R + A

- Псих конченый, ты же врач, - проворчал Адольф. Пальцы его при этом зарылись в светлые мягкие пряди на макушке Кехлера. -Одно другому не мешает, - стуча зубами, едва ворочая языком от паники, пробормотал тот. - Не люблю собственных ран. Сложно контролировать ход дела, - он прикрыл глаза, подставляя голову ближе под ласковые пальцы. Адольф снизошёл до того, что погладил. Часом ранее взъерошенный Кехлер с прошитой осколком рукой вломился к нему настаивая что сам не справится. Рука оказалась не единым пострадавшим местом. А повытаскивать осколки из организма хотелось непременно на виду у штандарт фюрера. Адольф знал, что Кехлер тварь нежная, где-то глубоко внутри, за белым халатом и невыносимыми привычками. Но не знал, что человек кажется с рождения держащих в руках скальпель, так боится собственной крови. Или ран. Или торчащих с тех кусков стекла и металла. -Как вы так? - поинтересовался Адольф. Интересно ему не было, но говорить о чем-то пришлось, чтоб не молчать над, расстегнувшим рубашку и вытаскивающим из бока очередной глубоко врезавшийся кусочек тонкого стекла, Рюдигером. -Взорвался один препарат, над которым я страдал последние недели, - прошипел доктор, переводя дыхание. -Сочувствую, - сухо заметил Штрассер, ожидая, когда подать вату с антисептиком. -Ой, плевать я на него сейчас хотел, - едва не хныкнул Рюдигер, - Как здесь говорят - с высокой горки, - он поморщился, сглотнул - осколок не поддавался, крови на пальцы натекло прилично. Обычно аккуратный до невозможности, сейчас он едва ли мог зацепить явственно торчащий из раны край. Руки ходили ходуном. - Может я? Доктор удивлённо покосился вверх своими синеватыми глазищами. Кивнув, ткнул щипцы в руку Адольфа и подвинулся ближе, так, чтоб тому оказалось удобнее склониться над его телом. Адольф очень хорошо помнил вид той раны. Кровь густо сочилась, очевидно задело не самые мелкие сосуды, Кехлер придушено шипел от любого прикосновения, а стекло вошло достаточно глубоко, чтоб вытаскивать его пришлось причиняя и боль и стыд. Последнее у себя скорее. От того, что пострадавшему пришлось ослабить пояс и чуть спустить брюки, дабы те не мешались на талии, Адольфу становилось нехорошо. Хотя будем честны, даже трусов Кехлера с такого ракурса не было видно (если те имелись, но не будем об этом). Второй же рукой несчастному штандарт фюреру приходилось машинально придерживать за живот, чтоб доктор не рыпнулся от боли, а ощущение горячей кожи под пальцами и очень даже заметная дрожь (как и до безумия громкое сосредоточенное сопение над ухом) ещё больше не способствовали спокойствию. Достаточно намучив страдальца, Адольф все таки достал стекляшку. Кровь немного хлынула из рассеченной плоти, Штрассер проворно прижал смоченный в перекиси комок ваты. Грудная клетка с ярко проступающими полосками ребер крупно дернулась, Кехлер издал неприличный для взрослого мужчины скулеж. -Даже не думайте падать, - взрыкнул Штрассер вжимая вату в кожу. Наверное очень больно. Доктор моргнул, выравнивая дыхание. Позеленел до кончика носа. Но пока держался. -Разберемся с оставшимся и хоть до ночи валяйтесь, - пристроив холодную руку Кехлера на боку, пусть сам держит свою перекись, сообщил Адольф. Задрал рубашку выше, осматривая ребра и часть спины - там тоже царапин было ого сколько. Про руку и бедро думать не хотелось, видеть Кехлера опять без рубашки, а уж тем более без брюк желания не появлялось. Но кто его, Адольфа, спрашивал? После всего Кехлер видимо счёл, что потерял достаточно крови, чтоб впасть в кому, а то и сгинуть. Он кое-как, под ручку с штандарт фюрером, доковылял к спальне и тут же закопался в кровать. Адольфу осталось лишь укрыть вытянувшееся стройное тело пледом - он даже зачем-то подтолкнул то под спину и машинально извинился, что потревожил пострадавшую часть. На том Адольф искренне надеялся, что его обязанности медсестры себя исчерпали и ему можно с чистой совестью отправляться по делам, но не тут то было. Кехлер вякнул, что хочет чая и ему страшно холодно. На деле ему было страшно. А потом уже холодно. Это Ади понял сразу по непрекращающемуся ознобу и нервным попыткам зевнуть. Именно в тот момент штандарт фюрер и положил руку на макушку скромно отвернувшегося к стенке паникера. -Ты осознаешь, что не умрёшь, от пары царапин? - вкрадчиво поинтересовался Адольф, продолжая гладить. -Конечно, но попробуй объясни это психике - у нее свой механизм, - мужчина зевнул и заметно поежился. -Но ты ведь испытываешь на себе все, что найдешь, и не боишься. Как так? - Штрассер даже присел на край койки. Стало правда интересно. -Тут кровь, там ее нет - все дело в ней, - Кехлер заставил себя повернуться, чтоб поймать взгляд. Адольф при таком раскладе теперь пригладил ему челку. -Попробуй уснуть, утром будешь как новый. -Можешь остаться? - нахальнее не придумаешь. Возможно Кехлер понимал, что на том доброта Ади исчерпается и его сейчас ушлют в самые неприличные локации, но все же спросил напрямую. И следом добил: - Возьми свои отчёты сюда. Он снова нервно зевнул, все тело пробила дрожь. Адольфу хотелось популярно объяснить, что доктор ведёт себя как свинья, но ничего не осталось как последовать на поводу мимолётного жгучего желания - распахнуть руки и сгрести трясущегося врача в охапку. -Хрен с ними, - муркнул Штрассер, припечатав горячий лоб поцелуем. - У тебя температура, - мягко заметил он. У зажатого в тисках объятий Кехлера кажется ещё и потеря дара речи случилась, если не сердечный приступ. Все, на что его хватило, прижаться лбом к щеке коллеги и наверное прикрыть глаза. -Я все таки ранен, - спустя минуты блаженной тишины выдал он. Сквозь все ту же дрожь, но с тенью улыбки.