Тотал слэш

Сашу честно заебало всё это. Вся эта игра в одни ворота. И эти отношения, в которых, как будто, заинтересован он один. Саша просто хотел ответа на это долбление в стену. Саша хотел ответа на свои чувства не словами, он хотел действий, чтобы за слова, что он какой-то не такой, одноклассник, лежал лицом в асфальте, потому что Миша за него заступился; хотя, правда, даже поводов для ревности Саша сильно не давал: он всегда знал, где находится грань между общением друзей и влюблённых, но пару минут назад он прямо перед Мишей танцевал с каким-то парнем. Имя, правда, не запомнил, но уже готов был с ним засосаться прямо перед Мишей, чтобы тому стало не похуй. Саша просто хотел вернуться в начало. Он помнит это всё как вчера. Как он решил начать новую жизнь. Саша переехал из Питера в Москву и ужасно тосковал по старому городу, всё напоминало ему злосчастный Петербург, даже кровать Нет, ну если она стояла так же вплотную к окну. А в один день просто проснулся и понял, что за этой тоской он потерял счёт дням и сейчас уже август, а сам он как-то не очень и выкинул из гардероба все олимпийки и затасканые кофты с грязью, какие-то штаны, в которых он каждый раз выходил на улицу, в общем, все те вещи гардероба, которые ему новому не подходят. Вернул себе любимый классический стиль. Бросил пить и курить ради того, чтобы нравиться самому себе. Бросил ту фотографию блондина в мусор. В общем, бросил всё, что новому ему не идёт. Но блондины ему всё таки шли, правда, совсем не в костюме Адидас с сигаретой в руках и совсем небритые. Саша тогда зашёл на Первое сентября в новый класс, его и посадили на единственное свободное место рядом с Мишей. Он был старостой тот год. По нему ссалась кипятком добрая половина девчёнок не то что параллели, а школы. А этот подкатывал к англичанке. Саша его тогда больным считал. Потом, правда, как-то сблизились, Саша ему помогал с русским, Миша, в свою очередь, с математикой. Летом вообще вместе в лагерь поехали, тогда Саша и признался в симпатии, а Миша его поцеловал, прямо сразу вместо ответа. Саша тогда растерялся и тупо стоял, забыв как это - целоваться. - Первый раз целуешься? - Спросил тогда Миша, отстранившись. Саша покачал головой, мол, нет. Ему, конечно же, поверили (нет), самодовольно ухмыльнувшись. Миша тогда из комнаты выпнул Сашиного соседа, и сам переехал к Саше. Рвал ему какие-то цветы, из которых Саша потом плёл венки и вешал Мише на голову. Миша тогда был каким-то другим, Миша тогда и помнил только что «Сашенька». А не до жути заезженое всеми «Саша» без капли нежности, добра и любви. Саше было плевать кто и с кем. Было плевать что там бормочет Антон. Ну и в дополнение своём плевать, он взял и засосал какого-то чела, а может и деваху, как-то похуй было. Московский замер с открытым ртом и глазами по пять копеек. - Антон, выйдем поговорить? - Пытаясь не врезать Шастуну прямо здесь, сказал Миша. Антон, честно, был в шоке не меньше Московского, может, даже больше. А Саше от этого всего хотелось неистово смеяться. - Успокойся, Мишенька. Что, не нравится когда твоё золото чужие хотят? Мне тоже не нравится, когда ты меня игнорируешь. - Буквально промурлыкал Романов. - Я понял, нам надо поговорить, но сначала тебе проспаться. - Не пойду я спать. - Словно мальнкий ребёнок, утверждающий, что спать - это скучно, заскандалил Саша. Мише было как-то плевать на его «пойду, не пойду», поэтому потащил его в комнату. Саша упирался и вырывался как мог первые пять ступеней, потом понял, что это бесполезно и смирился. Но не всё было потеряно; слова, которые он хотел сказать, он сказал, но под алкоголем его несчадно несло, после того, как он бросил пить, и, помимо слов, захотелось затащить Московского в кровать, чтобы тот переступил через свои принципы, и у Саши был ещё повод для того, чтобы упрекнуть Мишу. Московский оказался слишком принципиальным, дальше поцелуев дело не пошло, Миша умело вывернулся из тонких кистей рук, и вот Саша уже один лежит в кровати с желанием вырубиться, а дверь в коридор едва слышно закрылась, погружая комнату в темноту, освещаемую лишь светом Луны. Московский тихо закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. И что это сейчас было такое? Он даже толком осознать не успел. Из комнаты напротив вышел Лазарев с огромными глазами и явными признаками нервного срыва. - Серёг? - Окликнул он его. - Можно с другом целоваться? - Неожиданно спросил Лазарев. - Можно. - Не задумываясь, кивнул Миша. - Нет, ну а что? От поцелуя в щёку ничего криминального не случится. - В губы? В засос? Миша подавился воздухом от такого вопроса. - Только если с крепким мужским. Серёжа ушел вниз. Больше Московский его на этой вечеринке не видел, наверное, ушёл домой. Саша, с крякхтением и мольбами, сел на кровати. Голова раскалывалась после количества выпитого алкоголя, а поясницу, по классике, тянуло. Романов уже успел подумать, что переспал с Мишей, а может, и не с Мишей, и просто не помнит от количества выпитого. Но то, как его уложили спать он помнит, значит, навряд ли переспал. В глазах всё расплылось, когда он наконец-то сел. - Таблетка от головы на столе. Саша повернул голову и опять от резкого движения, только пришедшая в порядок картинка, расплылась. Но перед глазами успела мазнуть прядь болондинистых волос. - Спасибо. - Прохрипел Романов, и сам ахуел от того, какой у него голос, вместо родного мелодичного. - Нам надо поговорить. Саш, помнишь, что было вчера? Саша напряг все свои нейронные связи, и перед глазами замелькали события вчерашнего вечера. Вот один стакан, второй, третий, десятый, а дальше понесло. Помнит как он засосался с... Антоном? Антоном, блять. - Миш, я немного перепил, ничего не понимал. Саша залпом запил таблетку. - Были же какие-то причины, по поводу которых ты перепил. - Я не буду отрицать, в этом есть твоя вина. Мне не хватает внимания с твоей стороны, а у тебя постоянно дела поважнее. То физика, то эти вечеринки. А я так, просто, не могу. Я думаю, что наши отношения дороже. Это ведь не интрижка на ночь, «переспали и расстались». Я всего себя вкладываю в эти отношения, на них я опираюсь и готов служить опорой в ответ. Мне не хватает отдачи с твоей стороны, просто такое чувство, что я стараюсь, а ты так, чтобы было для кого стараться. - Я услышал тебя. Я просто не могу, со мной всегда поступали так, и теперь я тоже не замечаю как делаю так. Мне очень жаль, правда, очень сильно. Я буду стараться так не делать впредь. Ты говори, если тебе что-то не нравится. Миша взял его руку, сжал крепко. - Миш, сейчас от тебя в моём решении ничего не зависит. Мне сейчас надо именно самому понять, я готов продолжать эти отношения или нет. Давай возьмём перерыв, пожалуйста. Саша бегал глазами по комнате, только бы не смотреть в глаза Мише, чтобы не было так больно отпускать, пусть и не навсегда. Саша надеялся, что не навсегда. - Хорошо. - Выдохнул Миша, и соседняя часть кровати опустела. - Я всё равно тебя люблю, Саш. - Сказал он и скрылся за дверью. - Я тебя сильнее, Мишенька. Но Миша этого уже не слышал. Саша шёл по аллее, смотрел на распускающиеся листья и не чувствовал какого-то душевного подъема и радости. Да, долгожданная весна и скоро каникулы. Всё равно не очень. Да и так пасмурно и зябко. Миша предлагал подвезти, уверял, что если они с Сашей взяли паузу, то их отношения не испортились, и он может ездить с ним домой и просить помощи с домашкой по алгебре, и вообще что угодно. Но Саша отказался. Сейчас ему надо подумать самому, хочет ли он продолжения отношений. Миша не глухая стенка, он всё слышит, он исправится, если его попросить, особенно если попросит Саша. Он правда будет стараться, но он сам по себе проблемный, он просто не замечает многого за собой, да и кто замечает? Он, Саша, тоже не святой, тем не менее, Миша упускает слишком многое, он, конечно, не виноват. Его недолюбил отец и мать, и самое ужасное, что за этой глянцевой картинкой семьи, где отец старательно и заботливо растит двух детей, скрывается совсем неглянцевая реальность. Никакой старательности и заботливости в воспитании. Миша был отдан на попечения нянькам после смерти матери. Да и до этого времени о нём сильно не заботились, мать, после развода, начала пить по-чёрному, поэтому, в итоге, и спилась. Ухажёр её, к слову, был не лучше, даже хуже: бил ребёнка просто из-за плохого настроения. Потом Миша уже без нянек - один. И кому он мог рассказать про свои чувства? Кто мог заметить то, чего не замечает за собой он? Своему одиночеству? За поразительной яркостью и тягой к хулиганству скрывалось всепоглощающее, сжирающеё всё на своём пути, одиночество. Целый океан подавленного, который не прокормить. Если у других подавленные эмоции переходили в гнев и были проблемой для окружающих, то Мишу же они сжирали самого, они, даже, в гнев не преходили. Миша себе физически никак не вредил, они просто ели его изнутри. Люди, их время перестали иметь значение перед ними, эмоции хотели внимания, и Миша давал им его достаточно своими выходками. Саше же, этот бушующий океан подчинился, потому что он готов был уделять столько времени, сколько надо. Вместе смеяться или просто быть рядом, когда другой плачет. Но свои эмоции тоже требовали внимание, и Саша это внимание из отношений не получал, потому что Миша не привык отдавать. Никогда в этом не нуждался, отец давал ему всё что надо, лишь бы тот от него отстал. Девушки и парни ни разу не отшивали, он же чуть ли не мечта всей школы, и даже если бросали они, а не их, причину объяснить видимо не могли. Он не научился отдавать и его вины в этом не было. Саше нужно было научить его этому, раз хотел получить это от него. Вот на этом моменте Саша не знал, хочет он попытаться или лучше поискать своё счастье где-нибудь в другом месте. Хотя, кому он врал? Ответ для себя он выбрал уже давно, но готов к нему не был. Было страшно начать, было страшно не начинать. Было непонятно. И вот тут и был главный выбор: идти в неизвестное будущее с Мишей или, всё таки, лучше поставить крест на ещё неначатом. Миша, если честно, не мог. Просто не мог. Ходил обиженный на весь мир. Вот на кого угодно сердился и агрессировал, кроме Саши, всегда сердце замирало, как его видел то в столовой, то в коридоре, да вообще везде видел. У него даже на главном экране их фото стояло, он на алгебре зашёл сообщение проверить, так и не выключил телефон до конца урока, всё смотрел на фото. Вечером пришёл, наорал на брата из-за какого-то пустика и закрылся в комнате. И ждал, ждал сообщения от Саши. Всё время как на иголках, только одного мужчины в метре от Саши уже хватало, чтобы он завёлся. Вот этот друг из его класса постоянно рядом, то по плечу хлопнет, то приобнимет за плечи, и Саша так искренне улыбается в его компании. Точно что-то не чисто там. Чего там Саше не хватало? Внимания? Хорошо, будет ему внимание. Но что сказать? Как подойти? Может, выгнать этого друга от Саши? Хотя это как-то неприлично. Может, что-то спросить? А что? Как дела? Ну можно. А дальше? У них же вроде контрольная по алгебре была, наверное, про это. А дальше само пойдет. Наверное. Ноги стали ватные, а сердце ускорило ритм чуть ли не в два раза. Пока шёл, успел споткнуться на ровном месте. - Привет. Как дела? Голос вроде получился нормальный, но глаза всё бегали по коридору и никак не могли посмотреть в глаза напротив, выдавая неуверенность. И Саша это точно заметил, он с глаз постоянно считывал все эмоции Миши. - Всё хорошо. А у... - Нормально. Как контрольную по алгебре написал? - Быстро спросил Миша. Потом понял, что не дослушал. -Извини за то, что перебил. Я не хотел, случайно, на автомате, вышло. Извинился и улыбнулся, но как-то неловко осмелился на пару секунд взглянуть в глаза напротив, на него смотрели с какой-то тоской и жалостью. - Ничего страшного... Тут прямо над ухом раздался звонок, в очередной раз помешав Саше договорить. - Ладно, встретимся на репетиции. А Миша уставился ему в спину, хотел кинуться за ним, унести из этого чёртоаздания и увезти куда-нибудь далеко, чтобы только вдвоем, чтобы никого больше кругом, только вместе, только навсегда. И срать на это ОБЖ или что там у них. Когда спина Саши, наконец, скрылась за поворотом, очнулся, как ото сна, и побежал на урок. Проигнорировав Антона, сел на последнию парту и вообще не слушал очередные анекдоты и невыдуманные истории дяди Бори. На Антона смысла злиться не было, он, вообще, третьим лишним и даже непричастным оказался. Это как найти три точки, чтобы построить прямую линию на плоскости координат - ни к чему. Вот Антон, как раз, был третьей точкой, никому не нужной. Хотя, это по его вине они поговорили. Но и в этом его обвинить было сложно, они бы всё равно поговорили, и Антон только ускорил этот разговор, точнее, его случайное присутствие рядом. А там мог быть кто угодно, и Сашу бы это не остановило. Ему тогда нужна была провокация, что-то настолько значимое, на что Миша бы точно обратил внимание, в данном случае, покушение на важного для него человека. Да, в принципе, какая к черту разница виноват Антон или нет, если Миша всё равно злится. Как видит его, то перед глазами сразу всплывает эта картина поцелуя, длившейся, на самом деле, секунд пять от силы, а такое чувство, что целую вечность. В понедельник репетицию решили не устраивать, поэтому сегодня будет третья репетиция, заметно отличающая от первой и второй. От их компании не осталось и названия: Лазарев и Топалов расселись по разным рядам и делали вид, что вообще не замечают друг друга, пели, честное слово, с Божьей помощью, ну, не получалось у них дуэтом, хотя на второй же красиво звучало, а тут как-то неказисто. Миша, которого поставили первым, по понятным причинам (логично всё это было начинать со священной войны) имел удовольствие смотреть не только на Таполова с Лазаревым, но и на Антона и не беспокоиться, что его сейчас на сцену позовут. Антон, кстати, сел подальше от Миши и, уж точно, от Саши, он его теперь метра за три обходил. А им обоим было как-то не до этого несчастного Антона, который оказался третьим углом треугольника, который был никому не нужен. С Сашей, кстати, поговорить как-то не получилось, обоих разрывало от эмоций и количества несказанных слов, но оба молчали. Тешились бесполезными разговорами, а потом молчали, просто увядали в этом молчании, как цветы под солнцем без воды. У них было время и слова, у них было всё, но они, сука, выбрали молчать! Миша сел на ряд позади, чтобы не смущать, только не понял кого, себя или Сашу или обоих сразу. И просто неприлично пялился на его спину, даже не обращая внимания на музыку из новых наушников, а ведь скоро его день рождения, осинило Мишу. Ну как скоро, через месяц, почти, но что дарить-то? Может, книгу? Хотя он и так всё уже прочитал, кроме флейгмановских лекций по физике, но они, по мнению Московского, его вряд-ли заинтересуют. И пооригинальней хотелось. Но потом. Обо всём этом Миша подумает потом. Сейчас играет Саша, поэтому музыка не то что ставится на паузу, а наушники отправляются обратно в коробку, все мысли уходят на второй план. Входит на сцену, едва заметно склоняет голову и садится играть. Миша уже видит перед глазами эти тонкие пальцы, которые скальзят по клавиатуре, он это видел, и не раз, и все эти разы от этого невозможно оторваться. Звучит до жути знакомая заезженная мелодия, но под Сашиными пальцами и с его бархатистым голосом она преобретает что-то особое неповторимое, но от того лучшее на свете. А ведь у Саши в квартире было пианино, он Мише часто отсылал видео как играет на нём, а Миша, дурак, всё думал: «потом посмотрю». Потом, потом. Сейчас Миша был согласен даже слушать как он играет на расстроенном пианино, главное, чтобы это был его Сашенька. Миша первый начал опладировать, едва его руки убрались с клавиш. Саша встал и так же, едва заметно, склонил голову, а когда поднял, посмотрел в глаза Мише, тот одним лишь взглядом сказал ему: "ты сыграл и спел лучше всех этом зале", но почему-то был уверен, Саша его понял. Саша понимал его всегда и этот раз не станет исключением, пусть они даже взяли паузу. Очень короткую паузу, уж Миша постарается, чтобы свою первую годовщину в год они отметили вместе. Миша сделает для этого всё. Что угодно отдаст, но Саша от него никуда не денется. А пока надо немного потерпеть. Телефон завибриловал в кармане, а на экране блокировки светилось сообщение: "Моё сердце: Давай поговорим."