Haine.

Киоши стоял возле дома и курил, глядя в окно Лилы. Он чувствовал, как его ненависть к себе, словно ядовитый плющ, обвивает его изнутри, не давая покоя. Его жестокие выходки, которые чуть не стоили ей жизни, были как острые шипы, вонзающиеся в его сердце. Одна его часть понимала, что так нельзя, а другая — нет. И та, другая часть почти радовалась, когда Лила начинала задыхаться. Слабачка. Но он так и не смог извиниться. — Как же я устал, — прохрипел он и, докурив сигарету, бросил её в пепельницу. Скоро должны были приехать родители. И что ему им сказать: правду или ложь? Нет, он покачал головой. Хватит. Уже темнело. Киоши зашёл в дом и направился в свою комнату. Проходя мимо комнаты Лилы, он заметил, что из-под двери пробивается слабый свет — это горел ночник. — Прости, — прошептал Киоши, проходя мимо комнаты. И зашёл в свою. У Лилы был хороший слух с детства. Она услышала слова Киоши, и её сердце сжалось от боли, словно в тиски. Показалось ей это или нет? Нет, он и завтра будет продолжать свои издевательства, как хищник, преследующий жертву, до приезда родителей. Киоши чувствовал себя как в лабиринте, где каждый поворот напоминал ему о его грехах. Его ненависть к себе была как тяжёлое бремя, которое он не мог сбросить. Он был пленником своих мыслей, и ему казалось, что он никогда не сможет выбраться из этой клетки. В его комнате было темно, как в бездне. Он лёг на кровать, но сон не приходил. Его разум был полон образов Лилы, задыхающейся, и его собственных жестоких поступков. Он чувствовал, как его сердце разрывается от чувства вины, словно его резали на куски. Ночь была долгой и мучительной. Киоши лежал, глядя в потолок, и чувствовал, как его душа кричит от боли. Он понимал, что должен что-то сделать, но не знал, с чего начать. Он был как корабль без руля, плывущий по бушующему морю.