Meow

Серафим возвращается домой через балкон. Виляет хвостом, своей кошачьей мордочкой выглядывает в комнату и в ней Андрея не находит. Значит, ушел куда-нибудь на студию без Серафима. Или в бар. Или в магазин. И если на телефоне под диваном нет пропущенных – значит не звонил и в целом не интересовался местоположением Серафима. Это не обидно уже. Обидно это было в первые два демонстративных ухода из дома, а потом как-то не хотелось чтобы тебя искали. В холодильнике Серафим копался уже не лапами, а руками. Вот бутерброды, вот роллтон, который Андрей ел раз в год и то половину, вот пиво, вот полупустая коробка. И выбор был весьма очевидным: Серафим доедал за столом вчерашнюю пиццу, запивая холодным пивом. Не знал, считать это плюсом или минусом, но от мелкого градуса и несчастного пива Серафима уносило в круговорот пьяного бэд-трипа. Выпить всю бутылку и не мог, и не хотел: поставил половину обратно, заткнув салфеткой. Время тянется как обычно - медленно и мягко. Мата и ударов головой о клавиатуру не хватало, потому из-под дивана Серафимка выудил свою мобилку, печатая Андрею безграмотный вопрос "када ты прийдош". Несмотря на то, насколько Серафим насиловал русский язык, Андрей не учил правилам, а просто писал "минут 10 и буду". Отлично, думает. Пока можно пиво допить, бутерброды съесть, обнять вещи Андрея и спать, если бы не одна странность. Неловко выглядывает из-за телефона на что-то пушистое, нервно болтающееся, вскакивает с места, пугаясь. Телефон летит, Серафим летит, подушки с дивана летят, Серафим крутится вокруг своей оси и замечает, что по земле волочится евойный пушистый хвост. Пиздец, думает. В спальне смотрит на себя в зеркале. Крутится, стаскивает шорты и понимает, что, ну, хвост есть. Взъерошил волосы – пробивается белая прядь. Никогда такого не было. Андрей не должен видеть. Нет-нет-нет, не стоит, обойдется без этого. Не важно как отреагирует. Наверное, застрял где-то – но дальше, чем человеком как сейчас, стать не может. Хвост втянуть не может. Проходится по квартире в пушистом обличии. Думает. Сосредотачивается на том, чтобы стать собой. Полностью. От головы до пят, никакой шерсти, никаких хвостов. А потом на собственных двух доходит до зеркала и впору в обморок падать. Теперь помимо длинного белого хвоста и одной пряди – красуются ещё пару белых локонов и белые уши. Теперь точно не хочется даже пытаться тыкать на какую-то моральную кнопку "выключить-включить лапки". Потому что это не то, что не помогло, а сделало хуже. Настолько хуже, что Серафим забивается в угол. Все надо спрятать. Все убрать, все скрыть. Андрей с этим никак не поможет. Он при первом пришествии голой задницы едва не получил инфаркт и не бросил пить, а тут ещё... Ещё что-то странное. Напрашивалась взаимосвязь, что чем больше ты бегаешь и базаришь на четырех пушистых, тем больше это отражается на твоих двух волосатых. Спасибо, что без усов и когтей. Был бы пиздец. В шкафу у Андрея красуются какие-то огромные шаровары, в которые не очень красиво, но всё-таки вмещается хвост. Потом находится старая шапка, в которой Андрей не ходил никогда. Вертит в руках – да нет, лучше найти что-то получше. А когда в замке двери вертится ключ, а с порога уже орут "я дома" – шапка прячет уши. Больно. Человеческих Серафим не нащупал, потому натянул ткань почти до подбородка. – Серафи-им? – с ноткой подозрения зовёт Андрей, заглядывая сначала в ванную, потом в гостиную. Серафим метался в спальне. Хлопнул шкафом. – Не смешно, ты... – Привет. – опережает что-либо, доброжелательно улыбаясь. Взглядом цепляется за пакет в руке. – Устал наверное? Я тебе помогу. Андрей не успевает ничего. Удивлённо глазеет, раскрывает рот чтобы что-то спросить, как Серафим чмокает в губы, отбирая пакет. Со спины вопросов ещё больше. Одна нога дёргается, кажется больше другой. Андрей идёт по пятам, следит как Серафим в холодильник все прячет. – Как дела? Где был? – всеми силами пытается отвлечь. Правда, по взгляду понимает, что абсолютно бесполезно. Сильно жарко дома ходить в зимних трениках и зимней шапке. – На пакете написано, где был. А ты не хочешь ничего мне рассказать? – садится за стол. Серафим отрицательно мотает головой, роняя палку колбасы. – Серафим, я, бля, не дурак. Чё-то случилось? – Нет, все хорошо. – бубнит, ловит падающее молоко и обливается десятым потом. Почему-то ещё и от нервов, будто нагрешил где-то. – А что такое? – Ты дома в зимней шапке и зимних штанах. – по изогнутой брови ясно, что Андрей ничему не верит, но не очень догадывается. – Ты не носил дома даже, блять, шорты, а сейчас напялил штаны. – Захотелось. Смотрят друг на друга. Серафим думает что пронесло, собирается отвернуться и продолжить хозяйничать, но перебивают: – Рассказывай. Рассказывать нечего. Серафим вручает Андрею пиво, ведёт в гостиную на диван и, усадив, долго смотрит в глаза, прежде чем снять шапку. Потом показывает пушистые белые уши и красивые белые пряди. – Ебать, – говорит с придыханием, тянет к Серафиму руку. – Это все? А штаны зачем? Серафим стоит над душой, колеблется. – Ну сними? – разводит руками. Андрей, наверное, не готов. Серафим не готов тем более. Абсолютно не понял чужой реакции. – Я не специально. – Завали. – поднимается, подходя ближе. Серафим закрывает глаза, пока с него стягивают штаны. В следующую секунду красуется белый хвост. Как говорил Андрей – роскошный. Андрей долго молчит. Разглядывает. – Я не знаю как это вышло и как это исправить. – отходит к дивану. Андрей маниакального взгляда не сводит. – По возможности это исчезнет. – Не надо. – подходит ближе. – Серафим, слушай, – ведёт по ушам. – А ты можешь это оставить? На денёк. Серафим моргает. Не понимает, что это за реакция такая и чего от него хотят. Вопреки всем странностям – тянет к себе ближе, ведёт по волосам так, как вел всегда. Серафим всегда мурчал в ответ на поглаживания. Ненадолго хватает нежности – Андрей рывком наклоняется, за волосы тянет к себе, впивается в губы. Лижется, как не лизался до этого, сплетается языком, прижимает к себе. В попытках выпутать руки – случайно задевает стояк. На уши с хвостом у Андрея вставал, кажется, моментально. Прикоснись – простонет в поцелуй. Жмется ближе, касается ушей так, что хочется прижать. – Я потом извинюсь. – выдыхает в губы. Под руку насильно тянет в спальню. Рыщет по столу, в тумбочке. Серафим прижимается сзади, руками лезет под штаны, в трусы, ведёт по члену, дразнит. Потому что хозяина надо хоть как-то порадовать. Выразить свое согласие, пока успевает. Андрей замирает, опирается рукой о пол. Найдя тюбик, резкими движениями дотягивает Серафима до кровати. Дыхание перехватывает – Андрей сдирает с Серафима несчастную футболку, трусы. Грозится сделать больно. Андрей смотрит своими бешеными в Серафимовы потерянные. – Назови меня ещё раз, – разводит ноги Серафима. – Как всегда – хозяином.– ведёт рукой по щеке. Пока ластится – Андрей возится с тюбиком одной рукой, всеми силами выдавливает на пальцы. – Хозя-а-ах, – не успевает и договорить – Андрей вгоняет пальцы по костяшки. Хвост сам собой отклоняется, Серафим прижимает уши, запрокидывая голову. – Давай, – сгибает пальцы внутри. Попадает. Серафим дёргается, протяжно стонет, пока щеки краснеют. – Назови, Серафим. – Хозяин, – еле выдыхает. Андрей размеренно трахает пальцами, разводит внутри, устраивается между ног удобнее. – Хозяин, хозяин.. – зовёт снова, зная, как у Андрея это отзывается. Вытаскивает пальцы, внутри пусто, хочется обратно. Эта часть растягивалась всегда на подольше. Не видит, но знает – сейчас он ведёт себе по члену, размазывает смазку с пальцев, выдавливает ещё. Таким же рывком Серафима переворачивают на живот. Хвост Серафим как течная кошка убирает набок, уши прижаты. – Встань нормально. – говорит грубо. Андрей как натянутая до предела струна, по ощущениям вот-вот лопнет. Серафим опирается на колени, вытягивает руки вперёд. Андрей подтягивает к себе ближе. – Блять, как же ты мне таким нравишься... Хочется сказать "чувствую", когда Андрей прижимается стояком. Серафим не оборачивается. Андрей ведёт по бёдрам, как очарованный облапывает всего, этот хвост, тянется даже до ушей. Со спины, наверное, то, о чем Андрей мечтал каждую ночь, засыпая с Серафимом под боком. Входит рывком, прижимается бедрами. Серафим почти не контролирует то, как хвостом виляет в другую сторону. Айкает, после первого движения. После каждого больно, а Андрей захлёбывается стоном. Ему нравится такой Серафим. Ищет нужный угол, будто впервые. Серафим пытается терпеть. Почти рычание вырывается из груди – точно кошачье. Андрей попадает – Серафим сильнее прогибается, стонет в подушку. Хвост болтается, уши прижаты – Андрей с каждым движением входит резче и все мутнее видит то, что хотел видеть. Жмется ближе, замирает. Хочется оттянуть, хочется дольше быть на пике, дольше с таким Серафимом. Сам хвостатый не ждёт – насаживается, сквозь упирания Андрея, кусает губы. Ему тянуть не хочется. Тянет руки к члену, правда, прикоснуться к себе не получается – немного отойдя, Андрей с той же силой трахает Серафима, тяжело дыша уже на ухо. – Серафим. – зовёт, ногтями цепляясь за бедра. Понимает – зовёт хозяином. От рук становится больно, но возразить не решается. Остаются красные следы, Андрей на них не обращает внимание. Андрей в целом максимально утопал в том, что видит, вбивался до боли, пока Серафим цеплялся зубами за подушку и давился стонами, всё-таки дрочил себе, сбиваясь. Кончил, закатывая глаза и так же цепляясь зубами за подушку, провыл в нее. Андрею мало – опирается на Серафима, вздыхает тому под ухом, может, разочарованный тому, что не видел кошачье ахегао. Грубые рывки и царапающие пальцы Серафим чувствует, пока на его мокрую спину Андрей не ложится балластом. Постепенно становилось больно от всех царапин на спине, боках и бедрах. Андрей отдышался – вышел всё-таки, правда, далеко уползти не смог, упал на кровать рядом. Серафим приподнимается. Как-то больно в этот раз, все ноет, хвост невольно дёргается как от раздражения. Андрей следит за этим. Как Серафим трёт глаза, как убирает волосы, прилипшие ко лбу. – Хозяин, – тяжело выдыхает. Андрей садится напротив. – Больно, вообще-то. Андрей снова ведёт по щеке. Серафима моментом больше волнует запачканный пододеяльник, скомканная простыня, подушка на полу. Тянется поднять, хвост по кровати волочится. Андрей снова тянет к себе, прижимается сзади. Серафим, наверное, не зря прятался – одним разом от Андрея не отделается.