Минхо снимает его с предохранителя, ловко отводит раму затвора, и пока Феликс делает то же самое, строго командует: — По возможности, забираем только аккумулятор и валим. Не вздумай строить из себя Клинта Иствуда. Тот в ответ раздражённо цокает. — Умоляю, Минхо, Клинта Иствуда из нас двоих обычно строишь только ты. После чего резво срывается к лестнице, принимаясь торопливо сбегать по сырым ступенькам через одну. Старшему остаётся лишь с тяжёлым вздохом последовать за ним, и спустя несколько пролётов они оказываются у очередной двери, ведущей в нужный тоннель метро. Всё, как говорил Квон. Феликс выходит туда первым, тормозит, давая себе время осмотреться, и почти сразу сворачивает направо, устремляясь по наводке вдоль железнодорожных путей. — Где-то здесь должен быть выход на противоположную сторону, — эхо его голоса звучно отскакивает от стен, создавая монотонное гудение, и идущий следом Минхо рефлекторно пригибается, оборачиваясь и проскальзывая лучом фонаря по рельсам в попытке разглядеть хоть что-нибудь в густой темноте, километрами уходящей вглубь тоннеля. Какая-то необъяснимая тревога клокочет внутри с тех самых пор, как они вошли в это здание, и держит всё тело в вибрирующем напряжении, не позволяя снизить бдительность ни на секунду. Очевидно, тоннель двадцать лет как не эксплуатируется и кроме них здесь ошиваться совершенно некому, но у Минхо в крови отцовская порода и долгие-долгие годы жизни в условиях полнейшего хаоса, так что расслабиться он себе не позволяет. Феликс, тем временем успевший отойти на приличное расстояние, окликает его спустя десяток секунд: — Нам сюда. Ты идёшь? Минхо ещё раз настороженно осматривается, впиваясь в темноту сосредоточенными глазами — та налипает на него комьями, врезается в спину — после чего всё же ступает следом за напарником, фигура которого к этому моменту уже скрылась за проржавевшей металлической дверью. Звук собственных шагов предсказуемо закладывает уши. Он старается смотреть себе под ноги и идти медленно, чтоб не создавать лишнего шума, потому что оголодавшие от одиночества стены здесь раскатисто отражают любой шелест — но уже у самой двери вдруг едва не цепенеет от выламывающего кости ужаса, слыша, как сгустившаяся вокруг тишина содрогается громким возгласом Феликса. Внутри что-то резко схлопывается, камнем ухает вниз, и сорваться с места получается на чистом животном инстинкте. Толкнуть дверь — тоже. Далее — едва соображая забежать внутрь, крепче перехватить в ладони рукоять дэу и плотно прижать палец к курку. Так, как его учили. Так, как учил он сам. Рефлекс срабатывает с опозданием в четверть секунды, пока в голове истошно воют сирены. Для Минхо эта секунда — роковая, но думать об этом уже нет времени, потому что под ногами собираются вибрации, а гулкий стук сердца простреливает висок. Нельзя отвлекаться на панику. Он весь вытягивается, словно струна, напрягается каждой мышцей так, будто готовится к прыжку, и торопливо сканирует пространство в поисках источника предполагаемой опасности. Но прежде — находит глазами Феликса и тратит не больше секунды, чтоб убедиться, что тот цел. Буря внутри чуть стихает, хотя это ещё не конец. Порыв сразу же оттеснить младшего себе за спину кажется первостепенным и самым правильным, поэтому Минхо с силой хватает его за локоть и в одно биение сердца загораживает собой. Высокочастотный шум в ушах сбивает внутренние ориентиры, путает границы реальности, пока тело бросает в холодный жар. Соображать получается плохо, особенно в темноте. Почему на них не нападают? Минхо пытается сохранять самообладание и не терять опоры под ногами, когда направляет свет фонаря дальше. Его яркий луч растягивается на расстоянии, вытаскивает из темноты очертания отсыревшей стены и ползёт по ней жёлтым кругом, пока не напарывается на жуткую картину, при виде которой он неприязненно кривит губы, а потом... облегчённо выдыхает, прикрывая глаза и медленно опуская руку с зажатым в ней оружием. Внутри всё ещё колотиться: ту-дум ту-дум ту-дум, барабаня по рёбрам с неистовой силой, и мироощущение резко сгущается удушливым плотным кольцом, бьёт по голове, по животу, по коленям так, что у Минхо возникает стойкое ощущение, будто его выбрасывает из воды на берег и он снова может дышать. — Этот мёртвый, — тянет он сбивчиво, пока его догоняет заторможенным осознанием, что опасности нет. Заражённых за двадцать лет эпидемии ему довелось повидать немало, причём на самых разных стадиях заражения, поэтому пока Феликс, привалившись спиной к двери и ухватившись рукой за грудь, пытается отдышаться, сам он медленно подходит к мёртвой твари ближе. От тела, что некогда принадлежало человеку, почти ничего не осталось. Ничего узнаваемого во всяком случае. За грибковыми образованиями едва удаётся различить даже лицо: череп проломило надвое. Кордицепс успел врасти в стену и распространиться плодовыми телами едва не по всей её поверхности, чтобы продолжить вырабатывать споры. В училище при карантинной зоне рассказывали, что это последняя стадия их жизненного цикла, но где конец жизни для носителя, там — продолжение для инфекции. — Думаешь, он спустился сюда уже заражённым? — немного успокоившись, подаёт голос Феликс, пока Минхо направляет луч света на потолок, замечая наросты и там. — Либо так, — отвечает он, медленно отступая обратно, — либо его заразили уже здесь. Они молча переглядываются. В глазах напарника мелькает очевидная тревога — даже в темноте видно, как тот напрягается, сразу же отталкиваясь от двери и выпрямляясь, но времени на панику у них нет, а потому Минхо приходится напомнить: — Надо идти дальше. Уже почти три.

* * *

Говорят, спутанность сознания — один из первых признаков заражения. С нею невнятная речь, повышенная раздражительность, агрессия. Ещё говорят, что дольше суток никто обычно не держится — двое при лучшем раскладе — вот только по этой логике он должен был покрыться наростами и начать разбрасываться спорами ещё... а сколько уже прошло? Пара недель? Месяц? И кто сказал, что у вселенной дерьмовое чувство юмора? Он бы с этим поспорил. — Долго вы собираетесь меня здесь держать? — голос звучит устало и немного отчаянно. По-честному, со своей судьбой Хёнджин смирился ещё в ту самую ночь, когда впервые столкнулся с тварями, однако там хотя бы заземляла какая-никакая уверенность, что утром он уже не проснётся, а теперь его лишили и этого. Не осталось ни уверенности, ничего. — Не волнуйся, пташка, ещё совсем недолго, — раздаётся в ответ за пару секунд до того, как из коридора начинают доносится глухие шаги. Хёнджин так и замирает с неозвученным «я тебе не пташка, урод», прежде чем дверь в комнату распахивается, являя на пороге женщину. Высокую, с широким разворотом плеч и длинными волосами, собранными на затылке в небрежный хвост. Лет тридцать пять — мысленно прикидывает Хёнджин, фокусируя взгляд на пистолете в её набедренной кобуре. Может, сорок. — Оставьте нас ненадолго, — кивает та двум громилам, что последние полторы недели караулили его, как какого-то политического преступника, и те молча покидают комнату, прикрывая за собой дверь. Рефлекторно подобрав ноги, Хёнджин отползает обратно к батарее и вжимается лопатками в жёсткую металлическую решётку. Цепь наручников, которыми он к ней прикован, тихо позвякивает. Здесь даже стула нет. Женщина тем временем подходит к нему уверенно и неторопливо, останавливается в полуметре, окидывает его фигуру снисходительным взглядом, а после усаживается напротив, сгибая ноги в коленях. Хёнджин продолжает смотреть на неё настороженно, сжав кулаки, чтоб не показать своей дрожи. В круговороте лиц, навещавших его всё это время, запутаться проще простого, но эту женщину он видит впервые, и судя по тому, как те двое безропотно последовали её приказу, среди Цикад она явно человек не последний, а это может значить, что либо его сегодня казнят, либо… — Как твоё самочувствие? Хёнджин вовремя осекается, чтобы не закатить глаза. Дерзить человеку с пушкой за поясом было бы весьма опрометчиво, но видит бог, если его ещё раз спросят о самочувствии, он расшибёт себе лоб о батарею. — Так же, как и вчера, — отвечает он, тем не менее не сдерживая язвительной усмешки. — И как позавчера. И как неделю назад. Женщина улыбается, будто Хёнджинов вспыльчивый темперамент её только веселит, склоняет голову набок и цепляет взглядом побелевшие костяшки его пальцев. — Догадываешься, почему ты здесь? — спрашивает она, выдержав небольшую паузу, и ровный тон её спокойного голоса отчего-то пугает больше, чем всё ещё стоящий в ушах крик тупого солдафона, который совсем недавно держал дуло винтовки приставленным к его виску и грозился застрелить. Забавно, кто в итоге оказался с пулей ровно между глаз. — Полагаю, дела были бы совсем плохи, начни Цикады вербовать заражённых, — размышляет Хёнджин с невозмутимым лицом. — Хотя тот факт, что я по какой-то причине ещё не превратился в ходячий гриб, наверное, делает меня особенным. Чужой раскатистый смех вдруг начинает прыгуче отскакивать от стен. Хёнджин бы и рад посмеяться, но ему нихрена не смешно. — Если пришли меня убить, — говорит он твёрдо, не дрожа голосом, — не тяните. А внутри всё дребезжит от колючего страха, от тоски, от тупого отчаяния. От желания оказаться сейчас в своей комнате при училище, накрыться с головой колючим одеялом и забыть о произошедшем, как о страшном сне. Забыть вообще обо всём. Забыть о том, что всё потерял и что жить, вероятно, осталось совсем недолго. По крайней мере, собой. — Я не собираюсь тебя убивать, — звучит в ответ лаконично. — Тогда отпустите меня. Женщина тяжело вздыхает, качая головой с каким-то даже сочувствием, и Хёнджин, которому от этого ни холодно ни жарко, лишь равнодушно упирает взгляд в дверь, сосредотачивая фокус на узнаваемом символе в виде цикады, изображённом на ней тёмно-красной аэрозолью. На самом деле, отпустят его или нет уже в любом случае не имеет никакого значения. Всё равно некуда возвращаться. Его ведь не было почти две недели — в училище он наверняка давно признан либо погибшим, либо пропавшим, а в его комнате, скорее всего, уже живёт кто-то другой. Так что покоя ему сейчас не даёт только один вопрос. — Ваша шайка террористов уже больше недели держит меня здесь, как какого-то еретика, — говорит он. — Ради чего? Хотите ставить на мне эксперименты? Глаза женщины немного сужаются, и лицо её перестаёт выражать какие-либо эмоции — по крайней мере те, что Хёнджину до сих пор удавалось считывать. Она молчит какое-то время, будто решает, а не стоит ли всё-таки по-тихому его пристрелить, и в момент, когда собирается что-то сказать, вдруг замирает. Дверь в комнату снова со скрипом приоткрывается и внутрь заглядывает один из её сторожил. — Поставщик здесь, — оповещает тот коротко, кивая в сторону коридора, на что женщина демонстрирует какой-то мимолётный сигнал двумя пальцами. — Пять минут, — говорит она, и как только сторожила уходит, вновь обращает на Хёнджина свой внимательный взгляд. — Мы вовсе не террористы, — её голос звучит всё так же спокойно и выверенно. — Меня зовут Марлин, я глава Цикад Бостонской карантинной зоны. Времени объяснять всё у меня нет, впрочем, тебе и необязательно знать много. Лишь то, что недалеко от Солт-Лейк-Сити находится оборудованная база, где наша команда врачей занимается поиском вакцины, — она вдруг ныряет рукой в карман своих выцветших джоггеров и достаёт оттуда небольшой металлический ключ. — И сегодня ты отправишься туда с нами. Замок наручников тихо щёлкает, нехотя раскрываясь под давлением запорного механизма, и увесистый металлический браслет наконец соскальзывает с руки. Мышцы от плеча до самых кончиков пальцев гудят ноющим напряжением, кожу вокруг запястья натёрло до всплесков бледно-лилового, а в основании ладони теперь красуется глубокий вдавленный след, от которого вверх по предплечью извилистыми проводами тянутся венозные нити. Хёнджин выдыхает сквозь стиснутые зубы и растерянно смотрит на Марлин, которая наблюдает за ним между тем с непоколебимым спокойствием — ясными, как солнечный день, глазами. Отмечая голос колеблющимся недоверием, он спрашивает: — Вы думаете, моя кровь — это лекарство? — Не совсем, — Марлин еле заметно дёргает уголком губ. — Но в ней содержится то, что поможет нам его синтезировать. Признаться честно, всё это плохо укладывается в голове. В реалиях нового мира такие понятия, как иммунитет, вакцина, спасение, давно вышли из обихода. За двадцать лет люди утратили надежду на возможность вернуться к былой жизни, потому в слова Марлин сейчас верится с огромным трудом. Вдобавок впускать в сердце всякую надежду чревато дурными последствиями — эту мысль Хёнджин старается всегда держать в голове. И всё же когда он нерешительно цепляет эластичный манжет толстовки на левом запястье, когда медленно оттягивает тот к изгибу локтя, открывая вид на укус почти двухнедельной давности, когда вместо воспалённой гноящейся раны видит лишь выцветающий шрам — совершенно такой же, каким он был вчера или неделю назад — что-то всё-таки начинает царапаться на подкорке. Бесцельно прослеживая пальцами бугристый узор, выступивший на поверхности кожи, он думает о том, действительно ли ничего не изменилось? Действительно ли он — это всё ещё он? — Ну всё, поднимайся, — твёрдый голос дёргает из размышлений прежде, чем ему удаётся найти ответ. Марлин, выпрямившись и встав посередине комнаты, смотрит на него теперь с неопределённой эмоцией, застывшей в посерьёзневшем взгляде. Хёнджин не рискует ослушаться, хватается для опоры за решётку радиатора, глядя на женщину в ответ с некоторой опаской — скорее из привычки, нежели из искреннего недоверия — а потом в комнату вдруг заглядывает смуглая девушка немногим старше двадцати пяти. Остриженные под каре волосы, крупные черты лица и трудно скрываемая тревога в интонации, с которой она произносит: — У нас возникла проблема. Марлин озирается на неё через плечо и не то рефлекторно, не то показательно укладывает ладонь на рукоять пистолета в своей кобуре, хмуро интересуясь: — Какая проблема? Но девушка отвечает ей не сразу — прежде бегло бросает взгляд на Хёнджина, словно только сейчас признаёт в комнате его присутствие, и лишь после уклончиво тянет: — Лучше тебе самой всё увидеть, — на том ныряя обратно в глубину коридора. Со стороны Марлин слышится лишь протяжный усталый вздох. Хёнджин замечает, как та сразу сникает плечами и напрягается в челюсти, как слегка заламывает брови, повторно окидывая его задумчивым взглядом, после чего разворачивается к двери и зовёт: — Оуэн. На зов откликается уже знакомый сторожила, появляющийся на пороге с автоматом наперевес. — Рюкзак, — командует ему Марлин. Громила тут же удаляется с коротким кивком, чтоб ещё через полминуты вернуться и передать ей рюкзак, который та затем передаёт Хёнджину. Получая назад свои вещи, последний сразу оживляется и принимается спешно шарить по всем отсекам, желая убедиться, что Цикады не выложили оттуда ничего ценного. Но главное — что на месте его складной нож, который он когда-то давно стащил у одного миротворца в училище. Тот, к счастью, находится на дне бокового отдела, и Хёнджин решает переложить его в карман толстовки, прежде чем торопливо закинуть рюкзак на плечо. Марлин никак это не комментирует — только подходит ближе, когда они вновь остаются одни, и от стального детерминизма в её вкрадчивом голосе почему-то вдруг холодеет под кожей. — Слушай меня внимательно, — произносит она на грани слышимости. — Через пятнадцать минут за тобой зайдут мои люди, а до тех пор ты сидишь здесь тихо и не высовываешься. Услышишь снаружи потасовку — не лезь, ясно? Не позволяй никому постороннему себя обнаружить. И нож держи при себе. Хёнджину, запоздало осознавшему, что Марлин ждёт хоть какой-то реакции, остаётся лишь неуверенно кивнуть.

* * *

На часах примерно десять минут четвёртого, когда по узким коридорам и пожарным лестницам им наконец удаётся добраться до одной из чердачных комнат здания на углу Стиллман и Кросс. Если Квон не соврал, они ещё могут застать окончание сделки. — Там должен быть коридор, — кратко информирует Феликс, как только они останавливаются напротив хлипкой деревянной двери. — На этом этаже есть ещё несколько комнат. Выше ничего нет. Ниже — не уверен. Минхо кивает, пытаясь активно соображать. От размышлений и тревог пистолет в руке тяжелеет. Где-то на периферии сознания мелькает отчаянная мысль, что им, быть может, действительно не стоило соваться сюда без Чанбина, но он сразу же её отметает, напоминая себе, что они были ограничены во времени. До сих пор ограничены. А значит медлить больше нельзя. Его взгляд находит столь же напряжённый взгляд Феликса. — Берём аккумулятор и уходим, — напоминает он, а после, выждав с пару секунд, обращается в слух и толкает деревянный каркас двери плечом. Та поддаётся не сразу, будто что-то подпирает её с другой стороны, и ему приходится навалиться на неё тяжестью всего тела, чтоб сдвинуть с места. Феликс за его спиной напрягается в каком-то вибрирующем ожидании. Наконец преодолев порог и оказавшись в длинном узком коридоре, Минхо резко опускает взгляд, обнаруживая, что предметом, подпиравшим дверь, было человеческое тело. Мужское. И уже мёртвое. Инстинкты срабатывают быстрее импульсов мозга. Внутри всё подбирается, заставляя выжать работоспособность органов чувств на максимум. Минхо опирает правую кисть с предварительно направленным оружием на левую, осматривается строго по схеме: в одну сторону, вперёд, в другую, фиксирует сосредоточенным взглядом ещё несколько тел, хаотично разбросанных по коридору. Бешеный стук сердца заглушает все прочие звуки, так что полагаться приходится только на глаза. Помимо бездыханных тел здесь ещё ровно пять дверей — комнаты, о которых говорил Феликс. Прямо по коридору — выход к лестнице на этаж ниже. С обратной стороны — снова двери и большое окно, кое-как заколоченное прогнившими деревянными досками. Единственным источником света здесь является мигающая тусклая лампа, но и этого достаточно, чтоб в одном из трупов сходу распознать Мигеля. Минхо подходит к нему ближе, наклоняется, слегка надавливая мыском ботинка на плечо, и тот грузно заваливается набок, впиваясь в него взглядом пустых остекленевших глаз. Кровь из зияющей дыры в его голове струйкой стекает в собравшуюся на полу лужу. — Какого хрена здесь произошло? — слышится позади шёпот Феликса, который проходит в противоположный конец коридора, чтоб убедиться, что два бугая, чьи тела лежат там, привалившись друг к другу, действительно мертвы. Минхо тем временем медленно шагает дальше, цепляя глазами небольшой чёрный ящик в углу. Их грёбаный аккумулятор. — Феликс, — зовёт он вполголоса, — глянь. В следующую секунду тот оказывается рядом, концентрируя взгляд на предмете, что так привлёк его внимание, и судорожно выдыхает. — Да этому дерьму место на помойке, — он опускается перед аккумулятором на корточки и с отвращением косит взгляд на бездыханное тело Мигеля. — Он реально пытался продать этот мусор дважды? Вот же тупорылый урод. Минхо раздражённо толкает язык за щёку. Феликс прав: аккумулятор, ради которого они проделали весь этот путь, абсолютно ни на что не годится. Проржавевший, покрытый слоем пыли, он не представляет теперь совершенно никакой ценности, а значит, весь риск с самого начала не имел никакого смысла. — И что теперь делать? Получается, мы зря столько сюда тащились? — раздосадованно спрашивает Феликс, поднимаясь и разворачиваясь к Минхо, который попросту не успевает ничего ответить, потому что отвлекается на шум, вдруг раздавшийся где-то в необозримой близости. Он резко подбирается, глазами показывает Феликсу встать позади себя и начинает настороженно двигаться к источнику звука. О том, где искать новый аккумулятор, они могут подумать позже, а пока им необходимо выбраться отсюда живыми. Медленно заворачивая за угол, Минхо выхватывает фокусом очертания двух фигур в противоположном конце перекрёстного коридора. Оружие в его руке не дрогнет, он всё так же держит его направленным прямо перед собой, прицеливается и параллельно пытается разглядеть личность потенциальных противников. Между ними около десяти метров, преодолеваемых за две секунды. Из альтернативных путей отступления — вниз по лестнице или через окно, а тем временем в центр его обзора попадает только спина — предполагаемо, молодой девушки, которая нагнулась над второй фигурой в попытке помочь той подняться на ноги. Минхо анализирует варианты. Феликс ступает прямо позади. Старший фиксирует его присутствие периферийным зрением. Собирается, было, дать ему сигнал оставаться на месте, как дверь одной из комнат, находящейся прямо по его правое плечо, вдруг со стуком распахивается, и оттуда на него набрасывается что-то или кто-то, крепко вцепляясь ему в шею. Минхо реагирует незамедлительно: у него по-прежнему отцовская порода в крови и многие годы боевого опыта за плечами, он всегда наготове, а потому перехватить брыкающееся тело и со всей силы впечатать то в стену получается без особого труда. Из минусов — фокус его внимания резко смазывается, концентрируясь на новом источнике угрозы. Он направляет на этот источник дуло своего пистолета, пока сердце колотится в самой глотке, и лишь спустя мгновение понимает: на полу перед ним, морщась от силы удара, сидит мальчишка. На вид совсем ещё юный и какой-то болезненно худой. Минхо успевает обратить внимание лишь на его глаза — чёрные и пылающие — прежде чем тот, оклемавшись, вновь дёргается в его сторону. Но старший и здесь быстрее. Аккуратный складной нож оказывается зажат под подошвой ботинка прежде, чем мальчишка успевает до него дотянуться. Чужой острый взгляд вновь мерцает какой-то зловещей решимостью, а потом воздух вдруг прорезает оклик: — Минхо? И краски вокруг снова сгущаются, с хлопком возвращая Минхо в прежний фокус. Он резко поворачивает голову. Две фигуры с направленными на него пушками стоят уже в пяти метрах, преодолеваемых за секунду, и в одной из этих фигур — в той, что придерживает ладонью окровавленный бок — он неожиданно узнаёт... — Марлин? — запоздало понимая, что Мигелевским вторым покупателем всё это время были Цикады. Стоило догадаться. — Ты цел? — Марлин между тем обращается к оклемавшемуся мальчишке, на что тот запоздало, но торопливо кивает. Минхо всё ещё чувствует на себе его колкий пронзительный взгляд. — Так вот на кого Мигель нас променял, — раздаётся за спиной недовольный голос Феликса. — На бостонского Че Гевару? Видно, дела у Цикад идут в гору, раз принялись торговать с местными бандитами. Марлин в ответ делает какое-то неопределённое движение рукой и устало закатывает глаза. — Да, не скрою, дела не очень. — Что здесь произошло? — подаёт голос Минхо, опуская свой пистолет, и замечает, что та, вторая девушка, раненная в плечо, делает то же самое. — Вы же видели, в каком состоянии аккумулятор, — отвечает на его вопрос Марлин. — Никто в здравом уме не стал бы платить за эту груду металлолома, но Мигель очень трудно принимает отказы. — Зачем вам понадобился аккумулятор? — Без обид, Минхо, но у нас дела явно поважнее твоих. У Минхо живо мрачнеет взгляд. Он собирается огрызнуться, потому что чувствует, как в жилах от вспышки раздражения резво вскипает кровь, однако в этот момент его взгляд вдруг засекает порывистое движение сбоку. И ему хватает одного биения сердца, чтоб вновь направить оружие на мальчишку, до которого всё никак не дойдёт, что Минхо может лишить его жизни прямо здесь и сейчас, но... Два почти одновременных щелчка затворов заставляют его поверженно замереть. Он ловит тяжёлый взгляд Марлин, у которой снова оказывается на мушке, и та тянет предельно медленно: — Целься в меня. Минхо отчаянно ничего не понимает, когда вновь скашивает глаза на мальчишку, а после, обернувшись на Феликса, замершего позади с таким же непонимающим лицом, опускает пистолет. К чёрту, наверное, весь этот балаган. Им пора убираться отсюда. В этот момент вторая Цикада очень кстати озвучивает его мысль: — Здесь была перестрелка. Миротворцы могут нагрянуть с минуты на минуту. Они все настороженно переглядываются, и тут Марлин вдруг говорит: — Сегодня мы собирались вывезти Хёнджина из зоны, — кивая в сторону мальчишки. — Но в таком виде нам далеко не уйти, так что, боюсь… — её взгляд напряжённо мечется между Минхо и Феликсом, — вывозить его придётся вам. На какой-то короткий миг Минхо допускает мысль, что неправильно её расслышал, но всё равно грозно бросает: — Чёрта-с два, — и улавливает одновременно с этим, как мальчишка, Хёнджин, тоже капризно восклицает: — Я не пойду с ними. Терпеть этого мелкого поганца уже нет никаких сил — на что Марлин рассчитывает, пытаясь заделать их ему в няньки? — Кто он? — вдруг из-за спины интересуется Феликс. Минхо требуется полсекунды, чтоб развернуться к нему и прошипеть: — Это не наше дело. Но Марлин уже хватается за этот крошечный проблеск надежды, как за спасательный круг. — Для вас он груз, — говорит она. — Нам такой груз нахер не сдался, — Минхо осаждает её хмурым взглядом. Та выдыхает: — Ты просто выслушай, ладно? В старом Капитолии штата его ждёт команда Цикад, — начинает она, и как только Минхо, которому хватило услышать слово «Капитолий», всем своим видом выражает полное несогласие, обозначает: — Я знаю, что происходит там, снаружи, — расставляя в словах акценты. — Поэтому мы и должны были пойти целым отрядом. Но теперь у меня ни отряда, ни машины, на подходе миротворцы, зато есть вы, а я знаю, на что вы способны, — на этом моменте её взгляд, доселе холодный и неприветливый, становится почти умоляющим. — Доведи его туда и получишь не только аккумулятор, — она подходит ближе, улавливая смену эмоции на его лице. — Заправленную машину, оружие, талоны — можешь просить, что хочешь. Минхо поджимает губы, пытаясь переварить всю полученную информацию. Надо признать, Марлин умеет торговаться. Не предложи она им в награду машину и полный бак, Минхо бы даже думать об этом не стал. Соваться в центральную часть города будут только самоубийцы, а тут ещё нести ответственность за какого-то оборванца с поганым характером... Должно быть, тот действительно представляет какую-то ценность, раз Марлин в таком отчаянии. Впрочем, Минхо это не касается. Резко оттолкнув чужой складной нож мыском ботинка и убедившись, что мальчишка до него теперь точно не дотянется, он ещё раз бросает на него хмурый взгляд и отходит к Феликсу. — Ты им доверяешь? — интересуется тот, сразу же считывая ответ в его молчаливом взгляде. — Я тоже нет, но она в отчаянии, — он бегло смотрит ему за спину. — Цикады донашивают машины за миротворцами. На такой вполне можно будет добраться до Вайоминга. Доведём пацана и… — Не хочу отвлекать от важных переговоров, но я тут кровью истекаю, — раздаётся позади требовательный голос Марлин. Им с Феликсом остаётся лишь коротко друг другу кивнуть, после чего Минхо снова выходит вперёд и припечатывает: — Ладно, условие. Мы доведём его до Капитолия, но прежде чем его получить, твои парни будут обязаны дать нам всё, что попросим. Иначе мы просто убьём его на месте. В этот момент он слышит, как Хёнджин сбоку глотает испуганный вздох, но всё его внимание сосредоточено на Марлин, которая, мысленно всё взвесив, наконец изрекает: — По рукам, — после чего, игнорируя протест мальчишки, строго командует: — Бери свой рюкзак, Хёнджин. Сейчас. Тот смотрит на неё долгие две секунды, пытаясь осознать, что только что произошло, а затем, резво вскочив на ноги, проносится мимо Минхо, нарочито задевая его плечом. Минхо с силой сжимает челюсти, из последних сил пытаясь сохранить крупицы самообладания, но получается откровенно паршиво. Пожалеть о принятом решении он ещё успеет. Если они вообще доживут до утра. Он дожидается, пока мальчишка возьмёт свой рюкзак, и грубо подталкивает того идти впереди. В этот момент Марлин снова его окликает: — Минхо, — тянет она, заставляя его задержаться. — Прошу, не налажай.