Рождение и смерть Ницраила

Полигон, Травников

— Курсант Травников! — громогласно известил всю аудиторию о том, что я сплю, старший магистр Никифоров. Он преподавал нам историю, говоря, что она есть важнейший источник вдохновения для сотрудников, желающих стать магистрами не к восьмидесяти годам. «…как он», — обычно шутил про себя я. — Вы можете хоть раз выспаться вне лекции? Может, мне пару раз наведаться к вам в общежитие, дабы проследить за распорядком?             Он разошёлся. Жаль, что это началось с меня. Я поднял голову с затёкших рук и стал разминать затёкшие ноги. Его голос, усиленный множеством динамиков, приобретал металлический оттенок. — Господа спящие! — вся неспящая часть аудитории рефлекторно зажали уши. — Подъём!-Подъём!-Подъём!-…             Микрофон не выдержал и завизжал. — А-а-а! — закричали посыпавшиеся в разные стороны курсанты. — На сегодня наша лекция окончена. Все прикорнувшие останутся здесь и запишут конспект не у кого-то из вас, а у меня на виду.             Никифоров всегда прессовал нас, зная, что это последнее занятие. Мог оставить отмывать аудиторию. Если успеет поймать, конечно. Куча народу стала покидать свои парты и стремиться на выход. Уже вечер, ещё час-два свободного времени после ужина и отбой. Таким образом, Никифоров оставлял нас без ужина. Конечно, друзья помогут, но в лучшем случае парой булочек с повидлом или маком. Суп они в комнату не пронесут. — Травников! Стоять! Елизаветов, Герлец, Петров, Конев! Стоять! Федосеева, Пахмутова, Травникова! — Чёрт…             Оставалось поражаться, как только может этот старик запоминать столько фамилий. У него ведь наверняка есть проблемы с головой уже. Я не злорадствую, просто… Одно хорошо, моя сестра была всезнайкой. Она могла спать и не бояться никаких экзаменов. Для неё лекции — это просто ненужное переливание из пустого в порожнее. — Для начала блиц-опрос, господа. Что такое мостовые переходы? — спросил он, когда мы уселись удобнее. — Классический символический переход в ноосферу. Если… — Спасибо, Лера, — перебил магистр. — Теперь может кто-то другой назвать самые популярные мосты?             Я задумался. О, точно, группа есть такая. — Калинов мост, — ответил я. — Травников-старший подал голос, — Харитон Фёдорович жиденько зарукоплескал, — но у меня к вам два вопроса, второй из первого. Что характерно для каждого моста? — Страж, — ответил Мишка Конев. — А что? — Ы-ых! Да я тебя… — Никифоров щёлкнул линейкой по столу. Отвечать должен был я. — Травников! Какого стража Калинова моста ты знаешь? — Змей Горыныч.             Никифоров покрутил пальцем у виска. — Валерия Юрьевна, разъясните своему брату, кто сторож. — Харитон Фёдорович, мой брат, в целом прав. — Он был бы прав, если бы назвал его Трёхглавый Змей. Конечно, это вообще не история, а так, но… Хорошо, назовите ещё такие мосты. Кто-нибудь кроме Травниковой.             Конев поднял руку. — Ну отвечай. — Есть скандинавские мосты и исламские, и ещё какие-то, все мосты отражают некоторые свойства прохождения в ноосферу. Вы видите, я всё знаю, только под конец устал чего-то, день длинный, трени… — Короче и по теме. — Могу я пойти на ужин? — Если назовёшь их и расскажешь про свойства, то да.             Конечно, стало интересно. Зря я практическую историю просыпаю, но после марафона и двух часов тренировок настроение не фонтан на какую-то историю, пусть и имеющую практическое применение. — А-а. Хорошо, эта… Да-да… — Не волнуйся, — Лера прикоснулась к руке Конева. Я давненько замечаю симпатию между ними. У нас небольшая разница с Лерой, но я всё равно чувствую себя именно старшим братом. Мише это помогло. — Один исламский хорошо знаю — это мост Сират. Мост для праведников и только для них, тоньше волоса, острее бритвы, по нему пройдёт лишь праведник. — Всё верно, но какое отношение это к ноосфере? — Это символизирует и размеры мыслительной цепи — она очень тонкая — и сложность поиска этого пути, как мне кажется. — Хорошая позиция, — Никифоров улыбнулся. Ему нравилось, когда студенты находили нетипичные, но верные ответы. — Я засчитываю, но здесь ещё и перевод важен. Переводится это как «прямой путь». — А, да-да! Праведник, то есть мастер, способен перейти через мост, неверный, не изучающий учение, не попадёт туда. — Молодец, — Никифоров посмотрел оценивающе на Конева. — Есть ещё Мазе Камурдж, мост из волос. А какие мосты у скандинавов? — Я не выговорю. Есть мост в Хельхейм… А! — на его лице я увидел ликование. — Мост звенит, если по нему идёт живой, но остаётся тихим, когда по нему идёт мёртвый. — Замечательно. Это мост Гьялларбру. Он символизирует способность только живого человека или, вернее сказать, находящегося в этом мире, резонировать мыслительные цепи самого себя. Хочешь дополнить? — Я знаю. С этим и связан эффект умирания в ноосфере, когда память умершего человека подвергается стиранию. Человек не может резонировать осознание о себе, и приходят падальщики, съедают информацию о нём, его память и нервный флюид. — Верно. Только чужие воспоминания остаются об этом человеке, его же бесследно исчезают в недрах Теней. Мне было жутковато это слушать. Знать, что после смерти я буду пребывать в бескрайнем океане мыслей и потихоньку забывать себя, достаточно жутко, разве нет? — Хорошо, Конев, идите на ужин, я верю, что вас одолел сон лишь к концу занятия, — махнул рукой Никифоров. — А теперь хотя бы слово скажут Герлец, Елизаветов, о, Пахмутова! Да, скажет Пахмутова.             Пахмутова была весьма стеснительной девушкой, но только на теоретических занятиях. Учителям было сложно от неё добиться ответов, но если добивались, то очень неплохих. Она была лучшей в практических дисциплинах и с такой отдачей в них у неё уже не хватало сил для теории. «Без практики теория мертва, без теории практика темна», — посмеялся однажды Тюрзов. — Ну, если в Хель, то и в Асгард мост есть. — Какой? Кто знает? Марк?             Это он мне. — Тут никто не запомнил, там названия сложно произнести. — Правильнее сказать, никто не знает, кроме энциклопедистки Валерии. Кстати, идите на ужин, я вижу, что вы всё это знаете. Ещё успеете.             И она ушла. Надеюсь, у неё хватит догадливости, чтобы взять мне съестного. — Биврёст, радужный мост, — Никифоров поднял палец вверх и стал говорить тише. — Только боги по нему могут пройти. По аналогии с Коневым, Герлец, что это значит? — Только мастер пройдёт через этот мост, остальных страж не пропустит, — Никита Герлец смахнул волосы со лба. — Догадался, но не хвалю, — усмехнулся старик. — Как вы можете понять, символ реки, разделяющей этот мир и ноосферу, появился давно и параллельно у разных народов, в том числе и нашего. И, говоря об одном и том же, они имеют общие черты. Надо понимать, что это всё не лишено мифологии, и до нас дошли не те символы, что вкладывали мастера, но некая фольклорная версия, что заменила истинное стремление мастеров к ноосфере богами. Но мы всё ещё можем уследить крупицы истины, что вкладывали первые мастера. Им легче всего было представить переход в виде моста, длинного, над необъятной бездной, подвесного, качающегося. Биврёст переводится как «трясущаяся дорога». По такому мосту надо идти в полной концентрации, иначе раскачаешься и упадёшь.       Конечно, есть больше мостов, но для понимания мостовых переходов этого достаточно. И ещё одна важная вещь! Наш заклятый враг постоянно использует резонанс этого символа, чтобы сделать целую трассу в мир ноосферы, в его бездну, где он имеет воплощение и безграничную силу. Любой мост может стать таким опасным переходом, где даже магистр может ничего не почуять сначала. Одно хорошо — обычно Сказочник помогает не забыть ничего из этого путешествия… Обычный мост, не какой-то там магический. А теперь поговорим про арочные переходы…