Автограф

Еще на этапе подписания контракта Ризли знал, что карьера айдола подразумевает наличие как искренних и доброжелательных фанатов, так и тех, которые слишком одержимы. Увлечение, граничащее с помешательством. Однако отображающееся на экране число двухсот звонков за день слишком громко твердило, что к такому Ризли уж точно не был готов. Блокировка звонившего была бесполезной — звонки продолжались с новых номеров. Ризли сталкивался с этим далеко не впервые: фанаты не раз находили неведомые способы узнать его номер. Но в этот раз звонивший был слишком настойчивым, и кроме того, звонки сопровождались сообщениями с жутковатым содержанием — от настойчивых признаний в любви до угроз насилием, если айдол не ответит. Ризли был настолько раздражён, что с радостью бы ответил на звонок, ознакомив неугомонного поклонника с содержанием своего необычайно богатого словарного запаса. Но слышать томное дыхание незнакомца в трубку Ризли не очень-то хотел, как и сталкиваться с последствиями появления своей пламенной речи в Интернете. На тот момент Ризли не соединил мысленно две точки: настойчивость в звонках и знание номера телефона может подразумевать и знание его местоположения. Поэтому публичная утечка его фотографий — во время недавних прогулок или утренней пробежки — стала неожиданной.  Фотографии были размещены в Твиттер-аккаунте, который за пару часов набрал сумасшедшее число подписчиков. Помимо фотографий, сделанных исподтишка, аккаунт размещал краткие твиты о том, чем Ризли занимался на протяжении дня, упоминая очень напрягающие подробности — вплоть до того, чем он питался и в какие магазины заходил. Стоит ли говорить, что все жалобы на аккаунты были безрезультатными? Этот человек, кем бы он ни был, следил за ним и вмешивался в границы личного пространства. Каким образом ему удавалось следить настолько незаметно, не вызывая подозрений ни у персонала агентства, ни у Ризли? Ризли всегда славился стрессоустойчивостью, но нахождение под вечным прицелом чужой камеры смогло вывести из душевного равновесия даже его. Что сталкер собирался делать дальше, зная такие данные?  Вариант с тем, что на него кто-то нападет, был маловероятен — хотя бы потому, что потенциальный нападавший вряд ли сможет сравниться с Ризли в силе. Но существовали более изощренные методы навредить айдолу, не пуская в ход кулаки. Например, распространить ложные слухи, запятнав репутацию: Ризли был хорошо наслышан о ложных обвинениях, после которых айдола могли исключить из группы, не проводя никакого расследования для проверки, соответствуют ли слухи правде.  Однажды его уже пытались обвинить в том, что его шрамы — последствия участия в жестокой драке в школьные годы. А насилие, как известно, не приветствуется в индустрии идеализированных кумиров, сошедших с глянцевых обложек.  Благо, в тот раз конфликт быстро замяли, потому что появилась более интересная тема для обсуждения — предполагаемый алкоголизм Венти, участника всемирно известного бойзбенда 4NEMO. До сих пор неизвестно, были видео с ним в пьяном состоянии постановочными или настоящими, но после того конфликта имя Венти ещё долго не сходило с уст всех, кто был хотя бы немного наслышан об айдолах. — Я понимаю твои опасения. Полиция постарается найти сталкера, но вряд ли будут приняты какие-либо меры, пока на тебя не совершили покушение. Мы можем подать иск в суд, — делает взвешенный вывод Клоринда, менеджер группы, после того, как Ризли делится произошедшим за последние несколько дней. «Нет тела, нет дела»? Какие «утешающие» слова. Клоринда делает еще один глоток свежесваренного кофе, пока Ризли скучающе рассматривает неразобранные папки и листы с заметками в её кабинете. Она, как и обычно, слишком занята организацией встреч и мероприятий для айдолов их агентства, и на беспокойства Ризли реагирует неохотно.  Ризли понимает её нежелание разбираться с этим — сейчас даже раздражающие нескончаемые предложения Чайльда насчёт спарринга кажутся мечтой. Головная боль после удара в тренировочном бою намного лучше, чем после разборок насчёт помешанного сталкера. — Я не собираюсь оставлять это просто так, — вымученно протягивает Ризли, застёгивая на своём запястье один из серебряных браслетов с шипами. Браслеты были надеты поверх перчаток без пальцев, которые Ризли практически никогда не снимал. — Будь моя воля, я бы подал в суд не только на этого человека, но и на некоторых фанатов, которые видят во мне лишь объект для их извращенных фантазий. — Не то чтобы у них не было поводов для этого, если посмотреть на твои видео с тренировок, — холодно отвечает Клоринда, не отрываясь от поиска чего-то в одной из папок. — Только не говори, что тоже не можешь отвести от меня взгляд на тренировках, — поддевает её Ризли.  Клоринда слишком заметно морщится, но никак не комментирует это.  — В любом случае, для составления иска необходима беседа с грамотным юристом. Будет тяжело втиснуть её в твой плотный график. Поэтому я могу заняться этим без тебя. — Не забывай, что речь идёт о моих личных данных — как я могу не участвовать в этом? — Ризли недовольно скрещивает руки на груди, после чего пару секунд задумчиво смотрит в одну точку, чувствуя, что у него появилась внезапная мысль. Настолько приятная, что ему захотелось поскорее её озвучить. — К тому же. У меня есть один юрист на примете. — Юрист? — Знакомый, который очень давно вытащил меня из передряги. И сейчас он дослужился до очень высокой должности. Несмотря на то, что Ризли с лёгкостью придаёт голосу уверенную интонацию, у него остаются сомнения, насколько правдоподобно это звучит. Клоринда может задать ему сотню вопросов — что за передряга, которую Ризли ни разу не упоминал до этого, и почему он точно уверен в компетентности этого юриста. И Ризли не уверен, что в ответ на все эти вопросы сможет быстро выдумать правдоподобную ложь. — И ты говоришь об этом только сейчас? — но Клоринда, кажется, не ставит его слова под сомнение, тщательно нацарапывая ручкой что-то в своем планере. — Недавно мне пришлось разбираться со сложным спором насчет авторских прав на песню, и твои «связи», о которых ты до этого никогда не упоминал, были бы весьма кстати.  Её недовольство прерывается внезапным звонком, на который она без промедлений отвечает, давая Ризли немного времени на раздумья о том, к чему может привести его внезапная авантюра.  — Навия? Да, я просила перезвонить. Что насчёт нашей встречи послезавтра? Эта Навия, кем бы она ни была, точно умела подгадать момент, когда нужно позвонить. Судя по обрывкам разговора, который Ризли отчасти слышит, Клоринду сейчас больше заботит то, что ей некуда впихнуть в своё расписание встречу с Навией, фотографом, специализирующемся на фоторепортажах для мероприятий. Скоро состоится ежегодная церемония награждения, во время которой Клоринда будет занята подготовкой к мероприятию. В условиях такой нагрузки внезапное появление у Ризли знакомого юриста из ниоткуда не вызовет никаких сомнений. Пользуясь моментом, Ризли бросает мимолётный взгляд на себя в зеркало: славно, укладка ничуть не потеряла форму после недавней тренировки. Теперь, когда одержимый фанат (или не фанат, Ризли уже ни в чем не был уверен) ходит за ним по пятам, нужно еще больше следить за внешним видом.  Всё-таки, это важная составляющая работы айдола — получаться удачно даже на неудачных фото. — Извиняюсь, — Клоринда снова обращается к Ризли, закончив разговор. — Присылай номер юриста, я назначу встречу, на которую мы пойдём с тобой вдвоём. Ризли кивает, смахивая с экрана блокировки уведомления о новых пропущенных звонках от неизвестного номера. Надо же, его негласный преследователь не собирается останавливаться. Может, он будет преследовать его и в суде, облегчив государственным органам задачу по поимке? На пару секунд Ризли заглядывает в переписку с тем контактом, который собирается отправить Клоринде, после чего едва заметно улыбается, пролистав последние сообщения. Несмотря на контроль со стороны агентства, оставались вещи, находившиеся за пределами контракта. Личная жизнь — то, что ни у кого пока не получалось полностью регламентировать. Может, в антиутопичном будущем агентство и начнет наказывать айдолов за мыслепреступления, но сейчас Ризли мог довольствоваться небольшим количеством свободы. Всё началось полгода назад, когда через некоторое время после встречи в гримёрке Ризли получил объемное сообщение от Невиллета в популярном мессенджере CappuccinoTalk. Нёвиллет, очевидно, запомнил его номер после того, как Ризли позвонил, пригласив на автограф-сессию. И никакое изобилие канцелярских формулировок и чётко выстроенная аккуратная речь не помешали Ризли заметить, насколько тот волновался, предлагая переписываться время от времени. В тот вечер Ризли согласился. За всю недолгую карьеру это был его первый опыт длительного общения с фанатом и Ризли не имел понятия, куда это приведёт. Во всех сообщениях Нёвиллета чувствовались несоизмеримое уважение и заметная дистанция, а не бесконтрольное головокружительное восхищение, характерное для фанатов. Неизвестно, откуда у Нёвиллета взялась сверхъестественная способность понимать, когда настроение Ризли балансирует между гневом и бессилием, но каждый раз он неведомым образом мог выцепить эти изменения — из постов в Инстаграме, из видео с шоу или из очередной Комнаты Ризли. И в самые дерьмовые дни, когда струны дребезжали из-за неаккуратных ударов пальцами по ним в попытках выдрать подходящие звуки, а все придуманные строчки песен казались вывернутыми наизнанку, сплошь вторичными и клишированными, Нёвиллет писал ему. Писал нечто настолько успокаивающее, что Ризли невольно расслаблялся. За эти полгода популярность Nuit Rouge выросла до огромных масштабов. Высокие продажи альбомов, частые концертные туры, приглашения на всемирно известные шоу — и задранная до невозможности планка. Увеличивающееся количество фанатов было пропорционально количеству требований и претензий. «Уже видели новый камбэк Nuit Rouge? Не на их уровне, я ожидала большего!» «Слабовато, но мне как-то всё равно Я здесь только ради Арлекино» «звучит неплохо, но!! чего-то не хватает… послушаю пару раз, но на повторе будут стоять всегда только их первые треки» Они ночевали в студии, перебирали невозможное количество идей, думали о подходящем звучании, перезаписывали вокал, пока он не станет звучать идеально — чтобы получить усреднённую реакцию в виде «могло быть и лучше». Ризли был слишком опьянен первоначальным успехом и думал, что так будет и дальше. Но чем больше становилась аудитория группы, тем более скованным он себя чувствовал. Изначальный замысел «делать ту музыку, которая нравится» превратился в «угождать ожиданиям аудитории и не сметь их подвести».  Иногда Ризли начинало казаться, что у них не осталось ничего, кроме этих бесконечных ожиданий. «Ризли, конечно, горяч, но его рэп и песни под его авторством в последнее время всё слабее, будто он не особо старается. Он думает, что привлекательной внешности и тела достаточно? Зачитал рэп под фанеру, разделся на сцене, кинул рубашку в толпу под крики фанаток и «моя работа на этом закончена»? Я пришёл в фандом ради песен, и мне крайне неприятно видеть от него такое пренебрежительное отношение к музыкальной составляющей. Быть просто красивым и харизматичным недостаточно. Не можешь в музыку — иди в модели. Есть столько талантливых недооценённых айдолов, а действительно популярными по итогу становятся люди без таланта» Чёрт возьми, Ризли отрабатывал рэп каждую свободную минуту и нанял себе учителя по рэпу с многолетним опытом, чтобы многие успели его заклеймить как «того, кто вытягивает только внешностью». Раньше он регулярно находил время на перерывы на чай и прогулки с Цербером, не вкладываясь так сильно, но всё равно получал в основном только приятные слова от публики. А сейчас сократил время отдыха до невозможности, полностью посвятив себя сцене, и периодически работал настолько много, что мог не съесть за день практически ничего.  Но да, конечно, он мог постараться побольше. Критикам лучше знать. Арлекино и Чайльду тоже приходилось несладко. Про Чайльда всё чаще писали, что он «лениво танцует для человека на позиции главного танцора», а про Арлекино — что она выглядит «слишком не женственно», «не соответствует стандартам красоты» и «ведёт себя мужественнее, чем Чайльд и Ризли вместе взятые».  Стараний всегда было недостаточно. Те песни, которые бы разорвали все чарты, если бы вышли полгода-год назад, теперь встречались с реакцией «ну, сойдёт». Приятного отклика они получали не меньше, и адекватная часть фанатского сообщества помогала держаться и не выгореть окончательно. Но факт оставался фактом: в основном люди теперь ждали  от них только хитов, как в начале карьеры. И если уж говорить совсем уж прямолинейно: Ризли конкретно задолбался. Мог ли он показать это публично или дать намёк на это? Конечно же нет.  Он мог выместить своё раздражение только через тексты, и провокационные насмешки над хейтерами стали чаще мелькать в песнях — особенно в недавно вышедшей «WOLFGANG», которая порвала все музыкальные рейтинги и эго хейтеров. Но с Нёвиллетом всё было по-другому. Нёвиллет — всегда уместный, не ставящий ожиданий и с нежностью говорящий о любых выступлениях. Всегда подбирающий именно те слова, в которых Ризли нуждался. «Мне показалось, что сегодня тебе нездоровилось — может, стоило перенести трансляцию? Пожалуйста, не забывай позаботиться о себе. Твоё здоровье важнее ожиданий фанатов». «Я не смог попасть на последний концерт из-за работы, но хотел бы поблагодарить за впечатляющее выступление. Время будто замедлилось, когда я смотрел запись концерта, и я не мог оторваться от экрана ни на секунду. Ты так талантлив». «Я изучил все тексты песен, написанных тобой, в новом альбоме, и некоторые из них показались мне очень личными. Часто упоминалось «одиночество в толпе». Возможно, это чувство тебе знакомо?» «Пожалуйста, постарайся не переживать из-за шквала негатива в последнее время. Ты не способен написать плохую или среднюю песню. Для любого творчества нормальны падения и взлёты. Ты никогда меня не разочаруешь». Ризли так и не смог привыкнуть к своей популярности и её негативным последствиям. Но Нёвиллет был самым позитивным последствием из возможных. Он заставлял почувствовать себя так, будто Ризли снова находился на начальном этапе карьеры, когда аудитория была маленькой, но такой уютной и понимающей. Когда люди видели его настоящий характер, а не коверкали до невозможности, беря во внимание только внешность и игнорируя то, что Ризли вовсе не грубое неотёсанное нечто, каким он часто становился в представлениях фанатов.  И кроме этого, Нёвиллет заставлял почувствовать то, что определённо не стоило чувствовать в соответствии с условиями контракта. Ризли всегда отвечал ему той же теплотой, не упуская возможности отпустить пару шуток — про то, что при следующей встрече Нёвиллету никак не улизнуть от совместных танцев под хореографию их песни. Или про то, что Ризли заставит его надеть наручники, которые на айдола нацепили во время одной из фотосессий — чтобы Нёвиллет понял всю палитру неудобств, когда они так плотно прилегают к коже, оставляя следы. А ещё упоминал, что Церберу бы Нёвиллет точно понравился — всё-таки, характером пёсик пошёл в Ризли.  Иногда хотелось перешагнуть черту, отбросив немного формальный тон переписки. Заглянуть за ширму личности Нёвиллета, которую тот никогда не приоткрывал. Как у него получалось быть таким загадочным и никогда не упоминать о себе ни единой детали?  За полгода общения единственным, что получилось из него вытянуть, стало селфи, после которого Ризли ещё долго не мог оторваться от экрана. Оно не выглядело, как те спонтанные селфи, которые Ризли выкладывал в Инстаграм почти ежедневно. Будто было частью полноценной фотосессии — настолько выверенными были свет, ракурс, настолько сочетались цвета и… Настолько восхитительным был Нёвиллет. Рассматривая его, Ризли чувствовал себя слишком вдохновлённым. Обычно в песнях он использовал прямолинейные выражения без двойных смыслов, но при виде Нёвиллета хотелось подобрать сотни изящных метафор — о таинственности холодного взгляда, об утончённости аккуратных черт и ещё куча всего такого заковыристого, на что у Ризли не хватило бы фантазии, так как «возвышенные выражения» у него шли очень туго.  Нёвиллет словно выходил за границы его понимания. И об этом человеке, который постоянно находил способы сделать его счастливым, Ризли до сих пор ничего не знал. Он долго искал возможность исправить это небольшой встречей, но плотный график становился серьезным препятствием. Не говоря уже о том, что у айдолов было не так много возможностей посещать публичные места по своей воле без разрешения менеджера. Пусть сейчас Ризли и был раздражён из-за разборок с непонятным сталкером, одновременно он чувствовал воодушевление. Этот способ увидеть Нёвиллета появился совершенно случайно, но как же он был удобен. Никаких лишних вопросов — всего лишь необходимость, появившаяся из-за навязчивых преследований. В диалоге вскоре появляется спонтанно написанное сообщение:

Знаю, тебе сейчас не до этого и ты скорее всего занят в очередном процессе

Но по возможности не пропусти звонок от моего менеджера

Я был бы очень благодарен, если бы ты согласился предоставить мне небольшую юридическую консультацию

*** Было ошибкой надевать большое количество цепей и металлических браслетов перед визитом в суд, как и напульсник с шипами. Если Ризли казалось это отличной идеей, то охранники с металлоискателями на входе считали иначе. Нужно было поскорее нацепить аксессуары обратно, не опоздав на юридическую консультацию. Клоринда лишь молчаливо вздыхает, сдержав смешок и сделав вид, что ей намного интереснее рассматривать помещение суда, чем наблюдать за попытками Ризли воссоздать прежний эффектный образ. — Вижу, как тебе смешно, — хмыкает Ризли. — Могла бы помочь. — Ризли, это деловая встреча, после которой не запланировано никаких выступлений. Ты мог бы надеть строгий костюм, как я, и обошлось бы без лишних мучений. — Строгий костюм? Я? Серьёзно? — Хорошо, — Клоринда закатывает глаза. — Ты мог хотя бы надеть приличную рубашку без вырезов. Или ты думаешь, что участники судебных заседаний, которые стоят в коридоре, тоже втайне твои фанаты и расстроятся, что их любимый айдол впервые выглядит подобающе? Ризли очень хочется сказать в ответ на эти колкие замечания «Если тебя это так смущает — не смотри», но в ту же секунду он удовлетворённо замечает, что с аксессуарами покончено, и можно приступать к бесцельному блужданию по огромному зданию суда в попытках найти оговоренный кабинет.  Да, он мог надеть обычные мешковатые брюки, объемную футболку и маску, закрывающую нижнюю часть лица — привычный образ, который использовался для путешествий на самолёте и помогал смешаться с толпой без привлечения лишнего внимания. И да, встреча была самой что ни на есть деловой, о чём неукоснительно напоминало внутреннее убранство суда, воплощённое в оттенках строгости и величия. Но Ризли хорошо помнил, на кого собирался произвести впечатление. Упускать такую возможность? Уж точно не сегодня. Когда они проходят в нужный кабинет, найдя его не без помощи секретаря, Ризли мысленно отмечает, что авторитет хозяина кабинета заметен сразу же. Массивный стол из тёмного дерева; окно, отдалённо напоминающее витражное; высокие шкафы, заполненные доверху томами дел, на которых Ризли замечает названия статей, указывающие на преступления. Значит, уголовные. Но плотно сшитые тома уголовных дел не могут сравниться с тем, как выглядят сшитые по фигуре брюки Нёвиллета на высокой посадке. Широкие рукава его рубашки свободно струятся, словно незапятнанная невесомая материя, а на тонких длинных пальцах сверкают серебряные кольца. Ризли неинтересны ровные линии букв на документах, но ровные линии ключиц Нёвиллета он усердно старается рассмотреть, насколько это позволяет небольшой вырез на его изящной рубашке.  Неужели Нёвиллет тоже приоделся ради сегодняшней встречи? После небольшого обмена формальностями и уточнений Клоринды насчет того, точно ли небольшая консультация не помешает графику Верховного судьи, тот вежливо показывает на кресла, обитые мягкой тканью. Затем Клоринда передаёт Нёвиллету папку с бумагами, в которых отражены детали преследований и доказательства из социальных сетей. — Резюмируя: у Вас достаточно весомых доказательства нарушения личной неприкосновенности, но все они будут иметь юридическую силу лишь после нотариального удостоверения, — делает вывод Невиллет после того, как Клоринда пересказывает краткую сводку с подробностями преследований.  — Не могли бы Вы подробнее объяснить, как заверяются такие доказательства? — спрашивает Ризли после долгих и не совсем понятных разъяснений особенностей правовой процедуры. Естественно, он мог не зацикливаться на этом и взвалить бюрократические моменты на персонал агентства. Но ему хотелось задавать любые вопросы, даже самые идиотские и очевидные. Просто чтобы услышать, как Нёвиллет отвечает на них. Услышать, как звучит его твёрдый уверенный голос, когда он скрупулёзно раскладывает по полочкам нюансы законодательства. Сейчас это — единственный возможный инструмент, чтобы немного больше узнать своего фаната. — Эта процедура очень безопасная и не приведёт к краже личных данных. Будет нагляднее отобразить это в виде схемы, — ровные строки убористого почерка покрывают страницу, после чего Нёвиллет передаёт документ. Когда Ризли опускает свой взгляд на написанное, помимо многочисленных пунктов он замечает внизу небольшую надпись. «Я очень счастлив встретиться с тобой снова. Спасибо, что постарался организовать эту встречу. Надеюсь, тебе не слишком тяжело сейчас из-за сталкера». Прочтение этой надписи заставляет на несколько секунд забыть о том, в каком месте и обстановке они находятся. Чёрт возьми, Нёвиллет, незаконно писать такое при свидетелях. Прежде, чем Клоринда успевает попросить дать ей ознакомиться со схемой или пододвинуться, заглянув в бумагу, Ризли быстро проговаривает: — Видите ли, в контракте, который я заключил с агентством, были оговорены некоторые ограничения насчёт передачи личных данных, которые могут послужить доказательствами. Секунду, изложу это на бумаге — на словах звучит слишком скомканно. Внизу схемы появляются витиеватые буквы, после которых Ризли добавляет мелким почерком «Рад видеть тебя не меньше. Узнал, какой парфюм я сегодня использовал?», передавая документ Нёвиллету. Нёвиллет пробегается по написанному — его взгляд нечитаем. Ризли с удовольствием замечает, что один участок бумаги он разглядывает дольше, чем остальные, и всё-таки выражение лица остаётся прежним. — Полагаю, в моих объяснениях было недостаточно конкретики, — Нёвиллет поспешно комкает лист бумаги и выбрасывает его в ближайшую мусорку.  Ризли не может удержаться от краткой улыбки: что ж, улики уничтожены. Ни одного вещдока. Увы, Клоринда, твоя возможность узнать об этой небольшой конспирации безнадежно упущена.  А ведь притвориться непробиваемо недогадливым звучит как отличный план. — В юридической сфере я не силён, — пожимает плечами Ризли, замечая на себе острый взгляд Клоринды, намекающий на «не своевольничай». — На примерах будет понятнее. Чем подробнее, тем лучше. — Если у Вас есть необходимость в настолько детализированной консультации, вынужден предупредить, что будет тяжело уместить это в часовую встречу. Для подробного рассмотрения всех аспектов понадобится по меньшей мере три часа, — подытоживает Нёвиллет с таким хмурым взглядом, будто это обстоятельство его всерьёз тяготит и отвлекает от выполнения дел первостепенной важности.  Ризли крепко сжимает зубы. Будет очень плохо, если он засмеётся прямо сейчас.  Но серьёзно, Нёвиллет? Ты так старательно делаешь вид, что совершенно не заинтересован в сегодняшней встрече?  — Мы заплатим за дополнительное время, если потребуется, — вмешивается в разговор Клоринда. — Проблема в том, что у меня нет возможности проводить такие длительные консультации, тем более сегодня. После нашей встречи у меня запланировано судебное заседание. Я мог бы предложить три консультации в разные дни, если Вам это будет удобно. Ризли не знает, было это произнесено намеренно или в рамках соблюдения осточертевшей деловой этики, но эта идея ему определённо нравится. — Удобно, — моментально выдаёт он, замечая на себе недовольный взгляд Клоринды. — Нет, Ризли, — шёпотом бросает ему Клоринда, сразу же поворачиваясь к Нёвиллету. — Господин Верховный судья, это будет проблематично, учитывая усердную работу над новым альбомом и… — Не беспокойся об этом, Клоринда, — перебивает её Ризли, немного повышая тон. — И учитывай, что у меня не получится продуктивно работать, не разобравшись со сталкером. Для меня это тоже тот ещё стресс, знаешь — чувствовать, что абсолютно каждое моё действие через пару часов станет достоянием общественности. — При всём понимании Вашей загруженности, я бы настоятельно рекомендовал принимать во внимание психологическое состояние айдола, — кивает Нёвиллет. — Могу заверить, что консультаций будет достаточно для разрешения проблемы в кратчайшие сроки. — В таком случае — три консультации, — соглашается Клоринда больше вынужденно, чем по своему желанию. Ризли мимолётно пересекается с Нёвиллетом взглядом, не замечая никаких следов эмоций. Сейчас они ничем не отличались от двух заговорщиков, безумно наслаждавшихся общей тайной. Ризли не сомневался, что Нёвиллет наслаждался этим не меньше несмотря на то, что умело держал лицо. И необходимость скрывать основную цель встреч подстёгивала и обостряла интерес ещё больше. Одно наблюдение за Нёвиллетом в такой обстановке неизбежно заставляло думать не об этих дотошных бюрократических сложностях — оно заставляло генерировать остроумные (возможно, только по мнению Ризли) комплименты наподобие «Ты, конечно, не суд, но мои требования тоже удовлетворяешь» или «Если бы ты решил совершить преступление, то я попросил бы, чтобы ты оставил на моём теле как можно больше отпечатков пальцев». Между прочим, звучало вполне неплохо в качестве идеи для текста одной из следующих песен. Но в присутствии Клоринды максимум, на что способен Ризли — красноречивые взгляды, которые Нёвиллет не замечал (или старательно делал вид, что не замечает). Ризли был доволен уже тем, что мог наблюдать за Нёвиллетом — не нерешительным и излишне осторожным, как в первую встречу, а имеющим полный контроль над ситуацией. У Нёвиллета великолепные навыки самоконтроля, но наедине с Ризли он был таким потерянным… Интересное наблюдение. Когда встреча подходит к концу, Ризли быстро советуется с Клориндой, после чего передаёт Нёвиллету ещё одну увесистую папку с документами: — Я распечатал некоторые из сообщений сталкера. Может, эти сообщения подпадают под ещё какие-нибудь интересные статейки. У нас же есть уголовная ответственность за угрозу жизни? Краем уха слышал. — Если есть основания опасаться этой угрозы, то это действительно подпадает под, как Вы выразились, «интересную статейку». Я ознакомлюсь с сообщениями, — дежурным сухим тоном отвечает Нёвиллет. Но о том, что в папке помимо документов ютился запакованный диск с соло-песней Ризли, только недавно анонсированной и ранее не выкладывавшейся публично, Нёвиллет узнает уже позже. Как и о том, что на коробке диска почерком Ризли было выведено имя Нёвиллета — и это обстоятельство стало причиной того, что впервые за всю свою карьеру он чуть не опоздал на судебное заседание, стараясь внимательнее рассмотреть диск. *** Три юридические консультации. Нёвиллет узнал об аккаунте, на котором выкладывались мельчайшие подробности личной жизни Ризли, в первые часы после его создания. Несмотря на то, что он сразу же инстинктивно дал оценку противоправности этих действий, все мысли были о другом. В каком состоянии находился Ризли, когда его повседневность была обнажена перед неопределенным кругом лиц? Айдолы не должны сталкиваться с таким. Это омерзительно, и виновный должен понести немедленное наказание в соответствии с санкциями законодательства. И одним возмещением морального ущерба сталкеру не отделаться. Однако на тот момент Нёвиллет не мог предположить, что именно он поспособствует наказанию для виновного. Подготовленная нормативная база была настолько прочной, что Ризли с твёрдой гарантией мог рассчитывать на разрешение дела в свою пользу. Но несмотря на тщательный подход к данному юридическому вопросу, каждый раз перед консультациями Нёвиллета волновали вопросы отнюдь не юридические. Уместно ли выглядят стрелки? Может, стоило надеть другую рубашку? Или тщательнее уложить причёску, проснувшись пораньше? Нёвиллет старался отогнать эти размышления. Не имело значения, как он выглядит — от него зависело только то, получит ли Ризли качественную юридическую помощь. Во время каждой из встреч он относился к Ризли, как к очередному участнику судебного процесса, ожидающему вынесения беспристрастного приговора. И только после, вернувшись домой, давал волю эмоциям. Немыслимо, чтобы у Нёвиллета снова появилась возможность поговорить с Ризли и увидеть его так близко. Не на протяжении нескольких минут, как в прошлый раз, а на протяжении трёх часов.  Немыслимо, что сегодняшняя встреча была последней из трёх. С приготовлениями было закончено. Оставалось только несколько раз перепроверить подготовленные документы перед встречей в попытках абстрагироваться от того, кем для него является Ризли в самую первую очередь. Когда наступает обозначенное время, Ризли заявляется в кабинет так резко, словно внезапный ураган — без стука и без предварительного предупреждения секретаря. Нёвиллет не может сдержать искреннее удивление, не увидев Клоринду рядом с ним, и задаёт закономерный вопрос: — Ваш менеджер опаздывает? Стоит подождать? Ризли присаживается напротив него, закидывая одну ногу на другую. Весь деловой тон встречи сразу сбивается, когда он сидит так расслабленно и вольготно, а на его губах играет хитрая улыбка. Нёвиллет ненадолго задерживает восхищённый взгляд на его берцах с заклёпками на высоких каблуках, которые можно было хорошо рассмотреть в такой позе.  — Она не смогла прийти. Завтра церемония награждения, и многие организационные моменты на ней. Сегодня только мы вдвоём.  Нёвиллет некоторое время молчит. Пробегается взглядом по интерьеру кабинета, чтобы скрыть то, насколько ему хотелось безотрывно смотреть на Ризли, выглядящего намного лучше, чем на любой из фотографий. Кажется, Нёвиллет больше не контролировал события в собственном кабинете. Почему он только сейчас узнал о том, что Ризли придёт без менеджера? Если бы он узнал об этом заранее, то подготовил бы список из десятка тем для обсуждения и заранее заготовил бы сотню фраз для диалога. Потратил бы часы, чтобы выбрать именно те темы, на которые Ризли бы захотел поговорить. А сейчас он чувствовал себя полностью онемевшим из-за неожиданности — как словесно, так и физически. — Что-то не так? Мы можем обсудить очередные юридические тонкости, если тебе настолько неловко находиться со мной наедине, — Ризли опирается локтями на стол, уставившись на Нёвиллета в упор. — И я даже могу снова притвориться, что ничего не понимаю. Пристальный взгляд заставляет утерять контроль над собой. — Мне не… — голос Нёвиллета не повинуется ему, становясь отрывистым. — Не неловко. — Заметно, — Ризли усмехается, откидываясь на спинку кресла. — Но надеюсь, ты сможешь вытерпеть меня на протяжении часа. — Вовсе не «вытерпеть», — медленно проговаривает Нёвиллет, с ещё большим смятением замечая, что руки начинают немного подрагивать. Почему он, годами усердной работы наученный самообладанию, не мог скрыть ни эмоции, ни телесную реакцию? Возможно, всему причиной сильная радость из-за возможности поговорить снова — приятное волнение возрастало с каждой секундой. Но о чём он мог поговорить с любимым айдолом?  Может, сесть прямо сейчас и досконально разобрать подготовленные документы — неплохая идея, потому что с юридическими нагромождёнными формулировками у него ладится намного лучше, чем с обычной человеческой коммуникацией. Но Ризли на его социальную неловкость никак не реагирует, ведя диалог за двоих так расслабленно, словно проводит очередную трансляцию или общается с многотысячной аудиторией на своём концерте: — Как думаешь, сталкер уже установил скрытые камеры внутри этого кабинета? Поздороваться с ним хочу, — Ризли разглядывает потолки кабинета с насмешкой, будто бы всерьёз ищет камеры. — Его бы не пропустили на входе. К тому же, вряд ли его заинтересует юридическая консультация, — отвечает Нёвиллет, глубоко вздохнув. Ему до сих пор с трудом давалось понимание того, что он может свободно обсудить что-то с любимым айдолом. — Точно, у нас же обычная юридическая консультация. Ничего больше, — Ризли игриво растягивает каждое слово. — Знаешь, о чем я хотел бы говорить целый час, раз уж предоставилась такая возможность? Нёвиллет не осмеливается сделать предположение, но необходимость в этом отпадает, когда Ризли тихо проговаривает: — О тебе. После того, как Нёвиллет слышит это, мысли путаются настолько, что начинают казаться набором бессвязных фраз. Почему именно такая тема для разговора? Если Ризли планировал уничтожить его одним выстрелом, у него удачно получилось. Молчание, повисшее между ними, становится неприлично долгим, но Ризли никак не пытается разрядить обстановку. Не выдержав давящее напряжение этой паузы, Нёвиллет спрашивает, изо всех сил избегая зрительного контакта: — Зачем? — Ты знаешь обо мне всё, разве нет? А я знаю только твоё имя, должность — и то, что ты очень хорош, когда дело доходит до работы, — Ризли мимоходом быстро смотрит на Нёвиллета, после чего улыбается, выцепив что-то взглядом. — А ещё то, что тебе очень идут пышные рубашки. Но сам подумай: ты слышал столько интервью со мной. Что, если сейчас твоим личным интервьюером побуду уже я? Нёвиллет нервно сжимает рукав рубашки, понимая, что у него нет шансов ускользнуть — ни от внимательного взгляда, ни от настойчивых вопросов. Каким образом он мог расслабиться, будучи в центре внимания человека, которого ценил больше, чем кого-либо из своих знакомых? — Я не знаю, о чём рассказать, — выдыхает он. — Так всегда — когда говорят «расскажи о себе», все мысли напрочь вылетают из головы. Поэтому я упрощаю тебе задачу, — замечая, как неуверенно Нёвиллет отводит взгляд, Ризли добавляет успокаивающим тоном: — Обещаю не задавать странные вопросы. Нёвиллет стремится унять напряжение, пока оно не поглотило полностью. Вернув голосу прежнюю уверенность, он озвучивает то, что написал бы, будь зрителем трансляции: — Говоря о странных вопросах, вспоминаю, как однажды в интервью тебе поставили выбор между Цербером и чаем. Смешок Ризли — такой беззаботный и искренний — сразу же заставляет забыть о том, что перед Нёвиллетом — предмет его восхищения и бессонных ночей, проведённых в попытках наверстать упущенный за часы работы контент. — Не напоминай. Для таких интервьюеров должна быть отдельная виселица, — с наигранным раздражением проговаривает Ризли.  Несмотря на шутливый настрой айдола, предвкушение последующего диалога лишает чёткого понимания, что именно стоит делать дальше. Когда в последний раз диалоги Нёвиллета с кем-либо касались тем, не затрагивающих рабочие вопросы? Его жизнь вовсе не была разнообразной и наполненной событиями, которыми он мог бы поделиться. Особенно если сравнивать с жизнью Ризли, каждый день которого был раскрашен яркими мазками впечатлений. Как противоречиво — до этого Ризли всегда был тем, кто помогал расслабиться после тяжелого дня и почувствовать себя отдохнувшим даже в условиях нескончаемой работы. А теперь эффект был обратный. — Эй, тебе не стоит так волноваться, будто я собираюсь задавать серьёзные вопросы насчёт законодательства, — смеётся Ризли, и озвучивание легко читающейся в воздухе напряжённости заставляет Нёвиллета чувствовать себя уязвимым. К тому же, на серьёзные вопросы насчёт законодательства ответить было бы намного проще. — Давай начнём с самого простого. Какая твоя самая любимая песня? Нёвиллет вспоминает свой плейлист, почти полностью состоящий из песен, написанных человеком, находящимся напротив него. О периодичности прослушивания плейлиста он предпочитал не думать. — Будет слишком банально, если я скажу, что каждая песня с твоим вокалом? — Твоя жизнь не заканчивается на увлечении мной, и я прекрасно это знаю. Смелее, — нетерпеливо настаивает Ризли. Нёвиллет перебирает десяток вариантов, прежде чем ответить — те песни, которые ему нравились, всегда были медленными и плавными. Чаще всего на фоне присутствовала скрипка или фортепиано. — «Wicked Game», думаю. — Дай-ка вспомнить… «I never thought that I’d need somebody like you»? — пропевает Ризли совершенно фальшиво, не попадая ни в одну ноту. Нёвиллет незаметно улыбается, решив не расстраивать его тем, что в песне мотив был совершенно другим. Кто ещё будет настолько смело напевать песню, которую абсолютно не помнит, если не Ризли? — Немного по-другому. «I never dreamed that I’d meet somebody like you», — спокойно говорит он без напева. — А твоя, насколько я помню, «Pretender» Foo Fighters. Ризли упоминал на трансляции не только эту песню — он часто делился своими музыкальными предпочтениями, а иногда и вовсе хвастался коллекцией винила: пластинки Металлики, Alice in Chains, The Cure и даже Мэрилина Мэнсона. За упоминание последнего Ризли хорошенько досталось от цензуры. И Нёвиллет послушал песни каждой группы из тех, которые Ризли упоминал — чтобы понять, почему именно они ему понравились. — Помнишь и такое? Надо же, я не преувеличивал, когда говорил, что ты знаешь обо мне всё, — слегка усмехается Ризли. — Я не… — Нёвиллет растерянно опускает взгляд, пытаясь не показывать смущение из-за того, что его подловили на таком очевидном моменте. — Мне приятно, что ты помнишь такие мелочи обо мне, — Ризли наклоняет голову набок, с довольной улыбкой наблюдая за реакцией Нёвиллета. — Ты прав, в мой образ такой ответ вписывался больше всего. Мрачноватый рок. Если бы я сказал, что на самом деле люблю иногда послушать медленные песни, выглядело бы странно, правда? — Наоборот… — Нёвиллет быстро подавляет вновь нахлынувшее смятение, выравнивая интонацию. — Ни один человек не состоит из одной черты характера. Как и из одного музыкального жанра. Я всегда хотел, чтобы тебе однажды дали более плавную и мелодичную партию в песне. Он не сразу осознаёт, что сейчас чувствует себя гораздо свободнее, чем в начале встречи — обсуждение музыки было нейтральной зоной. Больше не было нужды подбирать слова. — Арлекино справляется с этим намного лучше, — отмахивается Ризли, будто намеренно желая увернуться от обсуждения этой темы. — Но если не экспериментировать, то музыка быстро исчерпает себя, — парирует Нёвиллет.  До него доходили слухи о том, что даже на песни под авторством Ризли были наложены строгие ограничения: всё-таки, аудитория могла неоднозначно отреагировать на экспериментальные треки. И Нёвиллет всегда считал это несправедливым и рушащим изначальный концепт музыки. — Для людей, ответственных за продвижение, это вряд ли когда-нибудь дойдёт, — хмурится Ризли, но в его тоне не слышен гнев — скорее, скопленное за долгое время недовольство, которое преобразовалось в тягостную усталость. — У нас есть работающая формула — мы от неё не отходим. Но давай на этом закончим. Я же не успокоюсь и начну перемывать косточки персоналу агентства.  — Не стоит успокаиваться, если хочешь выплеснуть это, — медленно, с акцентом на каждом слове произносит Нёвиллет. Нёвиллет не знал, правильно ли говорить что-то подобное, но ему хотелось показать, что айдол может доверить накопившееся и поделиться тем, что он никогда бы не произнёс перед фанатской аудиторией. Должно быть, Ризли было тяжело не иметь возможности обсудить это с кем-то. Слепое следование указаниям агентства — и ни единого шанса возразить, показав свою индивидуальность. — Точно не сейчас. Как ты себя успокаиваешь в похожие моменты? — Ризли слишком заметно переводит тему, словно отгораживаясь от обсуждения своих переживаний. Так похоже на него, всегда предпочитавшего на трансляциях обсуждать активность фанатов, а не свои ощущения и мнения по поводу чего-либо — словно он не хотел рушить образ примера для подражания, выстроенный в глазах фанатов. — Нахождение в одиночестве всегда помогает успокоиться, особенно если погода располагает к этому, — отстранённо объясняет Нёвиллет, сделав вид, что не заметил слишком резкую смену темы. — Дождь лучше всего сглаживает душевные волнения. — Любишь, когда промокаешь насквозь? — шутливо подмечает Ризли. — Ты бы знал, как тяжело выступать перед тысячами фанатами под дождем.  — Могу представить, насколько это неприятно. На самом деле, эти слова были ложью. Потому что Нёвиллет помнил, как завораживающе Ризли выглядел во время концертов под дождём и как выделялся рельеф его мышц, когда одежда пропитывалась каплями дождя. Но он никогда бы не признался даже самому себе в том, что находит это восхитительным. К счастью, эти раззадоривающие воображение образы быстро выветриваются из мыслей, когда Ризли задаёт следующий вопрос. *** — Десять минут, — перебивает его Ризли, взглянув на часы. Нёвиллет застывает на месте. Осталось всего десять минут? Диалог начал идти так естественно, что он перестал отмерять каждое слово на мысленных весах перед тем, как озвучить — первоначальная задумка «интервью» забылась. Он рассказывал о себе так свободно, подталкиваемый ненавязчивыми вопросами и шутками, что вспомнил о временном ограничении только сейчас. Нёвиллет знал, что все айдолы в той или иной мере обладают способностью разговорить даже самого замкнутого человека. На фанмитинги приходили самые разные люди, и айдол должен был уметь найти подход к любому фанату. Однако на фанмитинги Nuit Rouge попасть было весьма затруднительно из-за редкости их проведения, а также из-за огромного числа желающих оказаться там. Не говоря уже о том, что плотный график Нёвиллета изначально исключал возможность попадания на подобные мероприятия, и он не рассчитывал на возможность длительного разговора с Ризли. Но теперь он мог поговорить с любимым айдолом напрямую. И осознание этого не казалось чем-то правдоподобным. — Ты мог бы остаться подольше?  — спрашивает Нёвиллет, заранее зная ответ на этот вопрос. Он знал, но ему хотелось допустить маленькую вероятность, что события могут сложиться иначе. — Снизу водитель. Я не могу опаздывать. — Вот как, — Нёвиллет сжимает руки в кулаках, но этот жест остаётся незаметным, пока руки спрятаны под столом. Лицо Ризли вдруг становится непроницаемым. Он встаёт из-за стола, который на протяжении этого часа был границей, отделявшей их и позволяющей Нёвиллету почувствовать себя в безопасности. Подходит к Нёвиллету, кладя руки на его плечи. Тот слишком заметно вздрагивает от неожиданности, чуть ли не отстраняясь, но делает усилие над собой, пересекаясь с Ризли взглядами. — Я не хотел бы уходить. Я хотел бы узнать тебя намного больше. Не так, как сейчас — слишком искусственно и неестественно, — Ризли останавливает начатый монолог, сведя хмуро брови. Словно не хочет констатировать факт нереалистичности своих же слов. — Такой возможности нет — даже если опустить эту ситуацию со сталкером, остаются папарацци и люди из агентства, которые быстро прознают, что к чему. Но почему-то я говорю это всё. Видимо, верю, что такой шанс будет. Чувства застревают внутри, не находя словесного выражения. Низвергнутый в пропасть новых ощущений без предварительной подготовки, Нёвиллет не может сформулировать ни единой связной мысли — снова скованный, с поникшими плечами, безрезультатно старающийся спрятать волнение. Спрятать своё удовольствие от этих слов, которые не казались чем-то, что он мог услышать от Ризли. Совсем не раздражённый долгой паузой, Ризли достаёт из кармана своей рубашки золотую заколку. Ту, что была подарена в качестве напоминания о первой встрече. Тепло пальцев — мимолётное прикосновение к виску перед тем, как Ризли прикрепляет заколку на предназначенное для неё место. Он хранил заколку всё это время? — Если не знаешь, что сказать — слова не нужны, — проговаривает Ризли настолько мягко, что Нёвиллет снова начинает чувствовать себя в безопасности. — Есть другие способы. Невиллет восстанавливает зрительный контакт, вновь прерывая его на момент. Он не знает ни единого способа выразить вспенивающийся поток чувств — привычная сдержанность позволяет сохранять маску холодного безразличия, и лишь растерянный взгляд выдаёт душевное состояние. Осторожное прикосновение к кожаной перчатке Ризли: Нёвиллет медленно проводит по ней, будто бы вскользь касаясь его пальцев. Он может сделать это теперь, когда Ризли находится близко. — Могу я… Снять твои перчатки? — произносит Нёвиллет тихо, будто делится сокровенной тайной.  Ризли коротко кивает. Кожа под перчатками — загрубевшая плоть, на которой изразцами выведены давние порезы и шрамы, напоминающие ожоги. Узкие, длинные и выделяющиеся на фоне остального тона кожи.  — Зрелище не из самых приятных, — проговаривает Ризли, собираясь надеть перчатки обратно, и Нёвиллет слышит в этой интонации отвращение к самому себе.  — Подожди немного, — почти неслышно просит Нёвиллет. Нёвиллет касается его пальцев мягко, поглаживая изгибы. Замечает отпечатавшиеся на пальцах мозоли из-за струн гитары, небольшие ямочки, линии и заметно выступающие вены. Ризли неподвижен — застывший на месте и притихший, он позволяет Нёвиллету прикасаться так, как ему заблагорассудится.  Может, сплетение рук ничем не отличается от сплетения событий? Совсем недавно Нёвиллет мог только писать комментарии к трансляциям, не надеясь на ответ. А теперь у него была возможность произнести это напрямую. Несмотря на то, что заявлять нечто подобное казалось довольно откровенным, Нёвиллет хотел, чтобы Ризли услышал это. Именно сейчас, когда у них была единственная возможность немного поговорить. — Твои руки выглядят прекрасно, — аккуратно проговаривает Нёвиллет, в который раз переборов скованность. — Пожалуйста, показывай их чаще без перчаток. Ризли ничего не отвечает. Если вспоминать слова на трансляциях, скорее всего, сейчас его волнует самый обычный страх, характерный для всех людей, не только для айдолов — страх, что никто не сможет по-настоящему принять его «обезображенное» тело. Страх, что в успокаивающих словах сокрыта ложь и сочувствие.  Но если для Ризли его шрамы — трещины на иссохшей земле, то для Нёвиллета — незаменимая часть полотна, расцвеченного кистью прошлого. — Каждый шрам — часть тебя. И каждый из них для меня особенный, потому что… «…я люблю тебя и каждую твою часть». Продолжение незаконченной фразы осыпается в воздухе дымом невидимых преград и ограничений, которые Нёвиллет выстроил для себя сам.  Из-за того, что происходило на протяжении последнего часа, он словно утерял способность соблюдать уважительный тон по отношению к своему кумиру. Почему он решил, что может свободно произносить такие слова в лицо своему любимому айдолу? Почему решил, что может испытывать к нему такие глубокие чувства?  Он мог бы сформулировать эту фразу более обобщённо, он мог бы не делать акцент на том, насколько Ризли для него значим, он мог бы… — Я очень давно не давал никому прикасаться к ним, — не дожидаясь окончания фразы, произносит Ризли одними губами, тихо и почти неразличимо. И это звучит намного откровеннее, чем те слова, которые Нёвиллет так и не смог произнести. — И я мог бы позволить тебе не только это. Как и в прошлый раз. Тишина долгой паузы, во время которой Нёвиллет старается подобрать нужные слова, кажется оглушительной. — Ты… разрешаешь мне? — наконец спрашивает он. — Правильнее будет сказать «прошу», — нажим, отчётливо слышимый в голосе Ризли, стирает остатки нерешительности. Воздух в кабинете густеет. Кажется, кожа начинает плавиться от прикосновений, а тело будто принадлежит другому человеку — ведь Нёвиллет понимает, что обязан воспользоваться предоставленным ему дозволением, пока у него есть возможность.  Он не отдаёт себе отчёта в том, что делает. Только через пару долгих мгновений замечает, насколько крепко его руки прижимают Ризли к краю стола, рядом с которым оставались стопки многотомников и документов. Воздуха не хватает — смазанные неаккуратные поцелуи, смятая под прикосновениями рук рубашка, затуманенный разум. Ризли не только не противится его действиям: он будто подстрекает быть настойчивее, взяв руки Нёвиллета в свои и расположив их на своей талии. — Документы, — рвано произносит Нёвиллет, обрывая очередной поцелуй. — Сзади.  — Это не могло подождать? — Ризли недовольно отстраняется, несколькими небрежными движениями отбрасывая кипы бумаг подальше.  Заданный вопрос остаётся без ответа — каждое слово, которое Нёвиллет хочет произнести, сталкивается с преградой в виде впивающихся в него губ. Бумаги сзади находятся в плачевном состоянии, но подумать об этом не получается, когда пальцы Ризли путаются в волосах Нёвиллета и мягко поглаживают их. Времени остаётся ничтожно мало, и понимание этого заставляет отбросить любые правила, условности и ограничения — как те, что были предписаны рамками контракта, так и те, что Нёвиллет выстраивал в общении с любым человеком.  — Где же Ваша сдержанность, господин Верховный судья? — через некоторое время выдыхает Ризли с хриплым смешком, и Нёвиллет только после этих слов замечает, что его пальцы скользят по бёдрам айдола. Он сразу же убирает руки, сильно смутившись. — Давай пока остановимся. Я опаздываю уже на пять минут. Нёвиллету хочется спросить многое, пока Ризли не покинул кабинет. Что значило произошедшее между ними сегодня? Есть ли между ними бóльшая связь, чем связь между айдолом и фанатом? Возможна ли следующая встреча?  Но все вопросы остаются неозвученными. Ему стоило наслаждаться тем, что происходило прямо сейчас, а не думать о том, что после этой встречи он сможет увидеть Ризли только на изображениях в Интернете и на многочисленном мерче в своей коллекции. До этого он не мог даже подумать о разговоре с любимым айдолом на протяжении часа. А теперь, когда этот разговор произошёл, он не мог отделаться от мысли, что хотел намного большего, чем короткий час. — Не стоит расстраиваться. Я очень тебе благодарен, — Ризли очерчивает пальцами линию острых скул Нёвиллета, замечая его меланхоличное выражение лица. — Теперь мои познания в области правовых аспектов широки, как никогда.  — Правовых аспектов?  — Я не прав? Ты сам по себе тот ещё правовой аспект, — произнеся это, Ризли быстро надевает перчатки обратно, захватывая с собой документы в папках, ни один из которых так и не был рассмотрен сегодня.  Нёвиллет слабо улыбается, в который раз удивляясь, что у Ризли получается отшучиваться даже тогда, когда речь идёт о строгих законодательных нормах. После чего несколько раз кашляет, пряча улыбку и отвечая обычным сухим тоном: — Я буду сохранять надежду на удачное разрешение проблемы со сталкером. — На моей стороне сам Верховный судья. Сталкер ещё не знает, с кем связался, — бросает Ризли с такой уверенностью в голосе, будто за этот час Нёвиллет уже успел вынести сталкеру приговор. — Верно, — коротко отвечает Нёвиллет, полностью погружённый в мысли, которые он не мог произнести вслух. Помещение снова заполняется тишиной — в этот раз из уст айдола не звучит ни одной острой шутки, которая бы её развеяла. Перемена в настроении обоих, контрастирующая с началом встречи, понятна без слов. Ощущает ли Ризли то же самое разъедающее чувство, что и Нёвиллет? — Если ты не возражаешь, я потороплюсь. Ещё раз спасибо, Нёвиллет, — негромко проговаривает Ризли перед тем, как скрыться за дверью и оставить Нёвиллета наедине с десятком неразрешённых вопросов. Нёвиллет возвращается за стол, который выглядит так, будто его затронул разрушительный ураган — сваленные друг на друга тома дел, перемешавшиеся между собой документы и упавшие канцелярские принадлежности. Не верится, что причиной этого беспорядка отчасти был и сам Нёвиллет, всегда педантичный и щепетильный. Кабинет становится опустевшим, как и и всегда. Но теперь пустота ощущается по-другому. *** Привычный ритуал возвращения домой — захлопнуть дверь, снять верхнюю одежду, сполоснуть под струей воды руки и пройти в свою комнату. Все вещи на своих местах: плакаты и вырезки из редчайших журналов с небольшим тиражом, альбомы с карточками, несколько плюшевых маскотов и диски в кейсах с изображением Ризли.  Но теперь Нёвиллет чувствовал, что эти места не предназначены для них. Сколько раз он возвращался домой, думая лишь о том, чтобы поскорее открыть новостные источники о Nuit Rouge? Сколько раз после возвращения сразу же ставил на фон любую из их песен, после чего останавливался на моменте, где начиналась партия Ризли, и перематывал её до начала, чтобы слушать снова и снова? Раньше подобное количество изображений Ризли на любых вещах успокаивало — присутствие айдола, которому Нёвиллет посвящал всё свободное время, отпечатывалось чем-то по-настоящему тёплым и греющим душу. Но теперь на этих изображениях — не впечатляющий недосягаемый айдол, за продвижением которого Нёвиллет неукоснительно наблюдал, словно мотылёк, летевший на свет в попытках выбраться из густого сумрака.  На этих изображениях был человек, впервые за долгое время искренне заинтересовавшийся Нёвиллетом. Человек, которого он полюбил так сильно, что сознание оставалось спутанным из-за его прикосновений и слов.  Он должен чувствовать радость из-за сегодняшней встречи. Он должен быть благодарен Ризли за возможность снова увидеть его. Дезориентация, потеря контроля над собой. Чувство, наиболее отчётливое среди остальных — давящее и жгучее. Нечто, что Нёвиллет не мог идентифицировать, понять или назвать. Хотелось убрать это, проигнорировать, забыть. Даже если они начнут отношения, это ни к чему не приведёт. Нёвиллет уже давно был не в том возрасте, чтобы не уметь отделять мечты от реальности и слепо фантазировать о счастливом будущем со своим кумиром. Из наблюдения за сферой айдолов он знал, что обычно айдолы начинают встречаться с такими же популярными в медиапространстве людьми, будь это другие айдолы, актёры или сотрудники их агентства. Общая сфера сближает публичных людей, занятых в основном работой. Очень редко случалось, чтобы романтический партнер айдола был никому не известным человеком без тщательно выстроенной карьеры в индустрии развлечений. Возможно, Ризли и сейчас не воспринимает Нёвиллета на полном серьёзе, а сегодняшнее — абсолютно ни к чему не обязывает. Всё это время он глотал сомнения, как горькую таблетку. Перечитывал перед отправкой сообщения десяток раз, менял порядок слов, думал над формулировками — ведь однажды Ризли мог потерять интерес к нему и не ответить, найдя более интересным другого фаната. Ещё в первую встречу в гримёрке Ризли ясно дал понять, что его порыв был вызван запретом отношений по контракту. Как только срок контракта истечёт, он сможет не перебиваться лёгкими интригами со случайными фанатами, а начать строить полноценные долгосрочные отношения.  Учитывая популярность Ризли, он может не зацикливаться на одном человеке и выбрать себе кого-то более подходящего. Тем более, он находится только у истоков своей карьеры, ещё не успел войти во вкус популярности и всецело ощутить свою влиятельность. У Ризли есть контракты с лейблами других стран, безграничные возможности и увлечение, которому он отдаётся полностью. А у Нёвиллета — приглушенное рабочим графиком одиночество, всегда пустующая квартира и трудности в сближении с людьми. Была ли эта встреча последней? Даже если нет, рано или поздно Ризли найдёт себе кого-то, соответствующего его уровню — человека, о котором будут восхищенно писать в СМИ, как о достойном партнере для легендарного айдола, сделавшего прорыв в своей индустрии. И тогда ему незачем будет вспоминать о каком-то фанате. А что останется у Нёвиллета после этого? Неважно, что Ризли для Нёвиллета — главный элемент, без которого композиция привычных будней невозможна. Неважно, что чувства, которые Нёвиллет упорно пытался подавлять долгое время, сегодня стали только сильнее. Эти чувства обречены на неудачный финал, поэтому погасить их, заперев глубоко внутри — наилучший выход.  Один из плакатов с коллаборацией с мотоциклетным брендом, повешенный на самом видном месте. Краткий взгляд на него всегда поднимал настроение перед предстоящим рабочим днем. Но сейчас Нёвиллет видел на плакате не смелую позу, не уверенную харизматичную улыбку, не броскую байкерскую куртку и не защитный шлем, который Ризли держал в руке. Он видел человека, наравне с которым не сможет стоять.  Убрать. Фотография, на которой был запечатлён момент, когда песня, написанная Ризли, выиграла в номинации «Песня года». Нёвиллет смотрел ту церемонию награждения в прямом эфире, затаив дыхание и с трудом сдерживая слёзы из-за радости за любимого айдола. Ведь знал, насколько тот старался и усердно работал. Убрать. Открытка с изображением Ризли в лакированных ботинках, кожаных обтягивающих брюках и… абсолютно без какого-то верха. Нёвиллет не без смущения вспоминал те времена, когда были анонсированы карты с Ризли в этом костюме. Тогда он без раздумий предзаказал сразу все, но после добавления их в альбом ни разу не осмелился посмотреть на них снова, чувствуя себя неловко из-за… того, что видел его обнажённый торс. Нёвиллет не мог принять, что из-за этих фотографий он начинал думать о Ризли в непозволительном контексте. Он не хотел допускать ни одну подобную мысль о человеке, который так сильно повлиял на него.  Убрать.  Очень редкая коллекционная карточка, на которой был изображён Ризли в детстве. На его лице — ни следа хмурости, лишь мальчишеский задор и беспечность, волосы лохматые и спутанные, а в руках — кубок за победу в соревнованиях по боксу. Рядом — плакат, на котором Ризли в полицейской форме направляет пистолет в камеру. Завершающим штрихом на плакате была легендарная фраза: «And i swear that i don’t have a gun, no, I don’t have a gun». Убрать. Убрать. Галстук и меховая накидка, отданные Нёвиллету после того самого концерта. Он ни разу не посмел дотронуться до них после того дня, храня так бережно, словно необычайно ценный антиквариат. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать. Убрать.  Теперь, когда ни одна деталь не напоминает о Ризли, комната кажется безликой и чуждой, но едкое чувство внутри должно затихнуть. Стоит взять как можно больше сверхурочных, чтобы не забивать голову ненужными мыслями.  *** Как и ожидалось, судебные слушания прошли успешно. Иск был рассмотрен в кратчайшие сроки, а преследователем оказалась девушка, недавно устроившаяся на должность стилиста в агентство. Ризли никогда бы не подумал, что эта безобидная на первый взгляд девушка, с которой он пересекался в головном офисе агентства пару раз, способна писать ужасающие вещи и безостановочно набирать его номер.  Отчасти Ризли был даже благодарен ей — скандал насчёт преследователя так сильно завирусился, что за обновлениями в соцсетях Ризли стали следить те люди, которые до этого не знали о группе «Nuit Rouge». Кто-то сочувствовал ему, кто-то сочувствовал девушке, чья судьба теперь будет «сломана» по результатам судебных тяжб. Ризли старался сохранять холодный разум, но получалось с трудом — так и хотелось записать на видео обличающую речь о том, насколько поехавшие фанаты влияют на айдолов, лишая их ощущения какой-либо безопасности. Ему определённо нужен был долгий, очень долгий отдых, чтобы нервы встали на место. — У меня есть ещё одна идея для прогрева аудитории перед камбэком, — говорит Ризли Арлекино на одной из тренировок. В тот день они тренировались вдвоем, так как Чайльд уехал домой в родную страну из-за тяжёлой болезни родственников. О своей большой семье Чайльд рассказывал при любом удобном случае — хотя он и без того играл роль вечного наполнителя тишины, необходимого для разрядки обстановки. Так как он отсутствовал, очередная тренировка могла пройти в полной тишине, если бы Ризли не решил её нарушить. — Какая идея? — отвечает Арлекино, стряхивая с себя задумчивость, словно пепел с одной из сигарет, которыми она иногда затягивалась в тайне от сотрудников агентства. — Больше фансервиса для фанатов, — произносит Ризли, параллельно стараясь тягаться с тяжеловесным тренажёром для рук. Было иронично слышать о фансервисе от него после скандала со сталкером, чья одержимость наверняка была последствием фансервиса, но Ризли говорил об этом с другой целью. — Посмотри на свои перекачанные руки — фансервиса и так достаточно. Хотя, в арм-рестлинге ты мне всё равно проиграешь. — Чего? — угрожающим тоном бросает Ризли.  Естественно, он прекрасно всё расслышал. Просто хотел проверить, действительно ли Арлекино имеет наглость говорить такое ему в лицо. — Ничего, — безразлично отвечает она. Ризли сдерживает нестерпимое желание прямо сейчас доказать обратное. Он обязательно разберётся с этим, но чуть позже. — Я о другом фансервисе, о намного более невинном. Фанатам очень нравится, когда эмоциональная вовлечённость на очень высоком уровне. Почему бы вместо обычного формата влога не сделать на нашем канале рубрику, в которой зритель сможет представить, что находится на свидании с айдолом из нашей группы? Арлекино молчит, словно взвешивая эту идею. — Если рассматривать с точки зрения коммерческой успешности, то этот формат точно станет популярным. Но я не настолько отчаялась, чтобы угождать фанатам дешёвым фансервисом, — пренебрежительно проговаривает она. — Почему сразу дешёвым?  — Разве ты говоришь не про приторные фразы? Про двусмысленные намёки, после понимания которых становится стыдно, и всё в таком духе? Так дешёво и низкопробно, но каждый раз работает. Людям необходимо получать положительные эмоции и закрывать потребность в романтике, а такой способ быстрый и насыщает их искренним счастьем. Как фастфуд. Что и ожидалось от неё. Арлекино славилась в айдол-сфере своими смелыми высказываниями. Ризли так и не смог понять, почему ей подобные заявления сходят с рук, еще и Твиттер спустя пару часов заполняется восхищенными возгласами «Арлекино наша богиня, вся индустрия держится на ней». В то же время ему из-за неосторожных слов в сторону другой группы однажды чуть не пригрозили прикрыть к чертям Комнату Ризли.  Но агентство не видело в словах Арлекино ничего примечательного — феминистские высказывания притягивали в фандом огромное количество девушек, обожествлявших её. Очень выгодно для группы. Ризли иногда думал, что если бы за тексты песен была ответственна Арлекино, а не он, то сначала она бы наштамповала кучу мрачных текстов в стиле Type O Negative, а потом сменила бы репертуар на «каждая девушка — королева, и неважно, во что она одета». Арлекино не раз рассказывала, что если бы не победа в шоу, по результатам которого были сформированы Nuit Rouge, то она бы заняла свою нишу, создав рок-группу и занявшись написанием текстов на остросоциальные темы. Создание рок-группы — её изначальный план, шоу было лишь способом повысить свою узнаваемость.  Но судьба рассудила иначе. Теперь вместо остросоциальных тем Арлекино приходилось мириться с фантазиями фанатов насчёт её сногсшибательных брючных костюмов (и длинных ногтей, но об этом Ризли предпочитал не вспоминать). Ризли тоже иногда подумывал, какой бы была его жизнь, если бы вместо карьеры айдола он стал участником рок-группы. Была в этом своя романтика: вытворять на сцене такой эпатаж, что ваши концерты запрещают в нескольких странах, ширяться дурью в творческом кризисе и стать частью клуба двадцати семи, сгорев на пике юности. Но несмотря на сценический бунтарский образ, Ризли слишком чтил законы и правила, чтобы позволить себе подобное. Решив, что тренировка может немного подождать, Ризли собирается переходить к длинным объяснениям своей задумки: — Можно обставить фансервис не так банально. А теперь слушай внимательно. ***

      Вечера. Загляни на канал нашей группы, там кое-что интересное

Нёвиллет растерянно смотрит на сообщение от Ризли в CappuccinoTalk. Прошли пару месяцев с последней встречи, на протяжении которых Ризли находился в ресте, чтобы восстановиться после скандала насчёт сталкера. По этой причине трансляции Комнаты Ризли не проводились. За новостями Nuit Rouge Нёвиллет перестал следить, взвалив на себя так много рабочих обязанностей, что сил вечером хватало только на то, чтобы поужинать, расправиться с небольшим количеством повседневных дел и поскорее заснуть в побеге от тяготящих размышлений. К счастью, Чжун Ли об этой перемене в настроении Нёвиллета не подозревал, так как в основном обсуждал только обновления в Инстаграме Чайльда. Пару раз Нёвиллет «срывался», открывая фанатские сообщества, посвящённые Ризли, и на протяжении нескольких часов пролистывал записи о нём. Бессмысленный акт самоповреждения.  Их переписка пустовала на протяжении двух месяцев, так как первым всегда писал Нёвиллет, но сегодня всё было иначе. Отреагировать на сообщение? У Нёвиллета нет желания смотреть новое видео, но оставить сообщение без ответа или отделаться общими фразами он тоже не может. Он глубоко вздыхает, понимая неизбежность своего положения. Найдя оговоренное видео, Нёвиллет сначала принимает его за обычный влог, но после первых секунд просмотра становится понятно, что формат отличается. Это называется «POV»? Формат, позволяющий зрителю почувствовать, будто обращаются напрямую к нему. Далеко не новый. На фоне — комната в общежитии агентства, предоставленная Ризли. Айдол одет очень по-домашнему — никакого макияжа, цепей, чокеров и идеальной укладки, даже серёжки в ушах отсутствуют. Нёвиллет отмечает, что видеть Ризли в комфортной домашней обстановке намного приятнее, чем в его сценическом образе. — Я начал работать над моей соло-песней для альбома и долго искал вдохновение. Самая запоминающаяся лирика получается, когда пишешь о том, что испытывал сам. И недавно я испытал такое сильное чувство, что мне захотелось поскорее его выразить. Но оставим это на десерт, — Ризли улыбается уголками губ, словно наслаждаясь интригой, которую он только что создал. У Нёвиллета появляется мимолётная мысль, которую он сразу обрубает на корню. Смотреть дальше становится тяжелее, но он продолжает. — То, что ты продолжаешь следить за мной и поддерживаешь меня, придаёт мне сил. Без твоей поддержки мне было бы тяжело проделать этот путь, — следующую реплику он произносит с придыханием. — В некотором роде ты — моё вдохновение. Нёвиллет отмечает, что фразы сформулированы очень хорошо. Каждый фанат может почувствовать себя значимым, слыша такие слова от любимого айдола. Видно, как Ризли старательно подбирал выражения, чтобы каждый мог почувствовать себя так, будто говорит с ним. Ризли смотрит в камеру настолько пристально, что Нёвиллету начинает казаться, будто его ощупывают взглядом. Он невольно вздрагивает, слишком отчётливо чувствуя те самые прикосновения на своих плечах, шее, пальцах. Что-то внутри него обрывается, и он отворачивается от экрана, не в силах смотреть дальше. Продолжает только слушать. — Слышишь? Невероятный ливень. Скажу честно: не люблю такую погоду. Но почему-то идеи насчёт новых песен появляются именно тогда, когда идёт дождь. Не зря Fleetwood Mac пели «thunder only happens when it’s raining», — слышится, как резким движением расстёгивается молния. Он расстёгивает чехол гитары? А затем, скорее всего, достаёт медиатор с волчьими когтями, как и всегда? — И именно во время дождя вспоминаются необычайно красивые песни, например… Послушаешь? Нёвиллет снова поворачивается к ноутбуку, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Перед тем, как пальцы Ризли обхватывают гриф гитары, он избавляется от перчаток жестом нарочито медленным. Словно совершает таинство. Нёвиллет удивлённо распахивает глаза: разве это не первый раз, когда он демонстративно снимает перчатки на камеру? Уверенными прикосновениями пальцев Ризли извлекает мягкие звуки, плавно скользя по ладам. Аккорд за аккордом, такт за тактом, удар за ударом — так равномерно и гармонично, будто ритм полностью подчинён метроному, отсчитывающему промежутки в песне.  Ритм сердца Нёвиллета тоже будто подчиняется воздействию метронома, как только он различает слова, позволяющие с точностью определить песню: «The world was on fire and no one can save me but you» Си минор — голос Ризли необыкновенно бархатистый, когда его звучание оттенено минорной тональностью аккордов. Не твёрдый и резкий, как в рэп-партиях, а полностью обволакивающий глубиной тембра. Нёвиллет впервые слышит его таким мягким и нежным, несмотря на лёгкую хрипотцу. Ля мажор — услышать больше, забыть о посторонних звуках, позволить мелодичному звучанию вытеснить мысли. Фа-диез минор — Нёвиллет чувствует себя настолько запутавшимся в собственных переживаниях, будто ничем не отличается от дребезжащей, скрипучей струны, которая обретает правильное звучание лишь под воздействием умелых рук музыканта. Его щёки изрезаны дорожками слёз, а квартира похожа на вакуум после того, как из неё выпотрошили самое ценное.  Он нажимает на мышку, останавливая видео подрагивающей рукой. В этот самый момент, вслушиваясь в ровный тембр голоса — уже давно не любимого айдола, а любимого человека — он чувствует себя лучше, чем когда-либо ещё. Ведь он безошибочно знает: эта песня, эти взгляды, эти слова — всё в этом видео посвящено только ему. Может, эти чувства не обречены на неудачный финал?