Reason

"Делать правильные вещи" Закончив выступление, Джесс сняла с шеи ремень и небрежно бросила гитару на диван, где ранее сидела и выдавливала из себя лживую улыбку, отвечая на гнусные вопросы ведущих. Никого не дожидаясь, она покинула съёмочную площадку. – Джесс! Джесс, стой! – кричал ей в след менеджер, – Остановись сейчас же! Девушка забежала в гримерную, схватила свою сумку и вышла в коридор. Но вдруг она столкнулась с менеджером, который со всей силы схватил её за локоть и дёрнул на себя. – А ну стой! Какого черта ты вытворяешь?! – угрожающе зашипел он. Джесс со всей силы выдернула руку. – Убьёшь меня позже, – выплюнула она ему в лицо, – Мне нужно в туалет, ясно?! Мужчина схватил её за шею и с силой впечатал в стену. Ударившись затылком, с её губ сорвался жалобный писк. Джесс вцепилась в его руку и смотрела на него с такой ненавистью, на какую только была способна, а затем самодовольно ухмыльнулась, едва не срываясь на злобный смех: – Рекомендую тебе не тратить на меня своё время, а позвонить своей жене и объяснить всё. В глазах мужчины застыли ужас и изумление. – Ты... – дрожащим голосом прошептал он, – Это ты донесла сюда о нас... Послышались голоса, и мужчина отпустил её, всё ещё глядя на неё в немом шоке. Воспользовавшись моментом, Джесс сбежала, теряясь в коридорах, пока не забежала в туалет, заперев за собой дверь. Она забежала в случайную свободную кабинку, и её стошнило несколько раз, прежде чем она смогла обессиленно сползти на пол и расплакаться. Ей не было больно или обидно. Ей было противно. Отвратительно противно от всего. От себя. От этого ублюдка. От того, что она сделала. Ей хотелось прямо здесь закончить с этим, наложить на себя руки и больше не мучиться. Это было невыносимо отвратительно. Она не хотела этого... Но не знала как можно по-другому. Да, это она анонимно рассказала о романе, желая создать проблемы для менеджера, чтобы он не мешал ей работать. Ей было плевать чем это всё могло обернуться. Этот ублюдок должен оставить её в покое, чтобы она наконец-то смогла работать. И да, она специально упомянула Чана, чтобы у агенства не было шансов отказать ей. Слишком страшные последствия. Проще дать ей зелёный свет и позволить выпустить свой альбом, который спродюсировал Бан Чан, чем делать опровержения, ломать всю сложную конструкцию, влипать в неприятности, оправдываться перед гигантской аудиторией. Это было подло, грязно, но Джесс готова была идти по головам, чтобы двигаться к своей цели. Она больше не будет поющей под фонограмму пустышкой, но станет достойным артистом и автором лучших песен. Но вот она сейчас – распроданная на всеобщее обозрение. Как дешёвая шлюха. И никто её не слышит и не видит, потому что она пляшет и открывает рот под фанеру, практически голая. И что она там умеет, о чём хочет спеть? Да какая к черту разница, если она фрик? Идиотка, которая влезла в грязь и не может больше отмыться. Уродует свою жизнь и жизни других, даже тех кто ей дорог... Слезы катились по её лицу, сотрясая всё тело в безудержных рыданиях, превращая макияж в грязное мокрое месиво. И этот привкус соленых слёз во рту и рвоты... Как же это всё отвратительно. Жалкая. Мерзкая. Какая к черту айдол, если она просто ничтожество, которую бьёт и насилует её же менеджер, регулярно запугивая, что разрушит её карьеру и жизнь в целом. Дрожащими пальцами девушка нашла в сумке пачку сигарет и зажигалку. Она чуть не сломала сигарету, пока вытаскивала её из упаковки. Зажигалка множество раз бесполезно щелкала, прежде чем дать огонь. Джесс плакала и курила, сидя на полу туалета, наплевав на всё, потому что нет ничего хуже того, что все знают обо всём, и это всё выглядит так, будто она сама всё это выбрала и хотела этого с самого начала. Она рассказала о романе, но правда в том, что ни один уважающий себя артист не хотел с ней общаться, потому что вся компания уже давно знала о том, что она трахалась с менеджером, чтобы сольно дебютировать. Потянувшись за следующей сигаретой, она увидела свой телефон. Вдруг экран загорелся, и Джесс увидела три пропущенных от Чана и несколько непрочитанных сообщений. И Джесс снова разревелась, даже сильнее чем раньше. Чан. Чан. Чан. Чан. Чан. Чан. Чан. Чан... Она рыдала, потому что всей душой и сердцем жалела о том, что она сделала с ним. Жалела, что втянула его во всё это, создала миллионы проблем, у которых будут страшные последствия. Она жалела о том, что знала, что сделает, но говорила с ним, улыбалась, флиртовала, заставляла его влюбиться в себя, позволила себе что-то почувствовать к нему. Чтобы растоптать и выбросить после использования. Боже... Он обещал ей, что посмотрит... Сказал, что она под его защитой, но она не защитила его от себя... Вот почему она боялась того, что между ними происходило. Он даже не знал, что за монстр перед ним. Не знал, как она позволила растерзать себя ради глупой мечты, которая так и не сбылась. И не известно, сбудется ли... Девушка всё равно взяла в руки телефон, потому что хотела хотя бы прочитать от него сообщения. Скажет ли он ей, что ненавидит её? Может быть он пошлёт её куда подальше? Что бы то ни было, она этого заслужила... Бан Кристофер Чан: ответь мне. я помогу тебе Бан Кристофер Чан: я хочу забрать тебя Джесс всхлипнула, уронив ещё несколько горьких слёз, и прижала телефон к своей груди с такой нежностью, на какую сейчас была способна. Ей было жаль. Очень жаль, что он такой хороший, такой замечательный человек, но он встретил её, а не кого-то лучше. Она не достойна его. Не достойна. Она выкурила ещё одну сигарету, и её телефон вновь завибрировал. Чан. Джесс шмыгнула носом и попыталась сделать голос как можно бодрее, затушив окурок об ободок унитаза. – Алло?.. – Эй, – прозвучал его спокойный, почти нежный голос, – Как ты? Джесс едва сдержала новый приступ слёз и некрасиво и широко улыбнулась, чтобы звучать лучше: – Прости меня, – прошептала она, чувствуя, как горячие слезы снова полились по щекам, – Прости... Чан слышал, что она плакала. Он не собирался долго разговаривать. – Я хочу забрать тебя, – сказал он, – Назови адрес. Я заберу тебя. Джесс продолжала плакать, но уже совсем тихо. Она издала какой-то звук, обозначающий согласие, и положила трубку, а затем скинула сообщение, в котором написала адрес. В дверь туалета кто-то грубо застучал, заставив девушку вздрогнуть и подскочить на месте. – Чёрт, – испуганно прошептала она. Джесс собрала разбросанные вещи в сумку, подошла к умывальнику и под яростные стуки в дверь и ругань она умылась, всполоснула рот и поправила волосы. – Чёртова сука, что за цирк ты снова устроила?! – донёсся до неё крик менеджера. Джесс почувствовала, как внутри снова закручивается липкий холодный ужас. Девушка открыла окно. Первый этаж. Убедившись, что высота здесь не слишком большая, она спрыгнула, неуклюже приземлившись на землю. Да, это ужасно глупо, но хотелось сбежать. И именно это она и сделала. Улица. Свобода. Но сердце так колотилось в страхе. И она шла куда глаза глядят, обняв себя руками и глядя куда-то перед собой. Не так она должна была ощущать триумф после своего трюка на шоу... Совсем скоро около нее остановилась машина, из которой вышел Чан. – Эй, ты в порядке? Джесс смотрела на него испуганно и затравленно. А что делать дальше? Как теперь разговаривать?.. И почему он смотрит на неё с таким беспокойством? Она же теперь враг для него, разве нет? – Садись в машину, – спокойно сказал он, открыв перед ней дверь. Уже совсем скоро они ехали прочь по дорогам Сеула, погруженные в молчание и смешанные чувства, от которых было очень тяжко на душе. Чан видел её состояние, поэтому не лез с расспросами. Он ехал, не зная куда нужно ехать, периодически бросая на неё взгляд, чтобы оценить её состояние. – Можно закурить? – хрипло спросила она, глядя куда-то перед собой. Чан кивнул. Сейчас она казалась ему такой усталой и истощеной. Заплаканные глаза, плохо смытый макияж, запутанные волосы, бледное лицо. – Я отвезу тебя домой, – произнёс он. Джесс тут же испытала ужас при мысли, что менеджер мог заявиться туда, чтобы найти её, поэтому она в отчаянии посмотрела на Чана. – Я буду с тобой. Ничего не бойся, – спокойно сказал он, кивнув каким-то своим мыслям, – Нам всё равно нужно всё обсудить, так что... Джесс смотрела на него и просто не могла поверить в реальность происходящего. Настоящий ли он, или она сошла с ума и придумала себе идеального человека, которому могла доверить абсолютно всё? Она доверяла ему. Доверяла. Только не понимала, почему он всё ещё рядом. Когда они вошли в её квартиру, девушка почему-то не смогла сдержать слёз. Она расплакалась как маленькая девочка. Кулаки сжаты, плечи сотрясаются от рыданий, голова низко опущена, а тело сковало неизвестно что. – Прости... Прости... – всхлипывала она, позволяя Чану обнять себя, – Мне так жаль... – Тише, – шептал он, прижимая её к своей груди, – Тише, девочка. Я с тобой. Я буду с рядом, и мы всё обсудим. Слышишь? Всё будет хорошо. Ты мне веришь? Девушка слабо кивнула. И Чан аккуратно подхватил её под ноги и всё так же прижимая к груди, отнёс к дивану. Там они легли вместе, и он долго и крепко держал её, нежно поглаживая спину, убирая с её лица волосы. – Я хочу, чтобы тебе стало лучше, – тихо проговаривал он, – Просто дыши со мной и ничего не бойся. Я не отпущу тебя. Слышишь? Его ярость мгновенно испарилась, когда он увидел её на улице. Сначала он собирался с ней поговорить, чтобы вывести на чистую воду. Так он смог бы понять, что делать дальше. Но в этих серых глазах было столько тоски и сожаления... Да, она играла в грязную игру, но что-то заставило её это сделать. Он чувствовал это. Чан был вспыльчивым человеком, однако всегда вовремя мог нажать на свой стоп. Джесс использовала его, чтобы просто продвигать свои песни. Речь не о деньгах или славе, а о свободе. Может быть, если бы он и сам не был истощен из-за дурацких правил и запретов агенства, из-за вмешательства в их творческую деятельность, то наверняка бы просто разорвал её за то, что она посмела вытворить нечто подобное. И всё внутри кричало о правосудии, ведь он дорожил каждым участником своей группы. Так почему же он сейчас обнимал ту, которая вероломно загнала ему нож в спину? Почему он успокаивал её? Почему опять сбежал с ней и укрылся от целого мира? Наверное отчасти потому что видел в ней ту часть себя, которой сам не давал проявиться. Ответственность за других не позволяла ему принимать отчаянные решения, но так, черт возьми хотелось пойти наперекор всему и сделать всё по-своему. За те долгие годы нахождения на скамейке запасных. За бесконечное обесценивание. За иллюзию свободы и выбора. За наплевательское отношение к нему и к другим. Он должен делать правильные вещи. Но что есть "правильно" в этом жестоком мире шоу-бизнеса, где слово "творчество" вызывало лишь ухмылку? Он не оправдывал её. И он всё ещё был бесконечно зол за рану, которую она ему нанесла. Но в ней столько пламени, что она заставляет гореть и его самого. И он давно хотел гореть, а не угасать с каждым годом всё сильнее. А что если то, как она расставила фигуры на шахматной доске выгодны и ему? Вдруг он сможет и для себя урвать кусок свободы? Эта мысль показалась ему любопытной. Поэтому он позвонил менеджеру, сказал, что совещание переносится на завтра и ушёл. Последнее слово осталось за ним. Стать сильным для себя и для неё, чтобы защитить и сражаться дальше? Это звучало неплохо. Эта девушка была похожа на злодейку, но не сейчас. Сейчас она ранена наверное даже больше чем он. Потому что опаляя всё вокруг, горела сама. И она была в этом хороша. Горела ярким пламенем, завораживая, ослепляя, неугасая. Не было смысла врать себе. Наверное он и правда дурак, потому что ей удалось обвести его вокруг пальца, а он всё равно не мог отделаться от этого чувства. Он нужен ей, а она ему. Это неоспоримый факт. И нет смысла врать, что ему было всё равно на то, что он сгорит рядом с ней. Они пролежали так неизвестно сколько. Джесс даже показалось, что на какое-то время она задремала. Она подняла глаза на молодого человека и увидела, что он смотрел на неё спокойно, безмятежно, одной рукой обнимая, а другой играя с её кудрями. И в его глазах не было ни капли ненависти. – Эй, больше не плачь так, хорошо? – Я наверное похожа на монстра, – проворчала девушка, отвернувшись. Но его пальцы нежно коснулись ее щеки, и он вернул её лицо к себе. – Ты очень красивая, – чуть улыбнувшись, прошептал он. – Прекрати... – Клянусь, ты самая красивая девушка, которую я знаю. – Чан, пожалуйста... Парень убрал волосы с её лица. – Ты не сможешь меня в этом переубедить. Никогда не говори, что ты монстр. Джесс молча прижалась к его груди, слушая его сердцебиение. Какой же он дурак... Что же он творит? Почему он не оттолкнул её? Почему он рядом? Она не могла спросить его об этом. Не смела. Кроме того, она готова была поспорить, что он и сам не смог бы дать ей чёткого ответа. – Нам нужно поговорить. И чем раньше, тем лучше. – Да, – бесцветным голосом ответила она, запоминая ритм его сердцебиения. Вдруг больше не услышит?.. Прошло ещё некоторое время, прежде чем Джесс заставила себя вырваться из плена исцеляющих объятий, встать с дивана и уйти в ванную, чтобы привести себя в порядок. И тем временем Чан решил осмотреться. Квартира Джесс была совсем маленькой, но очень уютной. Много книг, гитара, синтезатор, множество тетрадей со стихами, исписанные нотные тетради. Кроме музыки, судя по всему, девушке нравилось собирать пазлы. У неё было несколько коробок с пазлами, а на стене в качестве картин висели уже собранные работы. Это было так мило. Ещё здесь было много цветов, точнее суккулентов и кактусов. И аккуратно расставленные ароматические свечи. От этого казалось, что здесь так уютно. На всю стену большое панорамное окно с выдвижной дверью, а за окном балкон, где было два плетеных стула, маленький круглый столик, на котором расположились пепельница, солнцезащитные очки, зажигалка и пачка её любимых вишневых сигарет. Чан хмыкнул. В Джесс действительно живёт какая-то темная сторона, которая занимала значительную часть в её жизни. Была ли она рабой образа или же это она и есть? Как она могла быть такой светлой и тёмной одновременно? В ней будто уживались день и ночь, солнце и луна. Чан продолжил изучать обстановку. Ей нравились свечи разных форм и расцветок, оккультные атрибуты, гадания, карты, декоративные камни, кварц. Ещё одно её увлечение... На книжной полке он увидел несколько рамок с фотографиями. Это была она со своей семьёй. Мама, папа... Она маленькая вместе с какой-то девочкой. Её совсем детская фотография, просто фото родителей... В детстве она была такой смешной. Волосы значительно короче и непослушно-кудрявые. Глаза веселые, улыбка озорная. Такая невинная. И на одной из фотографий она сидела с гитарой, а рядом стоял старенький синтезатор. Кажется, это была мечта всей её жизни - стать музыкантом... Но эта мечта разбивает ей сердце, и Чан как никто другой понимал почему. Совсем скоро Джесс вышла из душа, завернутая в полотенце. Мужчина обернулся и вдруг резко отвернулся. – Джесс!.. – Прости, я решила принять душ, но не взяла одежду, – объяснила она, краснея от того, насколько тупой была ситуация. – Да н-нет, ничего, – запинаясь, покачал он головой. – Ещё раз прости. Девушка на цыпочках пробежала к шкафу, чтобы собрать себе одежду. Чан не собирался подсматривать. Ни в коем случае. – У тебя уютный дом, – ляпнул он из необходимости хоть что-то сказать, отчаянно глядя в окно. – Правда? – отозвалась Джесс, – Здесь не очень убрано. Я не успеваю нормально заняться уборкой. – Нет, здесь опрятно. Я имею ввиду... Он случайно обернулся и застыл. Джесс стояла к нему спиной. На полу лежало полотенце, а она уже стояла в трусах и натягивала футболку. И этого было достаточно, чтобы Чан задохнулся и резко отвернулся, крепко зажмурив глаза. Но он всё равно видел эти длинные стройные ноги, округлость её бёдер, тонкую изящную талию, ровную спину, родинку на правой лопатке, окружность её груди, мокрые волосы. Боже, это невыносимо... Чан кашлянул и натянул толстовку ниже. – Ты голоден? – кутаясь в старый кардиган, спросила она. Это было какое-то наваждение. Почему это происходит каждый раз, когда он на неё смотрит? Он снова и снова замечает какие-то детали в ней, которые забирают всё его внимание, занимая все его мысли. Он обернулся к ней, и почувствовал, что дыхание вновь застыло где-то в груди. На красивом лице не было макияжа, но после душа у неё остался розовый румянец на щеках и на носу. Губы нежно-розовые. Кожа чистая, без единого изъяна, а на щеке маленькая красивая родинка. Черные волосы мокрые, но уже взбиваются в кудри. От неё веяло свежестью, сладостью аромата шампуня. И эти глаза... Уставшие, грустные, но больше, ясные, цвета дождливого неба. Это такая редкость, что у кореянки сами по себе серые глаза. Крайняя редкость. Она была похожа на розу. Нежная, ароматная, с бархатистой кожей и лёгким розовым румянцем на самом красивом лице. На хрупкие плечи небрежно накинут растянутый серый кардиган. Застиранная до невозможности старая футболка была свободная, но короткая. Под футболкой не было никакого белья, и это смущало, но и интриговало ещё больше. Полоска обнаженной кожи на животе так же притягивала взгляд. Эта тонкая талия и изгиб её бёдер... И домашние мешковатые штаны совсем не портили вид, даже наоборот... Она стояла босиком, и он впервые заметил, какие у неё красивые аккуратные ступни. Прекрасна. Вся. До кончиков ресниц. – Чан, – позвала девушка, даже ни о чём не догадываясь. – Ох, прости, – тряхнул он головой, – Я... не видел тебя в таком виде. Это очень мило. Он говорил глупости, но Джесс лишь мягко улыбнулась и взяла его за руку. – Я спрашиваю тебя, голоден ли ты, – мягко повторила она. – Да, можно что-нибудь... – Идём. Она повела его на кухню. Там было очень уютно. Места совсем немного, но так аккуратно и красиво. Вот она женская рука... Её кухня абсолютно отличалась от кухни в его общежитии. Здесь царили порядок и красота. Ваза с сухоцветами. На холодильнике милые магниты. Высокий стол, два стула, кофе машина. Даже здесь лежало пару нотных тетрадей с ручкой и какая-то книга. – Я приготовила ночью лазанью. Ты ешь такое? – Ты готовишь? – удивился Чан. – Немного. Это помогает отвлечься или наоборот о чём-то хорошенько подумать. Например, так я придумываю песни, – она кивнула в сторону тетрадей. Чан с теплой улыбкой смотрел на неё. Любовался. Она была так хороша в этой домашней обстановке, в этой одежде, в этом доме. И он поймал себя на мысли, что ему настолько нравится этот вид, что он хотел бы видеть это чаще. Как можно чаще. Она порхала по кухне, и каждое её движение было знающим, правильным. Вот она поставила чайник, вот достала две чашки, две тарелки, приборы, салфетки. Вот она разогревает лазанью, а по кухне распространяется аппетитный аромат вкусной еды. – Ты меня смущаешь, – улыбнулась Джесс, не отвлекаясь от своего занятия. – Как? – улыбнулся он. – Ты смотришь так, будто я делаю что-то странное. – Я любуюсь. – Прекрати, – смущённо улыбнулась она, – Лучше скажи, ты пьешь чай? У меня есть и кофе, но дома я пью чай. У меня есть черный с бергамотом, с яблоком и шиповником, просто черный, с клубникой... Он не слушал. Просто смотрел на неё. Эта сторона её личности была ему не знакома, но с первых мгновений очень импонировала. Он знал её как увлеченного музыканта, как привлекательную красавицу, как расчетливую лисицу. Но не знал её вот такой домашней, настоящей, простой и открытой. Наверняка эту часть себя она любила меньше всего, даже не догадываясь о том, насколько Чану нравился этот вид. После ужина за чашкой чая они задумчиво смотрели в окно, наблюдая за солнцем, разливающимся в ярком закате. Город был погружён в оранжевые цвета, ослеплённый сентябрьской зарёй. И двое молодых людей тоже были пронизаны этим ярким жарким светом и друг другом. Не смотря ни на что. Чан ощущал аромат душистого чая. Хотелось наконец начать разговор, но в то же время разрушать этот золотой час казалось чем-то преступным. – Я возьмусь продюсировать твой альбом, – наконец произнёс он, твердо глядя перед собой, – Но я хочу быть честным. Ты поступила слишком эгоистично. Моя группа всегда будет для меня в приоритете. Как бы ты мне не нравилась, я не хочу, чтобы мои парни пострадали из-за тебя. – Я понимаю. – Не понимаешь, – он перевёл свой пронзительный взгляд на неё, – Я знаю, что ты нуждаешься в свободе. Но если я принимаю в этом участие, то я буду контролировать процесс написания альбома. Мне не нужен скандал. Репутация моих ребят в приоритете, надеюсь ты это понимаешь. – Да, я всё понимаю. – Джесс, – вздохнул Чан и устало потёр глаза, – Мы тоже пишем альбом. У меня будут серьёзные переговоры, поэтому работать с тобой я буду дистанционно, так как у меня совсем немного времени. Я буду присылать тебе готовую аранжировку. Запись тебе стоит проводить либо в агентстве, либо я дам тебе адреса и контакты. Это очень полезные люди, они помогут тебе. Сроки крайне сжатые, так что я жду твои демки как можно скорее. Он звучал как профессионал, как настоящий лидер. Он знал всё необходимое, знал, что нужно делать. В нём проскальзывала нотка стали, выражение его лица было сосредоточенным, задумчивым. Казалось, что прямо сейчас он смотрел на своё расписание и планировал его заново, строя сложную систему с нуля. И он намерено обозначил, что совместная работа будет всё же на расстоянии. Потому что он не хотел мешать личное с работой. И Джесс слушала, полностью доверившись ему. Однако ей всё равно было ужасно стыдно за свой поступок. Лучшее что она могла для него сделать – просто делать то, что он говорил ей делать. Но его мягкость и сердечность сильно сбивала с толку. Было бы гораздо проще понять его, если бы он был холоден с ней, однако всё было слишком наоборот. – Ты в порядке? – вдруг спросил он. – Что? Да, а что? – Кажется, у тебя была истерика после эфира... Но, ты знаешь, вроде ты неплохо держалась. Конец интервью был эффектным, – усмехнулся Чан. – Это был цирк, – грустно улыбнулась девушка. – Кстати, песня действительно хороша. Я могу взглянуть на неё? – Да, конечно. Они прошли обратно в гостиную, где Джесс показала ему несколько своих тетрадей. Чану показалось очаровательным, что она по старинке писала аккорды в тетрадях, практически не пользуясь техникой. Хоть это явно доставляло определённые неудобства. Тексты песен, нотные узоры, её заметки – в этом её любовь, её мир, в котором она боялась оказаться чужой. В этом её очарование. У него была причина возненавидеть её, но было слишком много причин, чтобы... чтобы... – Джесс... Они сидели друг напротив друга, прямо на полу, у дивана, окружённые раскиданными черновиками, украшенные завитушками скрипичных ключей и нот. Окружённые её стихами. Окружённые сумерками и бликами умирающего на закате солнца, упрямо бросающего на этот мир свои последние яркие лучи. Его взгляд был прикован к её лицу, к глазам, к ресницам и губам. У него была одна важная причина её возненавидеть. И он хотел делать правильные вещи. Но всё связанное с ней было чертовски неправильным. Она прочитала в его взгляде всё, что он хотел ей сказать и испуганно покачала головой. – Не нужно... – едва слышно отозвалась она, не замечая, что они медленно приближаются друг другу, готовые к необратимому столкновению. – Я должен сказать тебе, – прошептал он, наклонившись к ней. Опасно близко. Кажется, что ближе невозможно, но ему казалось, что между ними всё ещё целая пропасть. – Не надо. Мы оба пожалеем. – Да. – Я ранила тебя. – Да. – Я могу ранить снова. Прошу тебя... – Джесс, мне кажется... я думаю... что я люб... И она впилась в его губы, обхватив его лицо руками, и прильнув к нему всем телом. Чтобы запечатлеть на его губах свой поцелуй, который не даст сказать ему эти роковые слова, которых она боялась услышать и ещё больше боялась произнести. Она не сможет ему ответить. Ни за что на свете не сможет. Она так не хотела разбивать ему сердце, не хотела разрушать его жизнь, потому что он не для неё, а она не для него. Потому что всё к чему она прикасается, непременно горит синим пламенем. Она не хотела уничтожать его. Но. За его доброту, за его тепло, за его сердце... Она боялась ему ответить, но хотела отблагодарить за всё, что он для неё сделал и каким он был для неё. И она знала только один способ, как она могла сделать это. У Чана захватило дыхание и сердце пропустило несколько ударов, прежде чем загромыхать в груди в неровном отчаянном марше. Его руки обхватили её талию, а пальцы соприкоснулись с её горячей обнаженной кожей. – Джесс... – Молчи. Их поцелуй был отчаянный, обрывистый, слишком горячий. Он пытался ей что-то сказать, но эти поцелуи заставляли его задыхаться. Его руки проскользили вверх по её спине, спрятавшись под футболкой. – Джесс... – Замолчи, – прошептала она и слегка прикусила его губу. И он сошёл с ума. Его поцелуи стали жарче, грубее. Руки не находили себе места, блуждая по её спине, талии, окружности бёдер. Ему было мало. Катастрофически мало. И его поцелуи стали перемещаться от её губ к щеке, по линии челюсти к шее, к мочке уха. Её руки переместились на его крепкие плечи, и ногтями сквозь ткань футболки она вцепилась в его кожу. Девушка откинула голову назад и тихо застонала, когда Чан стал покусывать её шею. Что она с ним творила... Её стон взорвал что-то в голове Чана, и с тихим рычанием он подхватил её и усадил прямо на себя. Он сжимал её бедра, её ягодицы, мечтая скинуть её такую ненужную одежду. Джесс сбросила свой кардиган, и её ладони стали блуждать по его груди, изучая рельеф его мышц. Тяжёлые темные кудри погрузили его в дурманящую тьму. И эти губы, которые пьянили сильнее, чем вино... Бездна. Вдруг Чан, тяжело дыша, едва смог оторваться от неё и прижался лбом к её лбу. – Скажи мне остановиться, – прошептал он. – Нет. – Прошу, скажи, чтобы я остановился, – в отчаянии шептал он, чувствуя, что теряет контроль над собой. – Нет, ни за что, – выдохнула она и, схватив его за волосы на затылке, она откинула его голову назад и стала покрывать горячими поцелуями его шею, заставляя его вздрогнуть от мощной волны мурашек. Медленно и плавно она начала качать бёдрами, спровоцировав внутри него взрыв, который разлился ноющей пульсацией в паху. Чан низко простонал, почти до боли сжав её бёдра. – Скажи, чтобы я остановился. Просто скажи это, – повторял он, с трудом отрываясь от поцелуев. – Нет, – твердо ответила она. – Ох, Джесс, – выдохнул он и закатил глаза, когда она стала быстрее двигать бедрами, создавая это ахуительное трение. Она взяла его за кисти рук и просунула его широкие ладони под свою футболку, положив их на свою горячую упругую грудь. И его руки ответили. Он сжал две больших окружности, заставив её снова простонать в его губы. И это была страшная катастрофа, потому что он готов был поклясться, что в ту секунду его мозг словно снесло лавиной. – Ох, Джесс, ты пожалеешь об этом... Он резко задрал её футболку, обнажив две красивые груди. Этот вид его убивал. Такая красивая и желанная. Он ещё раз сжал её груди и начал их целовать, заставляя девушку выгибаться как кошка. Он покрывал поцелуями и покусываниями её нежную кожу. Добравшись до её соска, он лизнул затвердевшую горошину и жадно начал сосать, вызывая у неё новые более громкие стоны. Девушка обхватила его голову руками и прижала к себе, задыхаясь от удовольствия. Её дрожащая рука сползла вниз и она обхватила его окаменевший член сквозь ткань его штанов. Она стала водить рукой вверх-вниз, доводя парня до крайнего возбуждения. Он в последний раз оторвался от неё и отчаянно посмотрел ей в глаза: – Пожалуйста... Пока я ещё в силах остановиться... Просто скажи, чтобы я остановился. Я не хочу, чтобы ты думала, что я хочу тобой воспользоваться. – Я хочу, чтобы ты взял меня, Крис, – сказала она, сверкнув глазами, – Прямо сейчас. Эти слова сработали как заклинание. Она произнесла его имя так, как никто до этого не произносил. И взгляд Чана угрожающе потемнел. Он сорвал с неё футболку и резким движением уложил девушку на спину. Он стянул с неё штаны, и начал покрывать её живот влажными поцелуями, спускаясь всё ниже. Его пальцы отодвинули тонкую насквозь промокшую ткань трусиков, и он ощутил насколько она была горячая и мокрая. – Боже, какая ты влажная для меня, – выдохнул он. – Прошу тебя, – вцепившись в его крепкие плечи, всхлипнула она. Его угольно-черные глаза сжигали её без остатка. Длинные пальцы вырисовывали круги на чувствительном клиторе, и рука стала двигаться всё быстрее, так и не проникая внутрь, а лишь распаляя ещё сильнее. Джесс со сладким стоном закрывала глаза и схватила свою грудь, двигая бедрами навстречу этим нереальным ощущениям. – Чан, прошу!.. – Скажи мне, – выдохнул он, наблюдая за её агонией, – Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал. Ей трудно было говорить, трудно было собрать звуки в слова. – В-войди в меня! – со стоном выкрикнула она. И его пальцы погрузились в её разгоряченное влажное лоно на всю длину. Джесс выгнулась и громко застонала, слепо цепляясь пальцами за диван. И Чан начал интенсивно двигать рукой и пальцами, уничтожая в ней остатки самообладания. – Тебе нравится, что я делаю это, – говорил он, кусая губу и наслаждаясь видом стонущей красавицы, – Тебе нравятся мои пальцы у себя внутри. Он шире раздвинул её ноги и стал целовать и кусать внутреннюю часть бедра, опускаясь ещё ниже. Не вынимая пальцев, он начал вылизывать её, не отрывая взгляда от её лица. – Я хочу, чтобы ты кричала для меня, – прошептал он и, сорвавшись на рычание, повысил голос, – Покажи мне, как тебе хорошо. Просто дай мне это. Он беспощадно двигал рукой, не давая её бёдрам сомкнуться. И квартира наполнилась громкими стонами, срывающимся на крики. – О, Боже!.. – жалобно вскрикнула она, - О, Боже! Крис! Ах!!! Крис!!! Да! Да! Да! Она кончала, прыгая на его пальцах, извиваясь, сжимая свою грудь, щипая свои соски. Но это был далеко не конец. Чан скинул с себя футболку, избавился от остальной одежды, снял с неё бельё и до ахирения перевозбужденным членом начал водить по всё ещё чувствительной влажной киске. – Войди в меня, – умоляла она, утратив всякий стыд, – Прошу, войди в меня. Чан схватил её за шею и наклонился, чтобы прошептать на ухо: – Скажи мне, что ты хочешь. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал. – Пожалуйста... – всхлипнула она. – Скажи мне это, Джесс, – прошептал он, подарив ей глубокий поцелуй, вдыхая её всю, лаская руками шею и ключицы девушки. Он поднялся над ней, глядя сверху на её покрасневшее прекрасное лицо. Её серые потемневшие глаза глядели на него из под длинных полуприкрытых ресниц. Она открыта для него, только для него. Красивая, изнывающая и гипнотическая. Но такая обезоруженная перед ним. Лишь для одного его. – Возьми меня, – выдохнула она, прикусив губу, – Сделай меня своей. Его руки впились в её ягодицы и он, низко застонав, медленно, но сильно вошёл в неё на всю длину члена, и Джесс с громким стоном снова выгнулась, теряя разум. – Господи, ты всё ещё такая тугая, – простонал он, двигаясь в ней. Джесс вцепилась в его сильные руки и кричала, чувствуя его движения, ощущая, как он раскачивает весь её мир. – Посмотри на меня, - прошептал он, сильнее сжав её бедра, – Открой глаза и посмотри на меня. Она открыла глаза, и это было божественно для них обоих. Его тело такое совершенное, словно выточенные из камня. Рельефное, мускулистое. По его мышцам стекали капли пота. Он возвышался над ней, кусая свои полные губы, хмуря брови, прожигая взглядом. Она провела руками по его груди, прессу и спустилась вниз. Джесс начала трогать себя, активно водить пальцами по клитору, а другой рукой она схватила его за шею, лихорадочно сжимая свои пальцы, ощущая ладонью его кадык. Она шипела от этих ощущений, глядя ему в глаза, позволяя ему делать с собой всё, что они оба хотели. Её изящное тело извивалось, изгибы манили, грудь подпрыгивала от активных толчков. Волосы разметались. Глаза полуприкрыты, но смотрят, всё ещё смотрят прямо на него, а рот приоткрыт, и её покусанным губы были похожи на распустившийся бутон розы. Чан ускорился. Он вдалбливался в нее так отчаянно, что сам уже срывался на стоны и крики. Его руки сжимали до боли тонкие кисти её рук, и она не смогла сдержать своего тихого и хриплого смеха, который утопал в блаженстве её сладких мелодичных стонов. И он чувствовал, что вот-вот кончит. Он мычал, не в силах остановить бешеного темпа, но взяв волю в кулак, он подхватил её и усадил на себя сверху, сильными руками поддерживая её и продолжая двигаться так быстро, как только мог. Джесс кричала и всхлипывала, отчаянно цепляясь за его плечи и спину, оставляя яркие красные полосы на его спине. Её кудри и грудь подпрыгивали, рот жадно хватал воздух, а губы скользили по его запотевшей шее. И крики превращались в шумные вдохи и хриплые всхлипы. Они были едины в этом хаосе чувств, эмоций, движений, звуков. Так отчаянно нужные друг другу. Так невыносимо нуждающиеся в друг друге. – Джесс... Джесс... Боже мой, – стонал Чан, не сбавляя темпа, – Дай мне это... Ты так нужна... А-ах!.. Кончи для меня! Он громко шлёпнул её по заднице, заставив её вскрикнуть, принося новые ощущения, сводящие с ума. Чан жадно впился в её шею, наплевав, что оставит огромный засос. Он задыхался в её аромате, в буйстве её кудрей, в её обжигающем теле. И тогда Джесс стала быстро двигать бедрами, бесстыдно глядя ему в глаза, кусая его губы. И он смотрел на неё, на то как их тела двигались, как соприкасались, как он входил в неё снова и снова. – Блядь! – вскрикнул он, чувствуя, что вот-вот наступит финал. – Да! Да! Да!!! О, Боже, Чан!!! ДА!!! – кричала Джесс. На мгновение она задохнулась и громко всхлипнула. Всё внутри сильно сжалось и её тело содрогнулось в мощнейшем оргазме. Чан кончил следом, как только почувствовал, как её стенки стали сокращаться и сильно сжались вокруг его члена. Он бурно кончил прямо в неё, с громким стоном делая последние короткие толчки. Он сделал ещё несколько движений, прежде чем без сил рухнуть прямо на неё. Замученные до невозможности они лежали, глядя друг другу в глаза. Им потребовалось некоторое время, чтобы восстановить дыхание. А потом они слились в медленном ленивом поцелуе. Нежном. Трепетном. Любящем. Наслаждаясь этими мгновениями. – Я всё равно чувствую это, Джесс, – прошептал Чан, – Даже если ты не хочешь этого слышать. Даже если ты не готова к этому. Я буду ждать столько, сколько потребуется. Девушка грустно улыбнулась и погладила парня по щеке. – Ты и вправду похожа на русалку... Ускользаешь от меня, даже когда я запредельно близко. И молчишь вот так, глядя на меня своими большими серыми глазами. Точно утащишь за собой под воду, и я задохнусь. Но я готов. Я хочу этого. Девушка замерла, во все глаза изучая его лицо. Неужели это правда? Он с ума сошел, о чем он только говорил? Но она чувствовала, что её сердце отчаянно заколотилось, желая ответить, сказать то, что ей не нужно ему говорить. Она тоже готова задохнуться в нём. Вместе они ушли в душ, смывая с себя остатки их страсти, нежно целуясь, лаская друг друга, чувствуя, что снова подходят к опасной грани. И это было всем для них. В этот день, в этот вечер, в эту секунду. Больше, чем весь мир и больше, чем всё, что было в нём. После этого Джесс постелила постель и, ушла курить на балкон. Чан наблюдал за ней по ту сторону окна. Задумчивая, до невозможности красивая, таинственная и печальная. Она медленно курила. Не так как днём. Сейчас она наслаждалась, растягивала удовольствие, медленно выдыхая серый дым. Молодой человек вышел и сел перед ней на корточки, обняв стройные ноги. Она смотрела на него сверху любящим нежным взглядом. Как королева на возлюбленного короля, бросившего к её ногам целый мир. Чан молча забрал её сигарету и сделал затяг, а после выпустил струю дыма в сторону. Докурив, он потушил окурок о пепельницу, а сам потянулся к её губам. Окутанные запахом дыма, тьмой и ночной тишиной, они слились в горьком поцелуе. Чан впервые всё это переживал вот так. В его годы у многих огромный опыт, а он посвятил себя тому, чтобы стать артистом. Так и она, никогда не знавшая настоящей любви и ласки , живущая ради сцены, тоже в первый раз переживала всё это. И если Чан решил, что он сделает всё, чтобы не потерять её и навсегда сделать своей, Джесс поклялась себе, что это их первая и последняя ночь.