Под серпом луны

Голубое небо с небрежными мазками облаков полотном повисло над горным хребтом, простирающимся далеко за горизонт. Зелёное, голубое, розовое — мягкие оттенки оттепели, что неназойливо, аккуратными стежками вплетались в безобразную, потрепанную канву бедных улиц Ешивары. «Как что-то настолько прекрасное может так естественно обрамлять нечто столь неприглядное?» — проносилось у неё в голове, пока она шла вдоль узких улочек, неспешно перебирая ногами в неудобных дзори и нет-нет спотыкаясь о мелкие камни. Здесь всегда пахло людскими нечистотами и тухлой рыбой, что, тем не менее, хорошо расходилась среди местного населения. Даже рыбьи головы, считались деликатесом, а любопытно выпученные темные пуговицы рыбьих глаз, жадно обсасывались голодной детворой, пока неприятная горечь не сменялась на пресный привкус собственной слюны. Кимоно сжимало ее в талии и она задавалась вопросом, виден ли ее живот, несмотря на туго затянутый пояс. «Какая разница, — она продолжала идти, не оглядываясь назад, все дальше от публичного дома, пропитанного похотью и болью. Дальше от приёмных родителей, что трясли ее, словно старый кошелёк, в надежде вытряхнуть очередную йену из потрёпанных закромов. Дальше от него. От его запаха, что напрочь впитался в ее кожу, волосы, душу. От его глаз, чей взгляд пробирал ее до мурашек, выворачивая наизнанку и огнём распаляя глубины ее души. Она не могла позволить трагедии произойти в этот раз. Рукой она погладила живот: «Не бойся, в этот раз тебя не отнимут у меня. Никто не отнимет». Остановившись возле торговки старым шмотьём, она потянулась во внутренний карман и высунула оттуда небольшой мешочек с монетами. Она слегка тряхнула мешочек и удовлетворенно выдохнула, услышав звон клацающих монет. Должно хватить. Тех денег, что оставил ей Гютаро, должно хватить на первое время, пока она будет искать работу. В этот раз она сможет найти что-то получше, учитывая ее недавно приобретённый навык каллиграфии и элементарное умение держать кисть. Она сможет писать таблички для фамильных поместий, это не сложно, учитывая, что наибольшее количество кандзи она уже освоила. Написать «Такахаши ичизоку» — поместье семьи «Такахаши» представлялось ей гораздо более легкой задачей, нежели торговать своим телом. И пусть ее просят переписывать одно и то же денно и нощно, движения кистью руки по полотну выматывают не так, как безобразное соитие с незнакомцами. Торговка шмотьем цокнула в ее сторону, потерев заплывший глаз: — Стоишь, звенишь баблом, идиотка. Да ещё и в неплохом кимоно, — прогавкала она осипшим голосом, — не была б беременной, забила бы. Кыш отсюда! — она дернулась в ее сторону, чуть не опрокинув собственную стойку. Девушка сглотнула и поспешно сдвинулась с места, свернув за ближайший закоулок. Дыхание сперло, а сердце лихорадочно колотилось в груди, с шумом гоняя кровь по венам. Она поймала себя на мысли, что устала быстрее чем обычно, а в желудке начало жалобно урчать. «Боже, — внезапное чувство собственного бессилия накрыло ее, — как я собираюсь выхаживать себя и ребёнка в этом злосчастном месте?!» неприятное осознание того, что ее, как незащищенную единицу общества, в любой момент могут ограбить или убить, горечью осело на языке. Слёзы собрались в уголках глаз и она подняла глаза в небо, что стремительно начало затягиваться тучами. Погода тут была изменчивой: ясный тёплый день мог капризно надуться серыми облаками в одно мгновенье, дождем и ветром подминая траву к земле. Она  прижалась спиной к бамбуковым воротам и прикрыла глаза, чувствуя как мелкие капли начали падать ей на лицо, щекоча веки и скатываясь по щекам вниз. — Далеко собралась? — знакомый голос вывел ее из собственных мыслей и она открыла глаза. Гютаро стоял перед ней, скрестив руки на груди и немного недовольно осматривая ее с ног до головы.