Нити твой души

Десять лет назад

Легкие горят, ноги несут мое тело в неизвестном направлении, силы на исходе. Немного… еще немного. Нужно лишь найти какое-нибудь укрытие, где я могла бы спрятаться. Перед глазами возникает небольшой холм, за которым в ту же секунду я прячу свое маленькое тельце. Позади слышу крики и ругань в мою сторону, а сама сворачиваюсь калачиком, чтобы остаться незамеченной. С минуту-другую топот подростков стихает, но мое сердце продолжает в страхе биться. Дыхание вновь становится умеренным и я открываю глаза, боясь застать перед собой несколько злобных лиц. Но, к счастью, никого не обнаруживаю. Делаю первый шажок, второй, третий… Высовываю голову из укрытия, как тут же в меня летит груда камней самых разный размеров. Один из них прилетает мне в затылок, и я начинаю чувствовать, как что-то медленно стекает по моей шее вниз, за шиворот старого порванного платьица, доставшееся мне от Лиззи, моей единственной подруги, которой повезло больше, чем мне, ее забрали в семью спустя два месяца. — Чернушка! — Замарашка! — Чернушка! Голоса детей, продолжающих кидать в меня камни, раздаются все громче по мере их приближения ко мне. Я оборачиваюсь, чтобы оценить расстояние между нами, о чем сразу жалею – комок грязи прилетает мне в лицо, попадая в глаза и приоткрытый рот. Глазки начинают чесаться и слезиться, стараясь избавиться от лишнего мусора. Я снова бегу, но теперь уже с закрытыми веками, из-под которых ничего не видно. Лесок при лагере, где мы отдыхаем каждое лето, находится совсем поблизости. Здесь специально сделали много нормальных дорожек для пеших прогулок, однако присутствуют и те участки, где все в корнях. Моя правая нога цепляется за один из них и я упала на холодную от дождя землю. Слезы новой волной начали стекать по моему лицу вниз, сливаясь с грязью и потом. — Далеко не убежишь, чернушка! — Джек, она здесь! — Попалась, чернушка! Толпа детей окружает меня, образовывая круг. Кто-то продолжает кидать грязь и камни, другие тыкают в меня большими палками, словно я не живой человек, а бездыханное тело умершего животного. Они смеются и веселятся, пока моя надежду окончательно умирает глубоко внутри меня. — Замарашка, ты не устала? Хочешь пить? — главный по имени Джек останавливается прямо передо мной. Паренек лет пятнадцати с веснушками на лице и рыжими лохматыми волосами больше похож на какого-то пса, нежели на человека. Он протягивает мне флягу с неизвестной мне жидкостью, но я не шевелю губами, продолжая смотреть в землю. — У тебя губы онемели, бедняжка. Ничего, я помогу… Джек берет меня за волосы и оттягивает голову назад. Очередной камень прилетает в лоб, оставляя после себя глубокую царапину. Другой попадет в губы. Главный открывает фляги, затем раскрывает мне рот и начинает выливать содержимое. По вкусу это похоже на обычную воду, но сердце подсказывало, что от такого негодяя как Джек нельзя ожидать чего-то хорошего. Я делаю каждый глоток, а когда жидкость заканчивается, мальчик отпускает мою голову, бросая ее вниз так, что мой нос встречается с корнем, на который упираются мои руки. — Никогда не видел, чтобы так жадно глотали воду из унитаза. Замарашка, тебе понравилось? Хочешь еще? — все снова начинают смеяться, в то время как я, совершенно поникшая, начинаю рыдать так громко, что парень затыкает мне рот своей рукой. — Никто тебе не поможет, Хизрек. Он знает, что меня зовут совсем по-другому, но ему все равно. Он сам придумывает всем прозвища, а потом издевается. Я смотрю на остальных с мольбой в глазах помочь мне, но никто не хочет идти против Джека, и я снова остаюсь одна. Секунда, и парень бьет меня по лицу так, что я теряю сознание.

Наши дни

Первое, что я вижу, когда открываю глаза – белый потолок и капельницу, что стоит справа от меня. Игла воткнута мне в вену, пока через трубочку в мой организм что-то попадает. Я постаралась привстать, но мое тело еще слабо, поэтому единственное, что я смогла сделать – издать тяжелый протяженный стон боли. Медсестра, услышав это, подошла ко мне и начала осмотр. Моя голова все еще плохо соображала, но внутри сидело такое чувство, будто я провела на этой койке не один час. — Как ты себя чувствуешь, Ханна? — девушка помогла мне привстать, поднося к моим губами стакан с лимонной водой. — Нормально, — соврала я. — Странно, потому что результаты обследований не такие положительные. — Сколько я уже здесь? — Три дня. Три дня… Звучит слишком ужасно, чтобы быть правдой. Перед глазами начали всплывать картинки из того дня, когда я встретилась в переулке с Джессикой и ее свитой. Лучше бы я это не вспоминала… — Тебе придется полежать здесь еще несколько дней, а дальше ты продолжишь восстановление дома. От учебы ты отстранена на месяц. А еще к тебе приходили друзья, передавали фрукты и скорейшего выздоровления. — Что со мной? — Тебя принес парень. Ты была, мягко говоря, покалечена. Скажи, ты помнишь, кто на тебя напал? Помню. Конечно помню. Такой ужас я никогда не смогу забыть. Однако говорить правду я не собиралась. Просто боялась. — Нет. — Ханна, это серьезное нападение. У тебя трещина в ребре и внутренние и внешние гематомы по всему телу. — Я же сказала, — произнесла я, поворачиваясь лицом к медсестре, стоящей около меня в какой-то тетрадью и ручкой. — Я ничего не помню. — Хорошо… Девушка отошла к своему столу и снова начала заниматься своими делами, пока я старалась прийти в себя. Мне было интересно, кто принес сюда. Я отчетливо помню чей-то силуэт. По словам медсестры это было парень, но имя его она так и не назвала.

Три дня спустя

— Наконец-то! — Флориан встретила меня радушными объятиями, полными любви и заботы. На моем плече девушка пустила несколько слез. — Я так за тебя испугалась! — Да ладно тебе, — я обняла девушка и легла на свою кровать. — Все же уже хорошо. — Ты называешь это хорошо?! Ханна, кто это сделал? — Я не помню, Фло… — Ты врешь мне! — Нет…, — я отвернулась к стене и укрыла себя одеялом. Девушка выдохнула и присела около меня. начала гладить меня по плечу и что-то шептать, но я пропускала все мимо ушей. — Она ответит за это, Ханна. — Кто? — я развернулась к ней лицом, совершенно ошарашенная. — Джессика. Это же она тебя так разукрасила? Я промолчала. Врать е было смысла – она все равно чувствует меня, как себя. А если совру, то это только заденет ее. Девушка легла к себе на кровать и начала слушать музыку, а я постаралась уснуть. Весь следующий месяц я буквально не выходила из комнаты. Когда было нужно – ходила в больницу рядом с университетом, где я была прикреплена. Как правило, ходила в учебное время, когда студентов на территории общежития и учебного кампуса почти не было. Завтракала, обедала и ужинала я в комнате. Там же делала все задания. Весь месяц я жила в страхе, что однажды эта сумасшедшая вломится в комнату и свернет мне шею. Такой парень как Оскар Миллер навсегда стал для меня под запретом и я категорически запретила себе испытывать какие-либо чувства к этому человеку…