Его солнце

Драко точно понимал, на что шёл, когда хватал побелевшую от страха девушку за тонкое, тёплое запястье. Понимал и то, что с её не всегда простым характером придется побороться, ведь Грейнджер, на то и Грейнджер — ей не смеет указывать сам министр магической Британии, что уж говорить о Малфое, что так смело, да ещё и так нагло вцепился в её руку, выволакивая под стойкую стену ливня и ужасающие громыхания молний. Понимал и воинственно принимал на себя гневные искорки, что источали такие знакомые, но всё ещё чужие, голубые глаза «незнакомки». Осознавал и то, что если они и дальше будут продолжать стоять и испепелять друг друга взглядами, то он точно не сможет больше сдерживаться и вопреки всем возгласам своей разумной части белобрысой головы, что лобызания под дождём — самое клишированное дерьмо, которое магглы так любят вставлять во всякие романтические драмы, что так обожает смотреть Гермиона, называя это: «гениальным проявлением самых волшебных чувств, который может испытать не каждый человек», — притянул бы к себе, вжимая хрупкое тело в свое крупное, и впился в её вишневые, пухлые губы, с такой силой, что ни протесты со стороны возлюбленной и даже возможные несколько ударов по его изысканной натуре маленькими, но сильными кулачками девушки, не помешали бы Малфою и дальше зарываться в бешенную, каштановую гриву, углубляя их возможный поцелуй. Из раздумий его вырвал до этого неведомый и достаточно писклявый голос: — Молодой человек, что вы себе позволяете? М? Вы испортили не только мою шикарную укладку, но и дорогущее пальто, между прочем, привезенное мне женихом из Гренландии. Что вы тут устроили? Зачем вытащили из магазина? Вы вообще здоровы? Агрх! Что за вопиющая невоспитанно… — Грейнджер. Одно имя, произнесённое его голосом с чарующей хрипотцой. Один взгляд серебра. Одно прикосновение аристократически-бледной, прохладной кожи к её разгорячённой. И она порушилась, как самая настоящая крепость, подверженная атакам врагов. Волосы, что успели потемнеть под напором хлынувших капель, стали фактически черными — неприсущий цвет для натуральной блондинки; рост заметно уменьшился, давая телу преобразоваться, вторя пропорцианальности миниатюрной девушки, принимая все её настоящие изгибы. Одежда — легкое бежевое платьице с дорогим пальто и чёрными шпильками — обратно трансфигурировала в более привычный для Гермионы образ — растянутый по грфиндорски-красный джемпер и маггловские джинсы. Бисерная сумочка тоже оказалась там, где ей и свойственно находится — на плече своей несменной хозяйки. И наконец её лицо. Её прелестное личико вновь покрылось сотней очаровательных веснушек — точно поцелованная солнцем; губы, покрытые кровавыми трещинами, были зажеваны белоснежными зубами. Нервничала. Скулы были обрамлены легким (стыдливым?) румянцем и прилипшими к влажной коже завитками кудрей. И глаза. Её невероятные, родные и абсолютно неповторимые глаза тёплого шоколада с сусальным золотом, были обращены уже на него, обращены с неподдельным страхом. — Драко я… — Молчи.