Пастбище без бабочек

— И опять на том же месте, — заключил брат Летрон. — Рассказывайте, как так вышло. — Разве Вы не знаете? — хмыкнул парень, залпом осушив склянку. — Это все ещё мерзость. Действие снова не заставило себя ждать, тритон вновь потерял свой хвост, заместо него получив пару ног. — Хотелось бы услышать Вашу версию, — хмыкнул монах. — Я облажался, — пожал плечами парень, присев на предложенный стул. — В чем конкретно? — уточнил мужчина, подперев голову ладонями. — Не смог его убить, — хмуро усмехнулся Тританнус. Юноша, потянувшись, откинулся на спинку стула и помассировал пульсирующие виски. Внутренности раздирала безнадёга. — И поэтому здесь, — прежде чем брат Летрон что-то скажет, он продолжил, закатив глаза. — Точнее, здесь я не потому, что не убил, а потому, что попытался. — Это уже ближе к истине, — удовлетворённо кивнул монах. — Вы действительно хотели его убить? Вопрос прозвучал не как осуждение, а скорее как интерес. Будто священнослужитель, подобно химику-экспериментатору, проверял очередную чрезвычайно взрывоопасную смесь на устойчивость. — Больше всего на свете, — в зеленых глазах блеснул жуткий огонек, состоящий из ненависти, — и хочу до сих пор. Всегда буду хотеть. Впрочем, как только вспышка потухла, взгляд парня снова стал тяжёлым, пронизанным подавленностью. — Понимаете ли Вы, что подобное ненормально? — задумчиво спросил мужчина. — Ненормально быть такой мразью, — прошипел тритон. Монах запустил пальцы в густую бороду, философски глядя на Тританнуса. — Ну, убили бы, — наконец сказал он, — а дальше-то что? — Занял бы его место, — авторитетно заявил парень, скрестив руки на груди. — И кто бы за Вами пошёл? — поднял бровь мужчина. — За убийцей. Юноша вскинул голову, негодующе уставившись на священнослужителя. — Да Вы себе даже близко представить не можете, какой он мудак! — рявкнул тритон. — Не могу, — спокойно произнес монах. — А что насчёт подданных? Парень ссутулился и стиснул зубы. Как и предполагал брат Летрон, он попал в точку. — Представьте себе ситуацию: живёте Вы себе спокойно, бед не знаете, как внезапно, короля, правившего столько лет, которого Вы уважаете, вдруг, один из сыновей убивает, — продолжил он. — Тот, чья репутация всегда была шаткой. Какова была бы Ваша реакция, Тританнус? Юноша молчал, сжимая кулаки до характерных щелчков костяшек. Осознание того, что битва была проиграна ещё до её начала, отплясывало на итак расшатанных нервах, разрывая их словно хлипкие струны. — С какой стороны ни посмотри, — брат Летрон поднялся со своего места, уперевшись руками в стол, пытаясь размять затёкшую спину. — Попытка убийства... говоря мягко, плохая идея. Меня, как служителя Дракона, конечно, больше волнует духовная и морально-нравственная сторона вопроса. Но и с остальных картинка не намного приятнее, согласны? Тритон молча кивнул, не произнеся ни звука. — На кушетку, — взяв прут, приказал мужчина. Скрипя стулом, парень поднялся и нетвёрдой походкой подошёл к ней. Замер в ожидании. — В прошлый раз было двадцать пять, — припомнил монах, сковывая юноше руки. — Следовательно, в этот раз ожидает пятьдесят. По коже пробежали мурашки, а к горлу подступил ком. Несмотря на то, что времени прошло прилично, ощущения Тританнус помнил, словно порка была вчера. — Ложитесь, — сказал брат Летрон, подталкивая тритона. Тот опустился на колени, чувствуя, как тело каменеет, а следом растянулся на всю площадь кушетки. Тританнус не стал дожидаться начала порки, он сразу сжал кулаки и зажмурился. Молодой человек прекрасно знал, что будет больно. Прут, присвистывая, взметнулся вверх. Сердце забилось быстрее, разгоняя кровь по организму. Ягодицы прожгла острая боль, и парень изогнулся, словно в судороге. — Ровно лежите, — приказал мужчина. То, с какой отстранённостью он говорил, обожгло больнее удара. Тританнус повиновался, подставляя мягкое место под орудие наказания. Гибкая ветвь орешника, словно остро отточенный карандаш, расчерчивала бледную кожу тонкими алыми полосами. Губы сжались в тонкую линию, а дыхание было тяжёлым и надрывным. Уже на пятом ударе солёная жидкость, разъедающая глаза, вырвалась наружу, вымазав собой лицо и обивку кушетки. — Стоило оно того? — меж тумаками, спросил монах. — Нет, — слово обожгло язык, смешиваясь с волнами остальной боли. С каждым ударом под кожей разгорался огонь, заставляя выть и извиваться. Осознавать, что привело к этому, было ужасно. Всплески гнева практически моментально затухали, сталкиваясь со жгучей агонией. Порка длилась долго, невыносимо долго. К концу слёзы закончились, а сила воли переломилась надвое. — Пятьдесят, — прошептал юноша. Смоченная ткань укрыла исполосованные ягодицы, жжение пошло на спад. Парень прикрыл глаза, ощущая, как опустошение постепенно вытесняет боль. — Вы останетесь здесь, Тританнус. — Знаю, — смиренно произнес тритон. Вероятно, это и к лучшему. В любом случае, возвращаться обратно ему категорически не хотелось. — Знаю.