Отчаяние в глазах

— Я так больше не могу. Серые глаза смотрели в одну точку. Бледные, вечно потрескавшиеся губы едва шевелились, когда Саша говорил. Святогор Рюрикович с болью смотрел на него. Некогда шелковистые каштановые локоны сейчас безбожно отросли и патлами свисали вниз, обрамляя лицо. Скулы и линия челюсти заострились. Горделивая аристократическая осанка никуда не делась, но плечи, на которых висела слишком большая рубашка, развернулись немного вперед. Весь Сашин вид источал печаль. — Я так больше не могу, — повторил Саша, — Почему я обречен на вечное существование? Почему не могу умереть? Почему я не умер вместе с ними тогда в семнадцатом году? Расфокусированный взгляд не улавливал ничего. В ушах звенело. Саше было физически плохо от мыслей. Мозг пух. Ему как будто не хватало места в черепной коробке. Как же, мать его, паршиво… Тяжелая ладонь легла на лопатки. — Саша, — голос Святогора Рюриковича удивительным образом помог вернуться в реальность, — Не дело ты говоришь. Нельзя так. Сашино лицо дернулось и искривилось в какой-то непонятной гримасе. — Нельзя смерть собственную кликать! Греховно это. — Запрещено, Святогор Рюрикович, в Бога верить нынче, — копируя манеру речи, ответил Саша, — Верить можно только в сами знаете кого. — Это все пустое. Ты молодой еще, Саша, впервые сталкиваешься с тем, что все с ног на голову перевернулось. А это знаешь сколько раз за историю происходило? Большая сильная рука принялась гладить Сашу по спине. Прямо как в детстве. — Мы вообще не властны над историей — люди решают наши судьбы, а не наоборот. Главное не позволяй изменениям внешним изменить тебя изнутри. — Но как?.. Они отняли у меня все! Черт с ней со властью, но они отняли мою семью! Отняли самое дорогое, что у меня было, они… — голос задрожал, — отняли у меня Мишу. Растоптали достоинство. Забрали даже имя! Горячие слезы катились по щекам. Капали на брюки. Капали в чашку остывшего чая. Святогор Рюрикович покачал головой. — Что… Что мне делать, Святогор Рюрикович? Что мне делать? Саша рыдал уже в голос. В груди что-то противно скребло, ком в горле не давал продохнуть. — Саша-Саша… — задумчиво протянул Святогор Рюрикович, продолжая мягко водить по спине, — Тебе бы у кого другого спросить совета. Я человек старый, простой, а ты… У тебя душа тонкая. В том смысле, что чувствительная и сложная. Я тебя всегда хлебом-солью встречу и как сына приласкаю, но подсобить с душевной бедой, уж прости, не смогу. Саша продолжал всхлипывать, но слова Святогора Рюриковича удивительным образом его успокоили. Помочь тот и вправду не способен, но хотя бы от себя не гонит. Да и мысль действительно здравая. Вот только кто может понять Сашино горе? Кто, как и он, потерял все, волею судеб?.. Совершенно неожиданно Сашу осенило. Есть такой человек. Вот только надеяться на него не приходится… — Спасибо вам, — чуть смущенно произнес Саша, вытирая слезы носовым платком. — Что ты, Саша, брось…

***

Выкроить себе краткосрочный отпуск удалось с трудом. Нечего отлынивать от работы! Вторую пятилетку хотели закончить за три года... Сашу весь этот бред мало заботил. У него наконец-то появился шанс поговорить с кем-то понимающим. Поэтому он-таки сумел выкрутиться, выбить желанный отгул и на последние накопления купить билет до Архангельска. Ехать сутки. Не так уж много, но Саше казалось, что они тянутся бесконечно долго. Ночью он не смог сомкнуть глаз из-за мучивших его сомнений. Вдруг все зря? Вдруг разговора не выйдет? Рафаил его презирает. До смерти ненавидит. Саша лишился всего из-за революции. А вот Рафаил — из-за него, Саши. Ехать к Рафаилу — глупая затея. Но это последняя надежда. И так просто сдаваться Саша не намерен. Вот уж если ничего не выйдет, тогда… Думать о том, что будет тогда, не хотелось. Мерный стук колес сменился шумом вокзала. Саша поежился. В Архангельске заметно холоднее… Раздобыть адрес Рафаила было проще простого: в личном деле есть вся-вся информация. Поэтому Саша уверенно шел к нужной точке, ориентируясь по карманному атласу и изредка спрашивая дорогу у прохожих. Перед глазами возник старинный деревянный дом, каким-то чудом сохранившийся после многочисленных пожаров прошлых веков. Выглядел он, однако, обветшало. Не разваливался на глазах, но ремонт — или вернее будет сказать реставрация — не был бы лишним. Саша остановился перед дверью. Сердце стучало в ушах, руки слегка подрагивали. Нет, чем стоять на пороге, томясь неясным ожиданием, проще уже постучать. Три коротких стука. Саша сделал шаг назад, хватаясь за ручку дорожной сумки, перекинутой через плечо. Никакой реакции с той стороны двери. Ни малейшего намека на шевеление. Саша снова постучал уже более настойчиво. Почему-то он был уверен, что Рафаил Федорович дома. Нежелание открывать нежданным гостям Саша понимал очень хорошо. Даже слишком. Но те, кого стоило бояться, приходили ночью. Да и вскрыть или выломать дверь для них не было бы проблемой. Саша вновь постучал. — Кто там? — раздался долгожданный окрик. — Рафаил Федорович, это Александр Петрович. Поворот ключа в замке. Скрип петель. Безжизненное бледное лицо, почти не выражающее удивление, показалось в дверном проеме. Повисла тишина. Саша впился взглядом в светло-голубые глаза и серебристые кудри. — Зачем вы приехали? — закономерный вопрос. — Не знаю, — глупая, бессмысленная ложь. — Не знаете? — Не знаю. — Тогда убирайтесь обратно в Ленинград. Дверь почти захлопнулась, но Саша успел подсунуть носок, чтобы ее остановить. — Нет, постойте, прошу… Я… Мне не к кому больше пойти, — звучит жалко. Да и на деле жалко. В голубых глазах — лед. Рафаил вообще весь сделан словно изо льда: холодный, неприступный, но в то же время хрупкий. Слова застряли в горле. Саша знал, что у него нет права просить о помощи, но все равно приехал. А теперь стоял, как идиот, не в силах вымолвить и слова. Рафаил фыркнул. Но отстранился чуть назад, пуская Сашу внутрь. В доме пахло не по-советски. Объяснить это иначе было просто невозможно. Пахло печью, пахло теплом, пахло чем-то родным, но давно забытым. Как только дверь захлопнулась, Саша осознал, что продрог. Ботинки слетели с ног, пальто оказалось на крючке. Шаги по деревянному полу отозвались приятным поскрипыванием. Рафаил провел Сашу на просторную кухню. Тот обессилено опустился на стул и вновь уставился на Рафаила, в надежде отыскать ответы на его лице. — Зачем вы приехали? — все еще закономерный вопрос. — Не знаю. Саша отвел взгляд. Вдох. Выдох. — Я… Теперь понимаю, как вы себя чувствовали, когда… — Когда ты отнял у меня все? — Да. Рафаил прекрасно знал, что Саша сам по себе не виноват. Это ведь Петр город основал, а не… — Простите, Рафаил Федорович, — бесцветным голосом пробормотал Саша, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. Снова. — Мне не нужны твои извинения, — Рафаил передернул плечами, — Они уже ничего не изменят. Саша продолжал пялиться в пол. По щеке покатилась жгучая слеза. — Скажите… — пальцы сжали ткань брюк, — Со временем становится легче? — Нет, — Рафаил покачал головой. — Нет?.. — рассеяно переспросил Саша, кусая щеку изнутри. — Нет. Но со временем ты привыкаешь к ощущению пустоты внутри. Оно становится новой нормой. Спустя еще пару десятков лет ты вряд ли будешь помнить, какой была жизнь без дыры в сердце… Но легче не станет. — Понятно… Саша закрыл лицо руками. Умом он, безусловно, понимал, что такой ответ возможен. Но все же надеялся, что не услышит его. Рафаил долго смотрел на беззвучно рыдающего Сашу. «Успокаивать человека, которого ненавидишь больше всего на свете — мерзко», — так считали старая обида и гордость. Но что-то в душе Рафаила все же не давало молча смотреть на страдания другого человека. Нерешительно пройдя немного вперед и опустившись на соседний с Сашиным стул, Рафаил тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Послушай, Александр. В отличие от моей, твоя ситуация небезнадежна. Семью ты не вернешь. Жизнь такой, как была раньше, уже никогда не будет, — Рафаил ненадолго умолк, — Но вот он… — взгляд Рафаила метнулся наверх, намекая на то, о ком именно он говорит, — Он не вечен. Ситуация изменится рано или поздно. Может быть, ветер еще подует в твою сторону. Ответом послужили лишь судорожные всхлипы и неясное бормотание. Но больше вступать в диалог Рафаил был не намерен: Саша разберется сам. Колеса мерно стучали. Поезд мчался в сторону Ленинграда. Саша не получил желаемых ответов, но раз ситуация небезнадежна, значит, можно попробовать привыкнуть к пустоте внутри.