Пустой дом

On waves of love my heart is breaking And stranger still my self control I can't rely on anymore New tide, surprise, my world is changing Within this frame an ocean swells behind this smile, I know it well Robert Plant, Ship of Fools, 1988

— Джулия. Змея прокусила мне шейную артерию, это почти мгновенная смерть. Я помню, как из меня хлестала кровь. Я не мог выжить, — Снейп сидел в кресле у окна, закутавшись в толстое одеяло. Он только-только начал вставать. Кроветворение восстанавливалось очень медленно, и он постоянно мерз. Джулия вздохнула и уселась на поручень его кресла. — Да, Северус, все верно, не мог. Я тебе помогла. — Я умер, а ты вернула меня? — Не совсем так, по обоим пунктам. Твой мозг еще был жив, иначе бы ничего не получилось. Но ты уже уходил, да. И вернулся ты сам. Я только позвала. — Я умер и был за порогом смерти… — тихо проговорил он. — Ты что-нибудь вспомнил? — Нет, ничего. По-прежнему провал. — И… что ты чувствуешь? — Я не знаю… Джулия ласково лохматит ему волосы, прижимается своим лбом к его. Он застывает. Смотрит на нее странно. С недоумением? Со страхом? Закрывается, не понять. — Что? Молчит. — Сев, в чем дело? Тебе не нравится, когда я к тебе прикасаюсь? — Нравится. — Тогда почему ты от меня шарахаешься? Мне ужасно не хватает твоей ласки. Я тут просто на стенку лезла без тебя! Обними меня, а? Он обнимает. Как-то поспешно и виновато. Что происходит? *** — Я еду в Хогвартс расследовать исчезновение твоего тела. Сейчас ведь в Британии всего двое некромагов осталось, я и Марти Эш, — сидим в отделе, друг на друга смотрим. Я вызвалась заниматься твоим делом, конечно. — А почему этот Марти Эш остался? Ты же говорила, что все ваши разбежались. — Он уезжал, но вернулся, пока единственный. Он просто очень ответственный, — Джулия улыбнулась. Не объяснять же Северусу, что Марти уехал, только потому что этого потребовал Лорд Танатос, и что он вернулся, как только смог, из-за нее. Что Мартинус Эш — самый красивый, умный и талантливый волшебник их поколения в Гильдии, от которого сходили с ума все дамы министерской округи, но он смотрел только на Джулию Оуэн. И что у них когда-то, в незапамятные времена, был роман длиной в три года. Дольше Джулия была верна только Северусу… если это так можно назвать. Что Марти — отличный друг, чудесный собеседник, и она всегда с удовольствием с ним работала, а иногда и в паб вечерами захаживала, но жить с ним оказалось невыносимо скучно. И что хотя он все эти годы не терял надежды и продолжает смотреть на нее собачьими глазами, она не вернется к нему ни за что на свете. Северус не поймет и будет нервничать. А ему и так хватает поводов для нервов. — Так что им сказать? — продолжила она. — Ты все еще хочешь залечь на дно? — Видишь ли, тут речь не совсем о моих желаниях. Я же все еще в розыске, так? А дальше, как водится в Министерстве, сперва меня упрячут к дементорам, а потом будут разбираться, долго и со вкусом. В моем состоянии я едва ли дотяну в Азкабане до суда. Это правда. Снейп все еще был похож на бледную тень себя самого. То есть на бледную тень бледной тени. Силы возвращались к нему очень медленно. Джулия молча кивнула. ***

Beneath a lover's moon I'm waiting I am the pilot of the storm Adrift in pleasure I may drown I built this ship, it is my making And furthermore my self control I can't rely on anymore I know why, I know why Robert Plant, Ship of Fools, 1988

— Северус, такое дело, смотри, — Джулия энергично жевала яичницу. — Я отправила статью в «Вестник Аида» с описанием твоего оживления и восстановления. Не называя тебя, естественно. Но они отказываются брать ее в серьезный научный раздел. — Почему? — Северус сидел за столом напротив неё и вяло ковырял ложкой свою овсянку. — Говорят, нужна верификация, подтверждение, что «пациент Х» действительно умирал и вернулся. Они согласны, если мы с тобой выступим только перед членами комитета по верификации, их всего трое. — Мы? Ты хочешь показывать меня как опытный образец, что ли? Как лабораторного кролика? Собачку говорящую? — Ну нет, Сев, зачем ты так сразу? Мы выступим вместе, как равные, расскажем, как все было. — Да конечно, «как равные»! Твои высокоученые старцы меня и взглядом не удостоят, а сразу вызовут авроров, и этим все кончится. И твоя публикация, и моя жизнь на свободе. — Нет, Северус, они не вызовут. Это же международный журнал, там в комитете только один британец, а остальные про тебя и знать ничего не знают. Гильдия вообще в контрах с Министерством, всегда была. У нее свои интересы. — Тем более нет, Джулия. Я больше не связываюсь с корпорациями, у которых свои интересы, мне, заметим, неведомые. — Так я и не предлагаю связываться с корпорациями! Только со мной. Слушай, а давай вообще в соавторстве эту статью сделаем? Допишешь, что считаешь нужным, вместе защитим текст перед комитетом и опубликуем. — Ты же сама только что официально удостоверила мою смерть. Надгробье уже сделали. А тут статью со мной в соавторстве публикуешь про мое воскрешение. Скажешь, что нашла мой хладный труп не первой свежести, быстренько воскресила и сварганила со мной статейку? — Ох, Сев, это все такая ерунда. Вчера удостоверила одно, завтра удостоверю другое. Я сама, знаешь ли, официально была мертва полгода. Процедура восстановления меня среди живых и в должности заняла ровно час, не считая времени на затачивание перьев. Сейчас такое время, что все возможно и многое могут понять и простить. Переходное время, понимаешь? — Понимаю. После первой войны было так же. — Именно. Зато если эта публикация состоится, то можно будет, наконец, возродить исследования оживления. Мы сможем отнимать людей у смерти! Я же тебе рассказывала, сколько боролась за право этим заниматься! и все бесполезно. Это дело моей жизни, Северус, понимаешь? И сейчас тот самый момент, когда это направление действительно можно запустить. Лорд Танатос ведь ушел, и скоро будут выбирать нового. А кроме меня, реальный претендент — только Мартинус, а у него никакой программы нет, при нем все будет по-старому. Зато если я стану Леди Танатос… Взгляд Северуса становился все тяжелее. — Так ты только ради своей карьеры со мной возилась? — Что?.. — Джулия осеклась на полуслове и застыла с открытым ртом. На самом деле, она и сама не могла толком объяснить. Почему там, у Порога, она повторяла, как заклинание, слова любви? Потому что правда так чувствовала, или потому что это была часть технологии Орфея, которую она давно мечтала испробовать? Но сработали бы эти слова, если бы не были правдой? Вернулся бы он, если бы не чувствовал к ней то же самое? Как объяснить, что она не может разделить любовь к человеку и любовь к делу своей жизни? И что борясь за его жизнь, она не могла не думать о значении того, что она делает, и для науки, и для ее собственной карьеры. И о значении ее карьеры для науки и для спасения еще многих жизней. Как же он не понимает? Только сейчас до нее дошел смысл их семейной поговорки: Оуэны любят головой, а думают сердцем. Бабушка Пифия говорила так, чтобы объяснить, почему лучше искать себе пару среди дальних родственников или дружественных клану семей. Внешние не поймут. А ведь этот свинтус даже ни разу толком не приласкал ее с того самого первого дня! Каждое объятье ей выпрашивать приходилось. А теперь он еще обиженные сцены устраивает. Кто тут должен обижаться вообще?.. Джулия сама не ожидала, что на смену ее растерянности придет такая сильная ярость. Она с грохотом швырнула тарелку в раковину, схватила с пола сумку и взмахом палочки приманила сверху из кабинета копию своей рукописи, да так стремительно, что пачка пергаментов едва не сбила ее с ног. Пергаменты она сунула Снейпу, который безучастно наблюдал за ней. — На, почитай вот. Может быть, это лучше объяснит, чем я. Я очень зла, прости. Джулия забросила сумку на плечо, выскочила из дома, громко хлопнув дверью, и тут же исчезла. ***

Who claims that no man is an island? While I land up in jeopardy More distant from you by degrees I walk this shore in isolation And at my feet eternity draws ever sweeter plans for me Robert Plant, Ship of Fools, 1988

В сумерках Северус Снейп выходит из дома и тяжело шагает к морю. Весь день он сидел в плотно зашторенной гостиной, погруженный в мрачные раздумья. Джулия оставила ему черновик своей статьи и дневник наблюдений, который вела с самой первой ночи и до последних дней, до того момента, когда он сумел сам аппарировать с побережья и благополучно вернулся назад. Дневник наблюдений за ним, где она час за часом подробно описывала его состояние, вплоть до частоты походов в туалет. Кусок мяса. Лабораторный кролик, как есть. Уговорить его дать для анализа мочу ей так и не удалось. Хоть тут себя отстоял. Когда прошла первая злость, Снейп обнаружил, что любуется этими аккуратными строчками. Невероятно качественно, профессионально выполненный журнал эксперимента истинной исследовательницы. Он ведь так любил это в ней, эту жажду знаний и готовность на все, лишь бы их получить, и безупречный профессионализм теоретического и эмпирического поиска. Только в одном она поступилась научным кодексом: не записала те слова, которые говорила ему за Порогом, чтобы позвать его обратно. Просто: «слова любви и нежности». Но что именно она говорила? Он ничего не помнил. В статье Джулия писала, что, согласно общему мнению некромагов древности, критическое условие успеха технологии возвращения умершего — взаимная любовь. Сунув ему этот текст, она хотела сказать ему, что если бы они оба не любили друг друга, он бы не вернулся на ее зов из-за смертного порога. Но он не помнил, почему вернулся. И зачем. Что он собирался делать дальше? Вроде бы раньше он действительно любил Джулию, и ему с ней было хорошо. А теперь он понимал, что надо бы ее обнять, но даже просто поднять руку было невыносимо сложно. Он чувствовал только огромную тяжесть внутри, как будто мешок, заполненный густой чернотой, тянул его к земле. В те страшные дни после гибели Лили было похоже. Он и сейчас еще подозревал, что ее смерть расколола тогда его душу невольного убийцы. Он ведь после этого так и не научился снова радоваться жизни, как прежде. Даже когда появилась Джулия. А что, если сейчас большая часть его души осталась за смертным порогом? И он теперь больше никогда не сможет чувствовать даже те призрачные тени любви и радости, которые были ему доступны? И останутся только ненависть и отчаяние? Стоит ли держаться за такую жизнь? Ведь он и не собирался жить дальше. Раньше его держала здесь месть Волдеморту. И он отомстил, и при том роскошно, по-слизерински отомстил. Безносый засранец так и не понял, что Снейп его предал, что «вернейший из слуг» предавал его много раз, да еще наслаждался при этом, смаковал моменты своих шпионских удач. И так и не узнал, что Снейп выжил после того, как он, Волдеморт, приговорил его к смерти. Да-да, вот тебе, красноглазый, еще один «мальчик-который-выжил». Теряешь хватку! Только что-то теперь уже наплевать. Все, кого Снейп считал своими врагами, мертвы. Все старые обиды исчерпаны. Для чего жить теперь? И он заходит в воду, все глубже, погружается с головой, хочет впустить воду в легкие … но не тут-то было. Его швыряет наверх, и вот он уже сидит на поверхности воды. Кто-то внутри него очень хочет жить. — Зачем? Ты можешь мне сказать, зачем мне жить? — в отчаянии кричит Снейп. Но ответом ему молчание. Его накрывает ярость. Что это за таинственный внутренний предатель, который не дает ему даже умереть? *** Когда Джулия вечером вернулась с работы, она нашла на столе в кухне свою рукопись и записку знакомым бисерным почерком: «Я прочитал. Работа блестящая. Мне нужно время побыть одному, ладно?». Чего-то такого она ожидала и даже договорилась с лондонской подругой, что сегодня, возможно, будет у нее ночевать. Но это оказалось больнее, чем она думала. Джулия уронила голову на руки и разрыдалась. Она ждала, что он услышит ее всхлипывания, придет, может, обнимет ее, наконец, и все как-то постепенно наладится. Но в доме никого не было. Может, и к лучшему. После слез пришла спокойная холодная ясность. Одному, так одному. Как пожелаете, сэр. Джулия собрала свои вещи и бумаги в сумку и вышла из дома. На море поднимался шторм. Такой сильный и внезапный, он не мог быть естественным. И верно, далеко над водой в свете молний колдунья заметила темную человеческую фигуру, и в завываниях ветра ей послышался знакомый яростный крик. И непонятно было, бьют ли молнии в человека, или это он горстями швыряет их в гневное небо. «Что ж ты творишь, Северус Снейп?» — Джулия покачала головой и аппарировала в Лондон. Шторм начал затихать только ближе к рассвету. Ветер расчистил небо от туч навстречу восходящему солнцу, и море, возвращаясь к обычному спокойному ритму, выбросило на песок худого изможденного человека в насквозь просоленной черной мантии. Северус Снейп пришел в себя под первыми лучами дня, мокрый, замерзший, сильно обезвоженный и опять слабый, как выжатая тряпочка. Чудо, что он не захлебнулся и оказался на берегу спиной к воде. Чудо, что его палочка осталась при нем — под одеждой. Все же его морской союзник хранил его. Он с трудом поднялся на ноги и, шатаясь как пьяный, побрел к дому. Его шатало не только от слабости. Черная тяжесть, которая мучила его, исчезла. Тело как будто вовсе лишилось и веса, и центра тяжести. Добравшись до кухни, он жадно припал к крану с водой. Потом поплелся в пустую холодную гостиную, по пути стаскивая с себя мокрую одежду, упал на диван, натянул тонкий плед и мгновенно провалился в черное небытие. Постепенно ледяная бездна вокруг него начала оттаивать, и он расслабился в тепле, развернулся на диване и долго-долго спал спокойным сном выздоровления. Когда он проснулся, в комнате ярко пылал камин, но в доме никого не было. Кто же зажег огонь, который его согрел? Джулия? Хейсти? Он так никогда и не узнал.