Под серпом луны

Он приблизил истекающий спермой член к ее лицу, пошлёпав им по щекам слегка потерянной девушки. В нос ей ударил резкий запах, но она лишь покорно открыла рот, впуская его внутрь. Он закинул голову назад и выпустил протяжный стон, чувствуя как она начала водить по его уретре языком, собирая остатки спермы и всасывая его в себя поглубже, от чего перед глазами у него забегали мурашки: — Умница, — он погладил ее по голове, — тщательно промой меня своим язычком — она чувствовала легкий горьковатый привкус вперемешку с его выделениями и спермой и почувствовала как внизу живота стало ещё тяжелее. Теснота комнаты, тусклый красный свет и запахи их разгоряченных тел пьянили и размывали грани дозволенного, впуская сладкие пороки в их чресла, заставляя забыть об остальном мире. Она мычала и елозила на футоне, пока он остервенело вбивался в ее рот, упираясь ей то в одну, то в другую щеку, помеченную укусом. В какой-то момент, он оторвался от ее рта и сел на корточки, бережно взяв в руки ее лицо. От такого контраста, электрический ток пробежался вдоль ее спинного позвонка: — Хорошая девочка. Такая послушная, — он смотрел в ее глаза, в которых плясали красные огоньки, затем провёл большим пальцем по укусу на щеке и переместился к припухшим от страсти губам, — делаешь все, чтобы ублажить меня… — не выдержав, она сама потянулась к нему за поцелуем, и он, в ответ, буквально вгрызся в неё своими губами, переместив руки на ее мягкую грудь. Соски стали чувствительнее и она таяла от того, как он с ними играет. Не выдержав ее тихих постанываний, он опустился ниже и вобрал в рот один из сосков, всасывая его словно младенец, покусывая и водя языком вокруг чувствительной кожи. Она своими руками прижала его голову ещё ближе, так, что он слышал стук ее сердца. Оно стучало в два раза быстрее и он почему-то вспомнил, как его матери определили беременность по учащённому пульсу, после чего на свет появилась Уме. Какая-то легкая грусть накатила на него, пока он играл с ее грудью, представляя как это будет делать его дитё, питаясь ее молоком и вытягивая соски под своё удобство. — Гютаро… любовь моя… — она подрагивала в его мощных руках, продолжая впиваться руками в его спутанные волосы, — прошу, возьми меня… Он, причмокивая, нехотя оторвался от ее соска и поднял на неё свои глаза, обвив свои руки вокруг ее тонкого стана: — Нетерпеливая маленькая шлюшка… — он и сам уже еле сдерживался, чувствуя как его член разрывается от желания и густо истекает соками, — с другими мужиками ты тоже такая, да? — он повалил ее на футон, коленом раздвинув ноги, — просишь чтобы твою грязную пиздёнку побыстрее трахнули? Она закусила губу от обиды: его слова шипами впивались ей в сердце: — Да… — тихо ответила она, — когда представляю тебя вместо них… — она всхлипнула, смотря мокрыми от слез глазами прямо на него, видя его лёгкую растерянность, — только так я не схожу с ума… Он промолчал, слегка потупив взор и чувствуя, как ее руки потянулись к его лицу и бережно легли на щёки: — Только мысли о тебе держат меня в этом мире… — голос ее дрожал, словно огонёк свечи на ветру, порываясь разлиться плачем по тусклой комнате, — твой запах, твои губы, глаза… — она пропевала фразы, смакуя глазами его черты. Нежные тонкие пальцы обвели контур носа, затем прошлись по припухшим губам и наконец коснулись тёмных пятен под глазами, — бери меня жестоко. Бери меня так, как никто другой…. — она вдруг взяла его руку в свои и поместила ее у себя на шее, чувствуя как широкая мужская ладонь полностью накрыла поверхность ее кожи, впитывая ее тепло и пульсацию, — убей если хочется… только прошу… — слезинки скатились вдоль ее щек, пока она сжимала свои руки на его, — не оставляй меня… — она не отрывала от него своих глаз, полных слез, и широко развела ноги, предоставляя его взору своё сочащееся лоно. Хватка Гютаро на ее нежной шее стала сильнее, на руке слегка выступили вены, а глаза затянуло поволокой. Второй рукой он приставил головку члена к ее влагалищу и начал медленно вогружать в неё свою тяжесть, чувствуя как жадно она его всасывает вязкой влажной топью. Он хотел утонуть в ней, раствориться и стать одним целым, так, чтобы забрать прочь ее боль и слёзы и заставить забыть обо всем, что мучило и терзало ее по ночам. Только он может мучить и терзать это хрупкое, нежное тело, только он один может вкушать и глотать ее стоны и слёзы. — Аах… — она закатила глаза, когда он вошёл в неё на всю длину и упёрся в матку. Ее руки остервенело сжимали и гладили его огромную руку, плотным ожерельем сжимающую ее тонкую шею, и преданно посмотрела в его глаза, ощущая как он разбухает и сдавливает ее изнутри. Гютаро прильнул к ней своим телом, не ослабляя хватки, и пристроил вторую руку на ее мягком бедре, размеренно двигаясь внутри неё. Он уткнулся головой ей в шею, макушкой подпирая укушенную щеку, от чего ее неприятно засаднило, но она, казалось, не чувствовала и не замечала этого, полностью охваченная жаром его грубых толчков. Гютаро поднял голову и зарычал, жадно впившись в ее губы и пропуская глубоко в ее рот свой массивный язык. Она стонала и он залпом проглатывал эти стоны, чувствуя как они разливаются вибрацией по стенкам его рта. Остервенело зарываясь во влажное тепло ее влагалища, он прижал ее к себе ещё крепче и он, чувствуя что на грани, вдруг вышел из неё и шлепком по заднице приказал перевернуться на живот. Она встала на четвереньки, чувствуя, как дрожат ее ноги, и сделав усилие, прогнулась в спине, призывно выставляя зад, поблескивающий от их выделений. Он схватил ее за бёдра и по-хозяйски придвинул к себе, уткнувшись членом в ее анальное отверстие. Она дернулась от неожиданности и попыталась отодвинуться в сторону, но руки Гютаро крепко держали ее в одной позе, пока он членом размазывал собранную смазку по ее сфинктеру: — Не бойся, малышка, — он переместил одну руку к ягодице, осторожно ввёл большой палец в ее анус и начал поступательные движения, расслабляя мышцы. Она заскулила, хотя ощущение боли уже притупилось. Ещё сильнее прогнувшись в спине, она закусила губу и начала подмахивать ему задом. Неважно, куда он проникал и что он с ней делал: все отзывалось в ней наслаждением. Он ухмыльнулся: — Славная сучка, — он потихоньку высунул палец и, со звоном шлёпнув ее еще раз, приставил член ко входу. Она инстинктивно сжалась: одно дело принимать его палец, что тоже достаточно крупный, но совсем другое — его массивный член. Даже ее влагалище ещё не до конца приняло его размер, что уж говорить об анальном отверстии. Но Гютаро в исступлении смотрел как сокращается ее анус в пугающем предвкушении проникновения, и чувствовал, как что-то животное начинает закипать в нем. Он пустил слюну ей на сфинктер и начал головкой пробиваться внутрь, ощущая как тесные складки отчаянно выталкивают его обратно. — Расслабься, иначе я тебя порву, — шлёпок снова звоном раздался по комнате и ей не оставалось ничего иного, кроме как прикрыть глаза и подчиниться. Гютаро закинул голову назад в исступлении, и почти рывком проник в неё на треть: она вскрикнула и зарылась лицом в постель. Он посмотрел на ее задницу: головка полностью скрылась за колечком ануса, из которого показались капельки крови. Он сделал ещё одно движение вперёд, проталкивая член внутрь и глухо рыча, от того, как тесно она его сжимает и всхлипывает под ним: — я знаю, малышка, я знаю, — он нагнулся к ней и обхватил рукой ее щеки, прижавшись к ней телом и проникая все глубже, — чья эта дырочка? — он поглаживал ее укушенную щеку, пока она прогибалась под его весом: — Твоя… — выдохнула она сквозь зубы, чувствуя как он рвёт ее на части, из глаз бесконтрольно текли слёзы, но странное чувство наслаждения потихоньку начало примешиваться к боли. — Неправильно, — он подался вперёд, проникнув ещё глубже и больно сжав ее щеки, от чего она взвыла, — мое имя, — прохрипел он ей в ухо, — скажи моя имя — Гютаро… это твоя дырочка, Гютаро. Все мои дырочки твои… — она застонала, чувствуя как он трется о складки ее ануса, наполняя ее до треска. Гютаро замычал от ощущения того, как она начала сокращаться вокруг него и начал потихоньку двигаться в ней. Член вошёл всего наполовину, но он понимал, что большего она просто не выдержит: кожица уже треснула и ее колечко покрылось кровавыми каплями. Он прижался лбом к ее затылку: — Мое… все в тебе мое… — он почувствовал, что скоро кончит и прижал ее сильнее за бёдра так, чтобы она не дергалась, — накачаю тебя до краев, — он прорычал и извергся в ее анус, а она, чувствуя как горячий поток обжигает ее узкие стенки, не выдержала и обильно кончила, по-собачьи высунув язык и заполоняя пошлыми стонами всю комнату.