Посредник

      — Поговори с ним. Я могу предложить хорошие условия и гарантию безопасности.       — Какие условия, Кость? У Макса безупречная репутация, а мы с тобой два гондона, уж прости за откровенность. Он пошлёт меня куда подальше, как только я назову твоё имя.       — Я знаю, но в его интересах выслушать и хотя бы подумать. Он очень талантливый посредник. Я уважаю его стремление сохранить нейтралитет, но кучка серьёзных людей уже давно следит за ним, и будет лучше, если Макс окажется у меня под крылом. И у тебя в том числе. Если бандиты переманят его к себе…       — Я его потеряю.       Маркус перебил Матвеева, зная, что мужчина этого терпеть не мог. Но фантазия нарисовала дерьмовые перспективы гораздо раньше, чем Константин успел закончить фразу, и молодой человек обрубил череду горьких мыслей вслух.       — Извини, — добавил он, опустив глаза. Собеседник промолчал — он понял, что тема для адвоката болезненная, но Маркус услышал его глубокий тяжёлый вздох. Успокоительная практика, чтобы лишнего не обронить.       — Ты сам прекрасно всё понимаешь. Обещай мне поговорить с ним. Это не просьба.       — Приказ, да, как обычно, — приглушённо отозвался Маркус, поднялся на ноги, освободив удобное кожаное кресло, стоявшее наискосок от рабочего стола, и повернулся к выходу. — Всё, что в моих силах, я сделаю, но ничего не обещаю.       Он получил от руководителя сдержанный кивок и вышел из кабинета.

***

      Я обнаружил себя в постели раздетым и чистым, укрытым по шею тяжёлым шерстяным одеялом. При этом совершенно не помнил остаток вчерашнего вечера с момента, как опустился на пол возле кровати, но дыра в памяти не спасла меня от волны переживаний. Особенно крепко они захлестнули после кофе, когда прошедший день стал по кусочкам восстанавливаться, как мозаика; чувство страха за последствия, если Миша не справится, заставило меня с глубоким шумным дыханием опереться на край кухонного стола и наслоилось на растерянность после ночного кошмара.       Неспящий, но полуночно пустой Петербург. Оранжевый свет фонарей на Московском проспекте. Люксовая машина с тонированными стёклами неслась куда-то в сторону аэропорта. Я нервно вытирал салфеткой окровавленные пальцы, сидя на заднем сидении. Рядом по правую руку лежал пистолет, а на кресле, расположенном против хода, в расслабленной позе ехал Маркус. Он внимательно смотрел в мою сторону и наблюдал за движением рук, не хмурился и не пытался помочь. Мы словно только что совершили крупное преступление, а теперь убегали куда подальше, пролетая красные светофоры под недовольные разноголосые гудки.       Меня бросило в реальный мир, когда машину занесло на повороте, и та кувырком вылетела с дороги. Я во сне погиб; осознал это сразу, как подскочил на кровати в холодном поту. Кошмар по закону Мёрфи запомнился очень красочным и детальным и преследовал меня навязчивыми кадрами до самого завтрака — полтора с лишним часа, пока не удалось переключиться на рабочие дела.       — Да, привет, в четыре, как и договаривались. — Я застегнул часы на левой руке, зажав телефон между плечом и ухом. — Нет, выходной завтра. Сегодня как обычно пёрнуть некогда. — Я засмеялся. — Да, на связи.       Только вызов кончился, как поступил новый. Я отыскал гарнитуру, подключился и параллельно запустил ноутбук — с утра там уже повис десяток рабочих непрочитанных диалогов. И нерабочих раз в пятнадцать больше.       У меня каждый день проходил в одном и том же режиме: примерно час на пробуждение, сборы и моральную подготовку, час или два на созвоны, уточнения, согласования и переносы, а потом разъезды — встречи с потенциальными исполнителями, заказчиками, простые и сложные переговоры, кофе на ходу и подписание трёхсторонних контрактов.       Семь лет назад имя посредника Максима Белова ещё не было на слуху. Я только начинал строить карьеру, набирался опыта, заводил знакомства, бережно добивался хорошей репутации, завоёвывал доверие и потому контракты подписывал очень редко. Пару раз в неделю, если повезёт. Зато теперь мог спокойно передать заказ другому, не менее профессиональному, коллеге, если сам не успевал. И мне нравилась такая динамичная жизнь.       «И как прекрасна задница, которая тебя накрыла».       Я раздражённо вздохнул. Эта мысль не давала покоя, потому что всё вокруг — моя двухэтажная квартира возле метро на Васильевском острове — стало предметом залога на прошлой неделе. Двадцать миллионов долга уменьшились больше, чем вполовину; две трети остатка вчера утром погасил инвестор, давний хороший знакомый, который Матвеева знал и не переваривал. Он мог бы продавить его через свои каналы, но резонанса не захотел и просто дал денег. Ещё одна треть — это два с небольшим миллиона — легла на плечи Миши, который повёз молодых проституток за границу. Каким образом, я не хотел бы знать никогда, но если он провалится, мы точно все пойдём по двести сорок первой. Эту статью я зачем-то запомнил ещё давно, когда со скуки листал уголовный кодекс, оставленный братом на столе в гостиной родительского дома.       «Вот как из приличной воспитанной девушки может получиться блядь? Что такого должно произойти?»       Я искренне не понимал. Мои моральные принципы непреложны, они не позволяют мне вести себя как свинья, курить до потери пульса, напиваться и что-то употреблять, задирать юбки женщинам, потому что они за это дорого платят, и помогать людям, которые сегодня улыбаются, а завтра могут упереть тебе дуло в затылок.       «Ты дома?»       Сообщение от Маркуса выдернуло меня из круговорота мерзких рассуждений.       «Пока да, но через сорок минут уеду. А что?»       «Зайти хотел».       «Ну давай».       Я невольно воспрял духом. Из-за работы мы с братом очень редко виделись, и пускай Маркус опять забежит всего на полчаса, если не меньше, от его присутствия мне станет гораздо спокойнее. Хотя после событий с Матвеевым щенячьего восторга поубавилось. Маркус работает на него много лет, и за это время я с огромным трудом научился отделять родного человека от его работы, которая с моими «чистыми» нормами шла кардинально порознь.       — Я ненадолго, — сказал он у порога, не успев разуться. — Тоже дел по горло.       Брат увидел меня уже готовым к отъезду — собранным до последнего аксессуара. К его приходу я переоделся в отглаженный платиновый костюм и рубашку темнее на пару тонов, уложил короткие насыщенно-кофейного цвета волосы на правую сторону и заправил постель, укрыв под одеялом домашние джинсы и футболку. Для моей безупречной репутации лучше облика не придумать, и случайно созданное впечатление некой безгрешности дополняли яркие голубые глаза. Чего не скажешь о Маркусе.       — Прости, что не приехал сразу. Там с аудиторами накладка вышла, замотали в край. Я бы даже при всём желании не вырвался, — вздохнул он и сел на диван в гостиной, закинув ногу на ногу. — Как у тебя дела?       Его манера дома держаться так же авторитетно, как на суде, меня откровенно бесила, но повлиять на это не могли ни я, ни он. Граница между просто человеком и профессионалом давно стёрлась, и Маркус больше не видел, где заканчивается роль адвоката и начинается он сам.       — Да вроде порядок, — пожал я плечами и присел на диван рядом с ним. — Лицо уже почти не болит, по долгам потихоньку рассчитываюсь, а в остальном сплошная работа, как у тебя. Ничего нового.       — Хорошо. — Брат указательным пальцем надавил на мост имиджевых очков с матовой чёрной оправой и подтянул их обратно на переносицу. Я передразнил его, заменив указательный палец на средний. Думал, это немного сбавит накал серьёзности, но Маркус только сдержанно улыбнулся и положил очки на журнальный столик перед собой. — Костя говорил, что ты вернул ему семнадцать миллионов наличкой. Это деньги инвесторов, или ты банк ограбил?       — Ну-у, это кто ещё кого ограбил… — усмехнулся я с иронией. — А так и то, и другое. Помогли старые связи.       — Окей, — немного растянуто сказал Маркус и помолчал в коротком размышлении. — Мне нравится, что ты сам стараешься решить такие глобальные проблемы, но почему я узнаю о них от Кости, а не от тебя? Ты бы мог прийти ко мне в первую очередь. — Он выдержал очередную неприятную паузу, посмотрев на меня в упор. — Или не мог?       Я напряжённо поджал губы. Цирконовые глаза, прямой пронизывающий взгляд и резкий контраст очень строгого чёрно-белого делового стиля. Маркус целиком ушёл в адвокатскую роль, и я почувствовал себя как будто свидетелем обвинения.       — Не захотел, — отчеканил в ответ. — Не потому, что у тебя там есть какие-то рычаги влияния на Матвеева. Мне было важно справиться самому, потому что ты и так очень долго меня опекал, пора и совесть иметь.       — Я понял.       Маркус произнёс это спокойно, без тени обиды. Взгляд, прожигающий до самых глубин, не смягчился, из роли брат не вышел, но еле заметный поворот тела и лёгкий намёк на улыбку дали мне повод расслабиться.       — Слушай, Макс, — добавил он гораздо тише, — у Кости есть два проекта, куда нужен грамотный переговорщик. Я эти проекты веду сам, так что в плане законности всё максимально чисто. По секрету скажу, Костя не знает, как подступиться к тебе после всего, что случилось, а другие кандидаты объективно слабые. Они не вывезут такой масштаб.       — А я не вывезу Матвеева. Он ублюдок, воротила с кучей наёмников, и только не говори мне, что это не правда.       — Правда, — согласился Маркус, — но тогда и я ублюдок. А ещё манипулятор, двуличная продажная тварь и…       — Да-да-да-да, — покивал я, слегка подался вперёд и добавил низко, на грани шёпота, чтобы брат ощутил себя таким же взятым за горло. — С одним условием: между твоей ролью в профессии и тобой огромная разница. Я очень хорошо вижу, где мой брат, а где адвокат Матвеева, поэтому ты пидорас только в рамках бизнеса. Это его требование, можно сказать. В остальном ты потрясающий человек, и я хочу, чтобы ты об этом не забывал.       Маркус отвёл глаза. Какое-то время он молча смотрел в никуда, словно провалился глубоко в себя и внешне замер. Я буквально увидел, как осмысление растворило профессиональную маску, как опустились напряжённые плечи, и ко мне вернулся тот самый родной человек, открытый, эмоциональный, которого я хотел бы таким наблюдать как можно чаще.       — Мне приятно это слышать, — устало, но живо проговорил он. — Иногда очень хочется провести с тобой, как полагается, хотя бы один день, но свободного времени с гулькин хрен. Я даже ловлю себя на мысли, что не понимаю, когда ты успел повзрослеть.       — Ты и не поймёшь, потому что мы оба всё ещё дети. Взрослые — это люди, которых родители научили жизни. Которые превзошли их по опыту и навыкам. А мы с тобой как были пацанами, так и остались, только набили шишек за годы и стали успешными, а показать и похвастаться некому. Так что… — Я посмотрел на часы. — Хочешь кофе?       Маркус ожидаемо нахмурился. Как только в разговоре мы каким-то образом цепляли тему семьи и родителей, я резво уходил с неё, хотя довольно часто сам же и начинал.       — Хочу, но не успею. Мне уже через пять минут бежать надо. — Маркус поднялся с дивана, и я вслед за ним. — Ты на досуге подумай насчёт проектов. Я готов предоставить любую информацию, какую попросишь, потому что мутные схемы там нельзя проводить. Это гарантия для тебя.       — Ну, как вечером будешь дома, накидай основное. Завтра гляну. Если не секрет, сколько тебе Матвеев обещал за моё привлечение?       — Нисколько. Максимум спасибо скажет, и то не факт.       Я усмехнулся.       — Ясно. Я бы заплатил.       Маркус не ответил, только неодобрительно покачал головой. Он знал, что привлечение такого специалиста должно оплачиваться, и я крепко держался мнения, что Матвеев не ценит работу своих людей. Поэтому если мы сейчас продолжим это обсуждать, то поругаемся наверняка.       Я тепло проводил гостя и вышел на балкон — посмотреть, как он уезжает. На чёрной «Audi А8» Маркус плавно вывернул из двора и скрылся в проезде между домами. У меня же оставалось пятнадцать минут до выхода, и в это время вполне укладывалась ещё одна порция ванильного латте.