Цветовое восприятие / Coloured Perceptions

      Когда она впервые увидела Драко Малфоя, из него сочились высокомерие и пренебрежение вместе с зелёным цветом. Поэтому она не удивилась, когда Распределяющая шляпа без промедления отправила его в яму со змеями. Изумрудный определённо подходил ему — она видела это. Гермиона всегда могла видеть это: цвета окружали мир и делали его более запутанным, чем ему положено было быть.       Будучи помладше, она спрашивала маму, видит ли она их тоже — розовый оттенок, когда сигналил проезжавший фургон с мороженым; лавандовый, заполнявший комнату, когда папа включал утренние новости; яркие полосы жёлтого, сопровождавшие скрипучий смех дедушки; нежный цвет слоновой кости, доносившийся от звяканья бабушкиных спиц. Мама снисходительно улыбалась, с гордостью отмечая развитое воображение и причудливые идеи дочери, хотя Гермиона не фантазировала.       Цвета действительно были, просто ей потребовалось несколько лет, чтобы понять, что она единственная, кто видит их. Звуки раскрашивали её мир яркими красками. Это было непросто осмыслить — ещё одна странность, которая отличала её от других и ставила на ней клеймо чудачки.       Оно было вполне справедливым, думала Гермиона. Ей всегда казалось, что она выбивалась из общего ряда, отставала от других. Не попадала в ритм, который все знали наизусть. Она изо всех сил старалась нагнать их, спотыкаясь о фальшивые ноты, но это было так трудно. Просто все были такими громкими, и Гермиона с трудом понимала, что делать с калейдоскопом, который появлялся, когда они разговаривали и играли. Узоры из переплетавшихся цветов и звуков могли вызвать головную боль у любого, но Гермиона была упряма и отчаянно пыталась влиться в коллектив.       К сожалению, её усилия по большей части оставались без вознаграждения. С годами Гермиона привыкла к изоляции — было проще оставаться одной, но она ожидала, что в Хогвартсе всё будет иначе. Гермиона следила, как светловолосый мальчик расслабленно пробирается сквозь шумную толпу с уверенным видом, словно он наконец-то вернулся домой, а не находился на пороге нового путешествия. Он наклонился, чтобы обратиться к грузному парню, которого распределили ранее, и Гермиона увидела, как глубокие зелёные тона закружились вокруг, окутывая его туманной дымкой.       Гермиона пыталась обратить внимание на других детей, которых распределяли по факультетам, но её взгляд то и дело возвращался к столу Слизерина. Она наблюдала, как отличительный цвет, распространяющийся по Большому залу, выделяется на фоне беспорядочной палитры сотен других голосов. Это был насыщенный цвет, и Гермиона обнаружила, что, подобно успокаивающему звучанию любимой песни, она ничуть не возражала против его добавления к какофонии.

***

      Освоиться в этом новом мире оказалось труднее, чем Гермиона предполагала; к тому же это бесконечно осложнялось постоянной критикой всех её действий. Чем больше она училась, тем громче становился шёпот — насмешливые лица выносили суждения из глубины класса. Приглушённые голоса были гнилого оттенка, как старая гематома, и развивали паранойю, заставляя сомневаться в каждом шаге.       Мерзкий оттенок, казалось, никогда не исчезнет: он заковал в кандалы лодыжки, и Гермиона смирилась с необходимостью таскаться по коридорам с этим грузом. Библиотека стала её надёжным убежищем: тишина приносила благословенный покой в виде отсутствия красок. Скучное укрытие, блаженно избавляющее от травли под суровым взглядом мадам Пинс. Это был порочный круг: чем глубже она уходила в учёбу, тем сильнее теряла связь с реальностью. Но чем ещё себя занять, Гермиона просто не знала. Родной факультет сторонился её. По крайней мере, до той роковой хэллоуинской ночи.       К счастью, вскоре к Гермионе пришло небольшое спасение от одиночества в виде Рональда Уизли, Гарри Поттера и неожиданного столкновения с троллем, которое чуть не обернулось катастрофой. Ложь, срывавшаяся с губ, была тошнотворно сладкой на вкус и заволакивала воздух вокруг пузырями жвачки, грозившими задушить её. К удивлению, отвратительный цвет померк, когда мальчики подхватили ложь, оказав поддержку перед деканом Гриффиндора. Он превратился в податливую пастель, из которой зародилась новая дружба.       Теплота, исходившая от того, что с ней хотят дружить, была для Гермионы в новинку. На следующее утро Гарри и Рон, ещё полусонные, спотыкаясь, вошли в Большой зал и сели на свободные места рядом с ней. Гермиона могла поклясться, что ещё никогда в жизни не улыбалась так сильно, как в тот момент. Стало немного легче, когда они сформировали своего рода мост между ней и всеми остальными. Река разобщённости не казалась такой широкой, когда мальчики были рядом.       Гермиона узнала, что Гарри был мягким небом: лёгкие перистые облака наполняли каждую комнату, когда он говорил. Ровный голубой цвет окутывал её, как защитный экран, обеспечивая комфорт, которого она не чувствовала уже несколько недель. Рон, напротив, был почти таким же огненным, как и волосы на его голове. Его голос звучал глубоким потрескиванием бушующего огня, который поначалу казался незаметным. Тогда Гермиона не придала этому значения из-за твёрдого характера Рона, но теперь, когда глубокий красный цвет всё же привлёк её внимание, она с трудом могла представить его отсутствие.       Гермиона устроилась поудобнее на своём месте среди багровых цветов общей гостиной, сделав паузу в поисках информации о Николасе Фламеле. По её лицу скользнула лёгкая улыбка, пока она наблюдала, как огонь и вода переплетаются и играют во время тихой беседы мальчиков у горящего камина. Эта абстрактная композиция впечатляла, но, даже несмотря на это, постыдные мысли заполонил тёмно-зелёный оттенок.       Однако умиротворение, подаренное голосом Малфоя, было полностью разрушено язвительностью и грубостью его слов. Если жестокость являлась искусством, то Драко Малфой намеревался стать её знатоком. Он никогда не пытался скрыть своего презрения ко всем и всему, что находилось поблизости. Было очень жаль, что нечто столь прекрасное стало синонимом отвращения.

***

      Гермиона вышагивала перед больничным крылом — каждый шаг эхом отдавался в арочном коридоре. Мадам Помфри всё ещё не открыла двери, позволив бы ей встретиться с друзьями. Уже не в первый раз Гермиона проклинала себя, удивляясь, как она могла быть такой глупой. Им следовало подождать и найти другого профессора, который смог бы решить ситуацию. Просто чудо, что всё не стало намного хуже. Она скрестила руки и посмотрела на восходящее солнце, подумав, что презрение не могло ускорить процесс. В замке было тихо в столь ранний час: большинство студентов, предпочитая воспользоваться преимуществом воскресенья, отсыпались. Гермиона, однако, не сомкнула глаз после того случая и всю неделю вставала с рассветом, готовая ворваться в больничное крыло.       Она услышала звук приближающихся шагов и оживилась от перспективы того, что двери лазарета скоро будут открыты. К сожалению, человек, который появился в поле зрения, был последним, кого она хотела видеть. Малфой уставился на Гермиону, хотя это он сам вторгся в её пространство, и двинулся к потёртым дверям.       — Она закрыта, — Малфой настойчиво подёргал ручку, и, как ожидалось, старая рама затряслась, но дверь не открылась. — Я же говорила.       Малфой фыркнул и подошёл к стене напротив с надменно вздёрнутым носом и развевающейся вокруг ног мантией. Гермиона опустила взгляд на свой потрёпанный наряд — потёртые джинсы и выцветшая рубашка. Это было первое, что попалось в спешке. Малфой же, напротив, выглядел совершенно безупречно — в рубашке с воротничком, повседневной мантии и с аккуратно уложенными волосами.       — Зачем ты вообще здесь? — спросила Гермиона, отогнав желание убежать обратно в башню Гриффиндора. Словно прочитав её мысли, Малфой растянул губы в ленивой ухмылке.       — Проиграла сегодня драку с расчёской, Грейнджер? Я бы сказал, что это случается с лучшими из нас, но… — он позволил насмешке оборваться.       — Умник, сколько времени тебе понадобилось, чтобы додуматься до этого?       — Не так много, как тебе понадобилось, чтобы сесть на метлу. Неужели мадам Трюк действительно заставила тебя написать эссе?       Гермиона топнула ногой.       — Ты болван! — не её вина, что эта проклятая метла никогда не слушалась!       — А! Так это правда! — самодовольно сказал Малфой. — Любая ведьма, стоящая своей шляпы, знает, как справиться с метлой. Оно и видно.       — Я прекрасно умею летать, спасибо большое!       — Тогда зачем ты написала эссе?       — Дополнительные баллы, — соврала она.       — В этом нет необходимости, Грейнджер, — он наклонил голову. — У меня всё равно будут лучшие оценки.       Гермиона задохнулась от возмущения.       — Слушай сюда, Малфой! — она ткнула пальцем в его сторону. — Если ты думаешь, что можешь оплатить свой путь к успеху…       — Мне не нужно ничего делать. Не тогда, когда…       — …клянусь, я заставлю тебя…       — …как будто ты когда-нибудь сможешь…       — Я намерена стать лучшей…       — Мой отец…       — Дорогие дети! — прервал их голос мадам Помфри. Гермиона подпрыгнула, повернувшись, чтобы посмотреть на добрую женщину. В дымке зелёных аргументов Малфоя она почти забыла о своём беспокойстве.       — Что заставило вас кричать в такую рань? — взгляд мадам Помфри опустился на Гермиону. — О, входи, дорогая. Мальчики, наверное, ждут тебя. Простите, я немного задержалась сегодня утром.       Гермиона бросилась к открытым дверям, но Малфой, на удивление, не сдвинулся с места. Она повернулась, чтобы посмотреть на него:       — Ну что? Ты не заходишь?       — С чего бы? — он пожал плечами. — Я уже получил то, за чем пришёл.       Гермиона нахмурилась, но уже вскоре забыла о его странных словах, заметив усталые улыбки своих травмированных друзей.

***

      Всё лето было похоже на лихорадочный сон, пока Гермиона не обнаружила, что снова находится на платформе, кипевшей жизнью и пестревшей красками. Гермиона пошатнулась, увидев огромное скопление людей: она и забыла, как быстро хаос смешивается и сплетается с толпой, создавая запутанную паутину замысловатых ритмов и узоров.       Поцеловав маму в щёку и крепко обняв папу, она забралась в поезд, волоча за собой чемодан. Этот год будет лучше предыдущего, потому что приключений с первого курса им и так уже хватит на всю жизнь. Гермиона не думала, что когда-то сможет забыть резкую вспышку, сопроводившую самопожертвование фигуры коня. Шахматную доску затопил крик боли Рона, а обычно статичные угольки вспыхнули, ухудшая зрение, и потекли по клетчатому полу, как густая кровь. Всполохи паники от душивших дьявольских силков наряду с жуткими тёмными звуками, окружившими Гарри, часто появлялись в немых ночных кошмарах Гермионы, но она постаралась, чтобы родители никогда о них не узнали. Она не смела проронить ни слова об опасностях её нового мистического мира, чтобы ей не запретили вернуться. Её место здесь.       Гермиона зашла в свободное купе, с нетерпением ожидая появления своих мальчиков, но тиканье часов казалось всё громче, так как ни Гарри, ни Рона не было видно. Ровно в срок Хогвартс-экспресс со скрипом и гудком рванулся вперёд. Гермиона сидела в своём купе в полном одиночестве. Подавленная, она смотрела в окно, наблюдая за проносившимися мимо видами и игнорируя тяжёлый комок в горле и нараставшее жжение в глазах.       Не то чтобы ей было нужно, чтобы их уникальные синие и красные цвета заполнили купе. На самом деле, она была уверена, что предпочитала суровую тишину. Это избавляло от головной боли и давало время привыкнуть к суете и шуму, которые встретят её в Большом зале. Действительно, если они решили, что больше не хотят иметь ничего общего с Гермионой, так будет лучше. Она только смирилась со своей участью, как вдруг раздались два резких стука в дверь. На мгновение предательское сердце сжалось в надежде, что это могут быть её друзья, которые ворвутся с оправданиями и объяснениями, но все надежды тут же рухнули, когда дверь открылась.       — Малфой, — фыркнула Гермиона, инстинктивно сузив глаза, — тут уже занято.       — Серьёзно? Я что-то никого не вижу, — насмешливо ответил он, прислонившись к дверному проёму. — Чудо-близнецы уже бросили тебя? Не то чтобы я удивлён.       — Отвали, — бросила Гермиона, следя за всплеском зелёного цвета, который просочился вниз и завис у его ног. Она нахмурилась, обратив внимание на оттенок — он явно отличался от того, что она помнила. Не то чтобы она тратила хоть какое-то время на размышления о Драко Малфое. Её не заботил ни он, ни его роскошная изумрудная аура. Нет, мысли о нём ни разу не посещали Гермиону летом. Ни разу.       — Я так не думаю.       — Пытаешься найти, что ещё рассказать отцу? — спросила она, вспомнив их неудачную встречу в Косом Переулке. Гермиона демонстративно закатила глаза. — Как ты меня обозвал? Разговор за ужином или за чашкой чая? Ты плакался мамочке, когда узнал, что я лучшая на курсе?       — На два балла, Грейнджер, — оборонительно огрызнулся он, сощурив глаза и выпрямив спину. — Это моё место, если бы не предвзятая старуха Макгонагалл.       — О да, ведь профессор Снейп — воплощение справедливости, — усмехнулась Гермиона. — В отличие от некоторых, профессор Макгонагалл не заводит любимчиков.       Он пробормотал что-то себе под нос — вспыхнула искорка мелодии, но Гермиона не смогла её уловить.       — Может быть, тебе стоило усерднее учиться.       — Осторожнее, Грейнджер, — вихри цвета кружились с его голосом, и Гермиона осознала, что была права. Зелёный отличался от приятного тона в её памяти. Это было странно, ведь она не знала, что цвета могут так меняться и преображаться с течением времени. Она сделала мысленную пометку обратить более пристальное внимание на своих однокурсников.       — На твоём месте я бы не высовывался, Грейнджер, — усмехнулся он, развернулся на пятках и хлопнул дверью.       Если Малфой думал, что в этом году Гермиона просто будет сидеть сложа руки, облегчив ему путь к вершине, то его ждало разочарование. Её счастье от маленькой победы в самом начале года было настолько огромным, что она даже не заметила, как странный металлический блеск зелёного цвета в конце концов потускнел. На мгновение она даже забыла о волнении из-за отсутствия двух мальчиков, которые называли себя её друзьями.

***

      К своей радости, Гермиона обнаружила, что союз, возникший из-за импульсивных нарушений множества школьных правил, был крепче, чем она смела надеяться. У неё отвисла челюсть, когда мальчики приглушёнными голосами пересказывали за завтраком все пройденные ими испытания.       — Вы могли умереть! — прошипела Гермиона. Год ещё даже не начался, а они уже были на волоске от смерти. Гарри и Рон обменялись взглядами и отмахнулись. У них даже хватило смелости одарить её наглыми ухмылками — на их лицах не было сожаления, а их цвета не омрачились. Гермиона должна была сразу понять, что этот год не будет таким спокойным, как она надеялась. Она отчитывала мальчиков за опрометчивые решения, а они стонали и жаловались — всё как и раньше. По крайней мере, хотя бы это не изменилось ни на тон.       Дни сливались воедино, пока ученики пытались найти свой ритм в однообразии учебных будней. Гермиона вернулась к частым походам в библиотеку, наслаждаясь облегчением, которое приносила домашняя работа. Она казалась проще, потому что главной заботой была попытка дать название необычному цвету, сопровождавшему профессора Златопуста Локонса, пока он опирался о край своего стола. Его высокопарные слова резко контрастировали с их тусклым мутно-землистым оттенком. Простоте, впрочем, не суждено было продлиться долго, а спокойствие было быстро нарушено приближением сезона квиддича.       «Грязнокровка». Она не разобрала двух слогов, когда Малфой выплюнул это оскорбление. Только несколько позже Рон объяснил ей точную причину шока и возмущения, вспыхнувших по всему двору.       «Ты поганая грязнокровка». Гермиона могла не знать значения этого слова, но оно выглядело мерзко, когда срывалось с его губ. Имело зловещий эбеновый оттенок на фоне блестящего зелёного цвета, к которому она ещё не успела привыкнуть. Слово повисло в воздухе, отказываясь исчезать, даже когда другие шепчущие голоса, окружавшие её, перестали существовать. Гермиона резко развернулась и поспешила за Гарри, когда он уводил Рона от разыгравшейся сцены.       Если бы Гермиона оглянулась, то, возможно, заметила бы, как Малфой нахмурился в попытке натянуть на лицо фальшивую улыбку. Но она была слишком занята, помогая Гарри увести Рона после его неудачного порыва благородства. Поспешив абстрагироваться от сложного, мрачного слова и вызванной им радуги издевательских смешков, Гермиона не увидела, как Малфой задержался на ней взглядом, впервые подвергнув сомнению собственные действия.

***

      «Враги наследника, трепещите». Всякий раз, закрывая глаза, она видела, как текут безжалостно размазанные по каменной стене слова. Размышления о засохшей крови целиком занимали мысли Гермионы, поэтому ей казалось, будто она чувствует металлический запах, разносящийся по туалетной комнате Плаксы Миртл, и ощущает горечь на языке. Яростное бульканье сменилось кипением, когда Оборотное зелье загустело. Гермиона ослабила огонь под котлом, взяла оловянный стержень и начала помешивать содержимое, чередуя вращения по часовой стрелке и против неё.       — Ты действительно думаешь, что это Малфой? — спросила она. Рон застонал, не отрывая взгляд от шахматной доски перед ним. Его чёрная ладья переместилась вперёд и разбила ферзя Гарри.       — Действительно, Миона, кто ещё это может быть? — отозвался Гарри. Гермиона подумала, что не должна винить его за резкий ответ на её резкий вопрос. Она не могла знать наверняка, но что-то раздражало её в этом предположении и его поведении.       — Но Малфой — наследник Слизерина? — скептически спросила она.       — Он такой же скользкий гад, как и его отец, — Рон усмехнулся. — Чёртова носатая змея. Если бы моя палочка не сломалась, — он покачал головой, — Фред и Джордж научили меня этому заклинанию. Оно бы его сразу заткнуло.       Так или иначе, в последнее время Малфой был довольно тихим. Возможно, она сама убедила себя в этом, но Гермиона могла поклясться, что поток издёвок утих. Паркинсон и Гринграсс продолжали насмехаться над ней, но привычный язвительный смех, которым Малфой сопровождал эти сцены, определённо отсутствовал. На зельях Забини и Нотт всё так же кривлялись, но Малфой не участвовал в этом, как раньше. Она не знала, что изменилось, но всё равно ценила это.       — Я бы не отказался на это посмотреть, — проворчал Гарри, поморщившись, когда Рон взял ещё одну фигуру. — После того, как он обозвал тебя мерзким, я бы сам его заколдовал.       Зелье зашипело, а завитки дыма, поднимавшиеся с поверхности, указали на то, что пора перестать помешивать.       — Да, — согласился Рон, — слизни были бы худшей из его проблем.       Гермиона призвала блюдо, чтобы накрыть им зелье — ему нужно настаиваться двадцать три часа. Она попыталась сдержать ухмылку, но не смогла. Потому что знала, что не должна поощрять нарушение правил, но сердце разрывалось от осознания того, что они её во всём безоговорочно поддерживали. Эти мальчики — её друзья. Раньше у неё их не было.        — Если Малфой действительно виновен в этом…       Хотя Гермиона, конечно, сомневалась. Мысль о том, что её одноклассник способен на такие ужасы, казалась абсурдной, даже если речь шла о Малфое. С тех пор, как появилось это предположение, в голове то и дело всплывала странная встреча, произошедшая в начале года. Чем больше Гермиона думала о ней, тем более странной та казалась. Она прокручивала в голове эту сцену, но детали смазались, потому что память затуманило отсутствие друзей. «Не высовывайся».       Она прочистила горло:       — Я сама его заколдую.       Рон переместил пешку вперёд, и на его лице появилась торжествующая чеширская улыбка.       — Шах и мат.       Гермиона старалась изо всех сил, чтобы успокоить сетующего на очередную проигранную партию Гарри, и одновременно смеялась над безобидными шутками Рона.

***

      — Прячешься в библиотеке. Почему я не удивлён? — знакомый голос прервал её изучение библиотечных полок. Она и так потеряла слишком много времени после инцидента, который нельзя называть. Хотя, безусловно, Гермиона любила кошек, но она всё же была рада, что уши и хвост наконец-то исчезли.       В конце концов, Гермиона была права насчёт Малфоя. Ей потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в охвативших её чувствах; когда Рон и Гарри вернулись с новостями, у неё на сердце внезапно стало легко, а мышцы расслабились.       — Малфой, — бросила она, достав с полки книгу «Мифические существа и многое другое». — Ты здесь, чтобы ещё раз меня обозвать?       Ухмылка тут же исчезла с его лица, глаза сузились, а лицо приобрело кислое выражение.       — Но это то, кем ты являешься, разве нет?       Гермиона закатила глаза, обойдя его подальше. Она направилась к своему излюбленному месту — одинокому маленькому столику, наполовину спрятанному в алькове. К своему раздражению, она услышала за спиной шаги Малфоя, шедшего следом. Он не был наследником, а значит, ей всё ещё предстояло многое узнать. Гермиона с грохотом уронила книгу и сумку на стол и развернулась:       — Я знаю, что ты хочешь моей смерти, Малфой, но я не думала, что ты намереваешься раздражать меня, пока я не отключусь, — огрызнулась она, скрестив руки.       Он поднял брови, имея наглость при этом выглядеть шокированным.       — Что меня выдало? — насмехнулся он. Малфой шагнул ближе к столу, опустив взгляд на старый фолиант. — Я здесь не для того, чтобы затевать перепалку, Грейнджер.       — Тогда я предлагаю тебе сделать нам обоим одолжение и уйти!       Любимое место давало ещё одно преимущество. Большое арочное окно пропускало солнечный свет, освещая пространство.       Не отрывая глаз от книги, Малфой открыл свой портфель и порылся в нём, пока не вытащил свёрнутый кусок пергамента. Он подбросил его, покрутил, а затем положил поверх «Мифических существ».       — Снейп сказал, что это последнее предупреждение. Он снимет баллы с факультета, если ты снова превысишь лимит слов.       — Не было никакого лимита! — простонала она. — Только минимум. Я проверяла дважды!       Он пожал плечами и развернулся, пока его взгляд блуждал по помещению. Пылающий оттенок полуденного солнца окутал Малфоя своим светом, и Гермиона засмотрелась на то, как лучи играют на светлых прядях. Она наблюдала за тем, как он направляется к выходу, а красновато-оранжевые оттенки, отражаясь от светлого лица, превращают его в композицию из сверкающего золота. Как ни странно, золотой ореол подходил ему гораздо больше, чем уже привычный холодный, металлический зелёный цвет. Гермиона тряхнула головой, чтобы отогнать столь странные и навязчивые мысли. Она схватила эссе, желая разобраться с ним.       Оно пустое. Это не её эссе.       Гермиона опустилась в кресло, нахмурив брови. Пустой пергамент скрывал лист бумаги, который выглядел так, словно был наспех вырван из другой книги. Она нерешительно взяла его за уголок, ожидая какого-то проклятия. Но ничего не произошло. Большую часть страницы занимал крупный устрашающий рисунок чешуйчатого змееподобного чудовища с обнажёнными клыками. Гермиона изучила её, пропустив через себя массу информации. Взгляд упал на написанное от руки в углу одно-единственное слово: «Василиск».       Гермиона буквально выбежала из библиотеки, крепко сжав в одной руке листок, а в другой — наспех наколдованное зеркало. Но так и не добралась до места назначения. На самом деле, Гермиона уже должна была привыкнуть к своему невезению. По мере того, как жёсткий пол приближался, а тело становилось настолько твёрдым, что могло соперничать с камнем, она вспоминала надпись, написанную элегантным почерком слишком знакомого изумрудно-зелёного оттенка.

***

      Имея за плечами двухлетний опыт учёбы, Гермиона чувствовала себя уверенно на третьем курсе; возможно, даже слишком уверенно. Она была убеждена, что этот год подарит ей немного тишины. Год спокойствия, в течение которого она сможет сосредоточиться на учёбе и исследованиях. Записаться на все предметы в Хогвартсе, возможно, было слишком амбициозно даже для неё, однако до сдачи СОВ оставалось всего два года. Гермиона долго размышляла над выбором дисциплин, но так и не пришла к удовлетворительному решению, не желая рисковать пропустить что-то, что могло бы пригодиться в будущем. Маховик времени стал тяжёлой ношей, запрятанной под школьной мантией.       Гермиона вздохнула, достав учебник по Древним рунам. До начала первого урока было ещё несколько минут. Кабинет заполнился приглушённым бормотанием сонных студентов, тихо обменивавшихся сплетнями, которые изредка прерывались случайными зевками. Это был приятный вид шума, успокаивавший чувства в ранние часы. С течением дня пляшущие оттенки становились всё более яркими, а неистовая лихорадка чаще всего оставляла в тяжёлом напряжении и с неприятной болью между глазами.       Дополнительная нагрузка, конечно, никак не облегчала жизнь, но Гермиона не могла заставить себя пожалеть об этом. Ну, кроме Прорицаний, подумала она с нарастающим весельем. Серьёзно, Трелони следовало бы найти другую работу. Гермиона была уверена, что той бы больше подошёл театр — или, может, балет, учитывая то, как она вышагивала по захламлённому классу, выписывая руками большие дуги. В помещении чрезмерно пахло жасмином и всевозможными благовониями, которые могли прийтись по вкусу только профессору. Зыбкая лаванда её причудливых гаданий наскучила Гермионе до слёз.       Хлопок книг об общий стол сообщил о появлении её напарника. Ей ужасно не повезло, что из всех студентов именно она оказалась с Малфоем. Гермиона пыталась найти предлог, чтобы выпутаться из этой ситуации, но профессор была непреклонна. Её самые способные ученики должны были научиться мирно взаимодействовать — и на этом всё.       Гермиона уставилась на Малфоя, попытавшись отодвинуться как можно дальше. Она скрестила ноги, сделав вид, что не заметила, как он опустился рядом, выглядя почти таким же несчастным, как и она сама. Гермиона не понимала, почему Малфой казался таким измождённым, ведь это не он жонглировал тремя разными расписаниями. Он потянул за галстук и ослабил его, а затем, ворча, достал свои перья.       — Ты закончил свою половину задания? — спросила Гермиона.       — Конечно, чёрт возьми, я закончил, — он откинулся назад, вытянув ноги перед собой, пока они не заняли пространство под стулом Сьюзен. За лето Малфой прибавил пару дюймов и теперь возвышался почти над всеми мальчиками в классе. Очевидный недостаток роста раздражал до глубины души: ещё одна вещь, которую можно добавить в постоянно растущий список Гермионы.       — О, я не ожидала после этой твоей травмы, — она пожала плечами.        — Я так рад, что ты беспокоишься обо мне, Грейнджер.       Гермиона не хотела признаваться в этом, но она была немного напугана. Наблюдение за тем, как Хагрид уносит его обмякшее тело, потрясло её сильнее, чем хотелось бы, хотя она вряд ли знала причину.       — Должно быть, это нелегко — разыгрывать представления и выполнять всю работу.       Он нахмурился:       — Я знаю, ты привыкла к этому своему Уизелу… — её сердце пропустило удар, — но не ставь меня в один ряд с ним. Моя работа безупречна.       Кончики ушей пылали, и Гермиона тряхнула головой, пытаясь скрыть волосами внезапно покрасневшее лицо.       — Он не мой, — пробормотала она, чопорно скрестив ноги и сложив руки на коленях.       Малфой моргнул.       — Салазар, ты не можешь быть серьёзной, — выдохнул он. Она подняла голову, чтобы встретить его взгляд.       В этом году его цвет снова изменился. Гермиона какое-то время наблюдала за остальными однокурсниками: пара разных оттенков в зависимости от времени суток и дня недели не были чем-то странным. Однако Драко Малфой казался той самой змеей, которую он с гордостью носил на своей школьной мантии; он сбрасывал кожу и каждый год менял свой цвет. Она и так слишком долго привыкала к металлическому оттенку, а теперь он ещё и стал более игривым.       — Серьёзной насчёт чего? — она старалась оставаться равнодушной, но вздрогнула, когда голос оказался более высоким, чем обычно.       Он покачал головой и изобразил на лице знакомую усмешку, откинув голову назад в напыщенной демонстрации высокомерия.       — Как замечательно, — сказал он, с издёвкой растягивая слова.       Пастельный зелёный цвет затуманивал зрение, и Гермиона наблюдала, как узор отдаляется и смешивается с унылой болтовней в классе. Кремовая тень окутывала Малфоя, но Гермиона не знала, что такой красивый тон мог сопровождать столь резкие слова.       Профессор Бабблинг вбежала в кабинет, бормоча извинения за опоздание. Гермиона смотрела, как Малфой открыл записи и осторожно макнул перо в чернила. Она притворилась, что не узнала этот особый оттенок изумруда; притворилась, что витиеватый почерк — всего лишь совпадение. Если Малфой не собирался сам давать объяснения событиям прошлого года, то и она, конечно, не станет требовать этого.

***

      — Гермиона, ты слушаешь? Почему тебя не было на Заклинаниях? — спросил Рон, спрыгнув со ступенек, пока они направлялись к маленькой хижине Хагрида. Гермиона резко остановилась, мысленно перебирая задачи на день.       — Что? О нет! — пискнула она. — Я забыла пойти на Заклинания!       Гарри обернулся, нахмурив брови.       — Ты в порядке, Миона? Мне показалось, что я только что услышал, как ты сказала, что забыла пойти на урок.       — Я не верю! — завопила она. — Профессор Флитвик был зол? Это всё Малфой, я думала о нём и забыла! — она не могла поверить в наглость этой носатой змеи. Гермиона уже начала думать, что между ними что-то завязалось… Не дружба, но что-то.       Когда им удавалось найти компромисс, они становились довольно продуктивной командой. В том, что им пришлось работать вместе, были и некоторые плюсы: например, её не так часто ругали на Зельях. Гермионе не приходилось тратить время на то, чтобы объяснять ему что-то. Он не отставал от неё, и они работали в тандеме — каждый из них делал вид, что напарника не существует. Гермиона научилась ценить тишину и крупицы покоя без постоянного потока шума.       — Точно, Гарри, ты прав. Надо отвести тебя в лазарет. У Помфри наверняка есть зелье, которое поможет очистить твои мысли от этого чёртового урода.       Однако узнать, что этот самый компетентный партнёр только что превзошёл тебя по нескольким предметам, было определённо неприятно. Ещё хуже было узнать, что Малфой оказался виноват в страданиях Хагрида, убитого горем из-за того, что Клювокрыла собирались казнить.       Малфой вёл себя нагло, как и всегда. Он не выглядел настолько израненным, когда Гермиона на днях заметила его лениво кружащим по квиддичному стадиону. Это, конечно, искажало картину «дикого чудища» и «тяжёлых травм».       — Мой отец узнает об этом, — изобразил Гарри гнусавым голосом. — Знаете, я наконец-то понял, откуда у Малфоя это. Гнилое яблоко от мерзкой яблони недалеко падает.       Она могла бы поспорить, что Люциус Малфой был тошнотворного цвета, худшего и самого уродливого из всех существующих грязно-зелёных оттенков. Ко всему прочему, она пропустила Заклинания! Это, несомненно, нарушит её расписание… Чёрт возьми.       — Лёгок на помине… — пробормотал Рон, заметив притаившегося у дерева Малфоя с Крэббом и Гойлом под боком. Гермиона наблюдала, как он гогочет и смеётся, получая явное удовольствие от страха Клювокрыла.       — Посмотрите, он разревелся, — впервые с того инцидента во дворе Малфой извергнул слова уродливым месивом. У Гермионы к горлу подкатила желчь. — Подумать только, и это наш учитель!       Её охватила такая необъяснимая жгучая ярость, что ноги сами понесли к нему прежде, чем разум успел осознать это.       Гермиона наступала прямо на Малфоя, пока её глаза пылали гневом. Она достала свою палочку и остановилась в миллиметрах от его угловатой челюсти. После этого всё было как в тумане. Угроза и жалобное хныканье. Гермиона была уверена, что вырвавшийся у него писк доставил ей больше удовольствия, чем все те моменты, когда заклинание получалось с первой попытки.       — Он того не стоит, Гермиона! — услышала она голос Рона. Может, и не стоит, но она устала всегда быть голосом разума. Подняв руку, Гермиона собрала всю силу, на которую только была способна, и влепила Малфою пощёчину. В её глазах блеснуло удовлетворение, когда он, пошатываясь, попятился.       Гермиона сделала бы это снова — ударила его, а может быть, и пнула для убедительности, но Гарри и Рон навалились на неё сверху и потащили прочь. Когда она пыталась вырваться из их хватки, ей удалось поймать взглядом голову с бледными волосами и пастельно-зелёный цвет, которые исчезали в направлении подземелий.

***

      Две невинные жизни были спасены. Ещё один год ускользнул сквозь пальцы, и Гермиона вряд ли знала, сколько их ещё у неё будет, учитывая, как всё складывалось. Она потеребила траву перед собой и подтянула ноги к груди. Положив подбородок на колени, Гермиона наблюдала за медленными волнами Чёрного озера, сидя в тени у его берега. Она была истощена.       Возвращение маховика времени ощущалось так, словно с её плеч свалился тяжёлый груз. Сделать это было труднее, чем она ожидала, — признать, что что-то находилось за пределами её возможностей. Это чувство не давало покоя и тревожило.       Шелест сухих листьев, хрустевших среди упавших веток, оповестил о чьём-то появлении.       — Неужели он ушёл, Гарри? Профессор Люпин действительно уезжает? — спросила Гермиона, не глядя на человека.       — Не нужно так удручённо говорить об увольнении зверя, — произнёс голос, который точно не принадлежал Гарри. Гермиона вскинула голову и схватилась рукой за бок в попытке найти свою палочку.       — Экспеллиармус! — древко полетело в руки Малфоя, и его изящные пальцы обвились вокруг лозы. — Вы, гриффиндорцы, всегда так быстро прибегаете к насилию.       — Нам бы не пришлось, если бы вы, змеи, не были такими скользкими гадами, — огрызнулась Гермиона, не сводя с Малфоя глаз, пока он шёл к дальнему концу простого наколдованного пледа.       — Следи за языком, гряз…       — Закончишь это предложение, и, уверяю, я сломаю тебе нос. Ты знаешь, что для этого мне не нужна палочка.       На этот раз Малфой не стал продолжать; возможно, из-за того, что он заметил её плохое настроение. Он просто опустился на мягкую траву и устроился поудобнее, скрестив ноги.       Молчание затянулось, и его тревожное напряжение наполнилось… чем-то. Гермиона снова погрузилась в созерцание озера, изредка поглядывая на Малфоя краем глаза.       Прошло много времени, прежде чем он соизволил заговорить:       — Как ты это сделала?       Она следила за тем, как слова покидают его губы и облако приглушённого зелёного цвета заполняет воздух.       — А?       — Посещала все предметы в этом году, даже если в итоге бросила Прорицания…       — Прорицания просто шутка, это даже не настоящая…       — Вполне настоящая, просто ты в этом дилетант.       — …магическая теория, лежащая в основе предмета, не…       — Оставь это, Грейнджер. Ответь на этот чёртов вопрос.       Она пожала плечами, прислонившись спиной к стволу дерева.       — Я просто умею распоряжаться своим временем.       — Ты никудышная лгунья, Грейнджер. Я знаю, что Нумерология и Трансфигурация стоят в одно и то же время. Ты не могла быть на них, потому что была со мной на Рунах. Мне нужны ответы.       — Ответы? — фыркнула она. — Да, я тоже хочу получить ответы. Ты до сих пор не объяснил тот случай с эссе.       Его челюсть напряглась.       — Какой случай с эссе?       Гермиона встала, отряхнув одежду от травинок и грязи.       — Я не одна из твоих дружков со Слизерина, Малфой. Не делай из меня дурочку, — она протянула руку ладонью вверх. — Хотя я удивлена, что ты заметил это. Даже Гарри не заметил, понимаешь?       Он рассмеялся — это не ухмылка или насмешка, а искренний смех. Бледно-жёлтый цвет весеннего утра выбивался из ряда оттенков зелёного, к которым она так привыкла.       — Поттер едва замечает бладжер, когда тот попадает ему прямо между глаз.       Малфой тоже встал, вернув ей палочку. Гермиона бы упрекнула его за это высказывание, но она отвлеклась, потому что глаза всё ещё пытались привыкнуть к вспышке шокирующе яркого цвета. Это было так не похоже на него. Это была практически противоположность тому, чего она от него ожидала.       — Тебе следует чаще смеяться, — непроизвольно вырвалось у неё, и она тут же убрала палочку. Гермиона быстро повернулась, чтобы вернуться в замок. Её лицо пылало; очевидное смущение от незапланированного признания подкралось к позвоночнику. Она чувствовала на себе прожигающий взгляд Малфоя всю дорогу, но не смела обернуться.