Мириады чувств

             Киллиан смотрел на записку, не видя ни строчки, но это уже и не имело значения: каждое слово звенело в голове голосом Михаэля, словно они были не написаны, а сказаны. Взгляд сместился на шкатулку, затем — на броши, от одного вида которых тело пробивала дрожь. Их ценность невозможно было чем-то измерить и не хотелось измерять в принципе, но менее жутко от этого не становилось.       Поднявшись на ноги, Киллиан рассеянно осмотрел комнату. От самого себя на миг стало тошно. Что или кого он, интересно, полуосознанно хочет найти? Михаэля? Руки невольно сжались в кулаки, а сердце сбилось с ровного ритма. Хотя Киллиан не был уверен, что ровным тот был. Мыслей было много, слишком много, чтобы осознать хоть часть трезво. Но при небольшом усилии в сторону концентрации стало ясно, что внятных среди них — кот наплакал.       Рука взлетела к голове. Киллиан заставил себя разжать кулак и зачем-то прочесал пальцами волосы. Он не понимал, что делать, но хуже — как вообще реагировать. События последнего времени, казалось, заставили полностью эмоционально выгореть уже. Он и без того знал, что его сердце или душа — что-то же у него должно было быть — давным-давно загрубело. Лишь с детьми он ощущал и воспринимал сам себя мягче. И временами с Михаэлем. Хотя, возможно, его самоопределение сбоило. Но сейчас волновало не это.       Казалось, что эмоций больше нет. Закончились. Их погребла неподъемная тяжесть, которая навалилась совсем уж сильно в последние дни. Казалось ровно до того момента, как он проснулся, не нашел рядом Михаила, но нашел записку, которую хотелось смять, разорвать или сжечь, не считаясь с тем, как глупо вымещать бессильную злость и режущее отчаяние на клочке бумаги.       Киллиан знал, что должен собраться с силами и мыслями, но понятия не имел, как это сделать. Внутри зарождалась не просто буря. Там, где-то глубоко, может, в груди, словно зрел мегатайфун, или цунами, или ураган. Одним словом — что-то, что обещало сорвать все тормоза и причинить много бед и ему самому, и тем, кто совершенно точно ничем и никак их не заслужил. Остановить это нужно было немедленно.       В комнате было светло. Киллиан решил начинать с простых мелочей, чтобы сосредоточиться и здраво осмыслить как всю ситуацию, так и свое состояние. Очень светло, а значит, наверное, было утро. Возможно или даже вероятно, позднее утро. Факт ничем не помогал. Внутри нарастало несвойственное обычно желание бить предметы или крушить обстановку. Глаза жгло так, словно их наполняли едкие, горькие слезы, но Киллиан чувствовал, что они абсолютно сухие.       Все было слишком, всего было слишком. Лейла, которая до сих пор находилась между жизнью и смертью. Погибшие в библиотеке. Непрекращающийся поток дел и проблем, которые требовали внимания, решений, сосредоточенности, необходимости наступать на горло, порой, даже базовым потребностям, и уж точно не оставляли время о чем-то спокойно поразмыслить. Обрушившаяся как гром среди ясного неба новость о состоянии Селафиэля, личный разговор с ним, и общение, если это можно было так назвать, на троих. Несомненно тяжелое и достойное глубокого уважения решение Селафиэля — закончить все самому.       Михаэль.       Где взорвалось, в голове или в груди, или в обоих местах разом — Киллиан не успел понять. Зато вдруг четко понял многое другое. Уход Михаэля не стал последней каплей, их слишком много было до него. Он стал ножом прямо в сердце, и любые доводы разума, что Михаэль имел право сделать свой выбор, принять решение, которое считал лучшим для себя и прочее в таком же духе, оказывались бессильны.       Невозможно было разобраться сейчас, когда до начала бури оставалось совсем чуть-чуть, чего больше во вспыхнувшей и быстро усиливающейся злости: эгоизма или страха за друга. Киллиан не заметил, как начал мерить шагами не такую уж и большую комнату. Взгляд исправно цеплялся за броши. Их, а заодно и шкатулку, и деньги, все больше хотелось смахнуть с тумбы яростным движением и растоптать. Но так поступить он бы не смог никогда.       Если… Если он не увидит Михаэля долгое время или уже никогда, то эти предметы — это все, что ему останется. Селафиэля он уже однозначно не увидит никогда. Броши — намного больше, чем просто память. Киллиан успел поймать крик в последний момент. Он не может пугать детей и остальных… кто-то наверняка есть еще. У них теперь почти всегда есть в гостях кто-то еще. Хотя криком то, что рвалось из горла, не стало бы. Вот безнадежным воем раненного зверя — да.       Голову хотелось крепко сжать руками. Так, чтобы что-то в ней снова пришло хотя бы в подобие порядка. Что с ним вообще такое? В самых дерьмовых ситуациях и обстоятельствах он справлялся. Не всегда хорошо, но справлялся, черт его все побери. Разум ехидно подсунул мысль, что в последнее время справлялся Михаэль. Не с самим собой, возможно, но с ним, Киллианом, точно. Друг оказывался рядом с самые нужные моменты, находил нужные слова или неожиданные решения в самых сложных ситуациях, и даже умудрялся исключительно к месту впихивать необходимые часы отдыха или расслабления.       Теперь Михаэль ушел.       Киллиан резко остановился на месте. Собственные мысли толкали к выводу, что он — эгоистичная и неблагодарная тварь, которая печется только о том, что с уходом Михаэля потерял он. Но все было не совсем так. Новое просветление в голове не заставило себя ждать. Горло сжало сильным спазмом, стоило вспомнить, каким он увидел Михаэля ночью.       За злостью, которую некуда было выместить, крылся целый букет эмоций и чувств. Доводящее до исступления беспокойство. Михаэль был не в себе, и это еще мягко говоря. Он был как раз в том состоянии, в котором категорически нельзя оставаться в одиночестве не только потому, что есть нехилый риск тронуться рассудком, или что там бывает с ангелами, но и не справиться с опасностью, если доведется с ней столкнуться. Опасностей их, а особенно Михаэля, окружало предостаточно. Неуместно вспомнились разговоры Баала и Сариэль о Михаэле. Киллиан от души, мрачно и мимолетно, но порадовался тому, что эти двое мертвы.       Хотелось кричать, хотя скорее — бессмысленно выть. Хотелось немедленно куда-то бежать и что-то делать, только никак не получалось сообразить — куда и что. Хотелось найти волшебный способ отыскать Михаэля, а дальше… Об этом можно было не думать сейчас. План из одного пункта вполне устраивал. Но плана не было. Хотелось верить, что он не сойдет с ума сам, не понимая, с чего начать, кому пытаться помочь в первую очередь и как справиться с самим собой.       Не помогали напоминания себе, что он — закаленный жизнью прожженный убийца, некогда могущественный бог и черт знает кто еще во множестве жизней после. Не помогало к чертям собачьим ничего, а в голове пару раз промелькнула позорно-отвратительная мысль упасть в кровать, любой ценой уснуть, и лучше бы уже не проснуться. Киллиан изгнал мысль без сожаления. Несколько глубоких вздохов не помогли ничем, но все же сработали для мозга, который уже казался нездорово воспаленным, отдельно существующим органом, как сигнал о необходимой передышке.       Киллиан заставил себя сесть на кровать. Ему нужен был план и нужно четко расставить приоритеты. В голове крутилось только одно имя, словно являясь ответом на обе задачи, которые Киллиан пытался поставить сам себе. Взвыть захотелось с новой силой. Здравый смысл и выдержка будто испарились или не вовремя решили взять выходной. Он ничего не мог с собой поделать, а что еще хуже — даже не понимал причины незнакомого раньше, а может прочно забытого состояния. Конечно, уход Михаэля определенно был проблемой. Но проблемы — это то, что он привык решать быстро, четко и с холодной головой.       Осознание пришло как-то резко и окатило как ушат ледяной воды. Ночью он видел душераздирающую и бессильную истерику Михаэля. А сейчас поймал ее сам. Стыд почти заставил разум проясниться и наконец-то начать соображать. Почти. Эмоции, те самые, которых уже и не осталось, рвали на части, не оставляли шанса на трезвые суждения и здравые оценки. Мелькнула внятная мысль, что если он продолжит сидеть здесь в одиночестве, то тронется рассудком. Но идти в таком состоянии к детям казалось еще более худшим вариантом. Соединить события недолгим посещением ванны показалось отличным выходом.       Душ не помог. Ни капли. Киллиан старался сосредоточиться только на том, как сильные струи воды бьют по плечам и спине, но проигрывал мыслям о Михаэле и неожиданно Селафиэле. Грусть зацарапалась в груди. Киллиан сглотнул. В свете всех событий и состояния после пробуждения, он просто не успел осознать, что он тоже потерял Селафиэля. Разумеется, Михаэль потерял несоизмеримо больше, но это все же не означало, что не потеряли все остальные.       Вода неожиданно полилась горячая, хотя Киллиан был абсолютно уверен, что не прикасался к крану. Какой извращенный ход нашло ассоциативное мышление, чтобы вывести его на воспоминания о сексе с Михаэлем в ванной одного из отелей во время их совместной слежки за Баалом, Киллиан не знал, но кулаком по стене ударил от души. Рука предсказуемо заныла от боли. Просто отлично.       Полотенцем Киллиан растирался яростно. Мысли продолжали метаться, а их количество росло, казалось, в какой-то дикой геометрической прогрессии. Болело в затылке, все сильнее и настойчивее, но в груди — больше. Зарождающаяся ненависть к жизни, которая в общем-то просто происходила и ни в чем виновата не была, неприятно напомнила о временах экспериментов. Киллиан стиснул зубы. Все, с него довольно. Понадобится ему выпить самое крепкое из алкоголя, что есть в доме, или бесконечно много кружек кофе, но он возьмет себя в руки.       Столкнуться с Фениксом, едва выйдя в гостиную, — это было неожиданно. Этой встречи с одной стороны он бы предпочел избежать, по крайней мере, прямо сейчас, но с другой — возможно, были новости о Лейле. Образ дочери мелькнул в мыслях, и в груди закололо сильнее. Феникс смотрел на него странно и даже чуть приподнял брови, будто делая одолжение. Но навскидку в его взгляде не было ничего, что говорило о плохих новостях, и само это могло сойти за хорошую новость. Она точно была бы не лишней.       — И что еще успело случиться? — со странной интонацией поинтересовался Феникс.       — Ничего, — не раздумывая, соврал Киллиан. Да, Феникс помог им в библиотеке и продолжил помогать, взявшись за лечение — или и вовсе спасение — Лейлы, но это еще не означало, что ему можно доверять. По крайней мере, слепо Киллиан делать этого точно не собирался. Но у неожиданной встречи нашелся и весомый плюс — мозги встали на место мгновенно. — Есть какие-то… новости о Лейле? — голос предательски дрогнул, но Киллиан быстро вернул себе контроль.       — Девочка будет в порядке, хотя и понадобится немало времени для полного восстановления, — что-то мелькнуло в холодноватой фразе, смягчая и ее, и тон Феникса в целом. — Еще пару часов беспокоить ее нежелательно, но потом ты можешь ее увидеть и посидеть с ней. Разумеется, под твое понимание, что ей противопоказаны любые волнения и нагрузки. Не могу обещать, что она придет в себя к тому времени, но шанс на это есть.       С души свалился огромный камень. Киллиан прерывисто вздохнул и резковато кивнул Фениксу. Сказать, что он был благодарен, — это не сказать ничего. Притихли даже мысли о том, что он ужасный отец, которые в последнее время приходили стабильно. Впрочем, вернулись они быстро, стоило вспомнить про остальных детей. Он должен хотя бы узнать, как они. Киллиан сделал шаг, еще не сообразив, куда идет, но остановился. Феникс продолжал пристально смотреть на него.       — Спасибо, — неловко и немного скомкано выдавил Киллиан не столько потому, что благодарность было сложно произнести, сколько потому, что он понятия не имел, как общаться с Фениксом дальше, и не горел желанием определяться с этим немедленно.       — Оставь себе, — ровно посоветовал Феникс. Что стояло за фразой — с наскока было не разгадать. Киллиан без колебаний мысленно плюнул на это дело. Сейчас точно было не до ребусов. Он пошел в сторону кухни, но споткнулся, когда в спину прилетел вопрос: — Значит, то, что твой друг принял самоотверженное решение избавить себя от мук — это «ничего»?       Стоило сообразить, что первый в разговоре вопрос Феникс задал неспроста. В конце концов, это он предлагал Селафиэлю хоть какое-то решение, даже если выходом оно не казалось. И он был здесь. Верхом глупости было считать, что он не осведомлен о ситуации. Киллиан медленно развернулся на месте и встретился взглядом с Фениксом. Показалось, что в глазах того застыла тревога.       — Если ты и сам все прекрасно знаешь, зачем спрашивать? — резковато поинтересовался Киллиан.       — Где его супруг? — вместо ответа задал свой новый вопрос Феникс.       Это вызвало новый прилив раздражения, хотя, по сути, вспышку злости. Даже в разы в более лучшем, чем сейчас, настроении, Киллиан терпеть не мог такой формат диалогов. Даром, что сейчас он начал первый. Прямой вопрос о Михаэле и вовсе смешал в голове едва упорядоченные мысли обратно во взрывоопасный клубок.       — Тебе-то что за дело? — буркнул Киллиан и едва сдержал истерический смешок, уже после осознав, что бросил вопрос в ответ.       — На него многое завязано в теперешнем раскладе, — почувствовал что-то Феникс или просто решил прийти к чему-то более конструктивному, чем ссора, но ответ дал довольно прямой. Злость это слегка остудило. Слегка. — К тому же, с разломами он справляется неплохо. Еще лучше — с организацией себе подобных и тем, чтобы держать их в узде и направлять в нужную сторону. С вами тоже умудряется ладить. Будет весьма неудобно и нехорошо, если он отойдет от дел.       — Вообще-то он только что потерял мужа, — почти процедил слова Киллиан, смутно понимая, что злость возросла от циничности подхода Феникса. — Не думаешь, что он имеет право скорбеть и плюнуть на все дела с высокой колокольни хотя бы на какое-то время?       — Думаю, что то, как ты его защищаешь, о многом говорит. И где же он скорбит?       Феникса хотелось ударить. Киллиан даже сжал кулаки, но с места не двинулся. Во-первых, драки слишком редко что-то решали. Во-вторых, от Феникса все еще зависела жизнь Лейлы. В-третьих, объективно оценить силу противника он сам сейчас не мог. Брат-отец был темной лошадкой. В-четвертых, но на самом деле раньше, чем во-первых, время хотелось тратить на поиски Михаэля или детей, но никак не на споры, непонятно чего ради.       — Я не знаю, — сухо отозвался Киллиан, на этот раз выбрав правду в надежде, что она поможет закончить разговор. — У тебя все?       — Я не враг тебе, — неожиданный ответ выбил из колеи еще больше, хотя не то, чтобы было куда, а Феникс исчез.       — Проклятье, — пробормотал Киллиан себе под нос и двинул на кухню.       Там, во всяком случае, был кофе. Пара кружек точно поможет собраться с мыслями. Киллиан очень пытался в это поверить.              

***

      Не было цели. Был план, как уйти, составленный непривычно наспех в теплых и крепких объятиях земного супруга. Единственного супруга, который у него остался. Михаэль зажмурился. В лицо бил ветер. На высоченной скале он был сильнее, чем где угодно на равнинной местности. Холод щипал кожу, но было все равно. Что еще ему было терять? Где еще он мог находиться, рядом с кем, чтобы не причинить вреда? Как и зачем ему продолжать свое существование?       Тяжелые мысли давили, странно путались и оседали в затылке болью. Или она просто казалась. Он слишком привык быть среди людей и слишком многое перенял у них. Это не было проблемой раньше, но становилось ею сейчас. Впрочем, сейчас проблемой являлось все, начиная с факта его существования. Боль захлестывала безжалостными волнами, лишала ясности мышления. А ведь он ощущал ее далеко не в полной мере.       Глаза распахнулись, взгляд бессмысленно устремился в ночь. Как никогда удобной показалась временная разница, существующая между разными регионами на Земле. Она давала возможность оставаться в ночи хоть и вечность, если правильно выбирать места.       Мысли продолжали тяжело бродить в голове. Куда он пришел? Сколько раз разменивал себя, надеясь что-то исправить? Как мог упустить ситуацию с Селафиэлем? Теперь поздно. Уже поздно все, что угодно, и некуда больше бежать от правды. Он был бесконечно виноват перед ушедшим супругом. Не только в том, что не догадался, не узнал раньше и не успел найти способ спасти, но и в том, как много не додал ему. Всегда казалось, что у них есть вечность, и все можно будет наверстать однажды. Но оказалось, что вечности нет.       Боль поворочалась в груди, устраиваясь удобнее. Пассивная, слабая, ноющая, но изматывающая боль, — он давно не мог ощущать ее иначе, остро и как положено. Он когда-то выбрал это сам. Сейчас хотелось чувствовать в полную силу. Потому что Селафиэль заслужил хотя бы это. Он не получил его любви, которой всегда жаждал, как бы ни отрицал это и ни убеждал, что все хорошо так, как оно есть. Но это ему уже не исправить. От того, чтобы сломать ледяной барьер, надежно сковывающий чувства и поглощающий немалую часть силы эмоций, останавливало только одно: Селафиэлю это уже не поможет.       Ночь будто стелилась вокруг, окутывала. Она съедала краски, но насыщала темнотой, укрывала ей. Небо, затянутое облаками или, может, тучами, и то сдалось тьме: на нем не было видно ни единой звезды. Ночь. Селафиэль. Хотелось бессмысленно кричать в хмурые небеса. Но это не стало бы панацеей. В груди продолжало ныть. Сожаление и чувство вины сплелись и уничтожали совместной мощью. Он не досмотрел, не уберег, и теперь даже не может держаться за мысль, что сделал все, что мог. Потому что не сделал для Селафиэля ничего: не сделал его по-настоящему счастливым при жизни и не смог вырвать из лап смерти.       Михаэль сделал пару шагов к краю скалы и бросил взгляд вниз, туда, где высились острые камни. Это не было целью при выборе места, но целей больше, казалось, не было вообще. Однако это начало казаться выходом. В гарнизоне справляются и без него, Рафаэль говорил об этом уверенно. Большинство бывших богов помнят достаточно, чтобы, действуя сообща, добраться до Атлантиды и вернуть себе силы. Мир не рухнет, если сломанный бесконечность раз ангел избавит его от своего присутствия. Михаэль попытался оспорить это утверждение для себя, но не нашел аргументов. Все было именно так.       Конечно, был еще Киллиан. Боль в груди заворочалась с новой силой. Имел ли он право оставить того, кому обещал быть рядом? Все внутри протестовало, но перекрывалось одной мыслью: оставаясь рядом, он, возможно, погубит еще одно по-своему, но дорогое существо. Камни показались намного более притягательными, чем еще минуту назад. Закончить все разом — разве это не выход? Больше никогда не переживать боль, которой он за свою долгую жизнь видел предостаточно. Больше никогда не чувствовать невыносимую, неподъемную вину за то, что не помог, не успел, не спас, которой тоже давно накопилось в избытке. Больше не пытаться вывернуться наизнанку, чтобы что-то исправить, но все равно проигрывать.       Еще один шаг позволил оказаться на самом краю скалы. Она была действительно высокой, и, возможно, подсознательно он выбрал именно ее не зря. Долгий и приятный полет, в котором просто нужно не позволить себе воспользоваться крыльями. Один нужный удар оружием, которое всегда при себе. Это простые задачи. Намного проще, чем миллион других, из которых справился он в лучшем случае с частью. Один шаг. Лед внутри помогал думать, что медлить не стоит. С Киллианом он попрощался. Остальные переживут. Не сразу, со временем, по крайней мере, те, кто был близок, насколько это вообще возможно с ним.       — Михаэль, — крик Габриэль огласил всю округу и вывел из состояния странной, но желанной прострации. Шаг все еще можно было успеть сделать. Но долетел бы он теперь вряд ли. — Черт побери, ты что, реально собрался?.. — сестра не договорила, мигом оказалась рядом и вцепилась в его плечи.       Михаэль безучастно оценил то, как сильно она его трясла, попутно оттаскивая как можно дальше от края. Взгляд зацепился за еще одну фигуру в стороне. Показалось, что это Феникс, но уверенности не было, а тем более не было желания разбираться, как эти двое вообще могли оказаться вместе и найти его. Можно было сопротивляться. Габриэль сильнее не была, и шанс вырваться был хороший. Только сил не осталось даже на это.       — Отпусти меня, — то, что должно было прозвучать как жесткое требование, стало бессильным шепотом.       — Ага, разбежалась, — зло отозвалась сестра. — Черт, поверить не могу, что ты собирался… Ты совсем с ума сошел?! Я понимаю, сколько Селафиэль значил для тебя, но это же не значит…       — Недостаточно, — голос окреп резко, и перебил Михаэль уверенно. Габриэль явно не нашлась с ответом. Можно было продолжить говорить, и хотя помочь это не могло, но шанс выплеснуть хоть часть душащей горечи неожиданно эгоистично не захотелось упускать. — Он хотел моей любви, но я не мог ему ее дать, никогда не мог, понимаешь? Я говорил себе, что у нас есть время, и однажды я смогу что-то исправить для него, но теперь это все бессмысленно. Я не…       — А кто хоть что-то исправит для тебя?! — злее прежнего выкрикнула Габриэль, то ли пытаясь перекричать бушующий ветер, то ли просто не сдержавшись, как обычно и бывало. — Как бы там ни было, своей смертью ты ничего ни для кого не исправишь. Для Селафиэля в том числе. Михаэль, пожалуйста, просто пойдем…       — Но я хотя бы смогу не ненавидеть себя за то, что исправить у меня не получилось, — глухо возразил Михаэль, очень смутно понимая, что его состояние далеко от даже самых крайних пределов нормы. Но остановить это уже не могло. — Уходи, Габриэль. Просто оставь меня в покое и…       — Мечтай. Ты сейчас не в себе, брат, и нифига не можешь отвечать за свои поступки. Поэтому, нравится тебе или нет, мы отправляемся домой, а там разберемся, что и кто будет делать дальше.       Михаэль хотел вырваться из крепкой хватки сестры. Он был уверен, что на самом деле сможет, силы были не равны в его пользу. Но в лицо неожиданно хлестнул дождь, отвлекая, а замеченная ранее фигура приблизилась к ним. Изумление от того, что это действительно был Феникс, почему-то прожигающий его недобрым взглядом, заставило проиграть еще секунду, спустя которую они уже стояли в квартире, где о Селафиэле напоминало все. В окно лился яркий дневной свет, не оставляющий шанса не рассмотреть хоть один предмет из обстановки.       Михаэль зажмурился, не считаясь с тем, что жест никак не мог помочь забыть. Из горла рвался крик, но разве он мог себе это позволить? Желания закончились резко. Даже найти смерть уже не хотелось. Михаэль не стал открывать глаза и равнодушно решил, что Габриэль разовьет бурную деятельность и без его участия.              

***

      Киллиан осторожно сжимал изящную ладонь дочери и думал. В себя Лейла так и не пришла, поэтому помешать размышлять никак не могла. Феникс не вернулся ни через час, ни через два, и Киллиан на свой страх и риск пошел навестить дочь, пользуясь данным до исчезновения разрешением. Увидеть ее внешне невредимой и будто бы просто спящей — это уже было невероятно много. Возможно, именно потому, что за Лейлу он стал переживать в разы меньше, обострились переживания за Михаэля.       На несколько сообщений друг предсказуемо не ответил. Молитва, на которую Киллиан все-таки решился где-то после третьей кружки кофе на кухне, тоже улетела в пустоту. В звонках явно не было смысла. Медленно и неохотно приживалось понимание, что все его потуги связаться с Михаэлем тщетны, и таковыми и останутся.       В голове отказывалась укладываться мысль, что друга он может не увидеть больше никогда. Бывало всякое, они часто расставались на долгие годы, теперь Киллиан помнил, но сейчас все было иначе. Неотступно преследовало понимание, что он устал терять близких людей. Казалось, что еще одну потерю он позволить себе просто не может. Киллиан пытался ругать себя за эгоизм и помнить, что сейчас очень близкое и дорогое существо потерял Михаэль, но получалось как-то криво.       Конечно, у него были дети и друзья, часть из которых по совместительству была и родственниками. Во всяком случае, когда-то это было так. Но Михаэль — это другое. Киллиан тщетно искал хотя бы для самого себя объяснения, как именно другое, но они ускользали. Зато уверенность, едкая в своей обиде, что уход Михаэля сейчас, когда они остались друг для друга единственными по-настоящему близкими существами — это предательство, пыталась закрепиться в голове всеми возможными способами. На доводы разума, что они близки не настолько, уверенности было явно абсолютно плевать.       Странное чувство накрыло неожиданно. Киллиан позабыл часть мыслей, пытаясь его определить. Не ощущение потери, ее предчувствие. Разобраться с максимально точной формулировкой удалось быстро, но не прояснило это ничего. Киллиан припомнил, что раньше нередко полагался на свою интуицию, и она его почти никогда не подводила. Это не позволило отмахнуться от непонятного предчувствия, как он уже было собирался. А потом в голове резко щелкнуло: Михаэль.       Киллиан как мог аккуратно, чтобы не тревожить лишний раз, опустил руку Лейлы на кровать и только после этого позволил себе вскочить на ноги. Он понятия не имел, куда бежать и что он может предпринять, но острая необходимость делать хоть что-нибудь толкала к движению. Чувство вины всколыхнулось внутри от понимания, что он бросает дочь, но Киллиан обрубил его на корню. Лейле он прямо сейчас ничем помочь точно не мог. А Михаэлю — мог хотя бы попытаться. И даже если предчувствие не сбудется, лучше перестраховаться, чем не успеть.       Проверять квартиру теперь уже только Михаэля казалось глупым, но ничего другого для начала в голову не приходило. В записке друг красноречиво дал понять, что возвращаться не собирается, ни в ближайшее время, ни, возможно, вообще. Мысль уже почти привычно неприятно поцарапала в груди. Киллиан заставил себя не обращать внимания. Со своими чувствами он может разобраться позже. А если Михаэлю действительно грозит какая-то опасность, то она вряд ли подождет.       На дверь своей квартиры Киллиан даже не взглянул. Благо, с детьми он успел пообщаться до того, как отправился навестить Лейлу. Кэтрин и Кейла убеждали, что они в порядке, выглядели неплохо и сами вызвались присмотреть за Джастином. Киллиан только мысленно поблагодарил жизнь за то, что у него такие взрослые, умные и ответственные дочери, на которых можно положиться в критической ситуации и не только.       Дверь в квартиру Михаэля открылась с легкого толчка. Киллиан насторожился. Он запоздало вспомнил о ключах, которые так и остались лежать на тумбочке, и уже собирался за ними идти, надеясь, что проскользнет незамеченным и не привлечет внимание детей. Теперь необходимость в этом явно отпала, но это не радовало. Жалея, что никакого оружия при себе у него нет, Киллиан все же вошел в квартиру. В конце концов, для того, чтобы вмазать кому-нибудь как следует, оружие ему и не нужно.       Голос Габриэль Киллиан узнал сразу. Удивление окатило мощной волной. С одной стороны — вряд ли есть что-то странное в том, что она заглянула к брату. Если ее о своем уходе Михаэль не предупредил, то она могла просто искать его в связи с какими-то делами. С другой — в гости Габриэль обычно не рвалась, предпочитая другие способы связи. Ну, насколько он знал.       Киллиан твердо решил обозначить свое присутствие и задать вопросы прямо, но застыл на месте, как громом пораженный, когда услышал тихий голос Михаэля. Слов было толком не разобрать, но никакой ошибки не было. Своему острому слуху Киллиан доверял полностью.       Путь до кухни, откуда доносился обрывками диалог, Киллиан преодолел почти бегом. Взгляд впился в Михаэля сразу, едва нога переступила порог. Тот выглядел изнуренным и несчастным настолько, что привидение на его фоне смотрелось бы наверняка лучше. В груди что-то перевернулось. Киллиан понятия не имел, как реагировать на мгновенно вспыхнувшее острое желание заключить в объятия и не отпускать до тех пор, пока все не станет хорошо. С ним творилось что-то не совсем понятное, и это беспокоило. Но не так сильно как Михаэль, который был белее снега и смотрел на Габриэль потухшим, мертвым взглядом.       С губ почти сорвалась резковатая и не особо уместная фраза, но взгляд прошелся по кухне, оценивая обстановку более полно, и остановился на Фениксе. Киллиан забыл, что собирался сказать, зато поймал на себе взгляд Габриэль. Что-то странное определенно творилось не только с ним, но и вокруг него, учитывая состав присутствующих сейчас в помещении.       — А ты здесь откуда? — не столько недружелюбно, сколько будто бы растерянно спросила Габриэль, похоже, тут же о чем-то задумавшись.       Киллиан и сам слегка растерялся. Что-то недоброе в голосе Габриэль промелькнуло все равно, словно она не злилась на него прямо сейчас, но собиралась разозлиться. Поводов и причин Киллиан не видел, что и повлекло за собой легкую растерянность. Не то чтобы они отлично ладили, да и пересекались мало, но все-таки ему казалось, что общение складывалось нормально.       На вопрос стоило ответить, но здесь крылся небольшой подвох. Киллиан понятия не имел, как объяснить предчувствие опасности, особенно учитывая, что Михаэль стоял в паре ярдов от него, и хотя выглядел дерьмовее некуда, но ему едва ли что-то угрожало. Что правда, никто из них не мог поручиться за будущее.       — Заглянул… проверить квартиру, — нашелся с нейтральным ответом Киллиан, прикидывая, рассказывать все-таки о предупреждении от интуиции, если ощущение вообще было таковым, а не просто проявлением расшатанных нервов, или нет. Выяснить для начала, откуда тут вообще Михаэль, показалось важнее. — Как?.. Откуда?.. — внятные вопросы никак не шли с языка.       Михаэль перевел взгляд на него. Киллиан почувствовал это всей кожей, но внезапно понял, что не может заставить себя посмотреть в ответ. Первый шок от того, что Михаэль просто взял и нашелся на кухне в собственной квартире, уступил место множеству других чувств и эмоций, которые копились в течение нескольких непростых часов. Сдерживать их и не выплеснуть на того, кто стал их причиной, оказалось не такой уж и простой задачей. Удерживала, по крайней мере пока, только мысль, что он не имеет права и не хочет делать хуже Михаэлю, который и так, похоже, держался из последних сил и на чистом упрямстве.       — Я не хотел тебя обременять, — максимально невпопад вдруг выдал Михаэль, очевидно, говоря о присмотре за квартирой.       Хотя мог и о чем-то другом. Иногда Киллиану казалось, что, несмотря на все годы дружбы, он и близко не знал, что на самом деле в голове у временами несносного пернатого. Чего бы ни касалась фраза, она почему-то показалась завуалированной издевкой. Киллиан попытался взять разом раскалившиеся эмоции под контроль, но особого успеха не добился. Разум наконец-то осознал, что все не сон и не шутка. Михаэль на самом деле здесь, каким-то образом в компании Габриэль и Феникса, но это уже второстепенно.       — Чего ты еще не хотел? — вышло холодно, но хотя бы не агрессивно, хотя Киллиан и не считал это поводом для гордости.       — Видимо, тебя огорчил мой уход, — безразлично констатировал Михаэль. — Мне жаль, — фраза прозвучала пустым извинением, поскольку и за ней ни капли чувства не слышалось. Злость закипела с новой силой. — Я просто хотел побыть один.       — Ты не просто ушел, ты ушел от меня, наплевав на все, — слова вырвались раньше, чем здравый смысл успел взять верх.       Киллиан осекся мигом, но, конечно, было поздно. И дело было даже не в том, что было сказано, а в том — как. Фраза прозвучала откровенным обвинением. Это точно последнее, что было нужно сейчас. Михаэль дернулся так, словно его ударили, и отшатнулся. Киллиан отчаянно хотел взять слова назад, но в то же время не мог в полной мере пожалеть о них из-за продолжающей кипеть злости. К тому же обвинение было правдой. Может, он был чертовски плох в утешениях, но когда Михаэль уснул в его объятиях, он верил, что они смогут справиться вместе. Утро разбило ожидания и уничтожило надежду. Вопрос «за что?» было не выкинуть из головы так легко.       — Молодец, — зло прошипела Габриэль и подхватила побледневшего сильнее прежнего Михаэля под локоть, когда тот странно пошатнулся на ровном месте. — Поддержка — уровень бог, — ядовито добавила Габриэль и попыталась подтолкнуть Михаэля к выходу.       Тот идти явно не собирался. Киллиан и сам не понял, как все-таки поймал взгляд Михаэля, которого до этого усердно избегал. Друг смотрел с такой виной, что становилось не по себе. Закралась мысль, что дело совсем не в том, что он прекрасно знает, что брошенное обвинение заслуженно, пусть оно и не учитывает смягчающие обстоятельства. Казалось, успело случиться что-то еще, что добавляло Михаэлю чувства вины, а для самого Киллиана оставалось тайной.       — Мне действительно жаль, Solah, — на этот раз в голосе Михаэля была такая бездна горького раскаяния, что Киллиан почти пожалел об исчезнувшем безразличии. Получать его в свой адрес было неприятно, но Михаэлю явно было проще не чувствовать, особенно сейчас. — Я… Я не принесу тебе ничего хорошего. Никому не…       — О, да прекрати же ты! — потребовала Габриэль, которая быстро перешла от злости к отчаянию, такому всеобъемлющему, что его, казалось, можно пощупать.       Киллиан утвердился в понимании, что он чего-то не знает, но резко стало немного не до того. Михаэль выглядел как тот, кто стоит в шаге от безумия, и все остальное могло подождать. На то, что он на самом деле плох в утешениях, резко стало наплевать, как и на присутствие Габриэль и Феникса. Киллиан сделал пару шагов и, оказавшись рядом с Михаэлем, осторожно сжал его плечи.       — Ты уже сделал мне больше хорошего, чем кто угодно другой, — как мог мягко заговорил Киллиан, глядя в серые глаза, которые сейчас казались совсем тусклыми. — Я не должен был говорить то, что сказал. Тебе сейчас просто надо… отдохнуть, хорошо? Пожалуйста, пойдем, и ты немного поспишь.       Сыграла свою роль искренняя просьба, которая далась непросто, но стоила того, или Михаэль в принципе готов был соглашаться на что угодно, но он слабо кивнул. Показалось, что Габриэль хотела что-то возразить. Киллиан видел боковым зрением, как она открыла рот. Но в итоге она промолчала. Феникс и вовсе маячил в стороне почти тенью, и хотя Киллиан был почти уверен, что он сыграл значимую роль в поисках Михаэля, он понятия не имел, почему тот остается здесь. Но выяснить это можно было позже. Первоочередной задачей было помочь Михаэлю, который незнакомо покорно пошел за ним, стоило слегка потянуть его за плечо.       Дилемма встала во всей красе, когда они медленно поднимались на второй этаж. Киллиан быстро размышлял. С одной стороны Михаэлю наверняка было бы привычнее в своей спальне. Но с другой — это была их спальня с Селафиэлем, и в ней воспоминания наверняка будут ранить сильнее. Киллиан решительно свернул к двери в одну из двух пустующих спален. Он знал об их существовании со времен памятной уборки, но так и не спросил, являлись ли они гостевыми. Впрочем, важно это и не было. В комнате было тихо, имелась широкая кровать и занавески на окне, которые могли создать полумрак, если их задернуть. Этого было достаточно.       — Ты не должен тратить свое время на меня, — пробормотал Михаэль. Звучало это так, словно он и сам не особо понимал, что говорил, но явно понимал, кому. — Я…       — Просто пообещай мне, что не исчезнешь снова, — просьба сорвалась с губ, но о ней Киллиан не пожалел.       Она не была тщательно взвешенной, но и к черту. При мысли, что он случайно уснет, а проснувшись, вновь не найдет Михаэля рядом, тело прошибала дрожь. Киллиан твердо пообещал себе не засыпать ни в коем случае, но понимал, что не сможет игнорировать сон вечно. Даже с энергетиками он в самом лучшем случае продержится несколько суток. Это значило, что урегулировать ситуацию нужно, чем скорее, тем лучше. Киллиан помог Михаэлю сесть на кровать и быстро задернул занавески. Яркий свет исчез, и стало необъяснимо спокойнее и даже уютнее.       — Я… — Михаэль запнулся и рассеянным жестом провел рукой по покрывалу. — Для всех будет лучше, если я…       — Не будет, — резко оборвал Киллиан, без труда понимая, что Михаэль пытается сказать, и присел на корточки так, чтобы заглянуть в лицо друга. — Я не знаю, насколько у меня получится помочь, и получится ли вообще, но мы и не узнаем, если у меня не будет даже шанса попытаться. Пожалуйста… просто не уходи снова.       Слишком открыто, слишком искренне, — Киллиан думал, что уже давно не способен вот так, но, как оказалось, ошибался. После нескольких тяжелых часов неизвестности, что с Михаэлем, где он и в порядке ли, Киллиан был почти уверен, что готов на любые признания и поступки, если это поможет что-то исправить на будущее.       Бродили отвлеченные мысли о том, что и предупреждение интуиции сыграло свою роль, и тем более ночная истерика Михаэля, который все-таки пришел к нему. Чужая открытость на грани беззащитности располагала открываться в ответ. Но подумать обо всем этом подробнее можно было опять-таки позже. Сейчас Киллиан ждал ответа, чувствуя, как от волнения едва заметно подрагивают пальцы.       — Тебе было бы лучше без меня, Solah, — наконец тихо отозвался Михаэль, глядя куда-то в пространство. — Но разве я могу отказать тебе после того, как уже нарушил свое обещание быть рядом?       Ответ не понравился, потому что прямо говорил о том, что Михаэль взвалил на себя очередные обязательства. Но сейчас едва ли был хороший вариант, и Киллиан, скрипя сердцем, принял даже такую гарантию. По крайней мере, это означало, что у него будет шанс помочь, и воскрешало надежду, утраченную утром. Это точно было лучше, чем ничего.       Михаэль неожиданно улегся сам, на бок, и как-то сжался. Складывалось ощущение, что он пытается принять позу эмбриона, но либо считает, что не может себе это позволить, либо не имеет сил закончить начатое действие. В груди болезненно кольнуло. Киллиан быстро скинул обувь и устроился на второй половине кровати. Обнять почему-то вдруг было страшно, но не обнять — еще страшнее. Михаэль не сбросил его руку и даже слегка подался навстречу, прежде чем прикрыть глаза. А через мгновение он уже спал.       Киллиан неотрывно смотрел на такое знакомое лицо, на котором даже во сне печатью лежала горечь. Михаэль всегда умел засыпать невероятно быстро. Сейчас это казалось благословением. Киллиан твердо пообещал себе, что на этот раз он не отключится, что бы ни происходило, и прикинул, что вот и время рассортировать мысли появилось.       Шансы разобраться со своими чувствами и в своей голове были хорошие, но отвлекли голоса. Они долетали совсем негромко, двери в квартире Михаэля были хорошие. Но если напрячь слух, что-то разобрать было можно. Благо, тихое дыхание Михаэля не мешало нисколько. Киллиан замер и вслушался.       — Да с чего мне вообще тебя слушать? — говорила Габриэль и будто бы возмущенно.       — Потому что мое предложение в твоих интересах, — куда более тихий ответ Феникса удалось разобрать с большим трудом.       Даже услышанный кусок беседы интуитивно почему-то не понравился. Киллиан поймал себя на намерении встать и замер в сомнениях. Казалось, стоит ему выйти за дверь, и Михаэль исчезнет. Не факт, что даже если Габриэль и Феникс неожиданно решили устроить заговор, проверять это того стоило. Слабый стон заставил все внимание устремиться к Михаэлю.       Рука друга вцепилась в его плечо, словно пытаясь притянуть ближе. Киллиан сдался моментально. Голосов не было слышно, а Михаэлю, похоже, снился кошмар. Будить не хотелось, и Киллиан решил попробовать успокоить во сне. Шансов, что получится, было немного, но от попытки он ничего особо не терял. Придвинувшись вплотную к Михаэлю, который, не просыпаясь, тут же сжал его в объятии, Киллиан осторожно начал поглаживать его спину круговыми движениями. К его удивлению это помогло. Уже через несколько секунд болезненные постанывания Михаэля стали тише, а дыхание начало выравниваться.       Киллиан продолжил мягкую, успокаивающую ласку. В голове сложился план: убедиться, что Михаэль крепко и спокойно спит, а затем быстро спуститься вниз. Если повезет, то Габриэль и Феникс еще будут там. И хотя Киллиан понятия не имел, что им скажет, но в ситуации надо было разобраться. Михаэль дышал все спокойнее. Глаза невольно начали слипаться. Киллиан заставлял себя бодриться изо всех сил, но так и не заметил, как его утянула в себя мягкая темнота.