Je vais te faire mal

      Рюкзак Дисса оказался поистине бездонным: чего он только оттуда не вытаскивал… Перед Фимой возвысилась небольшая гора непонятных приспособлений, среди которых он смог опознать кляп, маску на глаза, пару дилдо, несколько пачек презервативов и тюбиков смазки, а также средней длины верёвку. Довольно большой набор всякого, и подобный ответственный подход к делу не мог не вызвать у него восторженной полуулыбки. — А ты что, не принёс свой любимый паддл? — Нет, к сожалению, — игриво хмыкнул младший, извлекая на свет тот самый ошейник, подаренный ему старшим. — Зато я усовершенствовал твою игрушку. Посмотри, тебе нравится?       С интересом взяв у того ошейник, Фима заметил, что теперь к нему была прицеплена мощная цепочка, с которой они могли позабавиться без страха порвать её в процессе. — Что ж, отрицать не буду, мне это нравится, — не стал лукавить Ефим, пожирая глазами вновь улёгшегося на пол брата и нависая над ним. — Хочешь сегодня ролевые игры? — Ух, а какие? — подыграл Дисс, всё больше раскрывая себя под горячими руками своего партнёра, так по-хозяйски исследующего его тело. — Например, ты бы мог быть очень непослушным учеником, а я учителем, который жёстко наказывает за любые проступки, — в конце фразы рука Фимы проникла в чужие шорты, пальцы нащупали твёрдый от возбуждения орган, а губы мягко прошлись по уху, вызывая шёпотом мелкие мурашки. — Мне… больше нравится… — тяжело дышал Одя, сгорая внутри от языка, проходящего по его влажной шее. — Игра, где мой родной брат трахает меня… как ему нравится.       За столь милые слова он удостоился внимательным взглядом изучающих пепельных глаз и понимающей улыбкой, слегка напоминающей оскал. — Тебя понял. А теперь перевернись на живот, твой братик хочет взять тебя по полной.       Кинув последний томный взгляд, Дисс без лишних возражений перевернулся, отдавая себя целиком и полностью во власть старшего брата. А тот, прикинув на глаз и обдумав всё, что ему бы хотелось сделать, вытянул ноги и потянул младшего на себя, перекинул его через свои бёдра. Теперь он был в той позе, дающей идеальный обзор, чем не преминул воспользоваться Фима: поспешно стянул с парня ненужные теперь шорты и боксеры, а после довольно ощутимо провёл ладонью по ягодицам, прошёлся вдоль позвоночника и снова прикоснулся к соскам. Очевидно мужская фигура, ни капли не напоминающая женскую, податливо прогибалась под его сильными и большими пальцами, но факт отсутствия у Оди женской груди или изгибов талии совершенно не смущал. Это было даже приятно. Тот просто отдавал всего себя, и Фиме было достаточно лишь этого, чтобы забыть все свои прошлые предпочтения и отдаться новым чувствам и ощущениям, проходящим по кончикам пальцев, трогающих горячую светлую кожу.       Кивнув самому себе, мужчина закончил осмотр и решил начать действовать. Своими собственническим поглаживанием и сдавливанием он ввёл Дисса в некий транс, и он слегка поплыл и потерялся в ласковых прикосновениях, не ожидая дальнейшего действия. Смачный хлопок ладонью по нежной коже бедра успел его испугать не столь болью, а скорее неожиданностью, и издав тихое «ой», Одя весь напрягся и вытянулся как по струнке. Но на этом Ефим не закончил и, подождав пару секунд, повторил удар, теперь уже по шикарной заднице, а потом ещё и ещё, довольный от низких постанываний брата и его нетерпеливых движений тазом. Одиссею нравилась порка, и поэтому Фима не останавливался, увеличил силу удара и продолжил шлёпать, пока кожа на обеих половинках не стала ярко-алой. Вот теперь можно было замедлиться и удостовериться, что младшего всё устраивает.       Ошейник лежал рядом: старший взял его в руки и опытным уже движением обвил им шею похрипывающего в удовольствии Дисса, застегнул крепление понадёжнее и вытер большим пальцем слюну, стекающую с уголка губ братишки, аккуратно зацепив подбородок пальцами: — Тебе нравится? Мне продолжать?       До Оди не сразу дошла суть вопроса, но стоило понять, о чём его спрашивают,  он тут же прикусил покрасневшие губы в нетерпении и положительно кивнул головой. — Да, да.       Ну, раз того всё устраивало, стоило продолжать воплощать свои фантазии в реальность. Пробежав кончиками пальцев по спине младшего брата, заставляя его ещё сильнее прогнуться в спине и чувственно простонать, Фима быстрым взглядом окинул рядом лежащие игрушки, взял первую попавшуюся смазку. Ему нужно было сделать то, чем раньше он не занимался даже с девушками — что было говорить о парнях… Но интерес, хоть и приправленный неким страхом, побуждал его сделать запланированное и доставить jeune удовольствие. По крайней мере это в любом случае опыт, и кто он такой, чтобы не испробовать его на себе? Подобного шанса в жизни может и не представиться больше. Да и с младшим они и так зашли довольно далеко, что его может останавливать? Отринув от себя последние крупицы сомнений, старший выдавил немного смазки на руку и раздвинул красные от ударов ягодицы в сторону, невольно поражаясь представленным зрелищем перед собой.       «Какой он тут мягкий… И гладко выбритый. Ни одной волосинки. Неужели он так усердно готовился ради меня? Или он делает так для всех своих партнёров?».       Неприятные мысли окатили его обжигающим холодом, абсурдно резанув по сердцу, и было не так-то просто мгновенно откинуть их в сторону. Ефим и не пытался распознать эти чувства, попытаться забить на них — слишком взрослый был чтобы не понимать очевидного. Его стала съедать ревность. Но к кому, к бывшим недопарням брата? Последнее, чем он должен забивать свою голову, это уж точно. Никакого права ревновать своего младшенького Фима не имел, да и не хотел. Но когда глубокие чувства собственного сердца слушали разум? Оставалось только временно заглушить всё ненужное и оставить лишь страсть. И желание сделать Одю своим.       От Дисса не ускользнула заминка старшего, и он потёрся об чужие ноги, слегка подмахнув бёдрами и намекая продолжать. Полностью вернувшись в реальность и переключившись на сладострастного парня в его ногах, Фима наконец провёл прохладными пальцами по самому чувствительному месту, посильнее сжимая свободно рукой красную кожу, вынуждая Одиссея от боли, удовольствия и нетерпения всё сильнее подрагивать с каждой секундой. А в голове продолжали крутиться глупые мысли, будто у девственника в первый раз: «Всё ли я правильно делаю? Насколько глубоко я могу запихать пальцы? А ногти ему не повредят?».       Чем больше он думал, тем больше сомневался. Пора было прекратить бессмысленную демагогию и начать хоть что-то делать. И Фима решился: сначала он медленно вошёл одним пальцем, отслеживая поведение брата, а затем почти сразу ввёл ещё два. Наверняка это достаточно больно, стоило только увидеть скривлённое лицо Дисса. Но старший примерно знал, когда будет совсем перебор, и понимал, что эту боль тот выдержит. А через мгновение ему начнёт это дико вставлять. Когда внутри стало немного мягче и свободнее, пальцы стали погружаться глубже, раздвигаться в разные стороны, расширяя проход для одного из рядом лежащих дилдо. Ещё никогда ранее Ефим не трахал партнёра игрушкой, и мысли о том, как горячая плоть будет обхватывать твёрдый кусок резины, возбуждали до самой крайней точки. Собственные фантазии сводили мужчину с ума: Одя почувствовал возбуждение брата под своим животом, и ему было приятно, что здесь возбудился не только он.       Рука, ранее сжимающая пышущую жаром ягодицу, поднялась выше и схватила пальцами цепочку ошейника. Легко потянув её на себя, Фима приблизился к покрасневшему уху и похрипывающее прошептал, продолжая глубоко вдалбливать в младшего пальцы: — Не хочешь повысить градус веселья?       Такое Одя хотел. Он не был против ничего, что доставит наслаждение им обоим. Ему не было страшно, он доверял действиям своего внезапно столь умелого брата. Так и не скажешь, что до недавнего времени он совсем не интересовался БДСМ. И, раз он так быстро учился, это всегда было глубоко внутри него, и он попросту об этом не догадывался. Зато теперь мог воплотить все свои желания, и Одя был только рад ему в этом помочь. Получив короткий кивок на своё предложение, на лице Фимы появилась довольная ухмылка, а на глазах Дисса оказалась тёмная повязка, полностью лишая его зрения. В тот же момент старший слишком глубоко погрузил пальцы, что-то пытаясь там нащупать, и Дисс невольно удивился: «Он что, знает о?..». Додумать мысль он не успел и громко охнул, содрогаясь от волной накрываемого возбуждения всем телом. Да, да, и ещё раз да, Фима не только знал, а он и нашёл! — Ага, значит вот тут? — не ожидая от стонущего в его руках младшего ответа, довольный собой Ефим ещё раз надавил на нужную точку, получая в награду новый громкой стон и поджатые пальцы на ногах. — Не думал, что с первого раза её найду. Надо закрепить результат, да?       Слабо понимающий что происходит Дисс лишь промычал в ответ, дезориентированный, но старшего устраивал и такой ответ. Взяв в руку среднего размера резиновый член, он размазал по нему смазку, поднёс к анальному кольцу и резко вставил, ничуть не переживая за состояние младшего. Пусть тот заметно сжался и прикусил губу, тихо зашипев от дискомфорта, но боль ему приносила кайф, а значит, паниковать поводов не было. Тут же начиная двигать одной рукой в среднем темпе, а другой грубо сжимать одновременно хрупкое и такое мужественно тело Дисса в разных местах — спина, бёдра, ягодицы и соски, — оставляя везде свои покрасневшие отпечатки, Ефим полностью отдался этим возбуждающим стонам и вздрагиваниям брата, его чарующим слух вздохам и медленно стекающим по взмокшей коже каплям пота.       Дилдо всё быстрее и глубже входил во влажное и горячее нутро, стоны Дисса становились всё громче и эротичнее. Невооружённым взглядом было видно, что он уже на грани. Как и сам старший. Казалось, что его крепкий стояк скоро порвёт его одежду, настолько сильно он сдавливался тканью. Нужно незамедлительно выпустить пар, иначе он рисковал взорваться прямо на месте. Да и игнорировать младшего, дрожащего и содрогающегося в предоргазменном состоянии — вверх бесчеловечности. Мужчина снова схватил цепочку ошейника, сейчас уже сильнее и жёстче потянув на себя — Одя прогнулся в спине как никогда до этого и закряхтел от сдавливаемого его шею куска кожи, закатив глаза, которые были скрыты под повязкой. — Скажи, — продолжая тянуть на себя парня за ошейник и не останавливаясь трахая его игрушкой, низким голосом шипел Фима. — Говори, что ты хочешь, — ответа не было, и терпеть становилось невыносимо. — Ну?! Быстро! — Я… — кое-как справившись с собой и своей мутной головой, смог прохрипеть младший, отодвигая шею в бок. — Хочу… хочу тебя!       Ефим лишь этих слов и ждал. Он прекрасно это знал — сам целенаправленно довёл брата до подобного состояния. И себя заодно. Безумное желание вставить свой член в мелкого поглубже и оттрахать его до потери сознания пеленой повисло в его голове, и он был готов уже приступить к самому желанному, но почему-то остановился. Что-то не давало ему это сделать как в прошлую их сессию, и Фима пока не мог до конца осознать, что. Но стоило ему на мгновение остановиться, задуматься, как он охладел, осознавая, что всё это неправильно. А почему и сам не понимал. Не родственные связи или пол младшего его волновали, нет, а нечто другое, глубоко скрытое и очень значимое. И так поступить в данной ситуации он всё же не мог. Значит стоило найти выход, и быстро. И он его нашёл.       Он сложил Дисса с себя и аккуратно положил его на пол, помогая встать в нужную позу по-собачьи, сам встал сзади и приспустил одежду вниз. Красные и горячие от шлепков ягодицы трепетали под его пальцами, и он сильнее сжал их, подтягивая брата на себя, удобно устроился между его ног. Направив рукой член в нужное место, тихо по-звериному рыкнул, почувствовав чужую кожу рядом со своей: — Сожми бёдра посильнее, ага, вот так. А теперь держись.       Это предупреждение было не просто так — Фима тут же начал быстро двигать бёдрами, совершая фрикционные движения, потираясь членом об член Оди и трахая его между ног. Таким, не смотря на свой довольно богатый опыт, Дисс ещё не занимался, думая, что нет смысла заниматься подобной хренью, когда есть старый добрый анальный секс, но, стоит заметить, такой вид сексуальных взаимодействий неплохо так заводил. Лишь с Фимой он смог понять, почему многие подобное практикуют, и с каждым толчком бёдрами по его саднившим ягодицам всё больше прогибал спину. Старший настолько интенсивно об него тёрся, задевал своим членом его, что моментами казалось, будто он вошёл внутрь и имеет его изнутри — вот так было приятно. А ещё брат продолжал тянуть его за цепочку, сдавливая шею, и это аккуратное удушение, не переходящее в крайность и дающее сладость, боль, удовлетворение… В купе с потерей зрения, от чего каждое прикосновение становилось намного ярче и ощутимее, тело Дисса от удовольствия окончательно сошло с ума, а в голове уже звёздочки сверкали. Всё, на большее его не хватит. Это предел. — Я… сейчас…       Слова Фиме были не нужны, он всё и так понял. Благодушно позволив младшему кончить первым, он продолжал биться об его бёдра, пока тот изливался и громко толи стонал, толи всхлипывал, ещё раз напоследок смачно шлёпнул парнишку и кончил сам, вздрагивая всем телом и не без удовольствия рассматривая плоды своей продуктивной работы. Лишь после пришли мысли, насколько брату будет тяжело сидеть, и стало стыдно. Но совсем капельку, ведь всё прошло идеально. И красные ягодицы младшего, синяки по его телу и блаженная улыбка на губах явно давали это понять.       Закончив на сегодня сессию — Дисс был уже не в силах продолжать, — Фима мягко чмокнул его в губы, поднял на руки, тщательно сделав вид, что ему не тяжело, и отнёс в душ. Когда с водными процедурами было закончено, братья вернулись в комнату и занялись каждый своим: Фима поставил чайник и вытащил из стопки лекарств нужную мазь; Дисс убрал всё своё барахло обратно в рюкзак, с улыбкой отложил его в сторону; после лёг на диван, ожидая.       Когда старший сел рядом и снова оголил спину и нижнюю часть тела младшего, но уже с лечебной целью, Дисс удовлетворённо потянулся до хруста в суставах, почувствовав приятную прохладу от обезболивающей мази: — Сегодня было круто. Мне понравилось, как и в прошлый раз. Почему ты скрывал от меня, насколько сам кайфуешь от подобного? — Я не скрывал, — спокойно ответил Фима. — Просто не знал, что буду получать от этого удовольствие. — Ты разве не чувствовал в себе желание делать больно? — Частично чувствовал, да. Но боялся своих желаний. И гасил их, — старший закончил со спиной и перешёл ниже, тщательно покрывая мазью воспалённую кожу. — Ну и зря. Ты был полным идиотом, Фима, можешь меня не прощать, — подытожил Дисс, улыбаясь при этом особо широкой ухмылкой. Но Фима только плечами пожал. Спорить было бессмысленно.       Внезапно ухмылка сменилась поджатыми губами, а брови свелись на переносице, придавая лицу Одиссея серьёзное выражение. Резкие перемены, которые немного взволновали. — Слушай, по поводу Яна… Того парня, который втирал тебе какую-то дичь. Если можешь, не разговаривай с ним больше, пожалуйста. И если он вдруг припрётся к тебе, — Дисс неловко отвёл взгляд, но тут же решительно посмотрел в глаза брата. — Пошли его подальше, где ему самое место. — Да мне всё равно в общем-то, без проблем. Что он может мне сделать? — отмахнулся Фима, не понимая, чего его младший брат так встревожен. — Фим, я серьёзно. Он неадекватный и я не хочу, чтобы он сделал тебе что-то, — встревоженность в глазах Дисса становилась всё сильнее, и старший не смог сдержаться. — Не переживай за меня, всё в порядке. Скорее, это тебе стоит волноваться, нет? Судя по всему, — вздохнув про себя, Ефиму пришлось выдавить то, о чём ему вслух говорить совсем не хотелось. — Он тебя сильно любит. Раз бегает за тобой столько времени, будто верный пёс.       На словах о любви Одя сильно скривился и высунул язык, всем видом показывая, будто его сейчас стошнит. — Боже, какая мерзость, не говори мне больше подобное! Фу, блядь, меня сейчас реально вырвет. Любит он, ага, флаг ему в руки. Позорище.       Старший замолчал, не зная, как реагировать. Было слегка приятно, что этот Ян был противен брату, но его слова… Они относились исключительно к бывшему? Или? Не дождавшись отклика от Фимы, Дисс продолжил говорить: — Пусть он любит кого угодно, но только не меня. И не лезет в мою личную жизнь. Никому это не позволено, и мне противно лишь от мысли, что этот гандон сделает с тобой что-то. Любовь не даёт ничего хорошего, уж поверь мне. Она превратила его из нормального парня в отсталое животное. И скажи мне, нахрена она тогда нужна, эта любовь сраная?       Сложно было ответить на столь яростные аргументы, мысли путались в голове, оставляя давящее чувство в висках. Отвечать что-то вразумительное, до конца не разобравшись в самом себе, желания не было. А спорить тем паче. — Не знаю. Ты сам должен ответить на свой вопрос. — Спасибо, что разрешил, — язвительно прищурился младший. — Я для себя вывод сделал уже давно. Поэтому, будь добр, послушайся меня без лишних слов. Хорошо? — Да, — безэмоционально согласился старший, оставив лишние мысли на потом.       Оставшийся вечер и утро следующего дня они провели довольно продуктивно. Фима успел покрасить и подстричь брата, мучая его не менее получаса на предмет причёски, которую тому бы хотелось. Называя непонятные слова и пытаясь на пальцах объяснить, но замечая в пустых глазах Дисса полное непонимание, махнул на всё рукой и сделал так, как его изначально попросили: «Просто убери длину и обрежь чёлку, на этом всё». Как бы ему не хотелось сделать братишку самым модным на районе, понял, что каждому своё. И постарался выкрутить на минимум свой ненужный в данный момент профессионализм.       Не мешая друг другу, они провели ночь на разных постельных местах, а утром Фима подошёл к сопящему на диване брату, мягко потряс его за плечо и чмокнул в висок, прошёлся цепочкой поцелуев по украшениям на брови, умиляясь сонным видом младшего. Его постоянно тянуло на нежности с ним, и это желание странно перемешалось в нём с возбуждающей потребностью делать больно во время любовных утех, от чего всё в голове запуталось, слилось в одну кучу, и разложить всё по полочкам до конца так и не удавалось. Давние тёплые чувства к брату, слегка приглушённые во время их вынужденной разлуки, вновь вспыхнули в сердце Фимы ярким огнём, но сейчас уже другие, не такие. Любить его как родственника, любить его лишь как секс-партнёра стало недостаточно. И убедился в этом мужчина довольно скоро к своему сожалению.       Дни летели за днями. Незаметно пролетели две недели, а для братьев Шериных, в целом, особо ничего не менялось. Они продолжали жить то вместе, то порознь, почти постоянно встречались и проводили время, и о новых сессиях не забывали, придумывали что-то необычное для разнообразия досуга. Позабыв обо всём на свете, Ефим настолько погряз в этой новой реальности, что совершенно выкинул из головы мысли о том, что ему пора бы и домой возвращаться. Заявленный месяц давно истёк, а новых распоряжений от начальника заму не поступало. Полностью отдавшись брату и таким нужным играм с ним, Фима думать о работе забыл. И о родителях. Да и о Наташе, не переставшей буянить и доставать его. Всё это резко ушло на второй план, требующий внимания, но не получавший его. Никита же, пребывая в подвешенном состоянии, пока не трогал Фиму, давая ему время поразвлечься со своей новой девушкой. Он прекрасно понимал друга и не давил на него, но, хотелось ему или нет, в скором времени всё равно было нужно дать о себе знать. Негоже было директору оставлять своё собственное детище на произвол судьбы!       Чем больше братья проводили вместе, чем больше прикасались друг к другу, обнимались, целовались, отдавая себя, тем отчётливее Фима понимал, что с ним начало происходить. И уже давно. Он и не пытался отрицать свои возникшие чувства, которые вспыхнули столь неожиданно, а просто принял их, призадумавшись о том, что для него было не свойственно столь яркое проявление эмоций, тем более за такой короткий срок. В его жизни было всего две девушки, которых он любил, и ему всегда казалось, что быстрая влюблённость — не его черта, что с влюблённостью у него всё всегда шло тяжело и туго. А тут раз и на тебе, умудрился за месяц влюбиться, и не абы в кого, а в собственного брата! Будучи уже взрослым мужиком, а не молодым парнишкой, Ефим быстро понял, что означают его действия и жесты: почему в какой-то момент Дисс стал очень нужным, и даже больше — он стал до болей в груди важным, тем, без кого нельзя обойтись; почему ему хотелось дарить jeune улыбку ранее малоэмоционального лица; почему желание обнять эту вредную дылду и никогда не отпускать перевешивало все другие адекватные желания; а что самое неожиданное и как гром среди ясного неба известие — даже ворчание и раздражение младшего стали казаться ему до безумия милыми. И после этих открытий отрицать очевидное было попросту глупо. Остался только один риторический вопрос: когда он успел втрескаться в своего младшенького?       Ответа он не искал, но отчётливо понимал, что здесь он вряд ли найдёт понимание. А уж тем более ответные чувства. Тот разговор и выражение лица, с которым Одя говорил о любви, ничуть не мотивировали возобновить подобную тему. До конца не уверенный, относится ли брат так именно к любви бывшего или в целом к данному чувству, Фима боялся внутри себя и продолжал молчать. Но Дисс и сам потихоньку замечал изменения в поведении старшего. Но также молчал. И их обоюдная молчанка рано или поздно должна была довести до чего-то фатального.       К тому же, Фима продолжал держать себя в руках и ни разу не довёл их секс до самого конца. Он всё ещё не мог себя побороть и не хотел проникать в младшего, считая это неправильным, слишком легкомысленным и глупым. Зачем ему трахаться с ним, не получая в ответ ничего? Его чувства — вот что было главное, а не физическое удовольствие. Да, они продолжали трогать друг друга, по-разному развлекаться, но заниматься любовью просто так, от нефиг делать старший не хотел. Дисс назвал бы его старомодным и дедом-пердуном, но что поделать: да, он был таким, но менять себя не хотел. Слишком сильно погряз в своём чувстве любви к брату, чтобы что-то исправить.       И в этом Ефим убеждался всё сильнее. Как-то в очередной раз занимаясь БДСМ практикой, помимо грязных мыслей, возникающих в процессе действия, в голове стали проскальзывать другие образы и размышления, давящие на свежие открытые раны.       Рука движется по груди младшего, медленно приближаясь к шее.       «Ох, сейчас бы посильнее сжать, услышать его хрипы и поскуливания».       «Нет, не хочу… Мне так хочется быть с ним нежным, хочу обнять его, поцеловать долго и чувственно».       Соски изрядно покраснели и набухли от сдавливающих их зажимов – Фима снял их и стал любоваться видом, не забывая надрачивать Диссу рукой.       «Так бы и облизал, а потом покусал от всей души, чтобы он стонал и мучался подо мной».       «А после исцеловал бы всё его тело, каждое местечко, зализал его раны, душевные и телесные. И никогда, никогда бы не сделал по-настоящему больно».       Одя уже с ума сходил от переполняющего его возбуждения, и кричал громко, призывающе, властно, заставляя непрекословно следовать своим указаниям:       — Войди в меня! Пожалуйста, Фима, я больше не могу!       И на мгновение старший был готов сдаться. Он тёрся головкой об проход, чуть надавливая, облизывал пересохшие губы и смотрел, смотрел своим мутным взглядом.       «Хочу ему вставить, хочу выебать его так, чтоб глаза на лоб полезли. И он хочет. Разве нельзя?».       И тут же отвечал сам себе:       «Нельзя. Я не должен с ним так поступать. Я люблю его. Он — нечто большее, чем парень на одну ночь. И сделать с этим я ничего не могу».       Приходилось насильно брать себя в руки и отступать, слышать от Оди разочарованный вздох и доводить обоих до оргазма по старинке, ручным способом. Ведь он, как уже говорилось, ничего не мог с собой поделать.       Но подобный расклад вещей не устраивал Дисса. В конечном итоге он не выдержал и надавил на брата, громко возмущаясь: — Я понять не могу, что с тобой не так? В чём проблема? Я противен тебе или что? — Нет, с чего ты взял? — мгновенно ответил Фима, пытаясь не отводить от разгорячённого младшего взгляд. — Так какого хуя ты не вставишь мне? Я бы подумал, что ты импотент, но блядь, это ведь не так! Что происходит? — в глазах Оди промелькнуло еле скрываемое разочарование сложившейся ситуацией. — Расскажи уже. Я устал ждать от тебя полноценного секса, мне нужны объяснения.       Нужно было ответить, хоть что-то выдавить из себя, но старший как воды в рот набрал. Молчал, не отводя взгляд пронзительных серых взгляд. И встречал идентичные глаза младшего, ярко полыхающие серой злостью. Нерешительность Фимы, его демонстративный игнор выводили Одиссея из себя, доводили до белого каления. Становилось непонятно, зачем они вообще этим занимались, если брат не может ответить на простой вопрос? Если ему так противно сношаться с мужиком — сразу бы и сказал, зачем давать ложную надежду? Сделал одолжение? А по факту только разозлил. Всё было ошибкой. Не нужно было начинать, только хуже друг другу сделали. Вот что раздражало его больше всего.       В злости Дисс отвернулся и дёрнулся к рядом лежащим боксерам, быстро натянул их на себя. Не ожидая ответа от старшего, однако получил его, замирая в непонимании от полученной информации: — Мы разные с тобой. Ты хочешь залезть ко мне в трусы, а я — в твою душу. Вот и всё. — Что ты… несёшь…       Удивление в первые секунды было столь сильно, что Диссу оставалось лишь глупо хлопать глазами, переваривая данную новость. Это казалось полнейшим бредом, идиотизмом, к чему Фима был не склонен по своему естеству. Тогда зачем он сказал подобную чепуху? Какая душа, о чём он…       Понимание отразилось на лице младшего, губы исказила кривая улыбка. До него дошёл полный смысл фразы, и он ему не понравился. Да настолько, что захотелось сходить помыться, заодно и мозг свой помыть — нечто мерзкое и отвратительное проскользило изнутри, вдоль позвоночника, попадая прямиком в солнечное сплетение. Всё стало до глупого понятно. — Ты сейчас серьёзно? Братик, ты что, окончательно ебанулся? — пусть Дисс улыбался, слова его были пропитаны ядом и злостью. — Жаль, конечно, что я не могу это проигнорировать, так ведь? Или сделаем вид, что этого не было?       Подобные предложения оскорбили Ефима до глубины души. Он категорически покачал головой, отрицая любую возможность об этом забыть. Зачем младший играл с его чувствами? Ужасно жестоко с его стороны, но высказаться старшему парень не дал. — Ну и тебе же хуже. Такой взрослый, а веришь в эту поеботу. М-да уж, — не глядя на брата, Одя продолжил одеваться, отчеканивая каждое слово. — Нахуя нужна любовь, то, что нельзя потрогать, то, что столь изменчиво и недолговечно? Я признаю только секс, вот он-то никогда не врёт. И доставляет исключительно удовольствие, а не пустоту и разбитое сердце. Согласен? — Нет, — глаза Фимы следили за каждым движением младшего, успевшего полностью одеться. Сегодня тот, судя по всему, был намерен вернуться домой, и старший проследовал за ним в коридор. — Я так не считаю. Секс без чувств — самообман. Он не может приносить полноценное удовольствие, и тебя меня не переубедить. — Да мне поебать, собственно. И пытаться не буду.       Под напряжённую тишину Дисс зашнуровал кроссовки, сорвал толстовку с крючка и кинул на брата прощальный прищуренный взгляд. — Слушай сюда: я не хочу тебя ждать, когда ты уже успокоишься и перестанешь страдать этой хуйнёй. Моё терпение совсем не безгранично. Предупреждаю заранее, чтобы потом без обид и претензий. Чао, aîné.       Сказав всё, что хотел, Одиссей поспешно выскользнул на лестничную клетку и громко хлопнул входной дверью. А Фима остался стоять на месте, задумчиво уперевшись взглядом в тёмное дерево двери, не понимая, что ему теперь делать. Быть может, своими словами он всё окончательно испортил между ними. Не верилось, что пол часа назад они полностью отдавались друг другу, сгорали в ласках и общим, одним на двоих, чувстве блаженства. Но всё было не зря. Его чувства не игрушка, младшему давно пора это понять. Дисс никогда не обращал внимание на мнение и слова своего старшего брата. Это становилось уже оскорбительно — стоило побыть эгоистом и подумать о себе. Не нужно было сомневаться, а дождаться утра и сделать всё, чтобы Одя не смог от него уйти. Привязать его всеми доступными способами, сделать так, чтобы брат не смог жить без него.       Но если бы он знал, как в итоге всё обернётся, не был бы столь легкомысленным. Он слишком сильно поверил в себя и недооценил своего брата. И горько за это поплатился.