Рождение и смерть Ницраила

г. Горький, 7 сентября 2019 г., Травников

                         Я лежал на своей койке и глядел в потолок, предчувствуя тяжёлый день. На кухне готовкой занималась Лиля. — Доброе утро, — Жанна смотрела на меня и улыбалась. — Иди чисти зубы, скоро будет готова еда.             Тюрзов поцокал языком, оторвавшись от книги. — Завтрак готов, — к нам в комнату вошёл дядя. — Ай-да кушать. — Я не голоден, — Тюрзов склонил голову. — Идите на кухню, я дочитаю и зайду.             В это время Жанна с Лилей хлопотали над сервировкой стола, хохоча чему-то своему. — Вы тоже не будете завтракать? — Я сделала салат, пока готовила, и теперь не голодна. Овощи очень полезны для восстановления нервного флюида, — ответила Лилия. — Так вот почему нас кормят сплошными овощами, — Жанна сделала детское лицо. Я чуть не расплескал воду от смеха.             Семён рассмеялся, но взял себя в руки. — Вас кормят овощами, потому что мясо дорого выходит. — Вот оно как. А мы не догадывались!             На кухню неспешно прошёл Тюрзов. — Приятного аппетита, — он широко улыбнулся. Похоже, веселье — заразительная штука. Впрочем, сейчас с утра, что аномально, у всех хорошее настроение, а это верный признак грядущего скандала.             Тюрзов с пренебрежением бросил книгу на стол. — Как книга? — спросил Семён. — Да как… я бы сказал, да тут дети. В общем, почувствовал себя внутри цистерны ассинезатора в поисках дна. Таким вот и захламлены все полки «серьёзной литературы». — Ну а как ты хотел? — усмехнулась Лиля. — Целый отдел в «Книжном мире» посвящён магии, — она воздела палец к небу. — Это не магия, это нон-фикшн.             Лиля пожала плечами.             На завтрак у нас овсянка с финиками и орешками. Точнее, «со вкусом фиников и лесного ореха». Для особо голодных Лиля потушила немного кабачков и капусты. Мы с Жанной жадно принялись за еду. — Я такие книги обычно сжигаю, — сказала Лиля. — Мне нравится думать, что я их прям уничтожаю. — Да я давно заметил, что тебе бы электрического пса и напалму, ты бы покруче нацистов книжный рейд провела, — улыбнулся Семён, прихлёбывая чай. — Все семьсот градусов по фаренгейту.             «Сожги книгу — спаси дерево», — вспомнил я один из лозунгов Дегтярёва и улыбнулся. Часто я стал детство вспоминать. Теперь совсем другие эмоции, и я не знаю, есть ли они вообще. — А что ты предлагаешь? — Я предлагаю… — Семён задумался. — Сделать из них туалетную бумагу. Это остроумнее. — Достойное предложение, — отреагировал Тюрзов, листающий страницу за страницей в поиске чего-то интересного. — Вот, — остановился он и зачитал. — «Гнев — это позорный атавизм человека, как и любовь. Сохраняя пласт эмоций, подчиняясь лимбической системе, мы остаёмся на уровне homo erectus, что значит «человек прямоходящий». Чтобы истинно стать человеком разумным, следует развивать разум и методы рационального мышления». — Написано вполне разумно. — Конечно, но истинная разумность не в пустом искоренении чувств, но в управлении ими. Отрицая эмоции, мы пытаемся отрицать сущность человека, — Тюрзов покачал головой. Он загнул уголок страницы, чтобы не потерять эти строки.             Мне нечего сказать. Я чувствовал некий укол в свою сторону, ведь в каком-то смысле я бегу от эмоций, чтобы сохранять чистый разум. — К тому же, — Тюрзов сощурил глаза, — любовь не просто эмоция. Надо разделять виды любви, в конце концов, и любовь станет в самом циничном понимании смесью эмоций, множества эмоций. — А вы романтик, мастер! — Жанна отвлеклась от еды.             Тюрзов тепло улыбнулся и ничего не сказал. Мы продолжили работать челюстями в тишине. Наконец, когда чай был выпит, а тарелки пусты, тишину нарушили. — Как там Дегтярёв? — спросил наставника дядя. — Да… в общежитии сейчас. Мне больше интересно кое-что другое. Я проходил мимо одной новостройки, там произошло схлопывание кластера ноосферы. — Самоубийство, — пояснил непонимающим нам Семён. — Верно. — И что не так? Люди постоянно кончают с собой. — Люди кончают с собой быстро, а здесь всё происходило медленно, но я не успел помочь. Либо это игра со смертью, либо что-то, сделанное по принуждению. Я чувствовал ту энергию как нечто пульсирующее, не в один момент. Я считаю, что есть смысл проверить этот дом. Я точно запомнил место и без труда найду его, — голос Тюрзова приобрёл холодные нотки. — Это может быть как пустой тратой времени, так и ловушкой, — заключил дядя. — Я ставлю на пустую трату времени, — Лиля почесала нос. — Ребята, что думаете вы? — спросил нас Тюрзов.             Необычно, да? Мы ведь даже не подмастерья, чтоб с нами советоваться. Если бы я имел вес, я пригласил бы больше мастеров сюда. — Если мы пойдём туда, может быть, правильно будет кого-то оставить для подстраховки снаружи. Нужен план, — сказала Пахмутова. — Очень хорошо, — Тюрзов удовлетворённо улыбнулся. — Коль, а что думаешь ты? — План, безусловно, нужен. — Отлично, — тихонько хлопнул одной ладошкой. — Магистр, вы одобрите вылазку? — Других зацепок нет. За Пометкой мы следим… — Она что, была всегда? — Тюрзов широко раскрыл глаза. — Конечно, — магистр ухмыльнулся. — Вот только вы со своей самодеятельностью убежали раньше времени, а поскольку Дегтярёв явно никого не убивал, это бы изменило его пометку, я решил не звонить, чтоб не облегчать вам поиски.             На лице дяди застыла самая противная улыбка, которую я когда-либо видел. Улыбка превосходства, смешанная с каким-то желанием унизить. Лиля прикрыла рот руками, чтоб не рассмеяться или не вскрикнуть, глядя на белеющего Тюрзова.             Он глубоко задышал и схватился единственной рукой за стол. — Я не знаю, какое право вы имеете недоговаривать сотрудникам важную информацию, и кто это право вам дал. Возможно, я виноват, что не спросил сразу, но вы умолчали намеренно, о чём говорит ваша широкая улыбка, поэтому рекомендую… — на шее Тюрзова выступили вены, — впредь сообщать всю информацию, если не хотите, чтобы однажды я не сдержал свой атавизм, когда смотрю на ваше номенклатурное лицо.             Чью сторону следует принимать мне в этом конфликте? Лиля явно приготовилась выставить непроницаемый щит перед лицом Семёна. Теперь ей не до смеху. Зная это и то, что Тюрзов не станет причинять физического вреда коллегам, Семён, конечно, не показывал страха.             Однако решись он причинить вред, зная, что более опасным противником магически является Лиля, в первую очередь он атаковал бы её, а уже затем бросился на Семёна. — Вам понятно? — Тюрзов встал из-за стола. — Лишь при условии, что вы мне не станете угрожать. — Что ж… — Тюрзов явно успокоился. — Значит, теперь мы точно не сработаемся. Вы уже далеко не первый раз пылаете ко мне неприязнью, несмотря на то, что сами пригласили, но чтобы это коснулось работы… такое происходит впервые. В чём причина? В том, что здесь находится ваш племянник и… — Тюрзов что-то недоговаривал и явно нащупал какие-то ниточки, от которых у до этого невозмутимого Семёна перехватило дыхание, а Лиля в момент изменилась и стала белой как пластик, которым отделали стены на кухне.             Недоумевала и мобилизовалась Жанна. — Отойдём, — Тюрзов подошёл к младшему магистру и положил руку на плечо. Дядя был похож на рыбу, выброшенную на берег.             Мужчины ушли, а Лиля медленно сползла на стуле и тяжело задышала. Стало слышно тиканье милых часов с котом, усы которого вращались вокруг носа, показывая половину девятого. — Я помою посуду. У вас подслушать не получится? — С-Спасибо. Даже п-пытаться не буду, — кажется, от испуга у неё даже волосы встали дыбом. — Вот скажите откровенно, кто в этой ситуации прав? — Мой б… безответственный коллега проявил себя не с лучшей стороны. Прав… — Тюрзов, — Жанна завершила фразу.             Мне кажется, в таких конфликтах нет и не может быть исключительно правых и неправых — только в каждом отдельном случае, и уж точно нельзя однозначно сказать, как каждому из конфликтующих поступить, чтобы это было справедливо.             Сначала мой дядя явно забыл сказать про «Пометку», а Тюрзов не спросил, потому что её опасно применять к колдуну. Как оказалось, если Дима и учился колдовать, он был никудышен, поэтому не мог заметить, что его кластер резонирует, потому Пометка и была установлена. Тем не менее, при близости его фамилию произносить всё-таки опасно, потому что за ним могли следить агенты Сказочника, уж они глухотой не страдают.             Сначала забывчивость дяди была случайной, а затем намеренной, когда Тюрзов решил упрекать его. Видимо, «младший магистр» хотел подчеркнуть, что он не глупее обычного мастера, поэтому решил погонять его по Горькому, причём сам прямого контакта за Дегтярёвым не устанавливал.             Все учебники учили, что прямой контакт за целью, пусть и непостоянный, необходим, потому что позволяет понять, если угодно, modus operandi, «повадки» преступника, узнать о его убежищах и любимых вещах и местах, знакомствах и даже планах, что вряд ли удастся узнать только по «Пометке».             По всему выходило, что Семён действительно виноват.             «…он может быть отвлекающим манёвром», — говорил ещё на Полигоне он. Наверное, поэтому и не хотел тратить время на постоянный контакт. У меня не укладывалось в голове, зачем нужен именно Тюрзов? Ведь ему наверняка сообщили о наклёвывающемся деле до того, как узнали, что оно подходит под его специализацию «внутреннего зверя», то есть сообщили, как только узнали, что дело связано со Сказочником.       Я подлил себе ещё чая и положил две ложки сахара. Следуя моей рациональности, которой я иногда пользуюсь, напрашивается два логичных варианта и третий, вытекающий из них:       1. Любое дело, связанное со Сказочником, имеет для Тюрзова какую-то личную ценность, поэтому он нужный сотрудник, выкладывающийся на полную.       2. Тюрзов способен показать особенный класс борьбы со Сказочником либо конкретными его слугами.       3. Верны обе гипотезы.             В пользу первого варианта говорит многое, но всё же сам факт того, что в деле замешан Сказочник, мало волновал Тюрзова, либо же он хотел не показывать своего волнения. Семён же сказал, что он «непревзойдённый профессионал», следовательно, был приглашён в качестве самой тяжёлой артиллерии, и приглашался не раз.             Скорее всего, спор за дверью шёл на повышенных тонах, но ничего не было слышно из-за какой-то магии. — Они скоро? — спросила Жанна. — Не знаю. Надеюсь, договорятся. Мне кажется, мы зря Тюрзова позвали, а если б знали, что он ещё и с вами придёт… — А зачем вы пригласили именно его? И кто был инициатором? — спросил я. — Семён. Он уже не первый раз зовёт. — А в чём причина? — Я не могу говорить, — ответила она и пальцами пригласила нас поближе. — Тюрзов его учитель. Был. — Они что-то не поделили? — загорелась Жанна. — Да всё они поделили. Есть некоторые секреты, которые вам не стоит знать… — Лиля слегка нахмурилась. — Просто Тюрзов может понять чуть глубже тьму, чем мы. — То есть лучше, чем высший мастер? — Да даже лучше, чем высший магистр. Хотя, возможно, среди Верховных найдётся кто-то такой же. — Но мы это ведь не проверим, — сказала Жанна, в надежде выпытать больше. — Они ведь все того… — Они не сгинули, — пояснила Лиля. — Просто занялись своими делами, уйдя на покой. — И что, Тюрзов реально такой крутой? — Не знаю. Семён в это верит.             Нам говорили о наиболее близких к первым охотникам на «тьму» — Верховных, бессмертных. Легенды говорят, что сами боги даровали им бессмертие либо что они сами стали богами. Как-то слишком сильно, если это о Тюрзове… Верховные магистры — драконы среди динозавров, то есть существа исключительно мифические, точнее, мифологизированные. Они… если проводить аналогию, они как апостолы.             «Тюрзов может понять чуть глубже тьму, чем мы». Если это и есть секрет, то по закону жанра Тюрзов должен оказаться сам ничуть не светлее тени, вроде Северуса Снейпа для истории про Гарри Поттера, эдакой двойной-тройной агент, но жизнь — не роман-фэнтези, это другой жанр, поэтому законы жанра тут другие.             Хотя я порою и замечал, что мастера и магистры говорят как персонажи книг, наверное, они просто в процессе обучения и контролируемого расщепления разума становятся немного возвышенными.             Постигнувший законы этого необычного жанра «жизнь» должен неминуемо быть убит опередившими его лиходеями, что точно не станут терпеть конкурента, потому я старался даже не претендовать на такую роль. Если что-то удаётся понять — замечательно, но лучше молчи и не высовывайся, не то голову срежут. Так говорит и отец. — Мы уладили наши дрязги, — на кухню вышел Семён, помятый и понурый, говоривший тише, чем обычно. Вряд ли его били, просто тяжело спорить с Тюрзовым. По крайнем мере, если ты курсант… уж не знаю, как он убеждает младших магистров. — Собирайтесь, — Семён всегда старался держать лицо, — нас ждут великие дела. — Мастер, как вы его убедили? — тихонько спросил я Тюрзова. Мы подъезжали к новостройке, одной из того ряда, что я видел вчера. — Ну… — Тюрзов усмехнулся. — Я его хорошенько отмутузил. — А если серьёзно?             Взгляд Тюрзова стал ледяным, отчего мне гораздо меньше захотелось это знать. — Я, конечно, объяснил свою точку зрения и мотивировал решение провести сегодняшнее расследование. Но, смешно ли, таким людям как Мирошниченко, недостаточно голых фактов, им важна иерархия. Это… как взрослый не слушает ребёнка. Что я сделал, догадайся сам — не маленький.             В принципе, и до вопроса было очевидно, что на кухне чуть не прозвучал страшный секрет, тайна тысячелетия, так сказать. Какая-то часть меня желала допытать Тюрзова, попытать Семёна, помучать Лилю да даже Смолина спросить. Ну, не убьёт же? Но, во-первых, неясно какой задавать вопрос. «Какую Тюрзов знает тайну о Мирошниченко и Степановой?» Так что ли?             Это глупость. А во-вторых, меньше знаешь — крепче спишь. Если тайна так велика, что Лиля тряслась всё время, пока два мастера выясняли отношения, то возможно, целее будешь в неведении.             А в-третьих, все тайны открываются сами по себе. — Мы здесь? — спросила Лиля. — Да, — откликнулся Тюрзов. — Сейчас скажу какой подъезд. Я думаю, второй.             Мы пошли за Тюрзовым. — Как хорошо, что ЖЭК делает уборку в лучшем случае раз в год. Посмотрите, — воскликнул Семён, и я посмотрел на бетонный пол. — Похоже на грязь, конечно, — сказала Лиля. — Но это кровь. — И посмотрите на направление следов. Кто-то потоптался по луже крови и пошёл наружу. Ставлю месячный оклад на то, что следы приведут нас к той квартире. Кто-нибудь хочет поспорить?             Желающих не оказалось. Семён хмуро открыл мастер-ключом дверь подъезда и пошёл по следу наверх. На втором этаже он остановился. — Тут, похоже, живут сознательные граждане, — усмехнулась Лиля. — Это явно не кусочек желе и не кто-то авоську с арбузом не дотащил.             На плитке пола лежал маленький клочок мяса, всего несколько волокон с участком человеческой кожи. На грязных плитах пола вся эта картина, нарисованная кедами в тёмных тонах, бросалась в глаза не слишком сильно. — Похоже, стоит кому-то выйти из этих квартир сюда, и они вызовут полицию, если уже не вызвали. — Лиля, что ты скажешь? — О каких квартирах? Кто там внутри? — Да. Во всех. — Хорошо.             Лиля прислонилась к стене и замерла. Я отсчитывал секунды. Несомненно, она ушла в ноосферу. Там через закрытые двери можно легко пройти и всё увидеть. — В этой бабка спит, — она подошла к другой стене и замерла. — В этой мужик отсыпается. С похмела мучаться будет, никуда не пойдёт, у него есть, чем продолжить.             Глубокий анализ. Лиля подошла к последней стене. — Сюда не пойду. Там никого нет. — Значит, сюда, — произнёс Тюрзов, указав на дверь, «за которой никого нет».             Лиля локтем опустила дверную ручку. Дверь распахнулась и завоняло дерьмом, кровью, чем-то кислым, растворителем… — М-да… — Лиля закрыла нос рукавом.             Мы с Жанной сделали это машинально, Тюрзов же с дядей очень быстро вошли внутрь и рассредоточились по квартире. — Ребята, за мной и ничего не трогать, — скомандовал Тюрзов.             Мы вошли в коридор, постепенно привыкая к этой вони. У входа находился вполне обычный набор — стойка для обуви, зеркало, несколько крючков. На одном висело серое женское пальто, а на другом осенняя куртка. — Здесь никого. Тело там, — в коридор вышел Семён и указал на дверь, которую закрыл за собой.             Мы с Жанной продолжили изучать квартиру и ожидать команды. — Здесь на ковролине пятно крови. Вы тут были? Зайдём? Наставник, нам можно?             Через щель видно какой-то шкаф и тумбочку. — А, да, можно, я уже проверял, — и мы зашли.             Это была совершенно типическая женская комната — на подоконнике небольшое зеркальце и косметичка. Здесь, к счастью, терялся запах, что стоял в коридоре. Точнее, он становился слабее, а мы настолько привыкли, что эта разница была ощутима. — Давай тут и останемся, — сказала Жанна и плюхнулась на кровать. Она схватила жёлтого плюшевого зайца и стала выкручивать ему уши. — Вот чёрт! — Чего? — я насторожился. — Тут столько пробников! — она увидела на полке у стола журналы. — Я бы тут и осталась! Я эти только дома видела в последний раз. — Тебя не смущает, что ты сидишь на кровати в какой-то чужой квартире? Оставляешь следы на месте преступления?.. — продолжал хмуриться я. — Смущает. Я не подумала, — Жанна поджала губы. — Я дура. Прости.             Она пожала плечами, а я не решился сказать ей, что это не так. Мне кажется, за этим поведением моя подруга прятала страх и волнение, но это было слишком гипертрофированной реакцией — что в парке, что здесь. Я и сам в некотором волнении, но держал себя в руках. Мог держать себя в руках, пока не увижу больше, чем просто кровь на полу. Но тогда наставник должен простить мне применение Покоя, хоть я и успел отвыкнуть от него и стал мыслить совершенно иначе. — Ребят, — тихо окликнул нас Тюрзов из-за двери. — Выходите, будете смотреть за работой. Вы зачем сюда приехали? Ругню слушать и сплетни выдумывать?             Мы вышли из этой прекрасной комнаты в ожидании чего-то жуткого. Неотвратимо жуткого. — Сюда, — показал наставник. Мы прошли в к…             Жанна сокрушённо выругалась и пошатнулась. У меня из головы вылетели все мысли, а на лбу выступил пот. Тело. — Тише-тише… — возник у меня в голове голос. Морозный шёпот. Тело на полу дрожало. И комната дрожала, лица. Кажется, только часы с котом в коридоре могли оставаться в спокойствии. Этот голос, явно чужеродный, не принадлежал ни Тюрзову, ни кому-то из присутствующих. Даже на каббалиста не похоже.             Женщина. Ещё вчера она была жива. Я не видел её лица, волосы лежали и сплелись в корке крови. Подступила тошнота от этого невыносимого запаха… — Тише. Это лишь первая смерть, — шёпот успокаивал меня. — Я знаю, что ты чувствуешь. Тебе не нужно бояться, она не смотрит на тебя.             Тюрзов стоял и смотрел за нашей реакцией. Никакого Покоя? Но как мне поступить? Следовало собраться. Дыхательные техники? Вдох-выдох. Вдох-выдох.             Жанна успокоилась раньше. Она наклонилась, чтобы рассмотреть ближе. — Её звали Мария Норкина, — Тюрзов встал напротив нас. — Как видно, художница. И непростая… Я жду от вас вопросов.             Но собраться с мыслями сложно. Очень сложно. — Почему непростая? — Жанна поднялась и развернулась к нам. — Потому что она изображает картины, вкладывая в них мыслительные цепи. — То есть, она мастер? — Вряд ли в привычном понимании. Либо одарённая художница, либо слуга Сказочника, — ответил Семён. — Я хочу рассказать подробнее, у нас есть время? — спросил Тюрзов. Младший магистр кивнул. — Что ж, такие картины с информацией — это своеобразные микросхемы памяти, флэш-диски. Это трёхмерный образ, сложный, и, если художник достаточно одарён, неотличимый от реальности. Эти картины часто бывают полезны для иллюзий, рукотворных снов и прочего. — Это не похоже на самоубийство. Во-первых, тот, кто знает законы мира, никогда не покончит с собой… — заключил Семён.             Никогда. Это точно. Нам говорили о законах мира — эдакой непреложной истине, вечных механизмах, действующих здесь. Их множество, и что забавно, практически все открыли именно «чёрные» мастера. Эти «законы» кочевали по миру и приживались в каждой религии, немного меняясь, и даже в атеистической философии нашли своё место. Большинство из них было какой-то очевидностью, часть была просто бессмысленна с практической точки зрения, если ты не собираешься использовать тёмные искусства, и наконец, самая небольшая часть касалась запретов.             Самый большой запрет — на самоубийство. Его вдалбливает религия, плачут родители, когда какая-нибудь глупая девочка режет себе руки, всё говорит о том, что это запрещено, и этому есть объяснение. Самоубийство убивало человека не только физически, но и ноосферно — вся принадлежащая ему, его разуму информация распылялась, уничтожались все кластеры, не оставалось связующего цемента, что удерживал весь оставшийся нервный флюид. Происходил информационный взрыв.             Я помнил гипотезу, что это происходит от разрушения внутреннего стержня, когда ты переступаешь собственную природу. В любом случае, это предмет высоких споров, а мы далеки от лирического. Можно было бы заглянуть в справочник… Хотя я и так всё знал.             Дурнота, что накатила от вида этого обезображенного тела, отступила. Без всякого Покоя! Покой же — не ультимативная штука. Он в глубине тебя и так есть. Как и любые вещи, что изменяют кодировку мыслительной цепи, они не заложены извне, все механизмы — внутри. — А во-вторых, — продолжил Семён.             Он с щелчком надел синюю медицинскую перчатку и поднял руку девушки. — Фу-у! — взвизгнула Жанна.             Я зажмурил глаза, но не мог развидеть. — Кормился, г-гад! — выругался Тюрзов. — Этого я не ожидал, — сказал Семён, а я же старался не смотреть. На моей сетчатке осталось изображение обглоданной до кости руки и прокушенной шеи. Если сейчас открыть глаза и посмотреть в потолок, я увижу это снова, увижу то, чего не было видно, пока тело лежало спиной вверх, но… — если это Дегтярёв, его следует задержать. Как можно скорее. — Это понятно, но для этого следует обратиться в магистрат с доказательствами, — добавил Тюрзов. — Открой глаза, — тихонько прошептала мне на ухо Жанна.             Я медленно приоткрыл сначала один глаз. Тело лежало так же, как когда мы заходили, а к этому виду я уже немного привык. — Лиля, — тихо подозвал Семён. — Сейчас Лилиана отправится в ноосферу и попытается предсказать, есть ли в этом деле следы Сказочника или Дегтярёва, — пояснил Тюрзов. — А его агенты? — спросила Жанна. — Она вернётся обратно, если встретится с ними. В любом случае она успеет вернуться сюда. — Не беспокойтесь, мальчики! — Лиля материализовала коврик под ноги и опустилась на него.             Ба-у-у-ба… Хлопнула вспышка. Разрыв?!