Глаза с разводами янтаря

Аякс много думает. Легко чешет нос. Кладёт руки на бёдра. Почти слышит, как под собственной черепушкой крутятся винтики тяжёлой мысли. Несмело предлагает: — Котики на деревьях? Башни хилличурлов? Доставка еды…? Люмин закутывается в одеяло и поворачивается к нему спиной. — Не-хо-чу. Люмин такая очень… нечасто. Если не сказать, что впервые. Поэтому Аякс в смятении, Аякс недоумевает, Аякс без понятия, как это исправить, и Аякс уверен, что сейчас Тейват сойдёт с орбиты или на него Целестия снова скинет какой-нибудь шип за то, что они обидели Путешественницу. Аякс думает, что Люмин нужно побыть одной; Паймон думает, что ее нельзя оставить ни на секунду, ей же одной в чайничке так опасно, враги и угрозы на каждом углу. Аякс обходит кровать, чтобы увидеть ее лицо. Люмин тыкается носом в подушку и делает вид, что мгновенно засыпает. Талантов у Люмин много, но актерство не в их числе — она слишком сильно хмурит брови, а у Аякса слишком много младших братьев и сестёр, чтобы не распознать эту наглую ложь. Он со вздохом встаёт одной коленкой на кровать, наклоняется и целует Люмин куда-то в макушку. Предвестники, конечно, люди невероятно занятые, но только ради Люмин, ради его Царевны… Ради его Царевны Чайльд Аякс Тарталья, Одиннадцатый из Предвестников фатуи зажигает фейерверки, рубит деревья для фигурок говорящей кошки-настоятельницы и терпит сто пятьдесят ударов током от похитителей сокровищ. И от кустов. И воды. И от воздуха.  Инадзума, конечно, невероятно красивая, но, если спросите Аякса, слишком уж злая. На ежедневных поручениях его дела не заканчиваются; да и коварные фатуйские злодейства свои надо бы повыполнять; но когда он возвращается в дом под ночь, то даже не удивляется, увидев Люмин в том же положении, что и утром — в кровати. Паймон жалуется, что она ничего не ела, не вставала, даже не смеялась с ее гениальных шуток и прозвищ; в общем, полный крах и ужас, все болит, ничего не помогает. — Чего пришёл? — бурчит в подушку Люмин, когда слышит его шаги. — Иди дальше по своим делам. У тебя же их так много. — Я принёс награду за поручения, — мирно отвечает Аякс. Он ставит мешочки с морой и остальное на стол, скидывает пиджак фатуи и вешает на спинку стула. Люмин поднимает лохматую голову — опять же, невероятно милое зрелище, если спросите Аякса. Она смотрит на деньги и всю добычу, полученную тяжким трудом Чайльда Аякса Тартальи, Одиннадцатого Предвестника фатуи, не оценивает по достоинству и снова плюхается на подушку. — Конечно, у тебя денег много, ты же предвестник, а не бездомный путешественник, — хмыкает Люмин. — Не лопни от собственной важности. Аякс садится рядом на краешек кровати. Она бурчит, но не огрызается, когда он мягко проводит костяшками по ее открытой меж лямок майки спине. — Ещё я был у Сян Лин, — почти задумчиво говорит Аякс, игнорируя ее шпильку, — и она сделала какой-то очень вкусный новый десерт. Сказала, что тебе обязательно понравится. Люмин ничего не говорит; и Аякс считает это первой маленькой победой. Он продолжает: — А потом по пути встретил торговца из Натлана. Даже не представляешь, что я у него купил. И замолкает. Люмин может отличаться железобетонным терпением и алмазным спокойствием; но когда Аякс в уме доходит до десяти, она тихо спрашивает: — Что? Он легко обхватывает Люмин за талию поверх тонкого одеяла. Прямо с ним сажает на свои коленки и обнимает; а Люмин прижимается виском к его груди и пальцами цепляется за застежку рубашки. — Мандарины, — отвечает Аякс, — представляешь? Никогда ещё их в Ли Юэ и Инадзуме не видел. — В Мондштадте тоже нет, — уже спокойно отвечает Люмин, натирая застёжку подушечкой большого пальца. — А у нас в чайничке теперь есть, — почти гордо говорит Аякс. Он наклоняется, чтобы увидеть ее лицо, и слабо улыбается. — Пойдём, пока Паймон все не съела? Люмин морщит носик. — Ты дал их ей? Она нам уже ничего не оставила. — Ты недооцениваешь Паймон, — заявляет Аякс. Он берет Люмин под коленки и встаёт с ней на руках, — она точно оставила нам немного. По одной долечке со всего мешка. По ма-ленькой-маленькой. Люмин тихо хихикает; кладёт ладошку на его шею и тыкается носиком под его ухо. Она почти шепчет: — Извини. Но не успевает Аякс и слова сказать, как добавляет, сумбурно и быстро: — Я не хотела срываться, и спасибо за поручения, правда, большое.  — Все хорошо, — успокаивает ее Аякс, — это не ты должна извиняться передо мной, а весь Тейват — перед тобой. Люмин молчит. Аякс начинает волноваться, но она хитро спрашивает: — И даже Царица? Он смеётся; искренне и немножко громче, чем стоило бы. Люмин, кажется, довольна, потому что обнимает его плечи двумя руками и прижимается лбом к щеке. Его самая сильная — и самая нежная. — Знаешь, — вздыхает Аякс с улыбкой, — перед такой, как ты, не то что Царица… Перед такой, как ты — даже Чжун Ли.