Мириады чувств

             Вскочив с кровати, Киллиан едва не подпрыгнул, когда босые ноги утонули в чем-то мягком. Он опустил голову и вздрогнул. Весь пол был усыпан темными перьями. Их было слишком много. Для одного ангела так точно, если он не двадцатичетырехкрылый серафим. Но даже если так, тому пришлось бы полностью выдернуть явно не одно свое крыло. В груди зашевелился страх.       Киллиан присмотрелся внимательнее, поднял одно перо и прерывисто вздохнул, когда разглядел его в скупом рассветном освещении, проникающем в окно. Это перо принадлежало Михаэлю, Киллиан был в этом уверен. Он достаточно хорошо помнил, как выглядели крылья друга. В груди стало так холодно, что даже здравая мысль, что не все перья на полу обязательно принадлежат Михаэлю, не желала полноценно доходить до сознания.       Смутно отдавая себе отчет в действиях, Киллиан присел на корточки и принялся перебирать перья руками. Было только одно объяснение тому, как те здесь оказались, да еще и в таком количестве, но оно ужасало настолько, что Киллиан отказывался его принимать. Глаза уже жгли непрошеные слезы. От жуткого кошмара страстно хотелось проснуться, но пробуждение не наступало, заставляя верить, что все на самом деле.       Не досмотрел, не уберег, не спас. Киллиан не понимал, почему винит себя, но твердо знал, что это его вина. Это все его чертова вина, как и с Шелли. Киллиан захлебнулся собственным криком в тот момент, когда в комнате словно возник торнадо. Перья взметнулись в воздух в таком количестве, что затрудняли видимость. И все же Габриэль Киллиан рассмотрел, хотя и со второй попытки. Она смотрела на него с чистой ненавистью.       — Это ты виноват, — выпалила Габриэль, наступая на него. От нее разило теми самыми отчаянием и решимостью, которые были хорошо знакомы. Киллиан испытывал их нередко перед убийствами. Только страшно почему-то не стало. Возможно потому, что свою вину он осознавал и сам. — Михаэль никогда не значил для тебя достаточно. С тех пор как вы свели знакомство, ты только пользовался им и тем, что он испытывал к тебе непонятную слабость. А теперь он мертв. Потому что ты даже не смог поддержать его, когда это было нужно.       — Я… я… — Киллиан старался говорить, чтобы признать свою вину, но никак не получалось.       Габриэль продолжала наступать на него. В ее руке сверкнул нож. Киллиан не сомневался, что это вовсе не будет вынужденным препарированием, на которое когда-то, за неимением других вариантов, решился Михаэль. И хотя он жаждал своего наказания, зная, что виновен и заслуживает его, но наконец-то стало страшно. Крик зародился в груди и…       Киллиан проснулся резко и удержался от того, чтобы действительно закричать только потому, что первым, за кого зацепился взгляд, стал спящий на диване Михаэль. Определенно живой, абсолютно целый Михаэль. С третьей попытки получилось ровно вздохнуть. Киллиан с силой провел рукой по лицу и быстро пошел на кухню, отказываясь думать о том, как сильно дрожат ноги. Приснится же такая жуть.       Стакан холодной, обычной воды, которая по счастью нашлась в холодильнике, немного отрезвил. Киллиан машинально стер со лба бисеринки холодного пота. Ему нередко снились кошмары, они давно стали неотъемлемой частью его жизни, но сейчас казалось, что это его первый настоящий кошмар за всю жизнь. Киллиан наполнил стакан водой еще раз, но не стал пить. Он оперся руками о край дубовой столешницы и попытался выровнять дыхание, которое все еще сбивалось.       Конечно, Габриэль и близко бы никогда не поступила так, как в чертовом сне, оставившем тяжесть и на душе, и даже, казалось, в теле. Ноги до сих пор слушались только благодаря железной воле, а руки мелко-мелко, почти незаметно подрагивали. Просто глупый кошмар. Киллиан твердил себе это мысленно раз за разом и радовался хотя бы тому, что не закричал. Михаэль всегда спал чутко. Вчера было исключение — Киллиан сильно подозревал, что к этому приложила руку Габриэль — но сегодня оно вряд ли повторится. Не хватало еще разбудить друга из-за такой ерунды.       На самом деле кошмар, еще слабо держащий в своих цепких объятиях, ерундой совсем не казался. Киллиан все-таки взял стакан с водой, сделал несколько глотков и попытался собраться с мыслями. Поздний завтрак, по факту обед, затянулся, но прошел хорошо. Михаэль даже пару раз шутил и столько же язвил, что обнадеживало, хотя Киллиан старался не забывать, что это может не быть признаком улучшения. Но наслаждался вернувшейся легкостью общения все равно.       Жара расположила остаться в доме, где было приятно и прохладно. Они окончательно решили, что двинутся на прогулку по острову ближе к закату, как Михаэль и предлагал, а чтобы убить время до вечера, осмотрят дом и сообразят ужин. Первая часть плана прошла легко, а вторая не состоялась в принципе. После осмотра особняка, который оказался даже больше, чем выглядел навскидку, они решили сделать перерыв и осели с коктейлями в гостиной.       Сказалась жара или количество алкоголя, к тому же разного, но Михаэль вырубился буквально в разгар легкой беседы ни о чем, договорив свою фразу, но уже не услышав ответ. Отдых другу был определенно необходим, поэтому Киллиан без колебаний уложил того на диване, рассудив, что спать сидя неудобно никому, и решил, что чуть позже разберется с ужином сам. Но уснул в своем кресле, залипнув взглядом на спящем Михаэле.       Киллиан потряс головой и бросил взгляд в окно. Судя по освещению, закат был уже где-то на подходе. Солнце оставалось ярким, но все-таки иначе. Мысль, прогуляться самому, показалась привлекательной. Во-первых, отдых Михаэля не будет нарушен. Во-вторых, он сам окончательно придет в себя и проветрит мозги. Может, избавится и от осадка, который оставил после себя отвратительный сон. В-третьих, возможно, наконец-то разберется со всеми мыслями, которые откладывает со вчерашнего утра с пометкой «обдумать позже».       Приняв решение, Киллиан двинулся к мойке, открыл воду и ополоснул лицо и шею. Стало еще немного легче, словно чистая и на удивление холодная вода смыла невидимую паутину липкого ужаса. Проходя через гостиную, Киллиан старался ступать как можно тише. Но, казалось, даже топай он, Михаэль не проснется. Это, наверное, тоже стоило бы обдумать. Все-таки Киллиан прекрасно помнил, как друг просыпался от буквально малейшего движения рядом.       Уже когда он выскользнул за дверь и вдохнул жаркий воздух, в голову пришла мысль, что свою роль могут играть обстоятельства. Зачастую он наблюдал пробуждения Михаэля тогда, когда со всех сторон давили неотложные дела, а нередко к ним крепились и опасности, потенциальные или не очень. Сейчас же дел не было и в ближайшем будущем не предвиделось. Как не было и опасностей. Киллиан пожал плечами, допуская, что это может быть объяснением, и медленно пошел к пляжу.       Океан к вечеру стал более беспокойным: не высокие, но мощные и длинные волны с шумом накатывали на берег и заставляли множество брызг рассыпаться в воздухе. Это было достаточно красиво, чтобы позволить себе полюбоваться пару-тройку минут, и достаточно умиротворяюще, чтобы немного расслабиться. Киллиан не упустил обе возможности и только после этого побрел по пляжу.       Легкие сандалии, найденные в шкафу, как и одежда, отлично спасали от жары, но мало спасали от горячего песка. Тот засыпался в них при каждом шаге, слегка жег и щекотал ступни и мешал идти в размеренном темпе. Киллиан решил проблему, недолго думая. Он решительно развернулся к океану, несколькими шагами преодолел расстояние до воды, снял сандалии и понес их в руках. Шлепать по воде оказалось неожиданно приятно. Шорты частично намокли в считанные секунды, но это было и вовсе мелочью. При такой жаре они быстро высохнут прямо на нем.       Вода была теплой, и в голове промелькнула соблазнительная мысль, что можно искупаться. Киллиан поймал взглядом волну, чуть выше всех, что он успел увидеть, и получил от воображения живую картинку, как приятно будет нырнуть под нее. Искушение было велико, но цель была важнее. Если он помнил все правильно, в тропиках ночь наступала мгновенно, почти сразу после заката, а значит, времени и так было не слишком много. Михаэль утверждал, что остров находится в тропических широтах, хотя точных координат он и не знает. Стоило ориентироваться на это.       Киллиан дошел до примеченного ранее поворота пляжа и только тогда сообразил, что в голове воцарилась блаженная пустота. Разум словно отказывался обдумывать все то, что копилось под грифом «обязательно разобраться» и находил любые лазейки, чтобы это избежать. Или это он сам? Киллиан вздохнул. Желание избавиться от неприятных ощущений, оставленных кошмаром, в целом вполне могло проявить себя так: бездумно бродить среди красоты незнакомого места, напитываясь впечатлениями. А на острове было красиво.       Берег за своеобразным поворотом оказался грязнее, чем тот, что он уже видел. Тут и там валялись пальмы, очевидно, сломанные ветром во время штормов. Было и много листьев банановых растений, которые, видимо, под действием сил природы сбились в кучи. Жара сделала свое дело, и к солено-горьковато-свежему запаху океана примешивался не слишком приятный аромат гниющих растений. Киллиан прикинул, стоит ли попытаться что-то с этим делать, но быстро сообразил, что вариантов немного. Разве что, когда кучи окончательно высохнут, их можно попробовать сжечь.       Зато, пройдя около пары десятков ярдов, он наткнулся на довольно большое семейство шустрых крабов, которые деловито копошились среди редких камней на берегу. Легкая улыбка мелькнула на губах, а может только в мыслях, которые свернули куда-то совсем не туда.       Киллиан бросил взгляд на океан. В нем однозначно водились и креветки, и лангусты, и бог знает, кто еще. Вспомнилось, что вопрос о дайвинге стоял на повестке дня. Киллиан прикинул, что пару целей легко совместить, а заодно и третья добавится — посмотреть подводные красоты. Нужно только снаряжение. И если его не найдется в доме, то, пожалуй, стоит воспользоваться предложением о записке. Конечно, никакие серьезные глубины ему без подготовки и инструктажа кого-то опытного не осилить, но любительски понырять неподалеку от берега он точно может.       Впрочем, при дальнейшем, уже более здравом размышлении, в голову пришло, что понадобится еще и лодка, и подробная инструкция для обращения со снаряжением, да и для поведения под водой наверняка тоже, и, возможно, идея была не такой уж и хорошей. Учитывая отсутствие интернета и теоретической базы знаний, даже точно идея не была хорошей. И все же она осталась жить где-то в уголке сознания, не отпуская совсем.       Неохотно отведя взгляд от океана, Киллиан двинулся дальше, минуя семейство крабов, к слову очень необычной и интересной расцветки, которое все равно всполошилось. Понять их было можно — вряд ли такие большие движущиеся угрозы появлялись в их поле часто. Слегка посмеиваясь, больше над самим собой за странноватые мысли, чем над проворными и чем-то забавными крабами, Киллиан неподдельно удивился, когда новый поворот, случившийся намного быстрее предыдущего, открыл берег с другой стороны острова.       Первым в глаза бросился… утес? Маленький остров? Киллиан замер, разглядывая необычную скалу или что-то подобное в виде воронки, которая расширялась к верху. Что-то такое он, казалось, видел где-то на территории Штатов, но в сравнение не шло, даже если бы он вспомнил. Хотя бы потому, что чудо-скала стояла… просто в океане. Да, всего в десяти-двенадцати ярдах от берега, вряд ли больше. Своему глазомеру Киллиан вполне доверял. Но зрелище было очень необычное, особенно с учетом того, что наверху скалы росла пальма.       С трудом оторвав взгляд от явления, которое так и просилось быть изученным немедленно, Киллиан отодвинул мысли о том, как туда можно забраться, и продолжил осматриваться. Вторым сюрпризом стало наличие внушительной возвышенности на берегу немного дальше. И если со стороны острова склон выглядел достаточно пологим, чтобы по нему можно было взобраться наверх, хоть и не без усилий, то со стороны океана, похоже, наветренной, склон был абсолютно отвесным.       Открытия заинтересовали со всех сторон. Киллиан не без труда заставил себя отложить их покорение на будущее, неохотно надел сандалии, сообразив, что возвышенность получится обойти только по песку, и пошел дальше.       За возвышенностью обнаружилась насыпь небольших по размеру камней, уходящая прямо в воду. Растительность здесь была гуще, на одном дереве Киллиан залип взглядом на несколько секунд, даже примерно не представляя, чем оно может быть. Единственный проход, который позволял не возвращаться назад, а завершить круг, как он и собирался, обнаружился в виде узкой и по большей части заросшей тропинки в густом кустарнике.       Понадеявшись, что он не наткнется на обещанных агрессивных обезьян или змей, Киллиан решительно двинул вперед. Хотелось закончить осмотр так, как он предполагался, к тому же солнце явно собиралось садиться. Заработав несколько глубоких царапин, подвернув ногу и получив парочку укусов от комаров, Киллиан почти пожалел о своем упрямстве, но позабыл обо всем, когда тропинка вывела на свободный от растительности клочок берега.       Белоснежный песок идеально сочетался с чистейшей, прозрачной как слеза водой. Несколько наклоненных мощных пальм сходились низко над головой, давая месту вечную приятную тень. Ветер дул будто бы с другой стороны, чем в остальной части острова, и делился желанной свежестью, не нагоняя при этом волны.       Ближе к линии растительности, которая словно вежливо не заходила на территорию пляжа, решив именно в этом месте обойти его полукругом, лежало мощное бревно. Киллиан усомнился, что оно могло быть стволом пальмы, слишком уж крепким и толстым для этого оно выглядело, но быстро сообразил, что на нем идеально сидеть.       Идея пришла без спроса и оживила воображение в очередной раз. Яркая картинка пикника в этом чудном местечке завладела сознанием и едва не заставила немедленно бежать в дом, чтобы приготовить что-то достаточно подходящее. Киллиан сдержал порыв, но твердо решил, что в ближайшие дни, может даже завтра, устроит это и вытащит Михаэля. Тому нравились красивые места и спокойный отдых, это Киллиан замечал не раз. Тут ему понравится наверняка.       Проход дальше хотя бы не выглядел полосой препятствий, а представлял собой довольно широкую, неровную, но чистую тропу. Киллиан оценил по пути свисающие лианы, плотно перепутанные между собой, и понадеялся, что не принял за них змей. Но нападать на него никто не спешил, и мысль легко забылась. Еще одна возвышенность, ниже, чем предыдущая, и расположенная на расстоянии от воды, привлекла внимание в первую очередь отверстием, похожим на вход в пещеру.       Любопытство разгорелось с полуоборота. Киллиан даже сделал шаг к возвышенности, на ходу перебирая варианты: это просто небольшое углубление, это проход в какую-нибудь подземную пещеру, это вход в маленькое, учитывая общие размеры чего-то, похожего на холм, помещение внутри. Интересно было до чертиков, хотя бы потому, что ничего подобного на небольшом необитаемом острове он найти не ожидал. Но здравый смысл взял верх.       Киллиан с сожалением прошел мимо, пообещав себе вернуться сюда днем. Как минимум на подходе была ночь, и лезть в незнакомое место, не имея даже фонарика, было крайне опрометчиво. Только в этот момент посетила мысль, что Михаэлю он на этот раз не оставил даже записки. В целом, ничего страшного в этом не было. На острове действительно крайне сложно было всерьез потеряться, учитывая его размеры. Да и, даже если Михаэль проснется, он наверняка сообразит, что он, Киллиан, отправился на прогулку, как они и планировали, и либо найдет его, либо дождется в доме.       Успокоенный логичными рассуждениями, Киллиан не заметил, как очередной поворот открыл ему вид на уже почти привычный кусок берега. Солнце коснулось горизонта, окрашивая все, включая океан, в оранжево-красные тона. Киллиан прибавил шаг. До поворота на тропу, ведущую к дому, по его прикидкам еще предстояло пройти прилично. Даже в темноте сложно заблудиться, идя по прямой без каких-либо препятствий, но на всякий случай стоило быть уверенным, что тропу не придется искать.       Песок продолжал попадать в сандалии, но стал быстрее остывать или он просто привык. Солнце закатилось непривычно быстро, однако полная темнота все же не наступила. Просто после ярчайшего света переход оказался резким. Киллиан остановился, моргнул несколько раз, давая глазами адаптироваться к перемене, а затем продолжил путь, сделав в памяти пометку, что сумерки в тропиках все-таки есть.       Впрочем, они оказались очень короткими. Он едва успел дойти до начала тропы и задуматься, хочет ли он возвращаться в дом немедленно, как темнота существенно сгустилась. На небе появились первые звезды, и это определило решение.       Михаэль, похоже, продолжал спать. Особо веских причин идти в дом немедленно вроде как и не было, ну кроме, может, поиска еды. Но это могло подождать, а посмотреть на ночь в тропиках хотелось. На острове в океане, вдали от цивилизации, без любых источников освещения, кроме естественных, — вот так он оказался впервые в жизни. Любопытство жаждало удовлетворения. И Киллиан не видел ничего плохого в том, чтобы его утолить.              

***

      Селафиэль взялся из ниоткуда, но выглядел… так обычно, знакомо, привычно. Грудь опалило невыносимой, горькой тоской изнутри. Селафиэль протянул к нему руки, и Михаэль едва не отшатнулся. Это не было правильной реакцией, но внутреннее удушающе отчаяние мешало отреагировать иначе. Что-то было не так, только ускользало, что именно. Михаэль напрягся, желая разобраться, но тщетно.       Что-то было очень сильно не так.       — Отпусти меня, Heleh, — низким голосом, каким говорил крайне редко, попросил, но скорее потребовал, Селафиэль. — Отпусти меня, а потом отпусти себя и начни наконец жить.       — Что?.. Что ты говоришь, Selai? — растерянно спросил Михаэль, захлебываясь грустью и болью, природу которых никак не мог определить.       — Мы оба знаем, что не я — тот, кого ты, возможно, мог бы полюбить, — Селафиэль покачал головой и улыбнулся с легкой печалью. — Разница между нами в том, что я всегда принимал положение дел, как оно есть, но ты — нет. Ты бежал от себя, но ты должен остановиться.       — Я не понимаю, о чем ты… Dosig, пожалуйста, — взмолился Михаэль, внезапно понимая, что не имеет смысла с чем-то разбираться, но надо успеть сказать. Откуда взялась уверенность, что правильно именно так, оставалось тайной, но игнорировать ее не получалось. — Мы со всем разберемся. Все будет хорошо. Просто позволь мне…       — Именно это я и пытаюсь сделать, Heleh, — улыбка Селафиэля стала еще чуть печальнее. — Ты уже потерял так много. Сначала Самаэля, после — меня. Но ты еще можешь…       — Самаэль был моим братом, — запротестовал Михаэль, не понимая, куда уходит и без того странный разговор.       — Именно так, но он имел особое значение для тебя, как и я. Теперь нет нас обоих. Ты должен…       — Что значит, нет? Я же говорю с тобой… — начал Михаэль, но застыл, когда в сознании будто рухнула какая-то преграда, и реальность накрыла мощной волной правды.       — Я мертв, mea laavh, — мягким тоном, но с невыносимой жестокостью подтвердил пробившие себе дорогу мысли Селафиэль. Михаэль задохнулся от силы эмоций. — Прими это, дай покой мне, отпустив, но самое главное — отпусти себя. Я всегда надеялся, что однажды ты поймешь, как много теряешь, не позволяя себе чувствовать в полной мере. Но я никогда не видел с твоей стороны, это правда. Я избавил тебя от того, кто поселил в тебе страх любых чувств и превратил твою жизнь в ад. Я хотел сделать больше, но я не мог, Heleh. Ты не принимал это, не хотел этого. Но ты все еще можешь все изменить.       — Ты не мертв, — закричал Михаэль, отказываясь принимать эту потерю. Здесь, в каком-то пустом странном пространстве, рядом с Селафиэлем, который смотрел привычным кротко-понимающим и немного печальным взглядом, эмоции ощущались так ярко, как он не ощущал их веками. Михаэль не мог это вынести, но и не мог прекратить. — Dosig, прошу… Ты не мог… Я так много не сделал. Я хотел… сделать тебя счастливым. Я хотел дать тебе…       — Ты сделал. Ты дал, — Селафиэль прервал отрывисто-сумбурную речь и, вдруг подплыв ближе, обхватил ладонями его лицо. Михаэль замер, чувствуя касание так невозможно реально. — Послушай меня, Heleh, и прошу, услышь. Ты спас меня тогда, когда от меня отказался Самаэль. Ты сам знаешь, какая участь ждала бы меня, если бы ты не согласился взять в ученики. Ты спас меня позже, когда не оттолкнул. Как минимум, от позора. Ты всегда давал мне заботу, нежность и понимание, и это больше, чем многие имеют за всю свою жизнь, какой бы длиной она не была. Ты говорил, что не способен на любовь, но любил меня, пусть и так, как мог. Ты защищал меня и беспокоился о том, чтобы я никогда ни в чем не нуждался. Я всегда буду любить тебя. Но ты должен меня отпустить. И дать себе шанс однажды обрести настоящую любовь. Больше нет того, кто был источником твоей главной боли. И теперь, когда нет меня…       — Не говори так, — Михаэль сорвался на крик, который оглушил его самого. Он не мог, на самом деле совсем не мог это выносить, но не мог и прекратить. Он рухнул на колени и сжал запястья Селафиэля, вцепившись в них со всем отчаянием, которое почти лишало рассудка. Щеки обожгли горячие слезы. — Mea lusieh Naateh, прошу… Ты не мог… Я не хочу… Не уходи… — бессвязный лепет, иначе и не назвать, добавлял отвращения к себе, но Михаэль не мог ничего, кроме как умолять о прощении. — Я так виноват перед тобой. Мне так жаль. Я…       — Нет, Heleh, — Селафиэль покачал головой, опустился на колени, как и он, и надолго прижался губами к его лбу, даря мягкий и успокаивающий поцелуй. — Ты ни в чем не виноват, прошу, пойми это. Я был счастлив с тобой, пусть и не так, как мог бы. А может, только так и мог. Как бы ни было, я не жалею ни о чем, не жалел, и если бы у меня было будущее, не пожалел бы никогда. Живи, mea laavh.       Касание мягких губ исчезло резко. Михаэль вскочил на ноги, отчаянно боясь, что исчез и Селафиэль, но знакомая фигура парила в пустоте всего в паре ярдов от него. Только она медленно отдалялась. Необходимость спасти, острая потребность что-то исправить, желание удержать, — все смешалось и заставило тянуться следом. Михаэль пытался перемещаться, но быстро понял, что не может, и бессильно вытянул руки, уже зная, что не достанет.       — Нет, Selai, прошу… — беспомощно зашептал Михаэль, чувствуя себя охваченным лихорадкой, которой ни разу подвержен не был.       — Отпусти меня. Отпусти себя, — наказ прозвучал строго, разнесся по пустоте множественным эхом, а Селафиэль начал отдаляться стремительнее, пока не исчез в темноте совсем.       Михаэль проснулся от понимания, что куда-то летит. Удар бедром и локтем о твердую поверхность изрядно привел в чувство. Сон. Это был просто сон. Михаэль сел на полу и сообразил, что упал на него с дивана, похоже, потянувшись вперед и в реальности. Щеки на ощупь оказались мокрыми, а дыхание вырывалось отдельными хрипами. Вокруг царила темнота, в которой он, похоже, был один. Словно в насмешку.       Горький крик мог бы прозвучать, но разум уже слишком осознал себя в реальности. Михаэль понятия не имел, где был Киллиан, но если в доме, то пугать его не стоило. Хотя на самом деле останавливало не это, а необходимость объясняться. Михаэль не был готов. Он не был даже уверен, что сам понимал, что только что произошло.       Дети Света никогда не могли рассчитывать на посмертие. Для них смерть являлась абсолютным концом, так было всегда. И даже если какое-то исключение было, им никак не мог стать Селафиэль. Элохим наверняка не оставил бы своему убийце шанса ни на что хоть сколько-то хорошее. Это означало только то, что Селафиэль никак не мог явиться к нему во сне.       Михаэль закрыл лицо руками, приходя к единственному логичному выводу: его собственное подсознание могло сработать так. И тогда весь сон — лишь его собственные мысли, которые он старательно отрицает или прячет сам от себя. Дышать было больно. Сон разворошил все, что он ощущать еще только мог, и теперь оно металось внутри, не находя ни выхода, ни успокоения.       Все было правдой, это нечем было крыть. Они с Селафиэлем — это всегда был пожар без огня, и знали об этом они оба. Наверное, ему просто неоткуда было взяться между холодной твердостью льда и мягкой нежностью прекрасной ночи. Но легче от этого знания не становилось. Легче не становилось ни от чего, и острое желание покончить со всей невыносимостью бытия вернулось в полной мере.       Разум отстранено анализировал, что необязательно искать высокие скалы, которых на острове явно не было. Одного правильного удара ножа будет достаточно, чтобы вечная тьма забрала его навсегда. Но это больше, чем слабость. Это предательство по отношению к Селафиэлю. Как бы ни было, Михаэль знал, хотя и не хотел признавать, что главным желанием ушедшего мужа было то, что его образ озвучил во сне: чтобы он жил.       Это предательство по отношению к Киллиану. Михаэль не понимал в жизни мало вещей и в большинстве случаев легко разбирался, если с ними сталкивался. Но реакция Киллиана на события последних дней прочно попала в эту категорию и пока понята не была. Друг был обижен, злился слишком сильно как для него и отчаянно пытался заботиться, хотя и не верил, что это поможет. Надо было ослепнуть полностью, чтобы не видеть этого.       Михаэль сжал голову руками. Наверное, в случившемся сне можно было увидеть что-то хорошее. Но для него он казался худшим кошмаром за всю его долгую жизнь. Дышать ровно никак не получалось. Возможно, стоило выпить чего-нибудь и окончательно сосредоточиться на реальности. Взять под привычный жесткий контроль эмоции и найти Киллиана. Но сил не было даже встать с пола. Хотелось просто умереть. Но он не мог. Теперь не мог вдвойне.       Чувство вины заполнило без остатка. Оно въедливым хирургом-безумцем ковыряло одну старую рану за другой и открывало новые. Михаэль сорвался в полет, не думая. Хотелось вырваться из самого себя, из плена разрушительных мыслей, из пожирающего отчаяния. Этого он, конечно, не мог, но мог хотя бы оказаться на пустынном берегу океана, где его крик напугает разве что ночных обитателей природы.       Легкий ветер ударил в лицо, а мощная волна окатила веером брызг, едва босые ноги утонули в теплом песке. Мелькнула отвлеченная мысль, что уложил и разул его, очевидно, Киллиан. А почти параллельно с ней и соблазнительная идея о том, что нырнуть в морскую бездну и не вынырнуть — это легко. Хотя в сравнении с одним ударом все равно слишком сложно.       — Михаэль? — вопросительный оклик стал полной неожиданностью, хотя голос Киллиана он узнал сразу. — Все в порядке? — беспокойно осведомился друг следом, быстро подойдя к нему.       Михаэль медленно повернул голову. Собственные движения казались заторможенными и странно воспринимались будто бы со стороны. К этой встрече прямо сейчас он был совсем не готов, хотя, наверное, должен был бы быть. Стоило просто здраво рассудить, что Киллиан ушел осматриваться без него. Но темнота сбивала с толку, располагая думать, что уже глубокая ночь, и следствием где-то на краю сознания поселилось резонное предположение, что Киллиан уже спит.       — Да. Конечно, — машинально выдал приличествующие ответы Михаэль, надеясь, что в темноте подсохшие дорожки слез не видно. С другой стороны — небо было настолько усыпано звездами, что их свет изрядно рассеивал темноту. — Все в порядке, — упрямо добавил Михаэль, ощущая холодную внутреннюю дрожь от допущения, что ему придется рассказать о случившемся кошмаре.       — Это так ты мне не лжешь? — неожиданно вспылил Киллиан, лишь подтверждая мелькавшие раньше мысли, что с ним происходило что-то непонятное. — На тебе лица нет, — обвинительно указал он, очевидно, причину своего недоверия.       Наверное, можно было просто сказать про кошмар и мягко отказаться углубляться в подробности. Едва ли Киллиан стал бы его допрашивать, это между ними уж точно принято не было. Они могли делиться друг с другом многим, нередко по-настоящему важным или непредназначенным для ушей других, но делали это всегда исключительно добровольно, взаимно уважая свободу и желания другого. Наверное, можно было бы просто сказать факт.       Михаэль не успел осмыслить, что именно толкнуло его дернуть Киллиана к себе, схватив за руку, и настойчиво поцеловать, вместо того, чтобы поступить разумно. Возможно, он просто отчаянно хотел забыться и эгоистично пытался воспользоваться привычным способом. Секс не был ни лекарством, ни вообще панацеей, но все же требовал достаточно вовлеченности, чтобы отодвинуть все остальные мысли и чувства. А дальше разобраться будет проще.       Может, было что-то еще, но сил трезво мыслить не было. Забыться в горячем поцелуе, позволить себе отметить смазанный оттенок романтики ситуации, который не предполагался, но случайно примешался, — это все, на что сейчас хватало. Спокойнее не становилось. Но едкая горечь и жадно поглощающая вина все-таки отошли на второй план. Это уже была небольшая победа, разве что цена за нее устраивала не слишком. Использовать друга в корыстных целях — последнее, чего Михаэль когда-либо хотел.       Киллиан явно растерялся, но на поцелуй ответил, и оказалось, что забыться легко. В яркой страсти хотелось утонуть настолько, чтобы она без остатка расплавила лед внутри, который причинял боль. Помешать не могла даже здравая мысль, что обморожение ни в коем случае не лечат интенсивным жаром. Ирония ли, что когда-то именно он это объяснял другу? Михаэль проигнорировал мысли. Иногда ему казалось, что все его существование — одна сплошная ирония, насмешка.       — Solah, — сорвалось с губ где-то в промежутке между отчаянными, грубоватыми поцелуями.       Михаэль внезапно понял, что Киллиан действительно всегда был для него солнцем, в любом воплощении. В его жизни вообще было мало случайных определений или решений, и даже когда он действовал спонтанно — что как раз редкостью не было — при размышлении позже неизменно оказывалось, что он подумал, просто не успел это осознать. О чем именно он успел подумать сейчас, разбираться не хотелось. Позже. Он приведет мысли в порядок позже.       — Михаэль, подожди, — Киллиан разорвал очередной поцелуй, явно стараясь сделать это так мягко, как только мог, и упер ладонь ему в грудь. Он не выглядел уверенным в себе, против обыкновения, но выглядел как человек, который принял для себя какое-то очень важное решение. — Я… Так это больше не будет.       Слова хлестнули больнее, чем могла бы плеть. Разум понимал, что Киллиан сделал лучшее из возможного — остановил его от того, что могло прибавить горечи позже. Михаэль мало сомневался, что при адекватном размышлении пожалеет о выбранном способе сбежать от реальности, ставшей в моменте невыносимой. Эмоции, все еще обостренные и растрепанные, с разумом не соглашались и мгновенно вскипели опасным коктейлем.       — Так? — все-таки уточнил Михаэль, наступив на горло гордости и стараясь сдержать обиду и злость от понимания, что его мягко и вежливо, но отшили.       Вместо ответа Киллиан тяжело вздохнул, хотя и явно старался сделать это незаметно. Что творилось сейчас в его голове — Михаэль не представлял. Хотя, говоря откровенно, не то чтобы он вообще знал это наверняка так уж часто. Они давно, негласно и как-то случайно остановились на том, что это его мысли для Киллиана — тайна за семью печатями. Но на самом деле обратная ситуация редкостью не была, пусть Михаэль и не спешил это признавать.       — Хочешь, посидим здесь? — то, как мягко заговорил Киллиан вновь, подсказывало, что он чувствует себя виноватым, и навевало не особо приятные мысли, что друг считает его если и не больным, то сильно неуравновешенным. Не то чтобы это было совсем уж далеко от истины. Понять это было неприятно, зато обида и злость притихли, и стало немного проще. — Если ты обещаешь не исчезнуть за несколько минут, я принесу попить… или лучше выпить, — быстро поправил сам себя Киллиан.       Михаэль размышлял только пару секунд. Тему друг перевел не особо ловко, но очень окончательно, не говоря уже о том, что явно не собирался отвечать на вопрос. Это вроде бы и злило тоже, но разум уже включился достаточно, чтобы подбросить вопрос, а имеет ли он право вообще чего-либо требовать. Михаэль знал, что нет, и это здорово отрезвило.       — Я сам, — не предложил, а настоял он в ответ.       Пара минут, которые понадобятся ему, чтобы слетать в дом и взять все необходимое, казались отличным способом подстроиться под обстоятельства и вернуть себе хотя бы поверхностное спокойствие. Если Киллиан и хотел возразить, такой возможности Михаэль ему не оставил, просто улетев.       На кухне было темно и тихо. Не зажигая свет, Михаэль без долгих сомнений выбрал три бутылки вина и прихватил пару бокалов. Осенило, что к вину хорошо бы взять что-то еще, хотя бы потому, что ужин они пропустили. Хотя, возможно, Киллиан нет, но вряд ли бы друг не оставил еды ему, если бы что-то готовил.       В холодильнике отыскались несколько видов сырной нарезки, аппетитно выглядящий виноград и даже вяленое мясо, которое к одному вину подходило точно. Михаэль взял все, но не избавился от уверенности, что этого недостаточно. Взгляд упал на пару пакетов с маринованным мясом, готовым к жарке, и три пакета таких же куриных крылышек.       Михаэль слабо усмехнулся. Габриэль явно опустошила полки с полуфабрикатами в каком-то супермаркете. Но зато, если развести костер, пожарить мясо можно быстро. Сомневаться, что все необходимое для этого, найдется в доме, не приходилось. Закрыв холодильник, Михаэль прихватил тарелки для нарезок, и остановился на мысли, что импровизацию с барбекю стоит обсудить с Киллианом.       Друг встретил его настолько нервным взглядом, что несложно было догадаться, что его возвращения он не ждал. Тут же заворошилась совесть. Михаил заткнул ее, насколько получилось, и сгрузил нарезки вместе с тарелками в руки Киллиана, а бокалы и бутылки, кроме одной, которую собирался открыть, просто поставил на песок. Оценивающий взгляд подсказал, что не хватает шпажек. С другой стороны — они не официальный ужин устраивали, чтобы учитывать все мелочи.       — Слушай, я хотел… — будто бы неохотно, но скорее скрывая нерешительность, заговорил Киллиан, рассеянным взглядом окинув все, оказавшееся у него в руках.       — Что думаешь о ночном барбекю? — быстро перебил вопросом Михаэль, без труда понимая, что друг все-таки хочет как-то обсудить ситуацию, случившуюся несколько минут назад. Гордость артачилась и требовала игнорировать попытки, раз уж он не игнорирует друга. Да и стыдно за собственное поведение уже было достаточно, чтобы его еще и обсуждать. — У нас есть уже готовое к жарке мясо и крылышки. Я не уверен в их вкусовых качествах, но проверить можно только одним способом. А ты, похоже, не ужинал.       — Увлекся прогулкой, — как-то слишком осторожно подтвердил догадку Киллиан и добавил: — Барбекю? Звучит заманчиво.       — Отлично, — кивнул Михаэль и отправился обратно на кухню, позабыв даже оставить бутылку вина, которую так и держал в руке.              

***

             Киллиан довольно и сыто вздохнул. Даже с его аппетитом он больше не мог проглотить ни кусочка. В целом, учитывая съеденный килограмм мяса, столько же или даже больше крылышек и немало закусок к вину, пока они готовили барбекю, это даже не было удивительно. Стоило разве что отметить, что полуфабрикаты превзошли все ожидания: нежнейшее мясо, интересный, чуть пикантный и вкусный маринад. Габриэль или кто-то еще, но о них явно заботились искренне.       Наполнив свой бокал заново, Киллиан попытался вспомнить, который это по счету, но не преуспел. Сначала бутылок три, потом Михаэль принес еще две, потом, кажется, еще три… Киллиан махнул рукой на подсчеты. Особого опьянения он не ощущал, и хотя не в его привычках было злоупотреблять алкоголем, но один раз, находясь пусть и в вынужденном, но отпуске, точно можно было. К тому же это были только вина, пусть одно и показалось слишком крепким. К слову, весьма и весьма недурственные вина.       Сделав внушительный глоток, Киллиан покатал вино на языке, оценивая вкус более полно и ярко, удовлетворился результатом и бросил осторожный взгляд в сторону Михаэля. Друг задумчиво смотрел на лунную дорожку на воде и медленно жевал мясо. Киллиан невольно перевел взгляд и на несколько секунд засмотрелся и сам. Луна здесь была огромной, намного больше, чем они привыкли видеть, и когда она взошла, на миг даже обманчиво показалось, что уже вернулось солнце. Дорожка на воде выглядела воистину прекрасно, но надолго внимание не удержала.       Киллиан не рискнул посмотреть обратно на Михаэля, но мысли закрутились исключительно вокруг его образа. Киллиан рад был бы четко понять, что сделал и почему, когда оттолкнул Михаэля, пусть и настолько мягко, насколько только это было возможно, но понимал он очень и очень расплывчато. Еще пара глотков вина ясности мышления совсем не прибавила, но опьянеть всерьез, очевидно, мешала регенерация.       Неожиданно вспомнились вина Атлантиды, которыми Мельхиор никогда не злоупотреблял, но которые неизменно высоко ценил. Киллиан еще попытался обрубить не особо уместные воспоминания, но не преуспел, когда память прихотливо перебросила в вечер, когда Тот увлекся алкоголем в пивной, хотя и не сказать, что слишком. На миг показалось, что в реальности осталось меньше шага, чтобы наконец-то дотянуться если и не до правильных ответов, хотя вопросы заданы и не были, то до чего-то важного, но ощущение быстро ускользнуло.       Допив вино залпом, Киллиан помотал головой и провел рукой по лицу. Возможно, с алкоголем стоило притормозить. Вспомнилось, что он уже в который раз собирался навести порядок в мыслях. Злоупотребить вином вместо этого — не чудесная ли идея? Киллиан подавил вздох. Черт его знает, что с ним вообще творилось. Но что бы ни было, это было связано с Михаэлем. Отрицать очевидный факт сейчас не находилось сил. Разум был достаточно затуманен, чтобы не укрывать истину, и та сияла во всей красе.       Беспокоила непоследовательность собственных размышлений. Или она только казалась? Киллиан твердо отставил пустой бокал на песок и решил, что не станет наполнять его вновь. Хватит с него алкоголя, пока дело не дошло до чего-нибудь, о чем он позже пожалеет. Лучше он продолжит попытки сосредоточиться.       — Ты умеешь танцевать румбу?       Вопрос прозвучал так неожиданно, что Киллиан порадовался тому, что уже не пьет. Вином он бы точно поперхнулся. Он медленно повернул голову. Михаэль успел доесть и теперь покачивал в руке бокал с вином, а смотрел не на лунную дорожку, а на него. Киллиан сглотнул, ощутив неловкость. Наверное, у нее были конкретные причины, но не было времени до них докопаться — Михаэль ждал ответа. Память выдала смутные обрывки знаний о танце.       — О нет, — быстро отказался Киллиан, припомнив что-то об эротическом подтексте. — Я не слишком хорош в этом и слишком трезв для этого дерьма.       — Это легко исправить, — заверил Михаэль, а его глаза странно сверкнули в мягком освещении.       — Не думаю, что это… — начал Киллиан, но проглотил «хорошая идея», когда Михаэль просто исчез. — Не к добру, — пробормотал Киллиан себе под нос.       Вернулся друг быстро. Киллиан едва не застонал, когда увидел в одной руке Михаэля бутылку дорого бренди, а в другой — не менее дорогого виски. Не иначе как чудом друг умудрялся пальцами удерживать еще и подходящие бокалы. Киллиан попытался найти аргументы для вразумления, но бросил бесполезную затею, когда всмотрелся в лицо Михаэля. То буквально светилось немного фанатичной, если не сказать — безумной, решимостью, и это означало, что спорить бесполезно.       Что-то перемкнуло в голове неожиданно и резко. Да какая на самом деле к черту разница, насколько они напьются в компании друг друга в безопасном месте один-единственный раз? Киллиан поднялся на ноги, отобрал у Михаэля бокалы, которые однозначно держать было неудобно, и, поколебавшись секунду, остановил свой выбор на бренди. Бутылка, которую Михаэль удивительно легко отдал, приятно холодила руку.       Разлитый по бокалам, напиток приятно порадовал не только тем, что был идеально охлажден, за что точно стоило благодарить Михаэля, но и вкусовыми качествами. Киллиан не считал себя непревзойденным экспертом, но все же поднаторел достаточно, чтобы оценить по достоинству отличный бренди.       — Недурно, — одобрил Михаэль явно напиток так, словно пробовал его впервые.       Киллиан сильно сомневался, что это так. Хотя, возможно, дело было в конкретной марке. Впрочем, сейчас было важно совсем не это. Вопрос никак не хотел складываться в мыслях, которые новая порция алкоголя, да еще и более крепкого, быстро спутала окончательно.       — Что?.. Ладно, нет, я не стану спрашивать, как мы до этого дошли. Почему именно румба? — голос как-то подводил, хотя все прозвучало достаточно складно.       — Может, мы и не Кубе, куда, кстати, советую заглянуть при возможности, тебе наверняка понравится, но мы в тропиках. Та румба, которая зародилась на Кубе — это воплощение праздника, радости и желания наслаждаться жизнью. Отлично ассоциируется с отдыхом на берегу океана, не находишь? — Михаэль словно подготовил речь заранее, ну или же крайне талантливо импровизировал, а еще говорил совершенно трезво.       Киллиан почти возмутился этому факту, поскольку прекрасно помнил, что выпил друг значительно больше него самого, а он побил все свои рекорды за много лет. Хотя ровная и правильная речь в исполнении Михаэля совсем не означала, что тот трезв.       — Я не хочу снова спорить, но… танцы — не мой профиль, — начал Киллиан, стараясь быть аккуратным в выражениях. В голове скреблась настойчивая мысль, что сплошными отказами он только оттолкнет Михаэля, который явно пытается что-то сгладить между ними при том, что не должен. — Мы можем… — Киллиан забыл закончить фразу, когда заметил, что едва опустошенный бокал оказался снова полон почти до краев.       Либо Михаэль хитрил, либо собственное сознание дало серьезный сбой. Киллиан признал, что одно необязательно исключает другое, но вместо того, чтобы держаться остатков разума дальше, сделал новый большой глоток. Он ведь все равно уже решил послать все к черту разок. Михаэль внезапно пустился в подробный рассказ о танце, включающий его историю и подробно освещающий существующие разновидности.       Киллиан не чувствовал сильного интереса, максимум — базовый, но ему нравилось слышать спокойный, размеренный голос Михаэля, который звучал довольно увлеченным. Бренди под просветительный монолог шло отлично, а к тому моменту, когда бутылка общими стараниями опустела, Киллиан уже слабо помнил, почему считал что учиться танцу — это не слишком хорошая идея.       Стоило подняться на ноги, как неслабо повело, но остановить это уже не могло. Даже если он напутает в паре движений, шагов, ну или что там было нужно исполнять, здесь же нет судей, которые его за это накажут. Михаэль поймет. В этом Киллиан почему-то был уверен железобетонно. Мелькнула неизвестно как затесавшая трезвая мысль, что уверенность продиктована тем, как часто Михаэль видел его слабости и ни разу за них не осуждал.       — Мы должны стоять ближе, чтобы начать, — выдал простую — возможно, только пока — инструкцию Михаэль, который тоже успел подняться.       Не то чтобы Киллиан помнил этот момент, но восприятие вообще подводило. Отбросив слабое беспокойство по этому поводу, Киллиан сделал пару шагов по направлению к Михаэлю. Четкости движениям сильно не хватало, координация нещадно сбоила, и то, что ноги утопали в песке вместо того, чтобы ступать на твердую поверхность, ситуацию ничуть не улучшало.       Следующий шаг стал роковым. Выбранное слишком громкое определение для самого себя даже не смутило, учитывая, к какой катастрофе привело движение. Равновесие ускользнуло окончательно, Киллиан успел только смутно понять, что он падает, и попытаться ухватиться за руку Михаэля, которая, как казалось, была совсем близко. Пальцы прошли мимо, едва коснувшись чужого запястья, а он сам завалился вперед, чуть сменив наклон падения, и только после него сообразил, что не просто уронил Михаэля вместе с собой, но и придавил того сверху.       — Прости, — мгновенно покаялся Киллиан и попробовал приподняться на руках, чтобы хотя бы избавить друга от тяжести своего веса, но получилось только на локтях, да и то с трудом, поскольку они сильно уходили в песок.       — О, не беспокойся, я все еще жив. Спасибо, что спросил, — ехидно проворчал Михаэль, но при этом зачем-то провел с трудом высвобожденной рукой по его спине.       Киллиан замер, позабыв даже о намерении подняться. Разум резко и неожиданно просветлел и ужаснулся тому, насколько он пьян. Но бесстрашная, ничем не ограниченная, манящая свобода переполняла, распирала изнутри и мешала сожалеть. Киллиан не испытывал сомнений, позволяя разуму полностью отключиться. Если уж он и пожалеет, это будет завтра.       Перенести основной вес на одну руку удалось неожиданно легко. Освободив тем самым вторую, Киллиан стряхнул несколько приставших к коже песчинок и потянулся к лицу Михаэля. Тот смотрел настороженно, но не предпринимал попыток ни остановить, ни двинуться или возразить. Даже не добавил ехидных комментариев, хотя Киллиан был уверен, что они у друга в запасе имелись.       Кончики пальцев бережно коснулись бледной кожи, провели линию по щеке, очертили четко обозначенную скулу. Киллиан сглотнул. Хмельной дурман потеснился, то ли добровольно давая дорогу эмоциям, то ли сметенный ими. Когда он последний раз касался кого-то так? Касался ли вообще? На ум пришла Шелли, но это было другое. Когда-нибудь он разберется, в чем отличие, но сейчас казалось преступлением тратить время на отвлеченные размышления.       Одно крохотное движение Михаэля могло бы изменить все, но тот не шевелился вообще. И Киллиан почувствовал себя тем, кто бросается в глубочайший и абсолютно неизведанный омут, когда, ведомый порывом той самой переполняющей изнутри свободы делать то, что хочется здесь и сейчас, увлек Михаэля в мягкий и медленный поцелуй.       Внезапно оказалось, что нежность, которая — Киллиан был абсолютно в этом уверен — умерла в нем вместе с Шелли, очень даже жива и лишь копилась в тщательно спрятанном сундуке все эти годы. А сейчас словно сошлись все нужные части подходящего ключа, и замок пал, выпуская на волю давно и прочно забытое чувство. Его хотелось дарить, им хотелось делиться, и Киллиан делал и то, и другое, пользуясь тем, что его никто не пытался остановить.       Михаэль ответил на поцелуй не сразу, но он ответил, а затем и обхватил его рукой за шею, притягивая ближе. Удивляло отсутствие попыток превратить момент во что-то иное, зайти дальше. Хотя на самом деле не удивляло. Смутно, но Киллиан даже сейчас, будучи слишком пьяным и с головой пропав в затянувшемся поцелуе, помнил, что Михаэль предлагал близость, а он его оттолкнул. Странно уже то, что после этого друг… Киллиан споткнулся на мысли, когда слово неожиданно показалось отвратительным.       Воздух не был сильной проблемой для них обоих, хотя Киллиан и позабыл, что его можно втягивать через нос, но нарастающая внутри расплывчатая и непонятная, несмелая, но напрягающая тревога — да. Крайне неохотно Киллиан все-таки прервал поцелуй, не удержался от того, чтобы провести пальцами по гладкой коже еще раз, и тихо предложил:       — Пойдем спать. Выпили мы уже больше, чем достаточно.       — Спать? — Михаэль переспросил с какой-то щемящей растерянностью, словно действительно забыл значение простого и понятного глагола.       Он весь казался каким-то растерянным и, возможно, поэтому и беззащитным. Яркое желание просто подхватить его на руки и отнести в дом, до которого было не так и далеко, Киллиан сдержал только потому, что штормящий разум все же подбросил путную мысль, что падать на асфальт намного больнее, чем на песок, и немногим, но опаснее. Объективно, пусть Киллиан и сомневался, что он сейчас способен так рассуждать, у него не было никаких шансов донести Михаэля.       — Угу, — подтвердил Киллиан, даже не пытаясь разобраться, откуда вдруг вылезла еще и сильная неловкость.       Он со второй попытки поднялся на ноги, протянул руку Михаэлю, надеясь, что поможет тому, а не уронит его обратно вместе с собой вновь, и твердо решил, что они действительно отправляются отсыпаться. Даже если Михаэль будет спорить. О том, что утро ему вряд ли понравится, хотя бы потому, что он, как всегда, будет все помнить, Киллиан усердно старался не думать.       Михаэль руку принял, но встал, по сути, сам. Он наградил его странным взглядом, но первым пошел к тропе, ведущей к дому. Киллиан поплелся следом, прикладывая усилие для того, чтобы не петлять слишком сильно. Неоднократно встряхнутый эмоциями разум казался сильно протрезвевшим, но тело за ним определенно не успевало. И все же он дошел до дома, ни разу даже не споткнувшись.       Подъем на второй этаж представлял собой квест серьезнее, но тоже был относительно успешно пройден. Легкий ушиб локтя о стену Киллиан даже не считал чем-то, стоящим внимания. К утру от него все равно не останется и следа. Небольшая заминка возникла, когда взгляд уперся в дверь спальни, в которой он проснулся. Оставлять Михаэля одного не было никакого желания сразу по нескольким причинам. Не задумываясь, как будет объясняться, если придется, Киллиан просто прошел мимо двери дальше.       Но вопросов не последовало. Михаэль вошел в отведенную ему спальню и просто оставил дверь открытой, чем Киллиан с облегчением воспользовался. Кровать не была большой, но для двоих однозначно годилась. Появилась мысль, что хорошо бы принять душ, но Киллиан быстро от нее отказался. Стойкий запах алкоголя от этого все равно не исчезнет, а мелких травм прибавиться очень даже может.       Михаэля явно такие мелочи не останавливали. Он скрылся в ванной комнате, но Киллиану понадобилась всего пара секунд, чтобы понять, что тот лишь хочет ополоснуть лицо, а не залезть под душ. Дверь Михаэль не закрыл, и было отлично видно, как он склонился над раковиной. Киллиан вздохнул и двинулся к кровати, рассеянно думая, что даже уникально редкая для них совместная полноценная попойка вылилась во что-то не то. Сейчас казалось, что веселиться они оба разучились абсолютно. Хотя вопрос, умели ли когда-нибудь.       Шорты и футболка показались достаточно подходящими для сна. В доме по-прежнему было намного прохладнее, чем на улице. Дойдя до кровати, Киллиан остановился и все-таки стянул футболку, когда поймал мысль, что как-то неправильно ложиться спать полностью в дневной одежде. Сразу стало свободнее. Взгляд остановился на покрывале. Его нужно было убрать.       Киллиан забыл намерение, когда знакомые руки обвили со спины. Зажечь свет никому из них в голову не пришло, возможно потому, что на ночное зрение они не жаловались. Темнота, незначительно рассеянная лунным светом, который непрямо проникал в окно, сделала и без того не рядовой момент еще более чувственным, но и неловким. Киллиан поймал себя на участившемся дыхании, когда Михаэль прижался к нему всем телом.       — Значит, мы ложимся спать? — убийственно спокойно поинтересовался Михаэль, явно умышленно касаясь губами его уха.       — Я… — голос хрипел и отказывался слушаться. По коже нагло пошли мурашки. Киллиан готов был взмолиться всем богам о терпении, но беда заключалась в том, что он теперь знал достаточно, чтобы понимать, что молиться некому. — Да. Проспаться — это хорошая идея.       Где только нашлись силы на правильный ответ — Киллиан не представлял. Он очень смутно понимал, с чего вдруг хороший секс — а с Михаэлем он не бывал иным — стал скорее отвращать, чем привлекать разум. Тело-то реагировало абсолютно правильно, как до опьянения, так и после.       Но в голове происходили какие-то странные процессы, которые никак не отслеживались сознанием в полной мере. Теперь они привели к выводу, что он не хочет продолжать использование, даже если оно было полностью взаимным и добровольным, а еще меньше хочет руководствоваться пониманием, что они должны иногда спать вместе, потому что между ними есть обязательства. С этим дерьмом обязательно стоило разобраться.       — Отлично, — с преувеличенной радостью, словно услышал ответ, о котором мечтал, заявил Михаэль.       Тело прошибло волной холода, когда руки исчезли. Оставшиеся мурашки резко показались неприятными. Михаэль быстро дошел до кровати, сдернул покрывало одним движением, небрежно отбросил его куда-то на кресло, без капли стеснения избавился от туники и отправил ее следом, а затем улегся. Он явно умышленно устроился только на одной половине и лег лицом к двери. Киллиан сообразил, что как бы ни лег он, Михаэль окажется к нему спиной. Что же, это он заслужил.       Прикрыв глаза, Киллиан постоял так недолго. Несколько ровных, глубоких вздохов чуть успокоили внутреннюю дрожь, неизвестно откуда и когда взявшуюся. Кровать манила, и, махнув рукой на все, Киллиан быстро занял оставленную ему половину. И черт его знает, почему просто лечь спать неожиданно оказалось почти страшно.       Дыхания Михаэля почти не было слышно, но Киллиан почему-то был уверен, что тот не спал. Даже не потому, что не мог уснуть так быстро. Как раз Михаэль мог. Просто интуиция утверждала, что тот не спит, но и пожеланий доброй ночи не будет. Это он, наверное, заслужил тоже.       Киллиан не успел подумать в очередной раз, когда перевернулся на бок, в процессе придвинувшись ближе к Михаэлю, и вернул тому объятие со спины. Едва заметное движение дало понять, что Михаэль действительно не спал. Но он не попытался сбросить руку, ничего не сказал, и Киллиан оставил все, как есть. В конце концов, если уж делать глупости, то идти на рекорд. Иначе и смысла нет.       Сон забрал в свои объятия быстро, и почему-то Киллиан не сомневался, что сегодня он кошмаров не увидит. А сквозь дрему показалось, что поверх его ладони легла ладонь Михаэля. Но, возможно, это было лишь причудой одурманенного алкоголем воображения.              

***

             Сон не приходил, хотя Михаэль старался. Но слишком сильно бурлили эмоции, которые алкоголь только обострил вместо того, чтобы приглушить. Хотя, Михаэль не исключал, что дело не в алкоголе, тем более пьяным он себя не чувствовал, лишь немного. А вот Киллиан, который вел себя очень странно, имел прямое отношение к немалой части разбуженных эмоций.       Михаэль пытался анализировать и убеждал себя, что для него никогда не было проблемой, разобраться в чужом настроении, а уж если речь шла о Киллиане в любом воплощении, то и подавно. Но фокус никак не хотел удаваться. Не было ни логичных, ни уже хоть каких-нибудь объяснений, почему Киллиан вел себя так, как вел: отталкивал, но тянулся, казался решительным, но неуверенным, и словно напрочь разучился свободно говорить и смеяться.       Это все весьма беспокоило, озадачивало и интриговало. Мысли все-таки слегка путались. Михаэль поморщился, думая, что с алкоголем все же переборщил, а достаточно опьянения, чтобы забыться, так и не получил. Пальцы машинально погладили тыльную сторону ладони Киллиана, которая нагло устроилась у него на животе. Михаэль почти одернул руку, когда сообразил, что делает, но друг уже крепко спал, а значит, можно было повременить.       Что-то было не так, что-то шло совсем неправильно и очень странно. Казалось, что какая-то деталь, которая склеит все происходящее воедино и поможет сложиться всей картине, очевидна настолько, что только поэтому он никак и не может ее увидеть. Но это не давало ровным счетом ничего. Михаэль вздохнул и прикрыл глаза. Сон не шел еще долго, но в какой-то момент цепко утянул в себя.       — Зови меня, как тебе нравится, — просто предложил Михаэль.       — Бештар? Потому что без тебя я бы давно погиб и ни за что бы не справился, да и… — уточнил Мельхиор так, словно боялся, что выбранное имя не понравится.       — Я же сказал тебе уже, потому что мне нет особой разницы, — напомнил Михаэль, не озвучивая, что выбор был интересным и вообще-то весьма понравился, а затем мягко коснулся пальцем ямки над губами, вынуждая Мельхиора умолкнуть и оставить тему. Был вопрос насущнее: — Согрелся хоть немного?       — Да, спасибо тебе, — кивнул Мельхиор и неожиданно слишком резко отвел взгляд, словно ему вдруг стало сильно неловко.       Михаэль прикинул, стоит ли спрашивать. Неловкостью от Мельхиора разило с того момента, как он усадил его на себя, хотя поначалу тот вообще мало что соображал. Переохлаждение он заработал нехилое. Собственно, не было вопроса, что не так. Насколько он был осведомлен, Мельхиор хранил верность Астарте, серьезно относился к правилам приличия и вообще отличался скромностью. Вся ситуация явно его смущала и нервировала.       — Все хорошо? — Михаэль вообще-то был уверен, что хотел успокоить, и сам не понял, почему вместо утверждения у него вдруг получился вопрос.       — Да, отлично, — слишком быстро отозвался Мельхиор. Михаэль прищурился, безошибочно чувствуя, что атмосфера между ними почти неуловимо изменилась и стала напряженнее. — Мне уже лучше. Правда, я очень тебе благодарен. И я…       Мельхиор не закончил фразу, зато вновь посмотрел ему в глаза. Михаэль успел понять примерно ничего, когда чужая рука вдруг оказалась возле его лица, а пальцы бережно, касаясь едва-едва, огладили щеку и подбородок. Нужно было что-то сказать или сделать, Михаэль это знал. Но Мельхиор выглядел одновременно испуганным своим порывом и трепетно-воодушевленным, и сил разрушить это не нашлось. Впрочем, решимости прибавилось, когда Мельхиор неожиданно склонился к нему так, что их лица оказались слишком близко:       — Мой Принц…       — Мы же уже выяснили, что больше это не так, — тихо напомнил Мельхиор, произнося слова почти ему в губы, а потом почти жалобно спросил: — Что мы делаем?       — Мы? — Михаэль опешил, хотя краем сознания и признавал, что его нельзя назвать полностью безучастным хотя бы потому, что он даже не попытался воспротивиться происходящему всерьез.       — Я, — легко принял поправку Мельхиор и приник мягким поцелуем к его губам раньше, чем он успел хоть что-то ответить.       Михаэль проснулся резко и сел на кровати, еще не соображая, что сбросил при этом руку Киллиана и наверняка его разбудил. Это было слишком. Сны, казалось, решили его доконать не только крайностями, но и личностями, которые в них являлись. В голове пронеслась мысль, что в этом сне нет ничего удивительного после случившегося ночью на пляже, но легче от этого не стало. Эмоции, казалось, пребывали еще в большем раздрае, чем накануне.       — Кошмар? — лаконично, но обеспокоенно спросил Киллиан где-то за спиной.       Нужно было ответить что-то нейтральное, но Михаэль не находил никакого ответа вообще. Это на самом деле было слишком. Мало ему было странного поведения Киллиана в настоящем, так теперь его собственное подсознание решило над ним издеваться, своевольно и странно переигрывая сцены прошлого. Михаэль потряс головой и машинально отметил, что за окном утро, похоже, даже не особо раннее.       — Да. Нет. Не совсем, — все-таки попытался он в какой-то ответ, понимая, что Киллиан ждет. Врать не хотелось, рассказывать детали — тем более, а еще на редкость не хватало духу посмотреть другу в глаза. — Мне надо пройтись, — это не было выходом, это было позорным бегством, но шансов вернуть себе невозмутимость, оставаясь рядом с Киллианом, было немного, и из двух зол пришлось выбрать меньшее.       — Михаэль…       — Я в порядке, обещаю, — это не было совсем уж ложью и, очевидно, поэтому прозвучало достаточно искренне, чтобы Киллиан поверил. — Не кошмар, просто… странный сон. Я буду где-нибудь на берегу.       Крылья унесли быстро, едва он подхватил тунику. Михаэль умышленно не стал дожидаться ответа, который независимо от того, каким бы был, мог потянуть за собой продолжение диалога. К этому он прямо сейчас готов не был. Слишком острой казалась любая эмоция.       Утренний океан встретил безмятежностью. Вода безупречно отражала яркую лазурь неба, но и пыталась отливать бирюзой. Михаэль, так и не надев тунику, склонил голову к плечу. Он никогда не был любителем плавать даже в очень больших и красивых лужах, но сейчас океан манил, обещая сойти и за утренний душ. Вздохнув, Михаэль обратился к небольшому компромиссу. Все-таки облачившись в тунику, он собрал ее подол в руках и зашел в приятную, прохладную воду примерно по колено.       Идти на такой глубине вдоль берега оказалось легко и комфортно. Остановившись на этом, Михаэль побрел дальше машинально и с головой погрузился в собственные мысли. От вчерашнего опьянения не осталось ни следа, однако думать легче не стало.       Что-то странное творилось с ним. Удобно было считать, что любое поведение — лишь следствие пережитого горя, но сейчас это уже не просто не соответствовало истине, но и отдавало изрядным кощунством. Михаэль замер на месте, когда в голову пришла мысль, что он пытается найти в Киллиане замену Селафиэлю. Он внутренне передернулся и судорожно ухватился за уверенность, что он не мог и не стал бы. Совсем маленькая, мягкая волна намочила ноги выше колена. Михаэль тряхнул головой и побрел дальше.       Он не стал бы, он был в этом уверен. И если он не может доверять себе, то непонятно, как вообще существовать дальше. Вопрос вроде бы на этом был закрыт, но странное желание поставленной точки превратиться в знак вопроса, помешало отправить тему в архив памяти. Михаэль поморщился, не понимая, почему попытки разобраться запутывают все еще больше.       Что-то странное творилось с Киллианом. Раньше уравновешенный друг, который крайне редко позволял себе какие-то эмоциональные срывы, был все меньше похож на себя. Михаэль упустил момент, когда переместил руку, отпуская часть подола туники, которая тут же намокла, скрывшись в воде, и коснулся пальцами своих губ. Поцелуй ночью на берегу, сон после. Он хотел бы иметь четкий ответ на вопрос, что это было, но ответа не было. Зато было странное щемящее чувство в груди, которому Михаэль не хотел искать название.       Что-то странное творилось вокруг. Потому что, пусть Габриэль и буквально оттащила его от края пропасти, но все-таки даже в такой ситуации запереть кого-то черт знает где — это не было на нее похоже. Хотя тут, возможно, стоило учесть непредсказуемость, порывистость и переживания сестры, которые явно сыграли свою роль, и участие Феникса. Но то, что Габриэль решила запереть его не в одиночестве, и даже не в своей компании, а именно с Киллианом все равно вызывало вопросы.       Михаэль вздохнул, когда голова наполнилась слабой ноющей болью. Ночью они даже не подумали о таблетках, которые наверняка были оставлены им где-то в доме, учитывая количество оставленного алкоголя. Он едва ли мог испытать даже что-то похожее на похмелье, но его слабое подобие, видимо, вполне. Нужен был завтрак, комфортная прохлада и кофе. Но сначала хотя бы временная определенность.        Неожиданно найти ее оказалось просто. Для начала он должен взять в руки себя. То, что мысли постоянно сворачивали к тому, чтобы убраться из жизни, нормой не было, да и вообще ни в какие ворота не лезло. А затем вернуть отношения с Киллианом к знакомой и проверенной дружеской стабильности, в которой есть место доверию, заботе и пониманию, и нет места ссорам. Цели казались неплохими и правильными. Оставалась мелочь — просчитать, как добиться их в кратчайшие сроки.