первоцвет

*** Нас других не будет! Ночь, струйка дыма над трубой. Утром нам отсюда прочь, вниз, с закушенной губой. Сумма двух распадов, с двух жизней сдача — я и ты. Миллиарды снежных мух не спасут от нищеты. *** Сегодня Крестная уж слишком сильно капризничает. Перевернутая тарелка с кашей, очередная порванная книжка, рисунки на только что покрашенной стене. Наверное, это Ральфу за детство воздается. Он был поистине безобразным ребенком. Как и в свои более взрослые года, девчонка всё всегда делала по-своему, и ни с чьим мнением мириться не собиралась. Усмирить ее было совсем не просто, и ему приходилось танцы с бубном танцевать, чтобы просто запихнуть в нее пару брокколи или собрать непослушные волосы хотя бы в хвост. Хоть Ральф и старательно пытался вырастить из нее нечто, способное существовать в человеческом социуме, получалось из рук вон плохо. Всё таки с детьми у него всегда не ладилось. Да он за пару лет, проведенных бок о бок, так и не смог придумать ей нормальное имя заместо этой клички. Так и приходилось звать то Крестной, то, на людях, дочерью. Разумеется, в последнее мало кто верил. Визуальной схожести у них было как у банана с утюгом — то бишь ровным счетом никакой. Зато с своим прямым родственничком, как выяснилось, они были похожи едва ли не как две капли воды. Те же сухие соломенные патлы, округлые глаза на выкате, птичий нос, манера держать столовые приборы в левой руке и абсолютнейшая ненависть к носкам. И деревянным гребням. — Я уже устал с ней биться — Держа в руках остатки от расчески, Ральф прекрасно понимает, на что идет, когда закрывает дверь в комнату Стервятника. Несмотря на всю его нелюбовь к родственнице, ладить с ней у него всё равно получается лучше. Крестная слушается его практически беспрекословно. Знать бы ещё, почему. — Так не бейся, в чем проблема — Голос раздается откуда-то из под потолка. Раздвигая руками заросли каких-то тропических кустов, он таки пробивается на пустое место в комнате. Птица висит вниз головой, зацепившись коленями за выпирающую с потолка балку, и пытается то ли подвязать очередную лиану, то ли вырвать ее с корнем. — Что будет с грядкой, если ей не заниматься? — Ральф давно уловил, что с Рексом проще всего говорить метафорами, во всем избегая ясности и четкости, как прямых линий в рисунках. — Она зарастёт сорняками, и растения помрут — Стервятник пожимает плечами, невольно дергая кончиком левого крыла. И выгибается еще сильнее, паучьими пальцами пытаясь завязать петлю веревкой, прижимающей толстый стебель к какой-то деревянной подмостке. — Причем здесь это? — — Если ребенком не заниматься, он тоже помрет — Ральф успевает подойти к нему ровно в тот момент, когда нога не выдерживает, и юноша соскальзывает с балки, падая ему в руки и болезненно заряжая локтем по макушке. — Но я ж живой — Стервятник растирает ушибленные конечности. Край футболки, которую он надевает во время возни с растениями, съезжает с плеча, и Ральф машинально поправляет ту, замечая свежую царапину на ключице: — Крайне относительно — — Но сути дела не меняет. Стучит, значит живой — Птица прижимает его лапу к собственной груди. Пары секунд хватает, чтобы ощутить едва ощутимый стук. — Опять будешь просить утихомирить ее? — — У тебя это всегда лучше получалось — Ральф смахивает паутину с чужого плеча. Вот еще и одно сходство. Любовь к всяким потаенным углам. Даже койку Крестной пришлось в один из таких передвинуть. — Ты просто не умеешь общаться с детьми. И пугаешь её — Стервятник поворачивается к нему, скрещивая руки на груди. — Допустим, я соглашусь. И что мне за это будет? — — Пендель за наглость — Ральф хмыкает. — Ну так неинтересно — Птица подтягивает к себе табурет, намереваясь вернуться на прежнее место на деревяшке вниз головой, имитируя вампира. — Фосфатная подкормка для гортензий тебя устроит? — Из другой комнаты слышится стук, поразительно напоминающий то, как падает книжный шкаф, и Ральф действительно думает, что сам не совладает с ней. — И коктейль из Нью Севенс — Рекс все еще стоит к нему спиной. Тяга к отвратительным ледяным напиткам у них с Крестной тоже была общая. И как можно эту дрянь вообще пить? Сплошной сахарный сироп и лед. — И коктейль из Нью Севенс — Ральфу только и остается, что обреченно кивнуть. Теперь придется катиться в город. Еще и эти поди с ним напросятся. — Отлично — Стервятник хитро улыбается, убирая остатки веревки в какой-то ящик, неприхотливо вытирает руки о ближайший лист, и ковыляет в соседнюю комнату. — Крестная, душа моя, надо заплестись — И уже спустя двадцать минут, когда Ральф пытается совладать с проводкой на кухне, они вдвоем возвращаются туда. Девчонка довольно скалится, демонстрируя аккуратные косы и щербинку между зубами. У Стервятника на голове творилось нечто куда более неряшливое, но отдаленно тоже напоминающее косу. — И как ты это делаешь? — Ральф усмехается, протягивая ему кружку с свежим чаем. — Я был вожаком припадочных меланхоликов четыре года, есть опыт некоторый — Стервятник в ответ пожимает плечами. — На самом деле, нужно просто быть с ней помягче. Мне казалось, такие вещи и ежу понятны — — Какие нынче ежи сообразительные — Ральф смеется, помогая Крестной забраться на личный розовый стул, и вручая фирменную кружку с зайцем. Как выяснилось, поить птичью династию чаем или любыми другими горячими напитками было необходимо каждые несколько часов, иначе те начинали мерзнуть даже в самый жаркий день. — А Рекс сказал, что мы поедем в Нью Севенс! — Крестная схватила его за локоть, требуя подтверждения чужих слов. Краем глаза Ральф заметил, как тут же сморщился Птица. Обращения по имени он не любил, но как не старайся, ни мог приучить мелкую называть себя как-то иначе. — Поедем. Всё равно продукты нужны — Он кивает, вспоминая пустой холодильник. Вот тебе и жизнь с ребенком и...ладно, он так и не понял, каким эпитетом лучше характеризовать Стервятника. В различных ситуациях он бывал ему и воспитанником, и другом, и утешителем, и даже любовником. Какое-то одно четкое определение вряд ли могло с сто процентной точностью описать такую многогранную личность, как Птица. В конце концов, их отношения никогда не имели какой-то определенной тональности...