тёплые минсоны

— Ты не хочешь этого, ты не можешь этого хотеть! — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, но ты не прав, — отвечает Минхо. — Ты знаешь, я адаптивный. Я быстро приспособился к жизни айдола. В том числе чтобы давать тебе нужную поддержку. Джисон хочет перебить, его тревожный мозг читает между строк: это осуждение. — Нет, — останавливает Минхо. — Подожди пока. С самого начала я справляюсь хорошо. И я люблю тебя, и я готов был и всегда буду поддерживать тебя. Когда тяжелее всего, я готов выстоять за нас обоих, пока ты переводишь дух, Джисона. — У нас будет так мало, — почти всхлипывает Джисон. — Тебе не нужен секрет, тебе нужен кто-то яркий, не настолько депрессивный. Пусть даже парень, и пусть тебе придётся скрывать это сейчас… Но разве тебе не захочется свободы? Я как будто противоположность этому. — Ты совпадаешь с тем, что я люблю. У нас уже есть больше, чем у кого-либо. На сцене мы видим друг друга в своей стихии — разве это уже не больше, чем целый мир? Больше, чем кто-то может сказать о себе? — Минхо на секунду застывает, глаза будто стекленеют: он вспоминает сцену, то, какой она может быть, то какие они там. Парень рядом видит это и замирает сам, погружается в ощущения азарта, захваченности, творчества, наичистейшего адреналина и вдохновения. У них уже есть это, и есть другой, с кем можно разделить свою страсть. Тревога не сдаётся, Джисону всё ещё нужно куда больше времени и сил, чтобы побороть её. — После концерта у тебя будет только тесная комната, скомканная кровать и ноутбук. И даже меня будто не будет. Мне нужно исчезать, ты же знаешь. Я пропадаю, я не могу так, — Джисон захлёбывается воздухом. Он так и не смог принять эту свою двойственность: нескончаемый запал на сцене — и будто подмена после. Он прячет эту свою сторону, боится её, но как бы долго ни бегал, она всё равно настигает. Это так же просто, как подзарядить батарею. Это так же сложно, потому что силы на восстановление никогда полностью не набираются, и он чувствует, что живёт в долг, а ещё и обманывает всех. Минхо надеется, что когда-то сможет до конца убедить его, что всё в порядке. Что всё, что делает Джисон, это хорошо, это нормально. — У нас будет тёмная комната, мягкая постель и то, что мы любим. Возьми меня за руку. — Джисон реагирует сразу, будто ждал этого сигнала, будто после их первых попыток провести этот разговор не прошло всего ничего — может, неделя, когда скрывать что-то от сердец друг друга окончательно не перестало иметь смысл, — будто когда-то это имело смысл. — Мы уже здесь, и мне так хорошо. Сейчас, с тобой. Просто держась за руки, не на вечеринке, не в ресторане в формальной обстановке. С тобой мне просто и хорошо. Я хочу так. Джисон плачет очень тихо. Почему-то, если он позволяет себе, от стресса или злости, расплакаться, это обычно быстрая, громкая и яркая вспышка. С Минхо он плачет тихо, и хорошо, что уже перестал этого стесняться. — Я буду рядом, если ты откажешь мне. Но я хочу быть партнёрами во всём. Потому что люблю тебя. И мне не нужно ничего другого — только делить жизнь такой, какая она уже есть. От неё не убудет, понимаешь? Ты делаешь нас лучше, меня. Я ведь тоже, Джисон? Ответ известен — он тоже, да. Делают друг другу легче. Джисону нужно какое-то время, чтобы свыкнуться с тем, что у него есть парень. Ему нужно примерно на день больше других; то есть без запинок он берёт Минхо за руку уже через два дня, потому что все окружающие свыклись через пару минут после того, как Минхо и Джисон на следующий день вместе вышли из комнаты второго, держась за руки.