Лицемерие—и есть идеальность!

      Наконец-то съемки закончились. Хотя может и не наконец-то. Теперь я не смогу видеть прекрасную Ариму. За время съёмок я лишь больше убедился, что мое сердце нагло плюнуло мне в лицо. От этого в шоке и я и мой мозг. К сожалению, пожар в моем сердце я не смог потушить, ведь актерская игра Аримы заставляла только сильнее начать влюбляться в неё. То как она наслаждается своей работой. Но честно говоря, все портило лишь одно. Моя собственная работа. К сожалению, я не мог просто пялится на Ариму. Очень жаль. И к большому сожалению, раньше отпускать меня не стали. По окончанию сериала нас насильно повели в бар. Хотя несколько людей очень даже сильно сопротивлялись. Например, Арима и я. Но это не очень то волновало других.       —Вах! Проект окончен, столько нового опыта, замечательно!–радостно и достаточно громко говорила Мива-сан, которая уже опьянела.       —Эй ребятки, чего не пьете?–спросила актриса, чье имя я подзабыл. Да и ладно.       —Мы несовершеннолетние,–пытался отмазаться я, хотя некоторые подростки нашего возраста пили алкоголь без укола совести.       —Мне не нравится вкус алкоголя,–произнес человек, имевший мою прошлую фамилию.       —Вы нас вообще насильно сюда притащили, почему мы должны сейчас распиваться?–угрюмо заметила Арима, которую тащили сюда под две руки. На наши ответы актриса лишь рассмеялась.       —Неужели не хотите отпраздновать окончание? Нам же знатно так нервишки потрепали!–продолжила женщина, видимо она тоже достаточно выпила. А спорить с пьяными бывает бесполезно. Поэтому я решил просто проигнорировать это замечание.       —Может подождать, когда они окончательно опьянеют, а потом свалить?–наклонился Савада, шепча и косясь на «взрослых».       —Можно, но боюсь они за это время нас напоить смогут,–пробурчала Арима в ответ. И тут, как спасительный круг, стал вибрировать мой телефон. Я достал его, увидев, что мне звонят. Аями. Я тут же подскочил со стула, почти все устремили на меня взгляды, пока я просто взял трубку и вышел на улицу. Обычно Аями в такое время не звонит, а если и звонит, то это срочно. Дома что-то случилось?       —Моси-моси? Что-то случилось?–спросил я, пытаясь сосредоточиться только на голосе из телефона.       —Братец, а ты где? Я стою у твоей квартиры, у соседей узнала, что ты не пришел. Ты уж прости, что я без приглашения и без предупреждения, но ты так долго к нам не приходил. Хотя ты все время говорил, что приедешь! Так где ты?–ох, черт возьми, она что сейчас не дома? Почти за полночь, а она ещё не в кровати?!       —Аями, ты время то видела? Я надеюсь ты сейчас не на улице?–беспокойство за сестру тут же стало подкрадываться к горлу, а я зашёл обратно в заведение, чтобы забрать сумку и сказать, что я отчаливаю.       —Эй, не меняй тему! Я не маленькая, так ты где? Тебе тут мама ещё еду передает, она уверена в том, что ты стал есть только одну химозу,–недовольство сестры можно было легко почувствовать, а ещё и мою. Я слегка начинал раздражаться тому, что на мой вопрос не дали нормально ответа.       —Я сейчас приеду, и тогда ты получишь у меня по шапке. На улице холодно, а ты ещё и в подъезде, который ни хрена не греет,–я сейчас подавлял свои отборные маты, чтобы сестра не зацепилась за эти слова.       —Буду ждать,–после этого трубку сразу повесили. Буркнув себе "блять" я сел на мотоцикл, надев шлем. Слава Ками, что я ни грамма не выпил. Хотя в последнее время очень хотелось.

***

      Аями сидела на холодной плитке пола, оперевшись об дверь моей квартиры. А её внешний вид...       —Дура, ты чего в одних гольфах? Тебе надо напомнить какое сейчас время года?–я сейчас чуть ли не плевался ядом от стресса и беспокойства.       —Я думала ты дома, поэтому шибко тепло не одевалась. А ты вон оказывается, пьянствовал!–та уже встала и явно учуяв запах алкоголя. Та скрестила руки, нахмурив брови.       —Да не пьянствовал я, меня туда силком повели. Ты же знаешь, я отказываюсь пить ровно до 20 лет, хотя наверное твои ровесники даже не брезгуют пить, в их то не окрепшем возрасте,–я стал открывать дверь, удерживаясь от повторения позы младшей.       —Мы говорим о тебе, а не о моих сверстниках! Я знаешь сколько тут торчала? Барабанила тебе в дверь и на звонок нажимала, разбудила твоих соседей, а они говорят, что ты не дома,–я открыл дверь, подталкивая сестру внутрь.       —Позвонила бы, зачем столько раз барабанить дверь? У тебя руки красные,–я закрыв дверь взял руки Аями в свои, рассматривая их. Холодные, слегка розовые. Та сжала их в кулаки, а после заговорила.       —Это что..?–её голос стал тише, поэтому я отвёл взгляд от её рук. Её взгляд был направлен вглубь квартиры. Она раскрыла глаза в шоке, после стала подходить к гостиной. Я поздно понял, что от отсутствия всякого времени на себя и уход за домом навёл тут свинарник. А ещё по всему дому были разбросаны бинты, да пачки от кофе и упаковки от лапши быстрого приготовления. Та подняла бинт, особенно кровавый, в тот день нога очень сильно болела, что вновь кровь пошла. Та сжала в руках бинт, а после стала поднимать упаковки от кофе, их по особенному было много. Она подошла к холодильнику, а после задушено вздохнула. Она пошла обратно ко мне, да ещё и так агрессивно. Она схватила меня за рубашку, пытаясь наклонить меня к себе.       —Что здесь такое было?! Откуда здесь столько бинтов, почему еда толком не использована, почему здесь столько пачек от кофе?! Что за свинарник ты вообще здесь завел!? А что у тебя в комнате, ванне? Что с тобой случилось за эти несколько месяцев?! Ответить мне, Момотаро!–та трясла меня, испуганно взирая на меня, и явно разрываясь от гнева. И она назвала меня полным именем, это ничего хорошего не сулит. Я схватил ту за плечи, начиная ту встряхивать.       —Успокойся!–та застыла, кусая губы.—Аями, все хорошо, у меня просто нет времени на уборку и в целом на себя. Как видишь, я жи..       —Как с тобой может быть все хорошо, если ты сейчас мне нагло врешь? Здесь столько бинтов, а этот,–она впихнула мне тот бинт, который подобрала.—Он будто в крови искупался! И ты говоришь мне, что с тобой все хорошо? Тут столько упаковок от кофе, будто ты имеешь иммунитет к кофеину, и то что ты вполне себе защищён от остановки сердца! Ты хоть себя сейчас в зеркале видел? Ты исхудал так, да и лицо твое в тоналке, ты там наверное свои синяки прячешь? И что вообще значит, что у тебя не хватает времени на себя? Неужели после того как переехал стал работать на целые сутки? Момотаро, я жду твои ответы! –она стала тяжело дышать, сжимая кулаки и стискивая зубы, да так громко, что казалось, что она себе сейчас зубы сломает. Сердце начало бешено отбивать ритм, это совершенно не то чего он хотел. Нет, что за хрень сейчас вообще происходит? Почему в ушах больно звенит, а мозг отказывается воспринимать данную ситуацию не как вторжение его личного пространства? По телу пробегает холодок, а сердце также бешено отбивает ритм. Соберись, соберись, ответь ей, ответь. Якучо, ответь своей сестре, что с тобой происходит!!!       —Повторюсь, Аями, успокойся. Это мое дело, ты не должна в это лезть,–нет, это не то, почему я это говорю. Язык говорит совсем не то, что должен. Такое не должно быть, Якучо!!!       —..Чего..? Не мое дело? Момотаро, ты моя семья, ты всегда будешь моим делом...–голос Аями подрагивать после криков, а в глазах зарождался повторный ужас и растущий гнев.       —Аями, не лезь. Твой брат разберётся сам,–нет, Аями, нет, я не хотел тебе такое говорить, Якучо, немедленно исправь это!!!       —И как же ты разберёшься? Снова начнёшь врать, лицемерить нам через телефон? Ты не приехал тогда, когда мама чувствовала себя плохо, тебя будто это не колышило совсем. Но ты сказал, что приедешь. И мы ждали, но ты не пришел. Работа оказалась важнее нас? Важнее тебя? Как ты собрался с этим разбираться, если ты получил какую-то рану, но не сообщил нам об этом? Чего ты боялся, Момотаро? Что с тобой сейчас вообще?–Аями злилась, она цеплялась взглядом, пытаясь раздобыть ответы во взгляде. Но после слегка дрогнула, а после вновь сказала:—Момотаро, что с тобой?       —Аями, со мной все хорошо,–вторил ей я, но этот ответ явно не удовлетворил её.       —Хватит мне врать!! С тех пор как ты переехал тебя еле словишь, разговариваешь только по телефону, не приезжаешь к нам! А сейчас ты просто повторяешь одно и тоже! Ты вообще мой брат? Может ты обыкновенная фальшивка, которая пытается казаться идеальным для всех. Которой совершенно плевать на свою семью, и что с ней происходит, как и на собственное здоровье! Мой брат никогда не был идеальным, но это было не плохо! Он хотя бы не был заменён такой фальшивкой как ты!–сердце будто упало. Хватка на плечах сестры ослабла. Та глубоко дышала, а после растерянно посмотрела на меня. —Ох, Момо, про...       —Уходи. Я больше не хочу с тобой говорить,–я отшатнулся от сестры, глубоко вдыхая воздух.       —Мо..       —УХОДИ!!!–закричал я, не смотря на сестру. Не хотел видеть этот взгляд. Не хотел вновь почувствовать боль в груди. Хотя та и не проходила.       Она продолжала стоять на месте, но после пошла к выходу.       —Прости.       Дверь закрылась. Часть меня хотела побежать за сестрой, схватить и не отпускать её. Плевала та часть на её слова, оно больше беспокоилась за неё. Но другая не желало видеть Аями. Другая сторона говорила, что сейчас грудь болит из-за неё. Что это из-за неё он чувствует себя так хреново. Руки чесались, воздуха будто не хватало. Хотелось переключить боль в другую часть тела. Но боль в сердце обездвиживает, заставляет насладится этой сильной болью. Руки одеревенели, но они смогли дотянуться до больной пятки. Руки начали давить на рану, впиваясь так, что боль, которая давно утихла, начинала просыпаться вновь. Рот наткнулся на руку, зубы стали больно впиваться в кожу. Не помогает. Руки стали дергать волосы, пытаясь вырвать их с корнем. Боль, нужна боль в другом месте. Голова стала биться о стену, стараясь нахер снести череп. Боль в груди не уходила, и далеко не ослабла.       «Какой же ты мерзкий, я ненавижу тебя! Ты жалкий лицемер, не умеющий любить нас!»       Нет, это не так, я так сильно люблю вас. Аями, пожалуйста, не говори так. Брат тебя очень любит, как маму и папу.       «Какой же ты мерзкий, я ненавижу тебя! Ты жалкий лицемер, не умеющий любить нас!»       Нет, Аями, не говори так, прошу. Твой брат тебя так сильно любит.       «Какой же ты мерзкий, я ненавижу тебя! Ты жалкий лицемер, не умеющий любить нас!»       Нет, пожалуйста, я люблю вас, Аями, не надо так. Считай меня кем хочешь, но я люблю вас!       «Какой же ты мерзкий, я ненавижу тебя! Ты жалкий лицемер, не умеющий любить нас!»       Да, ты права, Аями, твой брат мерзкий, правильно, ненавидь его. Да, я лицемер, самый настоящий, самый ужасный, самый мерзкий, но любящий вас всей своей прогнившей душой.       —Я люблю вас, я умею любить. Аями, мама, папа, я люблю вас. Я ужасный человек, но пожалуйста, не прекращайте думать, что я вас люблю, не прекращайте любить меня. Я не хочу больше быть один...

***

      От первого лица: Канеко Аями.       Что я натворила? Руки дрожали, хотелось плакать, но нельзя. Пока что нельзя. Момо, прости меня, я такая тупица. Я не хотела этого говорить, я так совсем не считаю! Я просто переживаю, пожалуйста, услышь меня, Момо! Зайдя к себе в комнату я съехала по двери. Слезы стали без остановки литься. Голова раскалывалась, слова наполненные гневом проносились в голове. Нет, она совсем так не считает, чертов гнев, она не хотела такое говорить. Она просто переживала. Такого не должно было быть. Может это все сон? Проснется завтра, все будет хорошо, она с Момо посмеётся от этого сна и все. Пусть это все будет сном, пусть всего этого не существовало. Отвратительно. Она отвратительна, сказать такое родному брату, который очень зависит от мнения своей семьи. Мерзкая, тупая, ужасная, отвратительная дура!!! Ты должна была просто принести ему еды и поговорить с ним по-человечески. Не так как произошло, ты должна была спокойно выслушать, только слегка надавив. Тогда бы Момо не выгнал бы, тогда бы мы не поссорились, тогда бы я не увидела его глаза, пронизанные болью. Я причинила ему боль. За все я отплатила ему лишь болью. Так не должно было быть. Тупорылая. Кое-как встав и подойдя к шкафу, я стала смотреть на свое отвратительное лицо. И тебе даже не стыдно посмотреть себе в глаза. Ничтожество. Ударила по шкафу, рядом с зеркалом. Малая доля косметики давно размазалась, делая её лицо уродливым. Никчемная. Попросили просто принести еду брату, что было такого трудного? Аями, ты ужасная сестра. Ты разве заслужила жить? Нет, вовсе нет. Лучше бы ты умерла.

***

      Следующий день начался с красных глаз и холодного пола. Она заснула на полу. Не заслужила на кровати. Её вообще не должно было быть. Живи они бы без неё, всем было бы легче. Не было бы такого бестолкового человека в их семье. Не было бы всего этого. Она бы сейчас не жалела о случившемся. Быстро умывшись и накрасив себя так, чтобы не было видно, что она пролила достаточно слез. Надо попросить прощения у Момо. Но он не хочет её видеть. Но надо попытаться.

***

      Он не пришел в агенство. И в школе его не было. Идти к нему домой не было смелости. Чувство вины и так пожирало. А посмотреть ему в глаза не было вообще никаких сил. Пришлось разворачиваться домой, обманывая, что завтра пойдет к нему домой, если его нигде не найдет.       —О, Аями, как твои дела?–спросил знакомый голос. Я обернулась, наткнувшись на янтарные глаза.       —Привет, Тосио, честно, у меня все хреново,–я отвела взгляд от красноволосого друга, который наклонил голову в бок.       —Что-то случилось? Твой брат опять не отвечает на звонки?–он произнес это так, будто Момо всегда не отвечает на звонки.       —Не в этом дело. Я с ним вчера поссорилась, сказав очень много лишнего. И это я так ему отплатила...       —Что же он такого сделал, что ты так ему должна?–спросил небрежно Тосио, подталкивая меня к площадке, чтобы обсудить все там.       —Ты так говоришь, будто я лишь жалуюсь на него,–тот выразительно посмотрел на меня, а я лишь отвела взгляд. Видимо, я правда только жаловалась. Неблагодарная.

***

      —Аями! Где ты? Выходи, мама беспокоится!–сквозь одежду слышался обеспокоенный голос брата. Шаги приближались, а после удалялись. Шаги всё-таки приблизились к шкафу, где я пряталась, дверцы открылись минутно ослепив меня.—Аями... что с тобой?–я посмотрела на лицо брата, что выглядел растерянно. Тот схватил меня за щеки, всматриваясь в красные глаза от слез. От этого действия вновь пошли слезы, а грусть захлестнула с новой силой. Из-за рта выходили нечленораздельные звуки, а брат все касался меня. То ощупывал мою голову, наткнувшись на мои волосы.       —А..?–тот посмотрел на мои волосы, заметив то, как мне их обрезали. Челку, думаю, он заметил в первую очередь. Я от этих действий только ещё больше стала рыдать. Меня прижали к груди, сильно сжимая в объятиях. Объятия... Я ответила на объятия, сильнее прижимаясь к чужому телу. Я чувствовала немую поддержку, то как Момо пытался меня успокоить, слегка покачиваясь и поглаживая мою спину. А ещё я чувствовала руку, что очень сильно сжималась.

***

      Я уныло сидела дожидаясь своей очереди для совместной фотографии. Волосы, что я так отращивала, срезали. Мама пыталась исправить прической, но это выглядело ещё больше убого.       —Канеко, подойди, твоя очередь!–ну вот. Запомнюсь теперь уродиной. Я слегка поправила челку, которая тоже пострадала. Теперь одна сторона закрывала мне глаз.       —Аями!       Я обернулась на голос брата, а увидев его я раскрыла рот. Волосы брата были криво-косо стрижены, прямо как у меня. Момо, который дорожит своей шевелюрой больше чем какая-либо девчонка, подстриг волосы.       —Что с твоими волосами?–я задушено вздохнула, оглядывая довольное лицо брата.       —Какая разница? Держи, я хотел это подарить тебе на день рождения, но ждать целый месяц у меня нет желания,–тот поправил мою челку, закрепив заколкой. —Мне нравятся твои глаза, не прячь их,–в груди приятно разлилось тепло, я не обращала внимания на взрослых, что звали меня. Я накинулась с объятиями. Приятно, Момо теплый. —Все, иди давай,–тот стал отталкивать меня от себя, на что я недовольно бухтела. И все же, мне пришлось сфотографироваться.

***

      —Ками-сама, что ты сделал со своими волосами?–спросила мама, дав подзатыльник Момо. Тут шикнул, надув губы.       —Да ладно, отрастут,–небрежно сказал он. Мама закатила глаза, уперев руки в бока. Я не смогла удержать смешок.       —Так, теперь встаньте ближе, сейчас вас сфоткаю!–у папы похоже была собственная атмосфера, мама недовольно посмотрела на него. Она отошла к папе, что-то шепча ему. Момо же встал ко мне теснее, приобнимая меня за плечо. Я посмотрела на него, а тот мне улыбнулся. Мама хлопнула ладонями, привлекая наше внимание. Мы с Момо улыбнулись, а папа стал нас фотографировать.

***

      Я рассказала об случившемся Тосио, и о том, что Момо совсем не такой, как он представлял себе. Тот лишь скептично взглянул на меня, но не стал ничего говорить. После мы разошлись. Придя домой, я небрежно скинула свои туфли. Зайдя в комнату я вновь посмотрела на себя в зеркале. Волосы давно отрасли, никто бы даже не заподозрил, что мне их так срезали. Хотя небольшой шрам у уха говорил об обратном. Не помню за что получила, наверное, заслужено. Мне тогда волосы отрезали, да поцарапала ножницами. Тогда Момо первый узнал об этом. Помнится, вечером он ругался с родителями. Как раз на той неделе была фотосессия, не вовремя же я тогда получила. Я даже не хотела идти туда. Но пришлось, хотя мама говорила, что я могу остаться дома. Тогда то я увидела, что Момо также подстригся. А после я узнала, что тех кто обрезал мне волосы побили. Не трудно догадаться кто это сделал. Но это было приятно, приятно знать, что есть человек, который защитит. Который не станет стоять в стороне. А ещё и заколка. Светло-желтая, на краю звёздочка. С того дня эта заколка стала частью моего образа. А ещё она просто напоминала о том дне. Я сняла заколку, вновь подняв взгляд на отражение. Я вздохнула, стараясь вновь не заплакать, чтобы вновь не начать рыдать без остановки. —Прости меня, Момо, я ужасная сестра.