Под серпом луны

Она шла оперевшись на него и еле переставляя отёкшие ноги. Живот был крупным и широким и буквально тянул ее к земле, а дети внутри беспрерывно пинались. Он положил свою большую ладонь на ее живот: - Угомонитесь, - ласково сказал он, поглаживая разбушевавшееся потомство, - маме и так тяжело… Она тяжело вздохнула и положила свою ладонь поверх его: - Все хорошо. Они постоянно так делают во время прогулки, - она крепко сжав его руку, посмотрела прямо в его глаза и улыбнулась: - такие же резвые, как и папа… Небо зарделось розовыми полосами, предвещая скорый закат, а на улице пахло сливами. Гютаро был облачен в чёрное кимоно, с неизменно торчащим сбоку серпом: только новым и более наточенным. Она шла подле него, облачённая в шелковую юкату и позволяя ветру играть с ее распущенными волосами, и наслаждалась тёплом весеннего воздуха. Уме подготовила горячий ужин из угря, щедрой порции риса и супа с креветками и, выглянув наружу, позвала всех есть: - долго вы ещё? Еда стынет! - недовольно прокричала она, сложив руки рупором, - не хотите есть сами, подумайте о моих племянниках! Они уже наверняка проголодались, - голос ее становился все раздражительнее, и Гютаро засмеялся, осторожно подхватив свою девушку на руки: - поторопимся, пока новоиспеченная тетка не сорвала голос, - он бережно сжал ее в своих руках, - не хочу обнаружить в своём супе мокрицу в качестве наказания. - он поморщился, вспомнив как уплетал их в детстве, когда побирался на улице - Да, мне она точно ничего не подложит, пока я не рожу, - хихикнула она, крепко прижавшись к нему своим телом и невольно выдохнула, почувствовав его горячее дыхание на своей коже, - сегодня ты же никуда не уйдёшь? - Сегодня нет. Сегодня я дома, - они подошли к дому, минуя огромный сад из бонсаев и вишни, среди них особо выделялись два высоких бонсая, один со спутанными и искривлёнными ветками и ещё один изящный и стройный. Те самые бонсаи, что когда-то стояли на входе в ветхое жилище Уме и Гютаро, были пересажены в землю и больше не должны были ютиться в тесных горшках. Он бережно опустил ее на пол, - а что такое, моя девочка? - я просто… Мне уже так тяжело мыться самой… - она покраснела, будто бы они не делали этого раньше. Он ухмыльнулся и прижал ее к себе, положив ладонь на живот: - моя девочка хочет, чтобы я ее помыл? Она протяжно выдохнула и смущенно улыбнулась: - да, мой Господин… - она положила свои ладони на его грудь и подняла уже затуманенные желанием глаза на Гютаро. Чувствовать как его потомство растёт в ней и растягивает ее матку было наивысшим наслаждением, но ей так не хватало его в последнее время, особенно учитывая, что он не посвящал в свои дела ни Уме, ни ее. Дела их стремительно пошли в гору за эти несколько месяцев и Гютаро даже выкупил Уме из публичного дома, перевезя их обеих в небольшое поместье с собственным садом. Дело с убийством приемных родителей замяли, так как они оказались огромными должниками района квартала красных фонарей, а жилище списали под собственность одного из публичных домов. Шрамов на теле Гютаро стало больше, а в глазах появился звериный блеск, но с Уме и с ней он был как обычно ласков и добр. И лишь во время сношения она чувствовала, что что-то жуткое и пугающее поселилось в нем, разрывающее остатки человечности и жалости. Когда она хотела поговорить, он лишь отшучивался и улыбался, прижимая ее к себе: - Тебе все кажется, малышка, - он нежно гладил ее по голове, - я счастлив. Ты и Уме в безопасности и все ваши капризы выполнимы. Что мне ещё нужно, - он зарывался своим носом в ее волосы и вдыхал лёгкий запах ванили, исходящий от них. Она надувала губки, понимая что он многого не договаривает, но не смела давить. Она видела, что пятна покрыли большую половину его тела, а по ночам он по-зверски кому-то угрожал, смеялся и размахивал руками, словно в них был серп. Она знала, чего ему стоит их покой и благосостояние, ведь он продолжал быть коллектором и насколько она и Уме знали, возглавил одну из преступных организаций. Именно поэтому окружающие вдруг стали такими дружелюбными и учтивыми по отношению к ним. Это пугало и настораживало, ведь лица некогда злых к ним людей оставались прежними, от чего их улыбки казались коряво нарисованными линиями поверх изломанных злобой лиц. Но ее это не сильно волновало, ее больше заботил Гютаро, ведь она любила его и носила его детей, что так щедро заполонили ее нутро и каждый раз, когда он уходил, ей оставалось лишь молиться, чтобы он вернулся и как обычно прижал ее к себе под серпом луны