CHÉRRIE no hon

Утром у меня сразу же сгорел завтрак. Хлеб получился жёстким и сухим, его приходилось долго жевать, что было достаточно неудобно, поэтому от еды я в этот раз не получил никаких положительных эмоций. С опаской и любопытством я посмотрел на Акутагаву-сенсея. Я боялся увидеть на его лице признаки неудовольствия. Но он, глядя на меня с обыкновенной полуулыбкой, сказал, что получилось не менее вкусно, чем обычно. Это меня успокоило. Я немного поднял уголки губ, пытаясь улыбнуться в ответ. На мгновение мне подумалось, что я выглядел тогда похожим на уставшую женщину, которая должна была нести на своих плечах ответственность за большую семью и огромный дом. В конце концов, я был рад, что не остался голодным. Спускаясь по лестнице на первый этаж, я обратил внимание, что мои ноги, показавшиеся из-под подола тёплого кимоно, были болезненно-худыми. Нужно сказать, из-за болезни я в целом стал выглядеть хуже, пусть и продолжал следить за собой. Опустив ноги на пол, я остановился, схватившись рукой за перила. По телу разливалась неприятная слабость, заставляющая меня чувствовать, будто я — маленький ребёнок, который не может ничего сделать сам и только ждёт помощи. Но я не хотел просить сенсея оторваться от дел, чтобы подойти ко мне и помочь. В конце концов, мне нужно было всего-навсего дойти до умывальника, а уж с этим я как-нибудь справлюсь. Сегодня прохладно и льёт дождь, меня колотит от холода даже в доме. В коридоре висела моя юката — красная в жёлтый цветок.       Интересно, о чём я думал, оставляя сенсея одного в тот раз? О том, что он может разочаровать меня? Использовать в своих целях? Я боялся, что на самом деле он жестокий. И когда поймёт, что теперь я принадлежу ему, начнёт обращаться со мной так же, как все остальные — как с вещью. Я хотел запомнить его светлым, а потому сбежал, ничего ему не сказав. Что я наделал! Я вернулся, когда он переживал весь этот ужас после болезни — его всё ещё мучили галлюцинации, не давая покоя даже по ночам. Акутагава-сенсей говорил о том, что его сердце болит. По ночам мне приходилось будить его, когда он дёргался и говорил что-то невнятное. Днём он задыхался. Я вернулся к нему больным, бледным и слабеющим, с язвами в лёгких. А он принял меня с таким теплом и любовью, о существовании которых я даже не мог думать. Я боюсь, что скоро умру. Пусть врачи и говорят, что всё не настолько плохо. Мне больно осознавать, что я потерял время, которое мог бы провести с Акутагавой-сенсеем.