high pleasure

      - Надо быть полнейшим долбоебом, чтобы упустить шанс, который тебе даёт жизнь, - Хосок даже на паузу поставил «Лучшее во мне», перекатился на живот и тряхнул волосами. В свете одного лишь телевизора его кожа кажется особенно привлекательной, но для одного влюблённого Мин Юнги, все, что связано с Чон Хосоком априори кажется лучше во сто раз. Он лежит рядом, считает родинки на его обнаженной спине и собирает их в целые созвездия, выводит пальцем узоры, отчего Хосок вздрагивает и поворачивает к нему взлохмаченную голову.       - Ты чего это?       Юнги отдергивает руку и сжимает пальцы под одеялом до хруста.       - П-прости, - мямлит он и уже жалеет в тысячный раз, что не может сдержать своих порывов. - Ты думаешь Доусон поступил неправильно, отпустив Аманду через столько лет?       Хосок вытягивает руки вперёд, потягивается и снова перекатывается на спину.       - Жизнь дала ему шанс. Вновь свела их, а он видите ли дохуя благородный и не стал разрушать семью. Так что да, он знатно проебался, отпустив ее, - Хосок смотрит в потолок, его губы слегка дергаются, будто он хотел улыбнуться, но передумал.       - А ты бы смог поступить так со своим любимым человеком? Смог бы сломать его семью ради того, чтобы быть с ним? - дыхание Юнги прерывается, он слышит лишь ветер за окном и стук собственного сердца.       - Не знаю, Юнги, я же не любил никогда.       Осень заканчивается, скоро наступит зима, и возможно ему повезёт, и он увидит снег. В прошлом году его не было, и Мин страшно расстроился, ведь Рождество без снега теряет всю свою прелесть. Он больше не смотрит на Хосока, он смотрит на экран, где на стоп кадре застыл Доусон, смотрящий вслед уезжающей от него Аманде. Юнги бы совершенно точно не смог разрушить чью-то жизнь. Он мастер по разрушению собственной, но чужая… Совершенно точно нет.

***

      Весна в самом разгаре. Впервые за несколько дней, она действительно чувствуется. Солнце ослепляет, прогнав успевший напасть на город ночной холод. Выскочив из дома в толстовке и куртке сверху, Юнги стало жарко уже через десяток метров. В аэропорт он приехал вовремя и даже регистрацию прошёл без проблем. Сумка с ноутбуком обычно становится эпицентром внимания охраны, но в этот раз мужичок средних лет с седыми бровями и довольно скучающим видом глянув на монитор, где просвечивался багаж, задержал на нем своё внимание буквально пару секунд.       На рейс народу оказалось немного, чему Юнги страшно обрадовался, а когда выяснилось, что рядом весь полёт будет пустое кресло, он и вовсе возомнил себя любимчиком богов. Будет целых два часа на то, чтобы провести его наедине с собой, со своими мыслями и планами на жизнь. Мин, как чертов параноик или планировщик, завёл себе блокнот, куда записал все дела на ближайший месяц. Исписал календарь мероприятиями на Чеджу, их оказалось куда больше, чем Тэхен ему озвучил, Юнги подсчитал, что проведёт там как минимум неделю, потому что помимо основного благотворительного вечера там планируются встречи с писателями, знакомство с их новыми работами в основном, но Юнги расценил это, как лишнюю возможность окунуться с головой в мир, который он так любит. Черт с ним, будет куча времени для отдыха, для поиска идей на книгу, он же этого и хотел, да? Внутри него разгорается пламя и с каждой минутой все жарче и жарче. Откуда этот запал и воодушевление? Как бы теперь не перегореть подобно спичке. Думать о вчерашнем Юнги себе запретил. Просто взял и отключил чуть было не затопившие его эмоции, повернул вентиль и оказался в каком-то подобии кокона, куда не проникал даже солнечный свет. Оно и к лучшему. Это вроде называют инстинктом самосохранения?       А с погодой и правда повезло. Если верить гайду, то мероприятие запланировано под открытым небом, и если погода не подведёт, то все должно пройти более менее сносно.       Уже в самолёте Мин открыл записную книжку и завис с ручкой над чистым, ещё не исписанным листом. Раньше он любил делать заметки в блокнотах, рисовать в книгах на полях, отмечая особенно красивые цитаты или фразы. Когда он брал в руки книгу, спустя какое-то время, и замечал эти пометки, он улыбался, вспоминал, качал головой и удивлялся себе самому, своим прошлым мыслям и чувствам, которые жили в нем тогда, ведь со временем и они изменились.       Сейчас он размышлял о том, хватит ли ему смелости написать то, что он действительно хочет. Сможет ли подвергнуть бумагу такому испытанию, как сохранение на своих страницах его воспоминаний, видоизмененных, конечно, быть может до неузнаваемости, но так, чтобы перечитывая, он непременно находил в них себя.       В прошлое же нельзя вернуться.       Даже бродя по лабиринтам памяти, полного возвращения ждать не стоит. Она очень обманчиво и крайне изобретательно подходит к вопросам сохранности тех или иных событий, окрашивая их эмоциями, которые со временем истлевают, видоизменяются и тем самым обманывая и вводя в заблуждение. Как бы ни было велико желание, время не повернуть вспять, хотя бы потому, что сам ты уже не тот, кем был раньше, и даже не тот, кем был ещё минуту назад.       Быть может по этой причине Юнги хочет вновь вернуться и пережить события, изменившие его сознание? На самом деле, идея для книги не была проблемой. Он знал с самого начала, о чем хочет написать и оставалось лишь найти в себе смелость сделать это. Ведь обратного пути не будет. Кто-то возьмёт эту книгу в руки и прочтёт первую строку. Какой она будет? Позволит ли человеку узнать больше или заставит его захлопнуть томик и поставить на полку? Будет ли эта история наполнена слезами, сожалениями или между строк Юнги спрячет мысли сегодняшние, которые уже не сквозят болью? Сейчас он уже может рассуждать здраво.       Все ещё бывает сложно, но голова все таки включается чаще, не давая сердцу себя опередить. И если начало истории, его середина даже не представляют для Юнги особой проблемы, то вот над финалом он пока что думать боится. Чертюги в его голове цокают и закатывают глаза, будто: «какой же долбоеб, ну что непонятного? чего ещё ты ждёшь в этой жизни?»       Он и сам не знает. Может быть, заглядывая в будущее, он видит возможность? Слегка призрачную, мимолетную, но все-таки возможность?       Ох уж это влюблённое сердце…       Даже будучи израненным, не перестаёт тешить себя надеждами и мечтать где-то за закрытой дверью. Юнги захлопывает блокнот и откидывает голову на сиденье. Он закрывает глаза и злится на самого себя.       Изменился? Стал циничнее? Черта с два. Нашёл маску, идеально сидящую на его смазливом личике и спасающую его задницу. Внутри он так и остался тем сопляком, который умудрился влюбиться и которому так и не удалось излечиться от этой самой любви. Одно хорошо: этого никто не увидит, если он сам того не захочет.

***

      Заселившись в отель, Юнги пошёл осматривать окрестности. Сидеть в номере желания не было. Хотелось свободы и воздуха. Он бывал на Чеджу и раньше, но теперь здесь много чего изменилось. Открылись новые туристические места, кафе, рестораны и заведения, о предназначении которых Юнги и не догадывался. Но что его всегда манило, так это пляжи. Он порой тосковал по ним в шумном и многолюдном Сеуле, хотелось вынырнуть из бесконечного потока людей и всмотреться в пустующий горизонт, прямо туда, где сливаются в одну линию небо и море, словить последние солнечные лучи и свято верить, что они принадлежат исключительно тебе.       Заманчиво?       Ха! Обманчиво.       Но романтики все такие. Юнги себя раньше причислял к ним без сомнения, сейчас же он балансирует на грани с реализмом и холодным цинизмом и не хочет нырять ни в одно, ни в другое с головой. Быть откровенным романтиком ему до тошноты противно, хотя фильмы по романам Николаса Спаркса он пересматривает с завидным постоянством. Но и быть конченным циником ему не по душе. Он знает, что чувства реальны. Ведь он чувствует и чувствовал раньше. Просто сейчас он уже понял, к чему все это приводит и оттого, быть реалистом - вариант довольно таки неплохой.       Люди вроде бы называют это взрослением? Раньше Юнги ужасался от того, что взрослые такие снобы, а сейчас и сам стал таким. Он понимает почему: так проще и удобнее. Ребёнком быть опасно. Чувства все, словно оголенный провод и ты с ними никак не можешь совладать. Просто они есть и все тут. Крутись как хочешь. Ты можешь обжечься, наставить себе синяков, ожогов, лишиться пальцев, руки, ноги, сердца, но в итоге все пройдёт. Повзрослеешь и поймёшь, что это все было не зря. Ты стал покалеченным взрослым с целым грузом ненужного опыта. Вроде бы хотел стать счастливым, а стал сильным. Странная альтернатива, не правда ли?       Юнги вышагивает по тротуару вдоль дороги и его здесь удивляет абсолютно все: отсутствие оживленного движения, отсутствие толп народа и наличие палящего солнца над головой. Сегодня и правда теплее, хотя ветер все ещё остаётся холодным. Ему нравится это время между зимой и летом. Оно настраивает на что-то новое, на что-то совершенно точно хорошее и будто бы даёт больше сил для изменений, для каких-то ещё неизвестных свершений. Хорошее время, чтобы начать все сначала.       Мин нащупывает в кармане конверт с гайдом внутри и вытаскивает его, чтобы пробежаться глазами. Он уже смотрел его дома, потом в самолёте и в отеле тоже, но все равно не запомнил место проведения мероприятия.       Им оказался ресторан на самом побережье. Туда сейчас Юнги и направлялся. Оттуда вид на закат отличный и волны в это время года спокойные. Юнги подумал, что посетить его заранее будет здорово. Со стороны он выглядит как самый обычный ресторан, но этим и привлекает. Никакой вычурности и помпезности, деревянная терраса с белым тюлем и круглыми столиками, на каждом из которых в вазочках стоят букетики цветов. Юнги выбирает столик в помещении у окна, потому что сидеть на террасе ещё слишком холодно, милого вида официантка тут же приносит меню и исчезает так же незаметно, как и появилась. Места в закрытом помещении не так уж и много, но зато открытая терраса может вместить достаточно большое количество гостей. Остаётся надеяться, что завтра погода немного разгуляется и станет чуточку теплее.       Пока Мин глазел по сторонам, народу в ресторане прибавилось и ему моментально стало не по себе. А он, оказывается, отвык от людей намного сильнее, чем думал раньше. Сразу захотелось сбежать куда-нибудь на пляж, где кроме него и моря не будет ничего и никого. Ах, еще и тишина, которая была его спутником в последнее время.       Внезапно перед глазами возникает образ Хосока, тот сидит на подоконнике в старой квартире Юнги, поджав под себя одну ногу, а другую свесив вниз. Он курил тогда в форточку и говорил, что фильм «Форрест Гамп» на самом деле рассказывает зрителю о том, как один человек может поменять мнение целой толпы и как эта толпа может последовать за ним.       - Вот ты считаешь меня хорошим человеком, Юнги? - спросил он тогда и выдохнул клубы белого дыма. Его губы так забавно складывались в трубочку, а глаза при этом слезились от дыма.       «Самым лучшим» - подумал Мин, а сказал:       - Нет абсолютно хороших или абсолютно плохих. Мир не делится на чёрное и белое.       Хосок свесил с подоконника ноги и посмотрел ему прямо в глаза.       - Это мне в тебе и нравится: ты готов рассуждать, анализировать, искать решения, ошибаться и снова искать верный путь. Я же выбрал один и ему следую, а правильный он или нет, я пойму лишь в конце.       - Но не в этом ли суть человеческой жизни, что мы постоянно меняемся, меняется наше сознание и от того, наши мысли на тот или иной счёт? Нет ничего страшного в том, чтобы в какой-то момент сказать: тогда я думал так, а теперь думаю иначе, - Юнги не хотел тогда, чтобы вечер заканчивался. Он хотел лишь, чтобы закатное солнце так же мягко ласкало лучами щеки Хосока, хотел говорить с ним о кино, хотел слушать его голос и ощущать на губах дым от его сигарет.       - Суть человеческой жизни - быть верным себе, - подытожил он и выкинул недокуренную сигарету в окно.       Стоило Юнги только на миг допустить воспоминание о Хосоке в своей голове, как в груди неприятно кольнуло. Он скрутил салфетку в трубочку и постучал ей по столу. Быть верным себе довольно таки сложно, Чон Хосок. Остался ли ты таким? Юнги вот все ещё анализирует, думает, рассуждает. Он без этого не представляет себя и думает, что согнётся от недостатка мыслей, как от недостатка воздуха.       Он нужен сейчас. Очень сильно. В помещении слишком людно и душно. Пляж - это отличное место, туда он и отправится. Покинув заведение, Юнги сбегает по деревянным ступеням прямиком к морю и, когда подошвы его кроссовок касаются песка, он даже начинает дышать глубже.       Неужели люди вот так чувствуют жизнь? Неужели ветер становится ласковым с ними, хочется наполнить легкие до отказа и выдохнуть, что есть сил?       Усевшись на песок, еще холодный от недавно отступившей зимы, Мин зарывает в него свои руки, которые начинают моментально мерзнуть. Закрыв глаза он пытается сосредоточиться на звуках вокруг себя. Слушает, как волны разбиваются о берег, как уносятся вдаль и возвращаются обратно. И это удивительно, но они будто с каждым своим заходом уносят его тревогу все дальше и дальше.       Чайки надрываются где-то в далеке, их слышно еле-еле, наверное, они суетятся на причале, что всего в километре отсюда. Там их кто-то наверняка кормит хлебными крошками, возможно, это мама с ребенком, который тут же заливается смехом, когда наглые птицы вырывают батон из его рук, а может это парочка влюбленных, что приехали на выходные на остров, а быть может это пожилая пара, которые коротают свои дни в тишине и спокойствии, они вероятно мило улыбаются, глядя друг на друга и на красоту вокруг себя.       А вот один Мин Юнги, который пытается сквозь тиски, которые сжимают его сердце и легкие, дышать, и каждый вдох требует невероятных усилий. Зато он остро ощущает их ценность, а сейчас все чувства становятся ярче во сто раз. Волны все ещё шумят, ветер треплет его волосы и закрадывается под одежду, вызывая толпы мурашек, и это все позволяет ему стать чуточку сильнее, дышать смелее и избавиться от мыслей, которые без спроса закрались в его голову. Руки уже практически онемели от холода, Юнги достает их и отряхивает от песка. Когда-нибудь он перестанет возвращать себя из тюрьмы своего разума такими способами, но пока что он самый верный и работает в ста случаях из ста.       Холодно. Руки в мурашках до самых локтей и даже выше, ноги тоже чуть замерзли в кроссовках. День заканчивается, и солнце уже готово провалиться в ледяное, но такое красивое море. Место и правда замечательное, возможно, когда-нибудь он купит себе дом на побережье, чтобы сидеть вот так по вечерам и провожать закат. Было бы неплохо на самом деле. Завести собаку, может быть, добермана. Они милые, Юнги видел их на картинках и у соседа в детстве была такая.       Раньше он не любил животных. Слишком много хлопот и мало пользы. Но сейчас он почему-то сразу подумал о собаке. Она бы сидела рядом с ним, тыкалась бы в щеку своим мокрым носом, а потом бы побежала по песку, совсем рядом с морем, оглядываясь на своего хозяина, и он бы побежал за ней следом, потому что это весело.       Наверное.       Мин дожидается, пока солнце окунется в горизонт и поднимается на ноги, они затекли от долгого сидения в одной позе, но зато голова удивительно пустая. Сколько он пробыл здесь? Два часа? Три?       Кто-то когда-то сказал, что море лечит, он не может не согласиться, ведь только что сам на себе испытал его чудесное воздействие.

***

      Юнги ненавидит опаздывать и не умеет этого делать. Придя в ресторан за пятнадцать минут до официального начала мероприятия, он поёжился от большого количества народу, и впервые пожалел, что не заставил Чонгука поехать вместе с ним. Тот не переставая строчит ему сообщения, но отвечать на них Юнги пока не планирует. Он подумает завтра на тему своих бестолковых друзей, а пока что у него в планах найти самое вкусное шампанское и окунуться в мир писательского мастерства.       Обнаружив барную стойку, Юнги и без навигатора добирается до неё, ловко маневрируя между гостями в официальных одеждах. Очень здорово, что он умеет носить костюмы и ещё лучше, что они сидят на нем потрясающе. Да, Юнги скромный от природы. Скромный и потрясающе красивый в этом своём чёрном костюме тройке и уложенными волосами. Блеск, роскошь и официоз. Насколько его хватит, конечно, надо посмотреть, но пока что его все устраивает.       Он цепляет бокал и выходит на террасу. Ладно, надежды на потепление остались вселенной не услышанными, ветер гуляет ещё холоднее, чем вчера, гости кутаются в палантины, накидывают на плечи пиджаки и потирают замёрзшие руки.       А Юнги наслаждается.       Ему нравится холод. Ему нравятся мурашки, которые ползут по его коже, когда холодный воздух забирается под полы пиджака. Нравится ветер, который выбивает прядь волос и нагло играется с ней. Нравится выдыхать пар ртом и думать, что он герой какого-нибудь боевика, а лучше не герой, а злодей, который вышел на балкон закурить. И все это здорово до того самого момента, пока слуха не касается знакомый смех.       Он разъедает сознание, отпечатывается на коже и звучит в голове эхом. Мин прикрывает глаза, делает вдох в надежде, что холодный воздух выгонит воспоминание прочь, но он не справляется. Смех звучит снова и теперь сопровождается голосом, словами, которые складываются во фразы, и Мин даже может различить настроение говорящего.       Он счастлив.       Юнги смотрит в бокал с шампанским, ловит взглядом пузырьки и мечтает раствориться в нем без остатка. Так, чтобы остаться незамеченным. Так, чтобы даже эксперты не определили в напитке инородного вещества. Но он лишь жалкий человечишка, пригвожденный звуком чужого голоса к ступеням без шанса на побег.       Выцепить взглядом знакомый силуэт из толпы несложно. Сложно сохранить беспристрастное выражение лица, когда он, стоящий спиной, вдруг поворачивается, чтобы взять бокал с подноса официантки и цепляется своим взглядом за Юнги, словно за крючок. Попался.       Изменился.       Волосы из темно-шоколадного превратились в платиновый блонд и Юнги себя почувствовал конченым идиотом, неосознанно сравнив его с ангелом. Даже черти фыркнули и скрестив руки на груди, отвернулись в пренебрежении.       «Заткнитесь, глупые. Неужели не видите, что сейчас не время совсем?»       Серый костюм, галстук с ромбами и белая рубашка - все это не вяжется с образом того Хосока, который до сих пор живет в голове Юнги. Тот Хосок в кепке козырьком назад и широких спортивных штанах с надписями, в растянутой старой футболке и синюшными следами под глазами от недосыпа. Этот новый Хобс, как издевательство, как пример того, каким он стал, когда избавился из своей жизни от всего ненужного.       От Юнги.       - Привет, - говорит обновлённая версия голосом версии старой, но уже с нотками будто смущения. Тихий такой голос, но твёрдый. Будто он не случайно сказал это свое «привет», а целенаправленно шёл к нему за этим, но под всей тяжестью их совместных воспоминаний не смог сделать свой голос чуть громче. Будто кто-то сможет в нем распознать то, что их связывало когда-то.       Юнги стоит на ступенях и их с его прошлым разделяет лишь пара ступеней вниз, а это чертовски мало, знаете ли.       - Привет, - говорит Юнги и замечает эту разницу сразу же. Они изменились оба.       - Ты… выглядишь круто в этом смокинге, - Хобс прокашливается и теперь говорит чуточку громче, но все равно недостаточно, чтобы Мин мог полностью впечатать в память тембр его голоса.       - Ты тоже, - вторит ему Юнги, будто его мозг напрочь отказался выдавать что-то умное или хотя бы пригодное для такого разговора.       Хосок молчит, крутит в пальцах бокал с шампанским, наблюдает за тем, как пузырьки срываются с поверхности и лопаются, подобно терпению Юнги. А тому хочется заорать во все горло, хочется сбежать, хочется вздернуть голову Хобса за подбородок чуть выше, чтобы он перестал избегать его взгляда.       Хочется, да перехочется. Поэтому Мин выпивает шампанское залпом и отдаёт свой бокал проходящей мимо официантке.       Их занимательную беседу прерывает высокий мужчина в жутко дорогом костюме, который подходит и делает то, за что Юнги готов сломать ему руку в трёх местах: он кладёт ее Хобсу на талию и чуть прижимает его к себе.       Наверняка многие слышали о теории Большого взрыва, в процессе которого из одной крошечной частицы возникла Вселенная, которая по-прежнему расширяется, растягивается и одновременно охлаждается, удаляясь дальше за пределы своей первоначальной точки формирования. Но что если Большой взрыв является результатом Большого столкновения? Взять, к примеру, две Вселенные, столкнуть их друг с другом и перед нами предстанет начало так называемого экпиротического сценария зарождения бытия.       Сложно? Да похуй. Юнги тоже было все это сложно слушать от Тэхена в своё время. А сейчас эта долбанная теория возникла в памяти сама собой, будто это не Тэхен был любителем космоса, а сам Юнги проводил в обсерватории часы, а то и целые дни напролёт. В этой теории Вселенная обладает цилиндрической формой, а происходящие в ней события периодически повторяются. Суть теории заключается в том, что две или несколько многомерных Вселенных столкнувшись, породили нашу Вселенную. То есть события, происходящие в нашей Вселенной, происходят и в тех других, но уже с некоторыми изменениями.       Короче говоря, Юнги похоже попал в одну из этих долбанных Вселенных, но прежним собой. В этой Вселенной Хобс тот, кем хотел его видеть Юнги в своё время, но вышло так, что любуется на него этот хрен в бежевом пиджаке и наполированных туфлях.       - Познакомишь нас, Хо?       «Пошёл нахуй!» - орут черти и Юнги с ними согласен, как никогда.       - Это Юнги. Мин Юнги, - Чон соизволил посмотреть на него и лучше бы он этого не делал, подумал Мин, потому что в его взгляде он увидел… вину. Чувствует себя виноватым? Достаточно лицемерно даже для тебя, Хо.       - Мун Дже Ин, - представляется хрен в костюме и слегка кланяется. Вежливый мудак. Улыбается лишь уголками губ, а у самого в глазах застыла табличка с предупреждением:       «Парень мой! Шагай мимо»       Да и без тебя уже в курсе. Два года уже как в курсе, что Чон Хосок принадлежит кому угодно, но не Мин Юнги.       - Сегодня будет презентация моей новой книги, надеюсь Вы останетесь? - все никак не затыкается манерный мудак и лыбится, будто и правда рад знакомству.       - У меня дела, - а вот Юнги хрена с два будет вежливым. Налюбезничался уже, достаточно. - Хорошего вечера, - скалится он в ответ и хватая очередной бокал с подноса, уплывает в сторону каких-то не менее модных мудаков в смокингах. Заводит с ними разговор, а они и рады стараться рассказать о себе, о том, зачем они здесь, а Юнги похуй. Он не слушает, не вникает, ловит краем глаза блондинистую макушку Хобса, слышит его напряжённый голос и не менее напряжённый голос его ухажера.       Вот так номер. А судьба не без чувства юмора. Юнги смеется себе в стакан и снова заливает его содержимое в себя без остатка. Замечательный день, чтобы ужраться в ноль и забыть к черту весь этот балаган. Да только вот балаган - это жизнь самого Юнги, а он стоит в самой его главе. Так сказать, заведует всей этой вакханалией.       Вечер становится хаотичнее с каждым выпитым спиртным, что уже потерял себе счёт, да и не вёлся он, чего уж там. Чужие лица мелькают слишком быстро и он не успевает запоминать их, имена вылетают из головы тут же, как только люди их произносят. В голове гудит рой пчёл, черти подняли панику и носятся по комнате, скрипя половицами, орут истошно, рычат, бодаются.       «Да угомонитесь вы» - думает Мин, допивая порцию уже чего-то очень крепкого.       Интересно, есть ли средство, может препарат какой, который мог бы стереть к черту память и позволить начать жизнь с чистого листа? Юнги бы его принял. Синяя или красная пилюля? Обе, блять. И будь, что будет. Он бы принял ее даже из рук Хосока.       Похуй.       И так уже не жилец совсем. Вон дыхание сбито и в легких саднит, желудок сводит от выпитого, а сердце заходится от боли. Что там разбивать еще? Давно уже все раздроблено. Вот же талантливый сукин сын. Умудряется из раза в раз находить способы втаптывания в дерьмо одного Мин Юнги. Стоит вот на другом конце зала весь такой статный засранец в этом своём костюме, который наверняка ему купил этот заносчивый мешок с деньгами.       «Он ему подходит» - думает Мин, от чего его черти вдруг перестают носиться в панике и открывают в удивлении рты.       «Совсем ебанулся?» - говорит один из них.       «Видимо да» - пожимает он плечами и выходит из ресторана к парковке, где закуривает сигарету, благородно одолженную у не менее накаченного алкоголем паренька. От непривычки Юнги закашливается, но продолжает упрямо толкать в легкие дым. Вскоре организм перестаёт бороться, и парень пытается втянуть дым глубже, будто он курильщик со стажем. Стоит вот, дымит, как паровоз, выпускает дым в воздух, и он тут же растворяется в нем, будто его никогда и не было. Юнги ухмыляется и потирает пальцами иссохшие губы. Они потрескались и теперь болят. Ну а кому сейчас легко, да? Весь мир перевернулся с ног на голову. Мир Юнги уж точно.       - Давно куришь? - доносится сбоку. Хосок стоит рядом, расстегнул пиджак, но накинул сверху чёрное длинное пальто. Чертов модник.       - Давно стал геем? - нет сил быть милым, да и с чего бы? Мин не может перестать чувствовать себя преданным.       - Я не гей.       - Ну а я не курю, - Юнги затягивается напоследок, кидает сигарету на асфальт и гасит ее носком туфель, которые отполировывал с утра до зеркального блеска. Сейчас же они запылились, стали не такими красивыми, но плевать же, да? Кому какое дело до чертовых туфель?       - Прости, что так вышло, - Хосок смотрит на Юнги, тот чувствует, как его взгляд прожигает висок, но не осмеливается ответить ему тем же. - Живи мы иначе, может у нас действительно было бы будущее. В другой жизни, к примеру.       Юнги ухмыляется, кривит губы, скрывая все едкие слова, что уже жгут их и рвутся наружу. Он, блять, серьезно сейчас?       - А чем тебя эта жизнь не устраивает? Слишком труслив? - а нет, есть смелость взглянуть на Чона, есть смелость даже не вздрогнуть от его глаз, от губ, от него всего, блять, потому что Мин так сильно скучал по этому ублюдку, что до сих пор под кожей все зудит. Хочется его придушить в объятиях, хочется жалко захныкать и свернуться калачиком у его ног, но нет. Он смотрит на него не моргая, как будто даже не дыша и старается в данный момент не съездить по его симпатичной мордашке.       Теперь очередь Хосока скривиться и даже почему-то рвано вздохнуть.       - Мы изначально не с того начали и все покатилось по пизде, так что смысл теперь это обсуждать? И ты и я полны тех воспоминаний, от них не избавиться никак и нам жить с ними. Ты ненавидишь меня, а я… Возможно ты прав, возможно так и есть. Я - трус.       - О, ну это так легко, - Юнги расстёгивает свой пиджак, наплевав на холод, пробирающий уже до костей и засовывает руки в карманы брюк. Телефон все вибрирует входящими сообщениями, и он уверен на пятьсот процентов, что это Чонгук все никак не угомонится.       - О чем ты? - Хобс хмурит свои идеальные брови и даже они сейчас неимоверно бесят.       - Легко объявить себя трусом и перестать бороться. Другой вопрос, есть ли то, за что ты готов вести борьбу. Но ты уже, кажется, нашёл это, да? - Юнги кивает в сторону на стоящего неподалёку хосокова мудака. - Нехуевый выбор, Хобс.       Юнги делает пару шагов назад, все ещё простреливая взглядом Чона, а потом улыбка как-то сама собой касается его губ. Он ее не сдерживает, улыбается, будто и правда хочет это сделать искренне. А отворачивается ровно в тот момент, когда блядские слёзы вырываются на свободу и таранят себе путь прямо к подбородку.       У судьбы ебанутое чувство юмора, знаете ли.