Мелодия мрака

      И что вы думаете?       Конечно же я остался! Но «ненадолго» Ленского растянулось ещё на три месяца! Нет, я не настолько сентиментален, что меня убедили остаться полные тоски и отчаяния глаза этого несносного мальчишки! И всё же… не каждый день люди столь неохотно расстаются с моим обществом, и нечего скрывать, это, конечно, сильно льстило. При этом Ленский был вполне сносным «другом». Господи, такой тесной «дружбы» со мной ранее не случалось. Какое безумие, кем я стал?       Впрочем, довольно самобичевания, я полностью пришёл в норму, зубоскалю на светских мероприятиях, пока Ленский закатывает глаза, находясь всегда рядом со мной. Один раз он умудрился удержать меня, уже едва не вернувшегося на прежний путь, от дуэли. «Гриша, остановись, этот сумасброд того не стоит». И я остановился как по команде.       У нас уговор — я не нападаю ни каким образом на его гостей, он учится издалека показывать зубы обществу под моим присмотром. И довольно прилежен и успешен в этом деле.       После таких учений он всегда спрашивает у меня, всё ли он делает так, не казался ли глупцом. Однако он всегда был безупречен и хотя я редко кого хвалю, его я всегда честно поощрял.       Мы часто стали проводить время вместе, он зачитывал свои стихи, пусть я не был сильно заинтересован в поэзии, но его произведения мне искренне нравились. Ленский, пару раз слышавший мою посредственную игру на рояле, упрашивал сыграть и ему что-нибудь. Но уж тут я не дал слабины — наотрез отказывался прикасаться к инструменту в его присутствии. Это было всё ещё слишком личным и медитативным моментом, да и моя игра оставляла желать лучше, играть такое кому-либо было просто зазорно.       Сегодня мы слегка опоздали на обед к князю В. и потому не были лично представлены многим гостям. Это не сильно нас опечалило, нас вполне устраивало общество друг друга. Я больше не скрывал своего имени, а здесь уже оно было покрыто пылью, поэтому многим я запомнился как совершенной иной Печорин, не тот, которого они могли бы опасаться в прошлом. Всё же я умерил свой пыл и под покровительством Ленского обрёл некоторое душевное спокойствие.       Ленский сидел рядом со мной по левой руке, мы всё также разговаривали меж собой на отвлечённые темы, поочереди поддерживали разговор за столом о новой моде и винах, без усердства заигрывали с дамами.       В моём случае это была дань шумному прошлому, я давно отрёкся от любовных поисков и вовсе не из-за той гадалки, что пообещала мне скорую смерть, если женюсь. Ленский же, возможно, и присматривался к некоторым барышням, он всё-таки был молод, богат и красив, очень нравился всем, кому встречался, да что уж там, даже я не остался равнодушен. Но я бы очень не хотел в скором времени расстаться со своим другом из-за возможной женитьбы. Однако и мешать не стал бы.       Но вот меж тем пришло время разъезжаться по квартирам и мы с Ленским поспешили к своему извозчику.       Я за чем-то обернулся на секунду назад и увидел ту, с которой мне ничего и никогда не было суждено. Веру. Она показалась на миг и вновь исчезла в пестрящей толпе платьев и фраков всех мастей.       Она. Вере я приносил только боль, я и сам ранился об неё в юности. Уже ничего не будет, как прежде, я и не хотел больше ничего возвращать. Вся наша история любви была как наваждение, неприятный для каждого из нас сон.       Её стремительное появление взболтало все чувства внутри меня, вскрыло старые раны. Это значило, что я вновь должен буду отыгрывать мерзавца и вместе с тем дипломата, коим всегда являлся в её кругу. Должен буду вновь упасть в её объятья. Но хотел ли я этого сейчас, как-то было раньше? Однозначно нет.       Я не сразу услышал, как меня окликнул Ленский. — Гриш? — позвал он легонько потянув меня за рукав моего чёрного сюртука. — А? Да, идём, Володь, показалось кое-что.       Мы сидели на квартире у Ленского напротив открытого окна. На улице вовсю властвовал май. Всё вокруг цвело, во всём билась жизнь. Народ на улицах привычно и по родному гудел, вдалеке синели горы, а дерево черешни, росшее у окна сбрасывало белые лепестки на стол, стоящий у подоконника. — Что тебя так сильно потрясло сегодня после обеда у В.? — всё же спросил обеспокоенный Ленский. — на тебе лица не было, ты будто призрака увидел.       Я нервно усмехнулся. — Её и вправду можно назвать призраком, но только призраком моего прошлого, так как она должна быть ещё жива. — Кто Она? Ещё одна твоя жертва или… — в голосе его будто прозвучали нотки ревности, но я быстро отмёл это подозрение.       Я поманил его рукой и он послушно придвинулся поближе. — Княгиня Вера Дмитриевна Л., но ты вряд ли о ней слышал, она ненамного меня младше. Когда-то по молодости мы были близки, но не смогли обручиться. По многим причинам. И она вышла замуж за другого. А когда тот скончался, за второго. Потом спустя некоторое время мы встретились здесь, накануне смерти Грушницкого и у нас была интрижка… — Довольно. — замахал руками Ленский. — я не хочу знать подробностей твоей безнравственной жизни.       Я захохотал, глядя на покрасневшего то ли от злости, то ли от ещё чего Ленского. — Я и не собирался, mon cher. Это в прошлом. Но мне бы не хотелось вновь кидаться в этот омут с головой. И её возможное присутствие волнует мои мысли, мне бы не хотелось, чтобы она каким-либо образом намекала прилюдно на прошлое.       Ленский задумчиво накручивал на палец локон своих лоснящихся в свете закатного солнца волос и бормотал себе под нос какие-то обрывки стихотворений. Пока он предавался размышлениям я вновь устремил свой взгляд на ветви черешни, усыпанные благоухающими цветами. — Я рад, что ты больше не стремишься жить прежним образом. — начал он после минутного молчания. — Но разве тебе не жаль тех, кому ты делал больно?       Он был словно чем-то опечален, озабочен, но причина его горестей от меня ускользала, сколько бы я не вглядывался с его правильное и красивое лицо человека, в котором сочетались красота внешняя и внутренняя. — Были те, кого я искренне жалел. Были и те, кто ничьей жалости не заслуживал.       Остаток этого вечера мы провели в задумчивом молчании, погружённые в свои тяжёлые думы.       Спустя пару дней до нас Ленским докатились новости о том, что княгиня Вера с мужем действительно приехали в Пятигорск погостить у знакомых. Эти знакомые готовили роскошный приём по этому поводу и звали к себе господ всех мастей, имевшихся в городе на данный момент. Мы с Ленским тоже были приглашены.       Ленский, правда, не выказывал особо желания заявляться туда, но и не отказывался. Возможно, его смущала потенциальная встреча с героиней моего недавнего рассказа. — Володя, ну что тебя так смущает в этом вечере? Обычный светский раут, коих и на твоём и на моём веку было достаточно. — выговаривал я укладывая свой шейный платок на небрежный манер напротив зеркала в одной из своих комнат.       Ленский сидел рядом в кресле и полчаса безуспешно пытался уложить свой платок. Я вздохнул и наклонившись над замершим Володей быстро повязал ему платок также, как и свой. Он отвернулся к окну как только я закончил. — Ты ведь знаешь, что она там будет и всё равно идёшь, хотя не хочешь её видеть. Это странно, непонятно мне.       Я в последний раз отряхнул свой черный сюртук перед зеркалом, оглядел такой же чёрный жилет с серебряными пуговицами, обтянутыми чёрной тканью, чёрные же широкие брюки и до блеска начищенные лакеем туфли на низком каблуке. Подхватил черный цилиндр Ленского и его трость с золотым набалдашником в виде головы льва и подал ему. Эх, знавал я одного льва, только судьба его оказалась крайне трагичной. — Не показаться в моём случае будет ошибкой, поражением, если хочешь. Вера уже наверняка знает о моём присутствии в городе и если я не явлюсь, то она решит, что я трус. — А если нет? Может ей как и тебе давно всё равно? — Пусть так, это было бы и впрямь к лучшему. Но тебе, в любом случае, не о чем переживать. — Как раз есть из-за чего переживать, а вернее из-за кого. Ты ведь вновь возьмёшься за старое! — Не без этого, но тебе ведь нравятся мои злые шутки, не так ли? — я пошевелил верхней губой и вслед за ней зашевелились мои усы и широко улыбнулся, глядя Володе в глаза.       Ленский прыснул. Сам растительности на лице он не носил в силу новой моды. И его всегда забавили мои процедуры по укладке усов у зеркала.       … И я был убит собственным же решением. Хотя и не внешне. Далеко не внешне. На вечер заявилась приехавшая сегодня утром госпожа Негурова, ещё одна старая знакомая, за которой я ухлёстывал ради шутки и с помощью презанятнейшей шутки разошёлся. Когда она мне наскучила, я отправил ей анонимное письмо, в котором рассказывал, какой господин Печорин плохой человек и что хорошей барышне, вроде Негуровой нечего с ним водиться.       На пару с Верой они донимали меня всякими философскими рассуждениями о сути таких мерзавцев как я, пока их престарелые мужья тихо напивались в другом конце зала. Я скалил зубы и отвечал им не менее отборной шелухой. Ленский старался помалкивать и лишь вежливо пытался подкинуть отстранённые от моей персоны темы для разговора. Прекрасные дамы, правда, не задерживались подолгу на обсуждении погоды и моды, и вновь брали в оборот мою персону. Вечер только начался, а я уже уговорил бутылку вина. — Григорий, а вы ведь так нас и не познакомили со своим другом! — начала ехидно Негурова. — Как ты права, дорогая, это так не красиво, он ведь так долго уже с нами разговаривает! — подхватила Вера. — О, в обществе таких… прекрасных дам легко своё имя забыть, не то что имя товарища. Мой друг — господин Владимир Ленский, он к нам из далека, глубинки, но деньгами не обижен. А, какое вам дело до его доходов, вы ведь уже степенные и чопорные замужние дамы, да и годы, годы, куда к вам молодёжь сватать…       Ленский с трудом сдерживал улыбку, барышни с трудом держали лица, пылающие возмущением от наглости, что я посмел сказать. Я невозмутимо потягивал вино, глядя на их потуги в выдумке ответа пообиднее, чем мой.       Я продолжил свой уничижительный теперь уже монолог: — Однажды приятель моего приятеля сравнил женщин с заколдованным лесом…       Дамы прекратили пыхтеть в своих юбках и рюшах и злобно перешёптываться прислушиваясь к моим речам. — К чему же хотите подвести, monsieur Печорин? — ощетинилась Негурова.       Ей всё-таки пришлось выйти за того старикашку, что ей сватали до меня. Видимо других претендентов на её руку так и не нашлось. Она повзрослела за эти годы и будто похорошела, года однозначно ей были к лицу, ровно как и дорогое нежно-голубое платье с оборками по корсету и юбкам. В другое время я может и польстил ей комплиментом, но сейчас мне этого делать не хотелось, я был слишком обескуражен её сплочённости с Верой. И был пьян. Однако сегодня я намеревался сражаться до последнего. — Это я к тому милые дамы, что ни к прекрасным барышням, ни к заколдованному лесу лучше не поворачиваться спиной. Всякое ведь может произойти… — Пойдёмте, Лизавета. — обратилась Вера к Негуровой и поднялась с кресел. — Печорин пьян и несёт чушь и вздор. Впрочем он всегда был злоязыким человеком и от него пострадала не одна несчастная девушка. Я рада, что вас вовремя предупредили о его ветренности.       Лизавета тоже встала и оправив оборки на юбке платья замерла рядом с Верой Дмитриевной. — Всего доброго, господин Ленский, — попрощалась с Владимиром Вера. — Вам, Григорий, того же пожелать не могу, я весьма опечалена вашим поведением, раньше вы были гораздо любезнее со мной и Лизаветой. — Что ж, вам, княгиня, всегда больше по душе было, когда я вру вам в глаза, правду ни о себе, ни обо мне вы никогда не могли принять. Простите мне мою дерзость, дамы, вам обеим я с удовольствием пожелаю хорошего вечера.       Я поднялся и отвесил барышням шутливый поклон, но они лишь фыркнули на это, уходя от нас с Ленским подальше.       Когда замужние дамы ушли танцевать со своими старыми кавалерами мазурку, Ленский повернулся ко мне и глядел мне в глаза с укором и усталостью. — Ты доволен? Теперь можно покинуть сие место, раз ты показал, что не «трус»?       Я задумался заливая в себя очередной бокал вина и не услышал его вопроса и вместо того чтобы переспросить, задал свой: — Как думаешь, кто сегодня вышел победителем?       Он закатил глаза. — Ты невыносим! — выдохнул в отчаянии он, но поманил меня к себе пальцем и теперь уже я послушно нагнулся к его лицу. — Мне показалось, что это нейтральная партия, вы взаимно обменялись наборами колкостей и любезностей, но победителя среди вас не было.       Ленский отстранился. Я задумчиво крутил пустой бокал в руках. — Думаешь? — Определённо. — заверил меня он, отбирая бокал, который я едва не уронил. — Поехали домой, а? — Не могу, mon cher, партия должна быть отыграна до конца… — Упрямец! Тебя уже ноги не носят, о какой партии может идти речь?! — зашипел Ленский, беря меня под локоть и не давая встать навстречу новым приключениям. — Что ты со мной как нянька с неразумной барышней носишься? — только и выдохнул я раздосадованно.       По его лицу пробежала тень. Он сделал вдох, выдох, взял себя в руки, меня всё также за локоть, но уже крепче и повёл к выходу на свежий воздух.       Ехали мы молча, Ленский обронил только пару слов с кучером, со мной же не заговаривал всю дорогу. Я понимал своим помутнённым алкоголем рассудком, что сейчас его лучше не трогать. Ночная панорама спящего города быстро проносилась мимо нашей брички и мы скоро оказались на улице перед домом, в котором снимали квартиры. — Я был неправ, Володь. Ты мой друг, и мне нет нужды в том, чтобы обижать тебя, прости, если мои слова тебя задели, я и в правду несу всякую чушь и вздор...       Мы к тому времени поднялись на мой этаж. Ленский замер на первых ступенях пролёта, ведущего на этаж выше. — Я действительно тебе лишь друг?       В следующее мгновенье он стремительно преодолел разделяющие нас метры, навис надо мной, опирающимся одной рукой о дверной косяк, а другой о трость и сжал в объятиях и тут же прижался своими губами к моим. В голову ударил бродивший по телу алкоголь и какое-то совершенно новое чувство и мы на несколько томительных минут слились в упоительном поцелуе.