Love or Ride

Шарль

— Тебе запретили надевать футболку Ferrari, поэтому ты решил компенсировать её цветом своего лица? — Ферстаппен высмеивает мою нервозность, по-прежнему спокойно облокачиваясь на стену. Я так ошибался на его счет! — Ты гребаный ублюдок, как, черт возьми, я мог быть таким глупым и поблагодарить тебя вчера! — Я кричу, едва контролируя себя. Через секунду я сделаю то, о чем буду глубоко сожалеть, и, вероятно, из-за этого пущу под откос всю свою жизнь, потому что меня выгонят из Формулы, но он заслуживает того, чтобы его проучили. — О чем, черт возьми, ты говоришь, Леклер? Ты ударился головой? — Он парирует, скрещивая руки на груди. — Не издевайся надо мной. Зачем ты говоришь об этих слухах! Черт возьми, какая тебе от этого польза! Кто-то придумал это так давно, а ты бегаешь весь такой счастливый, отравляя мне жизнь этой ложью! — Я кричу, не обращая внимания на то, что нас, вероятно, все слышат, несмотря на громкую музыку.       Он хороший актер. Он хмурит брови, притворяясь, что ни о чем не догадывается. Как раз в тот момент, когда он собирается что-то сказать, краем глаза я замечаю Норриса, входящего в комнату с тортом. На нем еще нет свечей, и все встают в круг, начиная петь «С днем рождения». Риккардо держит свечи, которые хочет вставить в крем, но в тот же момент я действую, не думая о последствиях. Я просто мгновенно оказываюсь рядом с Ландо и беру торт, ударяя им Ферстаппена.       Внезапно пение прекращается, и в зале воцаряется тишина. Я с удовлетворением наблюдаю, как пилот Red Bull стоит весь покрытый тортом, кремом и взбитыми сливками. У него все волосы и лицо во взбитых сливках, а к одежде прилипли кусочки бисквита и клубничная начинка. — Отъебись от меня. — Я тихо шиплю, чтобы только он мог это услышать, и отворачиваюсь в другую сторону, притворяясь удивленным. — О боже, прости! Я споткнулся! — Я говорю это таким идеально обеспокоенным тоном, что все вздыхают с облегчением. — Ничего страшного, я уже начал бояться, что Макс снова что-то натворил. — Уверяет меня Даниель, кладя руку мне на плечо. — Чтобы заслужить удар тортом в лицо. — Он добавляет своему другу, который шумно набирает воздух в легкие и через мгновение выпускает его.       Тишину нарушает музыка. Все внезапно забывают о торте и переходят на танцпол. Все, что мне нужно, — это алкоголь. — Пойдем выпьем? — Я бросаю взгляд на Пьера, который внезапно возник рядом со мной, словно читая мои мысли. Я нетерпеливо киваю. С другой стороны от меня появляется улыбающийся Ландо, над чем-то тихо посмеивающийся себе под нос. — Что? — Спрашиваю я, присаживаясь за барную стойку. — Ничего, меня просто продолжает забавлять внешний вид Макса. Он сейчас стоит в уборной, пытаясь отмыть от себя торт, а Ден, уже в дрызг пьяный, совершенно ничем не помогает, только раздражая Макса ещё больше. — Он начинает громко смеяться. Я сам приподнимаю уголки рта, слушая Ландо.       Я не знаю, сколько мы так сидим, но я забываю о ситуации с голландцем. Я смеюсь над шутками Ландо, время от времени попивая безалкогольный коктейль. Сегодня я за рулём, что мне совершенно не нравится. Ландо избегает толпу, не желая напиваться. У Пьера другое мнение, поскольку он вливает в себя бокал за бокалом. У него крепкая черепушка, так что я не беспокоюсь, что он вот-вот упадет на стол и не встанет, или, по крайней мере, я на это надеюсь, потому что последнее, чего я хочу, — это нянчиться с пьяным другом. — Ребята, а помните, как я однажды въехал в стену? — кричит Ландо, смеясь, прежде чем закончить фразу.       Они подняли мне настроение. Я уже собирался уходить с вечеринки после инцидента с тортом, но я рад, что решил остаться. Это весело. Я люблю вечеринки с ними, особенно когда на них не так много людей. Потому что, несмотря на то, что они сдерживаются перед другими, если бы здесь была группа людей, которым мы доверяли, я бы, наверное, заплакал от смеха, если бы они начали танцевать. — Шарль. — Я слышу обеспокоенный голос позади себя. Мы все оборачиваемся и встречаемся глазами с именинником, который выглядит так, словно кто-то умер. — Да? — Спрашиваю я с улыбкой. — Макс ужасно пьян, ты мог бы… — Попроси Даниеля. — Я закатываю глаза, снова поворачиваясь к бару. — Ден вырубился в моей комнате в немного лучшем состоянии, но все равно он мне не поможет. — Я покорно вздыхаю, слыша его слова. — Ладно, все в порядке. Где он? — Неохотно спрашиваю я, вставая со стула. — Развлекайтесь. — Добавляю я. — Пьер? — Я вернусь к Ландо. — Он прерывает меня, прежде чем я успеваю закончить. — Отлично. — Я бормочу. Обычно я бы сказал Ферстаппену, чтобы он полз домой на коленях, но я чувствую вину за то, что испортил торт имениннику. А ещё я не хочу, чтобы этот идиот испортил вечеринку, блеванув посреди танцпола или что-то в этом роде. — Он в туалете, я… — Иди, веселись. Это твоя вечеринка, еще раз, с днем рождения. — Я улыбаюсь.       Парень отвечает тем же и направляется к танцполу, что-то крича своим коллегам. Я неохотно иду к уборным. Я стараюсь не показывать гнев, потому что не знаю, как это будет. Я не особо часто находился с Ферстаппеном, который ровно стоял на своих двоих, не говоря уже о совершенно пьяном. Я не знаю, как он себя поведет, и мне совершенно не нравится мысль о том, что придется везти его домой. Ради всего святого… В чем я провинился?       Я вхожу в комнату, и первое, что бросается в глаза, — это открытая кабинка туалета, где Ферстаппен сидит на полу. Он опирается одной рукой о стену, чтобы не упасть, а другой опирается на унитаз, перегибаясь через него. Я задерживаю дыхание, глядя на Макса. Он выглядит как маленький, невинный ребенок. Его кожа бледная, а глаза закрыты. Вероятно, из него уже вышло все, что он выпил и съел, потому что выглядит голландец уставшим от сложившейся ситуации. Я громко вздыхаю, направляясь к нему. Внезапно все негодование и злость улетучиваются. Я не могу кричать или злиться, когда вижу его таким. Я не знаю, может быть, у меня слишком мягкое сердце, но я не могу ругаться на него. Внезапно Макс понимает, что в помещении есть кто-то кроме него, и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. — Шарль? — Я останавливаюсь, услышав его тихий голос.       Шарль. Не Леклер, не идиот, не враг, не гонщик Ferrari. Просто Шарль. Я игнорирую странное чувство в животе и киваю. — Вставай, я отвезу тебя домой. — Спокойно говорю я, подходя к нему. Он начинает отрицательно махать головой. Да, это определенно будет долгая ночь… — Ты не можешь остаться здесь, Фер… — Я запинаюсь, думая, стоит ли мне обращаться к нему по имени в данном случае. Думаю это хорошая идея, может быть, это поможет мне убедить его что-нибудь сделать. — Макс. — С трудом произношу я. Его имя режет по моему горлу и губам, когда я его произношу, но я игнорирую это.       Я хватаю его за руку и помогаю встать. Он делает это неохотно, но изо всех сил старается избавить меня от необходимости нести его. Я спускаю воду, и мы оба выходим из кабинки. — Мне нужно почистить зубы. — говорит он куда-то между ухом и шеей, и по моему позвоночнику пробегает табун мурашек, когда его дыхание касается чувствительной кожи за ухом. Я останавливаюсь, глядя на него, как на идиота. — Макс, мы едем домой. — Твердо говорю я, на что он отрицательно кивает, отступая назад. — У тебя нет зубной щетки и пасты. Я обещаю, что ты почистишь зубы дома, а если не сможешь, я, черт возьми, отполирую их для тебя. — Я крепко держу его одной рукой за запястье, чтобы он не убрал руку с моих плеч, а другой обнимаю за талию, чтобы он не отодвинулся от меня, потому что он, вероятно, разобьет голову, падая на плитку. — Ты обещаешь? — Неуверенно спрашивает он. — Да, Макс, я обещаю. Пойдем. — Он все равно ничего не вспомнит, так что это бесполезное обещание.       Он неохотно соглашается со мной, и мы направляемся к выходу. Я мысленно молюсь, чтобы он снова не начал вспоминать о каких-нибудь делах, или я оставлю его здесь, вернувшись один. — Шарль… — Нет. — Твердо отвечаю я, прерывая его, прежде чем он начинает говорить. — Ладно… — Печально говорит Макс. Я мысленно считаю до десяти, выводя его из здания, где припаркована моя машина. — Я слушаю, Макс. Что ты хотел мне сказать? — Спокойно спрашиваю я, открывая пассажирскую дверь. Всё не так уж плохо, потому что, хотя голландец пьян, из-за рвоты ему стало достаточно лучше, чтобы не лежать на мне сверху, и он пытается стоять самостоятельно, не опираясь на меня. — Я хотел сказать, не знаю, где ключи от моего номера, — бормочет он себе под нос. — Черт возьми… — Я громко вздыхаю, помогая ему забраться в машину. — Почему… — Спрашивает он с любопытством. — Молчи. Сиди здесь, я схожу за ними. — Я закрываю его дверь и бегу внутрь. Моя первая цель — Норрис, а если не он, то Ден, а если нет… Тогда я покончу с собой.       Я подхожу к бару, где, кроме Ландо и Пьера, сидит половина пилотов и другие люди, которых я не знаю. Я кладу руку на плечо Норриса, который вздрагивает и смотрит в мою сторону. — Ты быстро усадил его. — Он смеется. — Где ключи от его номера? — Я игнорирую его пьяные шутки. — О… Насчет этого… Так… Ну… Ден их где-то потерял. Извини. — Мальчик чешет затылок, глядя на меня извиняющимся взглядом. — Я, блядь, оставлю его в коридоре. — Процедил я сквозь стиснутые зубы. — Знаешь, Шарль… У тебя большая кровать, так что… — начинает Пьер, но я не даю ему закончить, направляясь к выходу. Я ненавижу вечеринки, когда решаю не пить. В следующий раз я так напьюсь, что мне будет насрать на все и вся! — Расскажешь потом, как прошла твоя ночь! — кричит Норрис, на что я показываю средний палец в их сторону.       С меня хватит…       Я выхожу из здания и вздыхаю с облегчением, когда громкая музыка становится намного тише. Я иду к машине, и когда хочу сесть, замечаю, что Ферстаппена в машине нет. Я тихо ругаюсь, оглядываясь по сторонам. Почему это должно случиться со мной! Почему после того, что он со мной сделал, я забочусь о нем! Гребаный Ферстаппен! Гребаный Ред Булл! — Черт… Макс?! — кричу я, отходя от машин. Я замечаю водителя Red Bull, склонившегося над кустами. Я морщусь, скрещивая руки на груди. — Бедные растения… — Говорю я себе, доставая из кармана салфетки. Я подхожу к Максу, протягиваю ему одну, которую он немедленно берет, вытирая ею рот. — Может, мне сходить за пакетом? Я не хочу, чтобы тебя вырвало в моей машине. — Мне все меньше и меньше нравится идея перевозить его в моей бедной машине. — Нет, все в порядке. — бормочет он, бросая платок перед собой. Обычно я бы пошел поднять его или заставил бы голландца сделать это, но когда я вижу, сколько мусора вокруг, я отказываюсь от этой идеи. Кто-то все равно должен убирать это утром.       Я снова помогаю ему сесть в машину и, наконец, тоже сажусь, заводя двигатель. Хоть пока я этому не рад, потому что это только начало. Мне все еще надо отвезти его домой, и вместо того, чтобы протрезветь, алкоголь начинает действовать на него все больше и больше, так как раньше он не спотыкался, а сейчас чуть не упал на машину. Я даже думать не хочу о том, как мы будем подниматься по лестнице на третий этаж, потому что лифт в моем отеле сломался…