Один из нас / One of us

Едва скользнув в салон авто, Эдвин, наконец, позволяет себе отпустить тщательно контролируемые столь долго эмоции, подавляемые из-за многочисленных взглядов. Пальцы, касающиеся тугого узла галстука, напоминающего ему сейчас скорее удавку, предательски дрожат. Он ожидал подобного. Знал, что интуитивно старался избегать толпы не просто так, догадывался, к чему подобное может привести, но, всё же, до последнего надеялся, что крах будет не настолько оглушительным и всепоглощающим. Галстук, наконец, поддавшись, соскальзывает змеей и теряется где-то на полу. Эдвин Пейн - только что узнавший о своей победе на выборах окружного прокурора города Нью-Йорк, не сдерживая серии коротких судорожных вздохов, расстегивает верхние пуговицы и одновременно пытается стянуть пиджак. Кажется себе ничтожно маленьким и незначительным, словно всезнайка-отличник из школы, вдруг пытающийся занять не свое место, откусить больше положенного и стремительно понимающий, что подобное ему не по зубам. Что, если он совершает ошибку?.. Если он не справиться, ведь сейчас, после очередной утомительной конференции и десятков, направленных на него, камер и микрофонов, едва может связать слова между собой?.. Справиться ли он с ещё большим вниманием, рука об руку приходящим с ещё большей властью?.. Золотая запонка, выскользнув из вновь дрогнувших пальцев, падает вниз и Эдвин чувствует, что готов сорваться в пропасть за нею. Шелест совсем рядом, заставляет его сморгнуть наворачивающиеся слёзы и попытаться принять хоть сколько-нибудь презентабельный вид. Томас, разумеется, это не может быть никто другой, скользнув внутрь, быстро закрывает дверцу, отрезая их от бушующего вокруг внешнего мира. Томас пахнет спокойствием и, в то же время, возбужденно сверкает светло-карими, почти золотыми глазами, не скрывая триумфа. - Ты сделал их, - Томас Муркот криво ухмыляется, подаваясь вперёд и сгребая в собственнических объятиях. – Не помогли никакие полит-технологи, ни сотнями тысяч вливаемые средства. Конкуренты играли грязно, действительно не жалея ни сил, ни денег, и с легкостью смешивали его с грязью, копались в прошлом и настоящем, цеплялись за любую возможность отодвинуть в сторону, не позволить обойти их и отнять голоса избирателей. Вероятнее всего, его наставница, при всем её опыте и блестящей службе городу на протяжении тридцати лет, не смогла бы противостоять напору молодых конкурентов и, с возможностью в восемьдесят пять процентов, проиграла бы. И, вероятнее всего, она с мадам губернатором, это сознавала и именно поэтому подтолкнула вперёд его. И, прежде без каких-либо сомнений согласившийся Эдвин, сейчас не совсем уверен в правильности своего решения. Он чувствует себя рассыпавшимся на сотни осколков и не подлежащим восстановлению. Он, тяжело дыша, хотел лишь одного – сбежать, ускользая от мельтешения, кружащего вокруг, и чувствовал себя скорее приговоренным, чем триумфатором. Эдвин пытается сделать вдох, чувствуя эфемерные пальцы, цепко сжимающиеся прямо на его горле. - Эй, - Томас, как и прежде, улавливающий каждое его настроение, касается влажными губами его скулы. Подаётся ближе и, наслаждаясь одним лишь его ненавязчивым присутствием и любым даруемым ему прикосновением, Эдвин не сразу ощущает мягкое касание. Томас нажимает на его острое, скрытое лишь тонкой тканью рубашки плечо. Устраивается рядом, стоит ему покорно откинуться на спинку кресла и почти мурчит, стоит ему легко приобнять, прижимая ещё ближе к себе и поглаживая по широкой спине. - Кажется, празднующим придется подождать, - с ухмылкой произносит Муркот. Эдвин не сдерживает разочарованного стона – он совсем забыл о том, что сотрудники его штаба и, разумеется, Нико и детективы, несомненно, ожидают его появления на  вечеринке. – Есть идея, как привести тебя в чувство.

***

Разумеется, Эдвин читал о подобной эмоциональной перезагрузке и терапии. И, разумеется, кому, как не тому, кого прозвали Кошачьим Королем, подобное могло прийти в голову? Он осторожно прокладывает себе путь через один из залов приюта, стараясь не нарушить ничьего покоя и пробираясь к низкому дивану. Томас, всё ещё широко улыбающийся и буквально лучащийся довольствием, шагает рядом. - Это… - Фрикаделька, - с готовностью произносит Томас, стоит им, устроившись, тут же получить внимание от одного из здешних обитателей. Небольшой кот, требовательно заурчав, оказывается на коленях Эдвина, почти мгновенно и без какого-либо на то дозволения, будто бы полноправный хозяин здесь именно он. – Ты его любимчик, поверь мне. Кажется, теперь мне отведена роль резервного родителя. - Родителя? – отстраненно переспрашивает Эдвин, мягко поглаживая трехцветную ухоженную шерстку и тут же ощущая влажный нос, касающийся его ладони. – Это несколько… Томас неопределенно пожимает плечами и, будто бы наслаждается открывающимся ему с его места видом. Эдвин же, чувствующий, как напряжение медленно покидает его, позволяет себе короткую улыбку и чешет кота за холку. Черный кот, изящный и стремительный, скользит по ноге Томаса, забираясь между ними и теперь уже Муркоту, извлекающему из внутреннего кармана пиджака лакомство, достаётся внимание, чему он радуется с чарующей Эдвина непосредственностью и теплом. Фрикаделька смотрит слегка осуждающе на своего соплеменника – словно без слов говоря, что ни одно вкусное подношение не стоит такого искреннего проявления обожания. Затем переводит взгляд на него и Эдвин так же легко считывает, что если он последует примеру своего мужа, любить его станут ещё больше, а мурчать – громче прочих. И Эдвин для себя находит звук мурчания лучшей в мире терапией. В особенности, когда мурчит сам Кошачий Король.