NDA, что значит "соглашение о неразглашении"

      Непринуждённая болтовня с Нобаро вымотала Мииоко до предела. Всё началось с безобидного звонка: подруга предложила пройтись по магазинам и заодно посплетничать. Шопинг — с удовольствием, разговоры — не особо.       Нобаро, как всегда, пыталась выведать подробности о будущем муже Мииоко, но сама же и не умолкала, бесконечно рассказывая о своём новом парне. Но Мииоко и не старалась вставить слово — рассказывать было особо нечего.       С момента той встречи в ресторане прошла неделя. За это время Сатору уже познакомил её со своими родителями. Мииоко ждала холодного приёма, всё-таки слишком рано. Но всё прошло на удивление тепло.       Его мать, Иёри-сан, встретила Мииоко с объятиями и доброй улыбкой. Отец — сдержанным кивком и похлопыванием по плечу сына. Тогда она и поняла: красотой Сатору пошёл в мать, а сдержанностью в отца.       Ужин прошёл в узком семейном кругу. Готовил личный повар, а сам разговор шёл о свадьбе и будущем. Мииоко старалась не морщиться, когда глава семьи заговаривал о внуках. Сатору отшучивался, а ей было не до смеха — в восемнадцать лет она ещё не хотела превращаться в наседку.       У неё были свои планы на жизнь — и Сатору в них не вписывался.       В остальном вечер был неплох. За исключением пары неудобных вопросов — например, о её отце. С детства Мииоко знала: всё, что касается Тоджи — табу. Она отвечала уклончиво, хотя понимала, что семья Годжо и без неё знает, с кем имеет дело. И ни для кого не секрет — все, кто ведёт бизнес в Токио, так или иначе будут знакомы с Фушигуро старшим и его компаньоном, а семья Годжо имеет весьма прибыльный бизнес в городе — сеть ювелирных магазинов.       Замкнутый круг, где все друг с другом тесно связаны долгом, честью и родственными связями.       Но одна вещь тогда удивила Мииоко: Сатору давно не имел ничего общего с семейным делом. Ювелирный бизнес остался за родителями — он выбрал другой путь. Грязный. Независимый.       Почему? Она так и не поняла. То ли юношеский максимализм, то ли попытка доказать отцу, что способен подняться сам — без громкой фамилии и фамильных связей.       Мииоко не копалась. И не хотела. Для себя она приняла одно: выйдет за Сатору не по прихоти отца, а чтобы наконец разорвать этот замкнутый круг между собой, Сукуной и Юджи.       «Скоро всё закончится. Надо только потерпеть», — уговаривала себя, в полуха слушая болтовню Нобаро.       — Я пока в дамскую, а ты закажи мне кофе, — Нобаро швырнула пакеты на диванчик и поправила волосы. — Только на кокосовом молоке. Ты же помнишь — я за ЗОЖ.       Мииоко, садясь за столик, едва не закатила глаза. ЗОЖ у Нобаро начался ровно с того момента, как в её жизни появился новый парень — веган и спортсмен. До этого максимум спорта в её жизни был шопинг по скидкам.       — Может, травки козьей добавить? — бросила Мииоко, не поднимая взгляда от меню. — Вдруг мясо уже попало в категорию «греховных удовольствий»?       Нобаро захлопнула пудреницу с таким звуком, будто это был не пластик, а капкан. Она сверкнула глазами поверх зеркальца и склонила голову набок, словно прицеливалась:       — Между прочим, я тебя не осуждаю… пока. — Её взгляд опустился на шею подруги, где тональная основа уже не справлялась. — Вот за это.       Мииоко резко замерла. Внутри будто оборвался нерв. Она сжала меню так, что тот хрустнул. Рефлекторно коснулась шеи — как будто могла пригладить память.       — Так что не строй из себя святую, — продолжила Нобаро, сверкнув кольцом на пальце. — У каждого свой загульный демон. Кто-то — к фрикаделькам, кто-то — к проклятым любовникам.       — Не боишься описаться от стейка с кровью, подруга? — отозвалась Мииоко, голос её стал ниже и ровнее. Ледяной. — Я как раз собиралась заказать его тебе. С соусом — из твоих же претензий.       Нобаро фыркнула, но глаз не отвела. Они вцепились друг в друга взглядами, как два бойца перед раундом. Ни одна не моргнула. Ни одна не сдала позиции.       Дружба у них была особая: с когтями, с подковырками, с ухмылками сквозь зубы. Любовь, замешанная на язвах. Больная, но верная.       Мииоко перевернула страницу меню, словно щёлкнула по лицу невидимую версию подруги.       — Это был всего лишь язык. Без проникновения, если тебе важно знать, — сказала она спокойно, как будто обсуждала соус к пасте.       Нобаро, уходя в туалет, только бросила через плечо:       — Если язык у него такой же, как и руки, то боюсь, ты сломала не только правила приличия, но и мебель в кабинете своего отца.       Мииоко осталась одна и тяжело выдохнула. Поднесла трубочку к губам, сделала глоток. Пина колада обожгла горло, но это было ничто по сравнению с огнём, что стоял в груди.       Она не собиралась оправдываться. Тем более — перед Нобаро.       Когда та вернулась, стейк уже лежал на тарелке, сочный и дымящийся. Нобаро села, взяла нож — и без слов отрезала кусок. Медленно. Как хирург перед операцией.       — Ну что, — проговорила она. — Пробуем твоё послание в мясном виде?       Мииоко пожала плечами и отпила коктейль, не сводя с подруги взгляда.       — Сидеть на травке скучно, да?       — Как и на одном члене, подруга, — спокойно отозвалась Нобаро, пережёвывая.              Мииоко хмыкнула и откинулась на спинку дивана, прикрыв глаза.       — Порой так сложно сделать правильный выбор, — алкоголь подталкивал к откровенности. — Вот ты — новая жизнь, новое хобби, новый парень… А у меня свадьба через месяц, а я всё ещё не могу вылезти из старых сценариев. Думала, всё под контролем. А в итоге — вляпалась. Снова.       Она говорила легко. Слишком легко. Но с Нобаро можно было. Та уже знала больше, чем стоило — с той самой пижамной вечеринки. Вино, кино, пустой дом — и горечь, которую Мииоко просто не удержала внутри. Тогда Нобаро выслушала. Не осудила. Только обняла и сказала: лучше два красавца, чем вибратор под подушкой.       — Может, мой совет и не самый правильный, но… — Нобаро отложила вилку, вытирая губы салфеткой. Взяла бокал. Подняла взгляд.       — …«Клин клином вышибают», ты это хочешь сказать? — Мииоко чуть усмехнулась.       — Ага. Только не заводи третьего. — Мимо прошёл симпатичный официант. Обе проводили его взглядом. — У тебя уже есть третий.       Мииоко удивлённо вскинула брови, выпрямляясь. Нобаро хитро посмотрела на неё:       — Предлагаю серьёзно замутить с Годжо. Парень-то, по-твоим словам, вполне себе ничего?       Мииоко пожала плечами, будто неуверенно. А внутри всё уже колыхнулось.       Нобаро Сатору ещё не видела, но по описаниям он был как с обложки: высокий, при деньгах, харизматичный. Белоснежные волосы, голубые глаза. Не блондин, но и не седой. Что-то между. Эффектный. И — самое главное — подходящий.       — Красивый, при деньгах, — загибала пальцы Нобаро, — и, что особенно важно, одобрен твоим отцом.       — Навязан, — поправила Мииоко, едва слышно.       — Ну и что? Что-то я не вижу слёз и надлома, — хмыкнула Нобаро. — Поверь тёте с опытом: хватай мужика за яйца, пока тёплый, и строй себе жизнь. Без этих… инфантильных дебилов.       Она навалилась локтями на стол, наклоняясь ближе. Мииоко так демонстративно закатила глаза, что Нобаро на секунду подумала — ещё чуть-чуть, и радужка закатится навсегда. Но нет. Та вернула взгляд на подругу — и не просто взгляд, а с вызовом.       — Или у тебя есть идея получше? — добавила Нобаро, склонив голову набок.       Мииоко в ответ сделала глоток коктейля — жадный, как глоток воздуха под водой. Допив до дна, она подозвала того самого симпатичного официанта, игриво улыбнулась и сделала повторный заказ — себе пина коладу, подруге — игристое и рукколу. Всё честно.       — Мы сегодня напиваемся? — уточнила Нобаро, когда официант скрылся за стойкой.       — Да. На оба вопроса: «есть ли у меня план» и «будет ли лёгкая попойка», — ответила Мииоко и раздражённо перекинула волосы с одного плеча на другое.       Её настроение металось от игривого до почти истеричного. Она была на грани.       — Я поговорила с Сатору… о будущем. И… немного рассказала о прошлом.       — Ты что сказала?! — у Нобаро отвисла челюсть. Она приподнялась, будто хотела встать, но Мииоко быстро одёрнула её, сдавив плечо, — и та с неохотой осела обратно.       — Ты рассказала про них? — Нобаро понизила голос до шёпота. — И что? Он в шоке? Отменил свадьбу? Чёрт! А я уже присмотрела себе платье! Мииоко?!       Она ёрзала на месте, глаза горели — от волнения, нетерпения, драматического предвкушения. А Мииоко молчала, закатывала глаза, как будто отмахиваясь от всего этого спектакля.       — Успокойся, — наконец сказала она, виновато улыбаясь. — На нас уже и так все смотрят.       Нобаро тут же выпрямилась, как по команде. Да, посторонние уши им были ни к чему. Но вот её уши — хотели всё.       — Всё, всё, молчу, — зашептала она, прикладывая палец к губам. — Говори.       В этот момент вернулся официант. Косо глянув на расшумевшихся девушек, он поставил заказ на стол. Мииоко потянулась к бокалу и, бросив на него извиняющийся взгляд, тихо сказала:       — Простите.       Их было слышно даже у стойки бара — официант цокнул языком, бросая на девушек неодобрительный взгляд. Красивый, но с характером. За это Мииоко мысленно урезала ему чаевые: нечего подслушивать чужие разговоры.       — Ну? — Нобаро, как всегда, не смущалась чужих взглядов и громко потребовала продолжения. — Если будешь молчать, я начну петь песню про тебя, пай-мальчика и татуированного ушлёпка! — прищурилась, поднимая подбородок.       Мииоко спрятала лицо за ладонью. Так хотелось притвориться, что она вообще тут ни при чём. Иногда она искренне не понимала, как вообще умудрилась подружиться с этой рыжей хулиганкой.       — Ладно! Только потише, — процедила она.       — Вот и умница.       Обе устроились поудобнее. Мииоко сжала бокал, делая маленькие глотки, в то время как Нобаро не отрывала от неё взгляда, выжидая. Та решала стоит ли говорить всё. Ведь сделка с Годжо должна была остаться между ними. Только они. Только контракт.       Но она устала. Устала молчать. Этот груз давил ей на плечи, душил и выматывал. Ей нужен был кто-то, кто не осудит. Кто просто поймёт.       Мииоко глубоко вздохнула и, словно на пижамной вечеринке, начала говорить:       — Мы заключили сделку. Я выхожу за него замуж, отдаю часть акций и помогаю взять под контроль фирму моего отца. Взамен он закрывает глаза на моё прошлое. Настоящее. И даже будущее. Для всех мы — идеальная пара. Но по факту — просто партнёры. Один год брака. Потом — развод и моя девичья фамилия.       Она сделала глоток. На языке осталась горечь, совсем не коктейльная. Оказалось, говорить об этом вслух больнее, чем она думала. Потому что правда была в том, что… она никому не нужна. Только инструмент, и ничего более.       — Подожди... что? — только теперь Нобаро осознала всё сказанное. Сильная, дерзкая Мииоко и такая сделка? Избавиться от отца и… двух «привычек» ценой собственного будущего?       — А ты ему рассказала о... ну, о Юджи понятно, он же твой официальный парень, — она нервно хихикнула, — но Сукуна? Он знает?       — Ему не нужно было рассказывать, — отрезала Мииоко. — Он сам понял. Годжо не мальчишка вроде Юджи. Он — хищник. Как Рёмен. Он всё просчитывает. И манипулировать им невозможно.       У Нобаро по спине пробежал холодок. В её глазах впервые за вечер появилась настоящая тревога.       — Но... — она наклонилась ближе, понизив голос, — ты не всё сказала. Уверена. Просто так такие сделки не заключают. Что ещё?       Нобаро всегда была проницательной. Весёлый вид — ширма. Под ней скрывалась наблюдательность и холодная логика. Мииоко втайне завидовала ей. Хотела быть такой же. Уверенной. Независимой.       — У Годжо были свои условия, — Мииоко отвела взгляд. — У меня всего девять процентов акций. Этого мало. У отца — почти всё, остальное поделено между Мегуми и Сукуной. Я — никто. Даже с договором. Поэтому...       Она тяжело сглотнула и посмотрела на подругу.       — Он хочет ребёнка. От меня.       Пауза. Тишина, в которой не слышно было даже шумного зала. Нобаро смотрела на Мииоко с открытым ртом, сдерживая нарастающий гнев. Всё это казалось слишком запутанным: проценты, акции, давление отца, Сукуна, Сатору… и теперь ещё ребёнок. Картинка никак не складывалась.       — Извини, но что за «Санта-Барбара»? Что вообще происходит? И причём тут ребёнок? Мииоко, ты в своём уме? Это того не стоит.       — Погоди, — тихо, почти ласково, но с дрожью в голосе, прервала её Мииоко. Она схватила ладонь подруги, словно это был последний якорь в шторме, и сжала её крепче, чем собиралась. — Если не Сатору, будет кто-то другой. Отец не остановится. Он просто… использует меня, чтобы удержать власть в городе. Ему плевать на мои чувства.       Она сделала резкий вдох, будто боялась, что следующий выдох её разоблачит.       — Нобаро… он меня ненавидит.       Слова прозвучали тихо, но в них было столько боли, что Нобаро замолчала. Мииоко опустила взгляд на стол, избегая встречи с сочувствием в её глазах. Сердце колотилось слишком быстро. Под ложечкой всё сжималось, как перед падением.       — Тогда сбеги, — прошептала Нобаро.       — Куда? — голос Мииоко дрогнул, и она подняла на подругу взгляд, полный отчаяния. — Куда, Нобаро?       Она слегка наклонилась вперёд, будто эти слова были слишком тяжелыми, чтобы произнести их, сидя прямо.       — Он найдёт меня везде. В любой стране, в любой дыре, в любом имени. Пока он жив — у меня нет шансов на новую жизнь. — Пальцы судорожно сжали край стола. — Никаких.       Пауза. Мииоко резко сглотнула, будто во рту пересохло, и провела рукой по шее, словно пыталась сорвать с себя тугой ошейник.       — А Сукуна? — с надеждой спросила Нобаро.       Мииоко усмехнулась. Коротко. Горько. Как будто этот вопрос был шуткой, которую она слышит слишком часто, чтобы смеяться искренне.       — Он не пойдёт против отца.       Он никогда не пойдёт против него. Даже ради меня. Особенно ради меня.       Горькая правда врезалась в сердце. Сукуна — не союзник. Ни он, ни Юджи, ни Мегуми. Никто не пойдёт против Тоджи. Единственный шанс — Годжо.       — Но ребёнок... — Нобаро пыталась убедить подругу. — Ты говорила — всего год. А потом? Как одна с ребёнком? Тебе всего восемнадцать.       — Нобаро, — прервала Мииоко, — ребёнок останется с Годжо. Это гарантия его власти. Он будет наследником двух семей, хозяином империи. Мне нужно продержаться год — и свобода.       — Ты серьёзно? — Нобаро не могла поверить в то, что слышит. — Мы говорим о живом ребёнке! Ты просто так оставишь его? Ты представляешь, что с ним будет?       Мииоко не сразу ответила. В груди всё горело от напряжения, будто в неё воткнули раскалённую иглу. Она посмотрела на Нобаро, но не видела подругу — лишь отражение чужого осуждения. Сердце колотилось в бешеном ритме, пальцы дрожали. Но слова были ледяны.       — Мне всё равно, — отчеканила она, отпуская руку подруги. — Даже если его запрут и изолируют — мне всё равно.       Она медленно встала, не сводя взгляда с поверхности стола, будто пытаясь зацепиться за реальность.       Я устала быть пешкой.       Устала играть по чужим правилам. Устала молчать и терпеть.       Мииоко взяла сумку и резко закинула ремешок на плечо, хотя пальцы предательски дрожали.       — Я просто хочу пожить для себя. И пойду на это ради свободы, — голос сорвался на дыхание. — Я её заслужила. Не смотри на меня так. Я не сумасшедшая.       Она развернулась и зашагала прочь, стуча каблуками по паркету. Ни разу не обернулась.       Если я останусь — меня сломают. А если уйду — может, хоть выживу.       Нобаро осталась одна, сидя в тишине, наполненной эхом ухода. Она смотрела на опустевшее место напротив и никак не могла поверить, что это была та самая Мииоко. Смелая, яркая, живая. Теперь — сломленная. Заблудшая душа, сбившаяся с пути.       Она горит изнутри, а Нобаро даже не знает, как потушить этот пожар…       Официант подошёл к ней, и Нобаро, не глядя, заказала ещё один бокал игристого.       — Чёрт… — пробормотала она, опрокидывая в себя вино. — Что теперь делать?       Растерянная, она нащупала в сумочке телефон, разблокировала экран и без колебаний нашла нужный контакт — «Любимый». Нажала вызов и поднесла телефон к уху.       Если кто и может их вытащить — то только он.       Хотя знакомы они были всего пару недель, Хироми внушал доверие. Уверенный, спокойный, с холодной логикой и сильной хваткой мужчина, на которого можно опереться. Высокий, черноволосый, адвокат с безупречной репутацией. И главное — умел слушать и не задавал лишних вопросов.       — Алло, Хироми? — её голос был мягким, но в нём звучала тревога.       Она знала — всё только начинается.