реванш

То ли ударом, то ли разрядом тока так мощно отбросило и приложило, что сознание померкло. Зато когда Олег, обалдевший, приподнимается на локтях, все лежат: лежит Хольт, подергиваясь в своем костюме, лежит Серый — заснул, что ли? Сидит, прислонившись к изрешеченному пулями столу, Гром, помятый и потерянный, валяются всюду дроны, экраны телестудии почернели, и до Олега доходит мгновенно: пора валить. Морщась от боли в затылке — нехило все-таки повстречался с полом, — он подбирается на коленях к Хольту, локтем толкает его, чтобы не поджариться от прикосновения оголенной ладонью, если тот под высоким напряжением, и шипит: — Очнись, красавица, ты обосрался. Толкает его посильнее, и Хольт наконец-то приоткрывает глаза. Моргает. Пациент явно растерял последние остатки сообразительности — он и раньше светочем не был, а теперь совсем потух, и Олег ему растолковывает: — Давай, раскочегаривай свою вундервафлю, пора валить. Меня не забудь, мы еще не закончили. Хольт обводит взглядом телестудию. Распахивает глаза шире, быстро смотрит на Олега и бросает: — Встать помоги. Олег бы ему помог ногой с вертушки по породистому лицу, но спасти шкуру сейчас важнее, а потому поднимается — сука, как болит-то все — и протягивает Хольту ладонь. Тот, вцепившись в пальцы, кое-как встает. Покачнувшись, все же удерживает равновесие, и Олегу кажется, что вот сейчас Хольт, не оценив его щедрого предложения бежать, пока их не замели, опять шибанет током. Но Хольт, процедив: — За мной, — идет к разбитому окну студии. Взявшись за раму, ощерившуюся осколками, он смотрит наверх и предупреждает: — Костюм может не выдержать. Тогда оба сваримся. — Плевать, полетели уже, — отзывается Олег, уже представляя себя включенным феном, брошенным в ванну. — На ручки возьмешь? Хольт глядит так, будто всерьез раздумывает над этим. А потом, поморщившись от боли, подхватывает Олега одной рукой поперек груди в диковатом объятии и, оттолкнувшись от оконной рамы, взмывает вверх. Охренеть полет, хотя бывало и поинтереснее… От костюма фонит горелым, ветер хлещет лицо и натягивает веки на затылок, ноги болтаются внизу, как чужие, и Олег изумленно смотрит, как студия остается внизу. И все-таки, наплевав на опасность, что ударит током, стискивает талию Хольта — лучше смерть в полете, чем в лепешку разбиться о землю… Но полет длится лишь пару минут: Хольт приземляется на мост. Посадка выходит жесткая, падают оба, Хольт катится по асфальту, от костюма летят искры, Олег почти благодарит его за свою броню — пусть даже и снятую с тел наемников, а не присланную в подарочной коробке с красным бантиком. Поодаль он замечает вертолет со знакомой фамилией на боку, оборачивается к Хольту и спрашивает: — Ты что, на нем прилетел? — А ты как думаешь? — огрызается Хольт. — Человеку в суперкостюме не выдали бы разрешение на полеты по городу. И ковыляет к вертолету. Олег подумывает скинуть его к чертям собачьим с моста и самому сесть в кабину, но у него есть кое-какой кодекс чести, который заключается в том, что обидчика и предателя он сам должен отмудохать до полусмерти, а не малодушно избавиться от него подручными средствами. Остановившись у вертолета, Хольт опирается о его нос ладонью и спрашивает тяжело, будто запыхался: — Управлять умеешь? Хмыкнув, Олег лезет в кабину на кресло пилота. Пока он щелкает тумблерами, Хольт, пыхтя, кое-как забирается внутрь. Олег мельком бросает на него взгляд. Костюм безнадежно испорчен, только мешает хозяину, он же еще и тяжелый, наверное… Не просто так Хольт висел в воздухе, на себе таскать все эти пластины — свихнешься. И как бы он ни строил из себя бойца, все равно привычки носить на плечах помимо амуниции еще и пятидесятилитровый рюкзак с железками и патронами у него нет. — Куда летим-то? — беззаботно спрашивает Олег. Хольт тянется к навигационной панели — навороченной, Олег таких и не видел на вертушках, — и тычет в меню. — Сюда, — хрипло говорит он и, закрыв глаза, откидывается на спинку кресла. Остается надеяться, что электрокрыса не кинет, и на экране мигает красной точка, где их не встретит отряд вооруженной полиции. Олег бы их, конечно, раскидал, вот только автомат и пистолеты остались на полу телестудии, а для драки голыми руками он слегка устал, еще и в ухе до сих пор звенит… Управляя рычагами, выравнивая нос вертолета к горизонту, он отстраненно замечает, что кровь еще сочится, стекает по шее, и это злит. Стиснув челюсти, Олег ведет вертолет. Они садятся поодаль от Питера возле частного дома, похожего на замок. Хольт не выходит — выпадает из самолета, и можно было бы пнуть его за все хорошее и схорониться где-нибудь ненадолго, тем более что Олег уже приготовил квартиру в области, где его никогда не найдут, но Хольт, встав на колени, шипит: — Костюм помоги снять. И смотрит с такой яростью, униженный, что просит о помощи человека, которого хотел убить, что Олег попросту не может отказаться от такой возможности. Он ухмыляется: — О, вам снова понадобилась от меня услуга, мистер Хольт? Не боитесь, что вместе с костюмом и позвоночник у вас вырву? Хольт, взбешенный, играющий желваками, ему безумно нравится — зубы выставил смешно, будто представляет угрозу. — Я без костюма тебя убью, — выплевывает он. Олег, оскалившись, хватает его за локоть и, вздернув на ноги, тащит к дому. Их встречает полутемный зал, внутри — никакой отделки, лишь кирпичные стены и бетонный пол. Олег толкает Хольта, и тот, упав на колени и локти, содрогается, давит стон боли — и выходит слабый рык. — Как снимать-то? — спрашивает Олег, задумчиво оглядывая его спину. Пластины так плотно прилегают друг к другу, что Олег не может найти нужное сочленение. Вот его броня разбирается легко, поддеть только нагрудник — и все, остальное дело техники… — На пояснице надави, — угрюмо говорит Хольт. И все-таки есть что-то в том, как он, беспомощный, подставил спину. Олег склоняется над ним, ищет, куда же надавить, и видит наконец два кружка, словно кнопки. Давит на них пальцами одновременно, и одна пластина отщелкивается. Потянув, Олег отбрасывает ее в сторону, а Хольт все-таки не выдерживает, стонет. — Хватит ныть, — одергивает Олег. — Бешеным ты мне больше нравился. Хольт, повернув голову, зло смотрит через плечо, а Олег с трудом убирает пластины с лопаток — они будто прикипели к коже. И вправду, оставили красные следы ожогов… Хольт и сам начинает разоблачаться: снимает с груди то, что выжило после выстрелов в упор, раздраженно отдирает пластины с рук, и вскоре остается в одном только нижнем белье. Олег цокает языком. А супермодель-то уже не выйдет на дефиле в купальнике… Выглядит Хольт паршиво: весь в ожогах и синяках, по позвоночнику бегут искры, а лицо искажено гневом пополам с болью. — Хватит пялиться, — шипит он. — Давай, бей. Мы же не закончили. — Я все-таки человек честный, — говорит Олег и неторопливо снимает нагрудник. — Обещаю не убивать одним ударом, повеселимся хоть немного. Хольт, шумно выдохнув, кулаками отталкивается от пола и выпрямляется. Прищурившись, наблюдает, как Олег бросает части брони на пол. Сжимает кулаки, становясь в нелепую боксерскую стойку, и с пальцев соскальзывают на запястья искры. А может, и не стоило снимать с себя всю эту амуницию… — А какие претензии-то ко мне, Август? — интересуется Олег, с хрустом разминая шею. — Напомнить по списку? — холодно отвечает Хольт. Олег плавно приближается к нему, и Хольт отступает в сторону. Наивный, кто же с тобой будет по академическим правилам кружить… может, еще ниже пояса не бить? Олег, рывкнув, подается к нему, припугивая, и Хольт вместо того, чтобы отшатнуться, выбрасывает кулак. Олег уворачивается. А-а, сразу в атаку… в атаку — это хорошо… Олег бьет по челюсти, по корпусу, где ожоги, но Хольт, вопреки ожиданиям, не скрючивается от боли, только ожесточеннее скалится и прицельно бьет по уху. Сука, от него и так половина только осталась… Задевает электричество, и волосы встают дыбом, даже на руках под одеждой. И Олег его больше не щадит, не играет. Швыряет в стену, лупит по ребрам, ногой — в колено, а Хольт, выйдя из себя, орет, бешено наносит удары, отыгрываясь за свое поражение по всем фронтам, и корпус взрывается болью, боль звенит и в затылке, льет из носа кровь. Олег, схватив его за горло, толкает в стену, чтобы у него от удара сотрясся крошечный мозг, но стоит сжать пальцы — как Хольт цепляется в запястья, и мышцы сковывает судорогой, заклинивает так, что не двинешься, и тогда Хольт бьет ногой в корпус. Олег теряет равновесие и заваливается назад, а Хольт, запрыгнув сверху, методично бьет по лицу. Взрываются болью зубы, нос, вся голова, крови столько, что подкатывает рвотный рефлекс. Оскалившись, капая слюной, Хольт сидит на коленях и замахивается для сокрушительного удара. Но и судорога проходит, и Олег одним движением перекидывает Хольта на спину, наседает сверху, чтобы вернуть с лихвой все удары. Видит взгляд — ослепляющая ярость, чистейшая, словно нет ничего важнее, чем победить, — и не успевает замахнуться. Хольта самого трясет, словно сжал оголенный провод, и Олега перетряхивает, по всему телу — словно тысячи уколов иголкой, боль размазывается от макушки до пальцев ног, и ее так много, что Олег перестает чувствовать хоть что-то, зрение смазывается. И тогда он замечает еще кое-что, кроме привычной боли: тянущая судорога внизу живота. Блядь, думает он, блядь… Хольт перестает размываться и двоиться перед глазами, и смотрит он теперь не с одной только яростью. — Это что еще за приколы? — сипло спрашивает Олег — голосовые связки тоже задубели и подчиняются плохо. И, двинув ногой, ощущает, что у Хольта тоже встал. Коротит похлеще, чем от его двухсот двадцати в хребтине — такого стояка год не было, а может, вообще никогда в жизни; Хольт молча притягивает его к себе за грудки, схватив за водолазку, и Олег от неожиданности подчиняется, но секундная растерянность стоит дорого: Хольт, опять оказавшись сверху, вбивает бедро между ног и, сжав член, цедит: — Рыпнешься — оторву. Олег, рванувшись вверх, с размаху бьет его лбом по носу. Хватка Хольта ослабевает, он охает, на губы Олега падают капли его крови, смешиваясь с собственной. — Отсоси, — шипит Олег и сжимает его между ног — член тоже каменный, обжигающий даже через нижнее белье. Пахнет гарью, порохом, отстрелянными гильзами, жжеными волосами и пыльной крошкой бетона, и на теле живого места не осталось — все, что не болит, уже попросту отбито, и только искра возбуждения держит в тонусе, не дает закончить дело и отрубиться. Хольт залепляет пощечину, и у Олега повисает красная пелена перед глазами. Слабо соображая, что делает, на одних рефлексах опять перекатывает Хольта на спину, лопатками на щербатый холодный бетон, и искры бегут, жалят, от них все чешется, хотя бы водолазку снять, царапает кожу… Он рывком стягивает водолазку, а Хольт, приподнявшись, опирается одной рукой о пол, второй — тянется к ширинке Олега, лихорадочно дергает за молнию. Отбросив водолазку, Олег смотрит на него и ни черта не понимает по его взгляду — знает только, что Хольт тоже уже в невменозе. Отекает и саднит лицо, но искры ставят дыбом шерсть на загривке, опять разряд по всему телу — и Олег, запрокинув голову, хрипло стонет, не понимая, от боли или удовольствия, все смешивается в густую смесь, и стоит так, что тронь — сразу рванет. И все же ощущает цепкие пальцы Хольта на члене. Нет, красотка, так не пойдет… Олег отбивает его руку, за затылок притягивает к паху, заставляя согнуться. Губы Хольта проскальзывают по члену, и он будто бы уже берет в рот — но вместо этого смыкает зубы под головкой, и Олег орет, хоть Хольт тронул едва кромкой. — Сам отсоси, — мстительно говорит Хольт. Но вместо того, чтобы сбросить Олега, вместо удара — обхватывает за талию и тянет на себя. Олег, выдохнув, притирается к нему, прижимается своим членом — к его, и прямо по стволу бегут разряды, он так никогда, наверное, не упадет, так и будет стоять, словно к вечному двигателю подключили… Хольт стонет и толкает Олега в щеку, сдвигая его голову в сторону от своего лица. От разрядов даже задница сжимается, яйца так напряжены, что почти лопаются. Уткнувшись лбом в плечо Хольта, Олег подергивается, никак не может собраться хотя бы для того, чтобы просунуть руку между телами и сжать член. А Хольт, стерев пальцем кровь из-под носа, сдергивает с Олега штаны пониже задницы и лезет между ягодиц. — Охуел? — сипит Олег и, приподнявшись, упирает ладонь Хольту в горло. Тот улыбается совсем не дружелюбно и язвит: — Тебе понравится. Всечь бы ему… Но Хольт проталкивает палец в сжатую дырку, не больно, но приятного тоже мало, и в следующий миг у Олега даже зрение на миг пропадает — все сливается в белую вспышку, все внутри пульсирует, и он лишь сильнее вслепую сжимает горло Хольта. Моргнув, обалдело опускает на него взгляд, шепчет: — Ты меня не выебешь. Хольт даже не пытается проникнуть глубже, не двигается внутри, но от пальца его волнами разливается по телу дрожь, колени становятся мягкими, руки слабеют. — Уже ебу, — с удовлетворением говорит Хольт. Ах, ты еще болтать можешь… Олег обеими руками давит ему на горло, Хольт хрипит, а от руки его так и трясет, так и разливаются волны, словно от самого навороченного массажера простаты. Олег жмурится, рычит — стонет — скулит, под пальцами бьется пульс в сонной артерии Хольта. Член напрягается, тоже пульсирует у основания, и Олег кричит. Через него не просто разряд проходит — целое цунами сокрушает, рушит все его надстройки личности, превращает в обломки, и такого — растоптанного, разбитого — Хольт запросто опрокидывает на спину. Сев на бедра, нервно отдрачивает себе и брызжет спермой на живот. Олег слабо смотрит на него из-под полуприкрытых ресниц. Все еще отдаются отголоски разрядов в пальцах рук, в грудной клетке, и дышать получается через раз. Хольт, ухмыльнувшись, сплевывает ему пополам с кровью на губы, и если сейчас встают волосы дыбом — то не от электричества, а от завораживающей грязи. Почувствовав, что уже может шевелиться, Олег слабо шлепает Хольта по заднице. Шепчет: — На хрена тебе оружие, мог бы дрочить папикам за большие деньги… Склоняет голову в сторону. Закружилась что-то… Хольт, пошатываясь, поднимается на ноги, но далеко не уходит. Опирается ладонью о стену. Его тоже штормит. Олег медленно садится. Лицо уже, кажется, все отекло, болит каждая клетка тела. И Хольт не лучше — избитый, израненный. Олег закрывает глаза. Уже не знает, кто выйдет победителем, если они опять бросятся друг на друга. — Ладно, живи, — бормочет он и кое-как встает. Нужно куда-то сматывать — но далеко он точно не уйдет. С такой-то мордой и опустошением — ноги заплетаются, руки дрожат. — Призрак, — угрюмо зовет Хольт. — Можешь в охране у меня отработать все долги. Олег пытается хмыкнуть — и треснувшие губы саднит. Хотя… Хольт выйдет сухим из воды. И его вытащит. Посадит на цепь и начнет измываться, но главное, что вывезет из страны. А там уж сбежать — дело техники. Потрахаться бы только перед этим напоследок. — По рукам, — через силу говорит Олег — все-таки голова слабо соображает. — Охрана — это сексуальное рабство? Хольт, обернувшись, смотрит на него и скалится, окровавленное и потерявшее симметрию лицо превращается в гримасу. — Если будешь хорошо себя вести, — отвечает он. Олег, подобрав водолазку, натягивает ее, едва попадая рукою в узкий рукав, и спрашивает: — Какие указания, босс? Хольт, повернувшись, прислоняется к стене. Отвечает что-то на своем, и Олег не понимает ни слова, зато нутром чует — материт и обещает трахнуть, как только немного подлечится. Олег ухмыляется: — Заметано. И он уверен: в ближайшее время точно не заскучает.