Как обретают крылья

Он проснулся вроде бы раньше всех в полку. Посоперничать во вставании ни свет ни заря с ним мог только Франц, с которым Герман чуть не столкнулся с разбегу в пустом коридоре – они квартировали в соседних комнатах. - Ну что, покурим? – предложил Месснер. - Не советую, старина, развезёт, пусть на минуты, а неприятно, - поморщился Фальк. - Лучше кофе. Хотя если выдуть пару кружек, потом до ветру захочется, а выйти на высоте и некуда, ну его. Чаю бы. - Чаехлёб ты, я ж говорю. Майор прыснул без обиды. - Был бы я родом с севера, пошутил бы про Ганноверскую династию. Обмениваться шуточными оскорблениями у них с капитаном всё-таки было заведено – не в присутствии подчинённых, конечно. - Эдмунд! – кликнул он куда-то за дверь комнаты. Денщик Вайс, рослый стройный парняга откуда-то из Мекленбурга, почти мгновенно возник в проёме. - Ты почистил там мои очки, подтянул ремешок? - Так точно, герр майор. - Спасибо большое! Давай их сюда. Месснер завидовал Фальку: он поведёт полк в наступление, как заправский военачальник наподобие Фридриха Великого, будет верхом на коне, а ему предстаёт остаться на земле и то томительно ждать, то заглушать тревогу рутиной, разбираясь с Воландом и его приближёнными. В свою очередь, иногда и Фальк завидовал Месснеру из-за более близких отношений с денщиком Верком – эти двое могли даже в карты перекинуться вечером и обменяться откровениями так же, как случайные попутчики в поезде. А Вайс безупречно исполнял свои обязанности, только лишь. Одевался Герман всегда сам, но какие-то зубодробительно необходимые, а вообще-то отвлекающие, вещи, ему обеспечивал именно Вайс: начистить сапоги, мундир, подложить любимые сигареты на стол, налить чаю, заправить свежий лист бумаги в пишущую машинку – потому что Фальк продолжал строчить заметки и набрасывать какие-то тезисы для очередных брошюр, пока что апокрифических трудов «авиатеизма», которые, быть может, в будущем станут культовыми наподобие заветов Бёльке. У ангаров уже виделось оживлённое движение, слышался приглушённый рык моторов, трава колыхалась там и тут. Охота начинается – выпускайте соколов!.. Герман широкими шагами направился к своей машине, у которой техники вначале мельтешили, а вскоре замерли по стойке смирно, приветствуя командира полка. Он возглавлял воздушный отряд, ему надлежало следить, как точно будут выполняться его детальные указания, донесённые неоднократно в эти пару дней – так, что в гостиной поместья именно их и обсуждали вечерами, а не мечты о «любезных девочках» и новые столичные песенки. Он забрался в кабину своего новенького истребителя, который был выкрашен в его стиле: чёрно-красный, хищная расцветка, как у насекомых – «не трожь!» - только вот Фалька немногие вражеские пилоты осмелились бы «трогать», за исключением нескольких. Белл? Мэннок? МакКадден? Бишоп? Интересно, с кем сегодня придётся столкнуться в облаках! Они заволокли небо дымкой, но вроде бы не должны были слишком мешать видимости, хотя чем дальше, тем больше постепенно сгущались. Герман не без удовольствия отметил, что в новой машине, недавно облётанной, хоть не приходится задирать колени. Он и так шутил со своим приятелем, также знаменитостью, конструктором Антоном Фоккером: «Дружище, может, ты покумекаешь и дашь немного простора? Не всё же тщедушных сопляков набирать в летуны! А я? А мне подобные? Всем летать хочется!». И так были другие шутки: «А как ты хоть в кабине помещаешься?» - поддевал Месснер. «С трудом», - честно признавался Фальк. С другой стороны, а что? Тот же Мэннок та ещё каланча, только потоньше станом, а сам под метр девяносто. Вот бы уцепить сегодня именно его, с мечтательной спортивной злостью думал Герман, прислушиваясь, как после зажигания начинает урчать самолёт, пробуждаясь и готовясь к потасовке. Фальк уверенно вырулил на старт, взлетел гладко и красиво, как обычно, первый среди – нет, не совсем равных. Все замечательны в этом полку, но Железный Сокол – как рисовала его Карин на плакатах, сама же и придумавшая ему это прозвание – такой один. Чёрта с два он откажется от боевых заданий, ему и сам кайзер не указ. Он-то приготовит сейчас этим британцам засаду в облачной стыни. Его ребята вслед за ним учились иметь дело и с грозой, и с туманом, и с морозом. И каждый умел действовать самостоятельно, потому что в небе ты один, по сути, и сам должен принимать решения. Радиостанции до сих пор были слишком тяжелы, да и некогда подавать сигнал в пылу боя – так, как это, наверняка, будет принято потом. Оставалось рассчитывать на согласованность действий. Они вынырнули из облаков над самой ничейной землёй. Взору внизу предстали массы пехотинцев, что рвались из окопов, резали проволоку, бросали гранаты – но это было неразличимо с высоты, лишь осознаваемо как-то отвлечённо. И тут уже более ощутимыми ориентирами были отечественные танки, мощные металлические коробки, напоминающие квадратные гробы, тем не менее, ползущие и яростно вгрызающиеся в неприятельскую землю. Такие же были и с вражеской стороны, но пока что виднелись в значительном отдалении – значит, германские войска оказались расторопнее. Сосредоточиться, однако, стоило не на них, а на таких же массах британских пехотинцев – Герман начал снижаться, чтобы на бреющем полёте осыпать их щедрым градом свинца из пулемётов – и заставить ретироваться, забиться снова в свои грязные конуры в размокших от дождя блиндажах. Не стоило слишком рано открывать огонь, чтобы он имел большую поражающую силу и ни в коем случае не давал надежды: «авось, пронесёт», «только пугают да рисуются» - о нет! Но и чересчур низко не стоило опускаться, чтоб не попасть под выстрелы винтовок – нужно было искать золотую середину, и Фальк, вечно вычисляющий, подбивающий статистику, стремился подать личный пример и постоянно устраивал разборы полётов. Сейчас, кажется, момент был выбран удачно: Герман, идущий впереди, первым нажал на гашетку, и сразу же грянули по всему воздушному строю пулемёты товарищей. Вражеские пехотинцы, задрав сперва головы, тут же норовили пригнуться, бежали, спотыкались, падали, роняя оружие, кто-то пытался укрыться в воронке – бесполезно! Британцы заметались, как куры, началась если не полная паника, то искры её уже разгорались, словно упав на солому. А немцы так и проносились над их головами слаженным строем, сея смерть – словно крестьяне-сеятели, идущие по полю цепью – хотя нет, они больше напоминали косцов на лугу... В какой-то момент Фальк выпустил последнюю очередь, плавно, но решительно взял ручку на себя и заложил вираж – он повёл своих молодцов обратно, чтобы развернуться и устроить бриттам второй раунд. Однако на ринге уже появились достойные соперники – из облаков откуда-то сверху внезапно вынырнули и упали коршунами неприятельские летуны. Впрочем, они показались в направлении на два часа, лишь нескольким удалось атаковать строго сбоку, тем более, никого не оказалось с тыла. «Точно Мэннок!» - выругался сквозь зубы Фальк: он узнал тактику своего главного недруга. Ей он и сам порой пользовался – чего позорного в том, чтобы учиться у противника – лишь бы учиться! В какой-то момент движение обеих сторон напоминало водоворот или то, как кто-то – Бог ли или некто другой? – размешивает ложкой чай в огромной чашке, а сами самолёты метались, как вихрь чаинок. Что ж, избиение переходило в стадию боя, вот только обе стороны не сговариваясь решили подняться ещё «этажом» выше, за облака: тёмно-серые клубы шрапнели, внезапно расцветающие тут и там, изрядно раздражали – так и не подерёшься толком!.. Поочерёдно пробив потолок облачных масс, немцы и бритты прекратили смертоносный вальс, и теперь – хотя термин «рыцарство» давно уже перестал применяться к лётчикам – воздушная схватка странно напоминала средневековое сражение, а может, турнир, потому что постепенно переросла в череду дуэлей широкой россыпью над жемчужно-серым призрачным полем. И тут они увидели друг друга: Фальк и Мэннок. Конечно, машины немцев различались ярким «оперением», среди британцев было сложней разобрать, кто есть кто, все самолёты были выкрашены в один оливково-землистый тон, словно офицерские френчи. Но Герман знал, что настолько нахально к нему лезть осмелился бы только Мик. Он вырвался из облаков и пока довольно-таки не спеша устремился прямо навстречу Фальку, притом развязно покачав крыльями – словно бы в пабе приглашал: «А ну-ка, давай выйдем!». А давай, усмехнулся Герман, принимая вызов. Он взял вправо – прочь от основного сражения, Мик повторил его манёвр, пока что даже не стремясь сесть на хвост, и пулемёты их пока угрожающе молчали. Но вскоре, отлетев на безопасное расстояние, оба ввязались в неистовый танец, где партнёра на самом деле хочется придушить или смачно приложить о стену или пол, искалечить и разорвать. Казалось, эрос и танатос сплетаются воедино, как смешиваются воздушные массы...