
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Что если бы Гютаро всё-таки спас Уме от ужасной участи быть сожжённой заживо и их жизнь пошла бы немного под другим углом? В одну неспокойную ночь, под серпом луны, он наткнётся на одиноко прогуливающуюся вдоль улочек юдзё, которой не повезло оказаться зажатой между двумя пьяными самураями. Гютаро и девушке 18 лет. (Так как Уме уже 14, а разница в возрасте у них примерно 4-5 лет)
Примечания
*оби - пояс кимоно
*мисе - японское кафе
*юдзё- проститутка
*хащи - палочки для еды
*канзаши - японская палочка для волос
*сенто - публичная ванная, что-то вроде бани, но без бани :)
Посвящение
Моей запятнанной музе
Первая встреча
08 марта 2022, 08:38
Он появился перед ней: растрёпанный, покрытый плесенью и уличной грязью, размахивая перед обидчиками чуть притупленным серпом. Несмотря на худую комплекцию, он был широк в плечах и имел развитую мускулатуру и умело обращался с тем обрубленным куском металла, что называл оружием. Казалось, любая вещь в его руках превращалась в нечто опасное и такое же грязное, как и он сам, словно бы вся та чернь и боль, которыми покрылись его душа и тело, плесенью перекидывались на все, чего он касался.
— Какие холёные рожи. Наверняка, каждый раз когда заходите в мисе, набиваете свои животы до отвала. — его хрипловатый и жуткий голос мурашками пробежался вдоль ее спинного позвонка, и она благодарила Бога, что обращается он не к ней, а к ее обидчикам. — На дне тарелки наверняка и раменной лапшички не остаётся, когда вы встаёте из-за столов.
— Уродец, а тебе-то что? Пошёл нахер отсюда — один из двоих самураев готов был оголить катану, держа руку на оби. Второй, с рожей земноводного, даже не шелохнулся, заливаясь смехом от вида появившегося перед ними бездомного:
— Да тебе в цирке надо выступать! — он пальцем указывал на его лицо, — с такой внешностью тебя ждёт невиданный успех и тогда ты тоже сможешь нажраться. — самурай перестал смеяться и голос его посерьёзнел, — а теперь не мозоль глаза, пока я не потерял терпение.
Но парень и не думал уходить, приняв ещё более угрожающую позу:
— Привыкли, что все достаётся вам легко и просто. А если получаете отпор, то тут же берёте силой, — он сжал серп сильнее, второй самурай тут же потянулся за катаной, но не успел, так как парень в секунду сократил расстояние между ними и перерезал ему глотку, а затем, ловко замахнувшись, вонзил серп в глаз второго самурая, который даже не успел отреагировать на происходящее и упал замертво. Все его движения были выверенные и точные, словно бы ему не впервой было попадать в подобного рода ситуации. Парень вытащил серп из глаза, придавив голову ногой, словно скотине на убой, а затем повернулся к девушке, что все это время стояла за его спиной: распахнув глаза от ужаса, она даже не могла кричать или двигаться, наблюдая за происходящим месивом. Все это время, стоя за спиной этого безымянного защитника, она не имела возможности увидеть его лица, но из их разговора поняла, что там далеко не самый приятный глазу человек. Сейчас же, когда он наконец повёрнулся к ней лицом, она к удивлению не находила его отталкивающим: аккуратные черты лица, тёмные миндалевидные глаза, поддетые поволокой усталости и отчаяния и темные пятна, водяным узором расползшиеся по лицу и груди. Спутанные, грязные волосы и поломанные зубы больше вызывали жалость, нежели отвращение, и она буквально почувствовала как к глазам подступили слёзы от осознания того, что у этого человека нет возможности хотя бы изредка пользоваться водой и другими элементарными благами. Она тут же вспомнила о том, с какой жадностью и завистью он говорил о простой тарелке рамена, что подтвердило ее догадки. Он обтер окровавленный серп о подол своего старого халата-кимоно:
— что стоишь? Беги отсюда, — он безумно оскалил зубы, будто пытаясь напугать ее, но к его удивлению, ни страха ни омерзения на ее лице он не увидел.
— спасибо… — протянула она, наконец собравшись с силами и подойдя чуть ближе, чтобы он услышал. Она словно плыла, освещённая светом луны, и он слегка затаил дыхание, заворожённо смотря на впервые заговорившую с ним молодую девушку. — я просто хотела сказать… я не… я не хотела, чтобы все так вышло… — плечи ее задрожали и она упала на колени, закрыв лицо руками, — я не хотела, чтобы кто-то пострадал…
Он в изумлении смотрел на девушку, которая оплакивала своих потенциальных насильников, и даже возможно убийц и не понимал иронии происходящего: вряд ли эти самураи оплакивали бы ее также. Максимум, оставили бы себе на память ее канзаши или кусочек разорванного кимоно. Он знает. Он знает, каким жестоким этот мир может быть по отношению к людям, и чем наивнее ты в этом мире, тем больше вероятности того, что живым и невредимым ты отсюда не выберешься. Он помнил, как его сестрёнку чуть не убили из-за того, что она позволила себе дерзость защитить свою честь и честь брата и выколола глаз самураю. Если бы он подоспел на минуту — другую позже, все было бы конечно. Они были бы кончены. Именно поэтому он не понимал, как будучи жительницей улицы красных фонарей, эта девушка могла быть столь наивной. Он подошёл к ней и сел на корточки, от чего подолы его халата-кимоно разошлись, оголяя мощные колени:
— слушай, не знаю кто ты, но оплакивать этих свиней точно не стоит, — он осторожно положил свою широкую мозолистую ладонь на ее и мягко потянул, заставляя девушку открыть заплаканное лицо. Он удивился своей же дерзости, когда делал это, ведь до этих пор единственной девушкой, которую он касался, была Уме — его сестра. И то, это были чисто братские порывы поправить ей выбившиеся прядки или протереть лицо. Но тут, тут была абсолютно незнакомая перед ним девушка, которая от чего-то не противилась его действиям. Лицо ее чуть припухло от слез, но она была все также очаровательна, от чего у парня перехватило дыхание: он даже слегка отодвинулся от неё, чтобы не спугнуть и чтобы она не заметила его смущения. Девушка обтерла слёзы руками:
— Простите, — все ещё дрожащим голосом выдавила она, пытаясь успокоиться, — вы спасли меня, а я тут реву.
Он молчал: кто-то впервые обращался к нему так уважительно и благодарно, несмотря на его облик. Она коснулась его руки, и снова это простое движение веточкой молнии прошлось по его телу. Он не совсем понимал, что с ним происходит, но это чувство наполняло его рот слюной и он решил, что это видимо как обычно из-за голода.
Девушка, чуть потупив взор и не убирая своей руки с его, продолжила:
— Если вы не против, в знак благодарности я хотела бы угостить вас и предложить ночлег. если конечно… если конечно, это вас не обидит. — она жила со своими приемными родителями, которые, по стечению обстоятельств, были сейчас вне города и оставили ее одну. В доме были неплохие условия, но абсолютно не было любви по отношению к приемной дочке, которая ко всему прочему была полукровкой и иногда ей казалось, что они удочерили ее, чтобы куда-то скидывать свою животную потребность в жестокости. Но помимо этого полукровка приносила неплохой доход, так как считалась экзотикой на улице красных фонарей, и приемные родители это понимали и старались не травмировать ее видные места. Парень растерялся и не совсем понимал, действительно ли она имеет это ввиду или так жестоко шутит. Но она не была похожа на тех девушек, которые любили над ним издеваться. В ней была какая-то природная мягкость и доброта, с которой он не сталкивался по сей день.
— Хорошо. — только и смог выдавить он и поднялся с корточек. Девушка тоже встала с колен, поравнявшись с парнем и лишний раз убедившись, какой красивый у него профиль, когда он в какое-то мгновение отвернулся в сторону:
— А как вас зовут? — спросила она смущенно, словно спрашивала что-то очень личное
— Гютаро, — протянул он, слегка улыбнувшись и что-то в ее сердце дрогнуло, теплом разливаясь в груди.
Придя в потрёпанную временем, но крепкую коминку, девушка тут же побежала разогревать воду, предложив гостю удобно устроиться на татами. Гютаро чувствовал себя грязным пятном в чистой комнате и слегка съёжился, словно бы пытаясь сделать своё присутствие менее заметным. Она положила ему большую тарелку риса и налила мисо-суп, от чего у парня тут же потекли слюни и он еле сдержался, чтобы не наброситься на еду:
— спасибо, — тихо сказал он, а она, чувствуя его смущение, решила удалиться:
— пойду подготовлю ванную. Вы должно быть очень устали после всего, что произошло.
Он молча кивнул головой и она вышла из комнаты. В этот момент он жадно набросился на тарелку с рисом, тут же запивая ее супом мисо, совершенно забыв про хащи, что девушка положила ему рядом с едой. Он буквально слизал остатки пищи с посуды и впервые за долгое время почувствовал себя сытым. Теперь он понял, что вымотался. Чувство сытости потихоньку начало оголять остальные потребности.
В это время девушка, сняв кимоно и оставшись в сорочке, наливала разогретую воду в большие деревянные ведра, помешивая ее руками до нужной температуры. Когда она думала о госте в соседней комнате, странное чувство волнения проносилось по ее телу, раскаляя кровь. Его мышцы, Вены на больших руках, красивые линии ключиц с тёмными пятнами на них отзывались в ней чем-то постыдным, чего она не испытывала по сей день, несмотря на то, что имела неоднократный опыт совокупления с клиентами. Но с ними все было иначе: они покупали, она давала и затем остервенело смывала их с себя в сенто. А тут все было совсем иначе, и она не совсем понимала, что это было за чувство. Наконец, доведя воду до нужной температуры, она вернулась к гостю, намеренно ли случайно ли забыв надеть кимоно.
— Гютаро сан, — обратилась она к задремавшему на татами гостю, но тот, сражённый накопившейся за день усталостью, не слышал ее. Она вновь невольно залюбовалась им, несмотря на его пресловутое «уродство»: жилистые руки покоились на его животе, дыхание его было сбивчивым неспокойным, а лицо, когда он спал, даже казалось красивым, потому что чуть пожелтевшие от тяжёлой жизни глаза были прикрыты. Она села рядом с ним на колени и коснулась его плеча:
-Гютаро сан, — чуть громче сказала она, слегка тормоша его за плечо, — просыпайтесь, вода стынет, — он наконец раскрыл глаза, слегка щурясь от света, и увидел перед собой девушку в кремовой сорочке. Он сглотнул: за тканью угадывались аппетитные формы и сейчас она сидела перед ним в таком виде, словно ягнёнок на заклание. Взгляд его помутнел, и она слегка смутившись, предложила проводить его в ванную. Он с силой подавлял в себе желание схватить ее и вцепиться губами во все ее мягкие места, пока она шла впереди, и гадал, специально ли она появилась перед ним в таком виде. «Да нет, она просто слишком наивная и не видела в этом ничего такого» — решил он, и когда они зашли в ванную, пар от тёплой воды ударил ему в лёгкие, заставляя прокашляться. Так давно он не мылся, что отвык от сырости ванных комнат.
— Вода нужной температуры, отдыхайте! — мягко сказала она и поторопилась исчезнуть за фусумой. Дыхание ее стало сбивчивым и тяжёлым, а внизу живота сильно сводило, от чего на глазах выступили капельки слез. «Что же это такое?!» — она коснулась ладонью своей шеи, а второй рукой начала поглаживать себя в районе матки, ощущая дикую потребность быть наполненной. Он же, оголившись, сел на деревянный пол в позе лотоса и начал поливать себя водой: тёплые мягкие струи касались лица, покрытого шрамами и грязью тела и темным потоком скатывались в небольшое отверстие в полу. Несмотря на пятна и шрамы, его кожа была очень чувствительной и он буквально наслаждался тем, как вода обволакивала его, словно младенца. Принимала и согревала со всеми его изъянами, растекаясь вдоль его рельефных мышц. Он и не заметил, как в какой-то момент девушка, абсолютно обнаженная, показалась в проёме и осторожно подошла к нему, тёплыми ладонями коснувшись его широкой спины. Гютаро вздрогнул и повернулся, подумав, что все происходящее всего лишь сон: она стояла перед ним, абсолютно голая, беззащитная, прекрасно понимая, что сейчас произойдёт. Она немного дрожала, ее грудь тяжело вздымалась, а соски затвердели то ли от холода, то ли от возбуждения и так и манили впиться в них губами. Но что больше всего свело его с ума, это ее взгляд: затуманенный и жаждущий, он никогда не думал, что кто-то будет так смотреть на него. Что кто-то будет жаждать его.
-Гютаро-сан… я…
Он резко встал и она слегка ахнула, когда увидела его член: огромный и толстый, норовящий разорвать ее нутро и оставить свой жирный отпечаток. Он подошёл к ней как зверь, не слыша ее слов, и молча накрыл ее рот своей широкой ладонью, онюхивая ее шею, волосы, лицо, словно хищник жертву. Она слегка вспотела и этот запах сводил его с ума, от чего на головке члена выступил предэякулят. Второй рукой он грубо взял ее за грудь, больно сжав ее и средним пальцем начав теребить стоящий сосок, будто бы помечая и не оставляя ей времени подумать. Уже поздно. Она слишком много сказала своим телом и запахом. Она прикрыла глаза и начала стонать ему в ладонь, когда он грубо приставил свою ляжку между ее ног и почувствовал жар ее влагалища. Слегка оскалившись, он рыкнул, словно довольный тем, что чувствует:
— мокрая…я едва коснулся тебя, а ты уже такая мокрая… — он перешёл на угрожающе-ласковый тон, от чего она окончательно потеряла голову и начала тереться об него своей истекающей соками вагиной:
— вот так… — он словно подбадривал ее действия и ее дыхание становилось все более частым, ее соки начали скатываться по его ляжке, а он убрал свою ладонь с ее рта и переместил на шею, вцепившись в неё своими мясистыми пальцами и заставив смотреть прямо ему в глаза, в которых она видела своё безумие. Он впился в неё своими губами, больно обсасывая и покусывая мягкую кожицу и, поймав ее язык, начал всасывать его в себя, от чего слюна начала стекать по ее подбородку. Вторая его рука больно вцепилась в ее мягкое бедро, и она начала громко стонать ему в рот, руками касаясь его ключиц, плеч и начав прижиматься к нему ещё плотнее. Он оторвался от ее рта и спустился к груди, жадно впившись в соски, играя то с одним то с другим, и наслаждаясь тем, как они краснеют от его грубых поцелуев. Он поднял на неё глаза и потерял рассудок: она закатив глаза, кусала свои губы, и стонала его имя вслух, вцепившись маленькими ладошками в его волосы, пока он языком перекатывал ее нежные соски. Какая-то часть внутри него не верила, что это происходит с ним, от чего он ещё больше боялся того, что все это оборвётся и окажется сном. «Пожалуйста… пусть все будет на самом деле…» — думал про себя он, пока она подавалась к нему вперёд, подставляя всю мякоть и сладость своего тела под его острые ласки. «Пожалуйста… возьми меня без отстатка…» — думала она, размазываясь соками по его ляжке и ещё сладострастнее выкрикивая его имя… Она в какой-то момент взяла в ладошки его лицо и заставила оторваться его от своей обсосанной груди. С такой нежностью никто и никогда не смотрел на него, от чего желание стало физически невыносимым. Она гладила его шрамы, темные пятна, обрисовывала пальцами контуры ровного носа, припухшие от страсти губы и чувствовала, как начинает дрожать и плакать от переполнявшего ее желания. Он буквально закатил глаза от такой нежности, которую он жадно запоминал и впитывал каждой клеточкой своего тела. Никто с такой любовью не касался его уродливых шрамов, его тёмных пятен, его волос. Никто не подставлял себя так, как она подставляла себя ему: пышущая, горячая, полная неприличных желаний и готовая принять его до всех своих глубин. Он прижался к ее груди и облизнув ее покрасневший сосок, двумя руками легко приподнял ее за ляжки, пока она руками держалась за его плечи. Он поводил членом по ее половым губам, размазывая соки и задевая клитор, от чего она жалобно завыла, не выдерживая такой сладкой пытки.
-сейчас, моя девочка- он вошёл в неё сразу на всю длину, чувствуя как мокро и горячо внутри. У неё перехватило дыхание, а глаза и рот округлились в немом стоне. Она чувствовала, как он пульсирует внутри неё, как ее стенки рвутся и расширяются под его напором, и начала остервенело царапать его спину, пытаясь вытолкнуть его из себя, чтобы он дал ей привыкнуть к своему размеру постепенно, а не сразу. Но он не реагировал, а лишь уткнулся носом в венку на ее шее, слушая как тяжело она дышит, обволакивая его изнутри. Это была точка невозврата, ибо в его голове что-то перещёлкнуло и он, под страхом того, что все нереально, будет творить такие вещи, которые видел в своих самых неприличных и жутких снах. Ноги ее дрожали, а он не двигался, так и оставаясь внутри неё на всей длине и давая ей окончательно привыкнуть к его полному размеру.
-Г-гютаро…- по щекам текли слёзы, ей казалось, что ткани внутри неё лопаются под натиском его огромного члена, — слишком большой…
— Потерпи… малышка, — он проникался ее нытьем, ее жалобным голосом, но ничего не мог поделать с собой. Он хотел заполнить ее без остатка, без малейшей зазорины на ее теле, куда бы он не смог добраться. Она привыкнет. и примет все.она же его хорошая девочка. А потом будет просить еще. Он хотел чтобы эта боль ассоциировалась у неё только с ним. В какой-то момент она притихла и начала лишь тихонько всхлипывать, прижавшись к нему еще плотнее, словно давая понять, что окончательно приняла его тяжесть и массивность. Она скрестила свои ноги за его спиной и, начала потихоньку насаживаться на его член, пока он тяжело дышал ей в шею:
— моя девочка привыкла? — ласково прошептал он, слегка шлёпнув ее по ляжкам, — покажи мне, как ты привыкла…
— да, Господин… — невольно вырвалось из неё, от чего она сама растерялась и начала остервенело насаживаться на его член. Звуки мокрой плоти и шлепков заполнили ванную комнату, от чего Гютаро завёлся пуще прежнего.
— Моя умничка… — он сжал ее шею, средним пальцем заставив раскрыть рот и кончиком пальца начал похлопывать по мягкой розовой плоти языка, — моя маленькая шлюшка- он зарычал и начал грубо вбиваться в неё своим членом, от чего из ее глаз летели искры, а голос окончательно сорвался. Он то замедлялся, и плавно входил в нее на всю длину, на мгновение замирая, то ускорялся и остервенело бил по матке, заставляя ее царапать его спину в кровь и захлебываться стонами. В какой-то момент она почувствовала, что член слегка набух внутри неё, ещё больше расширяя влагалище и Гютаро затрясся, застыв в ней на всей длине и выпуская горячую струю спермы вовнутрь. — какая ты тёплая… — хрипло протянул он в ее ухо, пока обильно извергался в неё. Внутри все жгло и щипало, от чего она затряслась в очередном оргазме и бессильно осела на его руках. Он ласково прижал ее к себе, пока она тряслась от накативших на нее эмоций, и тихонько перебирал ее растрепанные волосы, прядями прилипшими к ее потному лбу. Он нежно поцеловал ее в шею, слегка задев зубами белую кожу и поймав себя на мысли, что хочет пометить ее. Но не успел: она осторожно попросила его отпустить ее, и сползла перед ним на колени. Он затаил дыхание и положил свои ладони ей на голову, бережно и ласково поглаживая, пока она нежно ласкала его руками, задевая чуть приставший член своим горячим дыханием. Затем, она подняла на него свои глаза, словно ища одобрения, и он не заставил себя ждать, продолжая поглаживать ее по голове:
— возьми его в ротик, — голос его дрожал в предвкушении, и когда она, словно по щелчку пальцев, подчинилась и погрузила его в мягкую влажность своего рта, он опрокинул голову назад и выпустил зычный стон. Она посмотрела вверх и увидев его испещрённую венами шею и торчащий кадык, не выдержала и застонала прямо с членом во рту, от чего приятные вибрации распространились по его телу, вызывая ещё большее возбуждение. Он взял в охапку ее волосы и начал потихоньку насаживать ее на свой член, приучая ее к своему ритму и в какой-то момент она окончательно потерялась и полностью отдалась его рукам. Он, видя полную прострацию в ее глазах, лишь увеличил темп и заставил ее глотать член до основания, от чего ее рвотный рефлекс срабатывал несколько раз, но Гютаро словно этого не замечал. А если и замечал, то лишь ещё больше от этого заводился.
— малышка, — обратился он к захлёбывающейся членом и слюной девушке, слегка похлопывая ее по щекам, чтобы она пришла в себя, — потрогай себя за горло. Она подчинилась и почувствовала шишку, выступающую прямо под подъязычной костью: он застыл с ней в таком положении, от чего на глазах у неё выступили слезы и она с трудом подавляла рвотный рефлекс:
— запомни мой вкус, запомни, как твоя глотка давилась и проглатывала мой член, — он больно потянул ее за волосы и прижал носом прямо к своему паху, — запомни мой запах, потому что ты теперь будешь пахнуть точно также.
Он размазал ее слюну по ее щеке и пошлепал тяжёлым членом по губам и по лицу, второй рукой он собрал ее прилипшие волосы с лица и взяв их вместе с остальными волосами в пучок, снова по-хозяйски насадил ее на свой член, на всю длину, наслаждаясь видом того, как она давится и глотает все, что из него выходит.
Она пробуждала в нем садистские наклонности и нежность одновременно, и он никак не мог понять, что преобладает в нем больше. Он ещё несколько раз прижимал ее носом к своему паху, замирая в таком положении на несколько секунд, пока у неё перед глазами не начинало темнеть:
— терпи, я сказал, — строго сказал он, она попыталась дернуться, когда он в очередной раз прижал ее к паху чуть дольше, чем обычно, но в этот раз второй рукой схватив ее за горло и тряхнув ее голову, словно марионетку. Рукой он чувствовал член, шишкой торчащий у неё в шее, и это чувство сводило его с ума. Он посмотрел на ее лицо: взгляд ее плыл, а слюна бесконтрольно текла по ее подбородку, словно она окончательно сошла с ума. Довольный, он высунул и снова засунул свой член и отметил, что прежнего напряжения в глотке не было: она спокойно пропускала его глубоко в гортань. Рвотные рефлексы тоже не срабатывали, и он начал размеренно трахать ее в рот, загоняя член на всю длину и чуть сдавливая шею, за волосы оттягивая ее в разные стороны. — моя умница, твой ротик теперь стал идеальной пизденкой, верно? — он продолжал потрахивать ее, изредка похлопывая по щекам ладонью, чтобы она не потеряла сознание. Она же руками ласкала себя между ног, погружая пальцы максимально глубоко и сотрясаясь в оргазмах, каждый раз, когда член проникал глубоко в глотку. Она поймала себя на мысли, что близка к вагинальному оргазму, от ощущения его глубоко в своей глотке, словно он действительно трахал ее, только гораздо глубже: будто бы его член пронзал ее насквозь от глотки до матки. Уголки губ саднило и капельки крови выступили на них, от такого интенсивного сношения и от того, что ее аккуратный ротик не привык принимать такие большие члены, тем более на всю длину. Но она терпела, и чем больнее ей было от его фрикций, тем большее наслаждение она испытывала. В какой-то момент он замер, вновь прижал ее к себе, и она почувствовала как его шишка в ее шее сдавливает ей горло.
— малышка, я кончаю, — он остервенело расцарапал одной рукой свою ногу и застонал и обильная струя спермы ударила ей в глотку, стекая вниз прямо ей в желудок, и ей не оставалось ничего, кроме как проглатывать все, что выходило из Гютаро, чтобы не поперхнуться. Совершенно обессиленная, она осела на деревянном полу, чувствуя дрожь в своих конечностях от мини-оргазмов, что испытывала, пока сосала член. Гютаро окинул взглядом то, что принадлежало ему: молочная кожа, покрытая испариной их тел, засосанная грудь, колыхающаяся из стороны в сторону, взгляд невинной и преданной овечки, и заеды в уголках рта от агрессивного орального секса. Вперемешку с кровью и слюной, на губах поблёскивала сперма Гютаро, и он, заметив, сел перед ней на корточки и большим пальцем провёл по уголку губ, в котором скопилась сперма:
— я же сказал, чтобы ты проглотила все… — немного недовольно протянул он, приоткрыв ее рот тем пальцем, которым вытер сперму и грубо погрузил его внутрь, — глотай. Она покорно выполнила то, что он сказал, жадно облизав его палец и потянулась за поцелуем. Сердце Гютаро вновь забилось чаще, видя ее потребность в нем, хотя не до конца понимал, чем она обусловлена. Благодарность за спасение жизни? Ну вполне вероятно, что да, но это не отменяло того факта, что он был не самым привлекательным парнем на улице красных фонарей. Она ластилась к нему как кошка, хаотично целуя его руки, плечи, лицо и подставляя все свои самые вкусные места голодному парню.
— ты как маленькая кошечка, — он прижал ее к себе, как ребёнка, устроив ее между своих мощных ног. Одной рукой он гладил ее мягкие волосы, а второй проводил по линии челюсти, щекам, губам, наслаждаясь шелковистостью ее кожи и не веря тому, что это происходит с ним. Он смотрел ей прямо в глаза, пока ласково обводил пальцами контуры ее лица, потихоньку спускаясь все ниже и ниже: — ты всегда такая пылкая, верно? — осторожно спросил он, решив про себя, что она нимфоманка и поэтому с такой страстью отдалась и ему, несмотря на его внешность. Она вспыхнула и щеки ее покраснели:
— почему вы так решили? — она продолжала обращаться к нему уважительно, словно бы лишний раз подчёркивая свою субмиссивную натуру, — потому что я легко вам отдалась?
— Нет, не знаю. — он не мог подобрать слов, но понимал, что чтобы он ни сказал, он ее обидит, — ты очень красивая, молодая девушка, — мозолистыми широкими ладонями он нежно накрыл ее пышную грудь, умело обходя соски, и она выпустила томный стон, — а я урод, которого боится весь город… но при этом, — он приблизил своё лицо к ней, — ты стонала и кончала подо мной, как последняя шлюшка…- она покраснела и заерзала от его слов, его руки спустились ниже, к ее животу и он начал ласково поглаживать ее в районе матки, впитывая ладонями горячий шёлк ее кожи, — так скажи мне, — его горячее дыхание жгло ей губы, и она поднесла к губам свои руки и закусила палец от нарастающего возбуждения, — почему такая красавица так жадно и смачно приняла мой член?! Член главного урода улицы красных фонарей?! — тон его повысился и стал недоумевающим, словно бы он не мог свыкнуться с мыслью, что он кому-то сильно понравился. Но руки его не слушались и спустились ниже, зарывшись во влажном тепле ее влагалища, — от чего такая красавица так обильно течёт от рук такого урода и с жадностью глотает и принимает его семя?! — он говорил и касался своими губами ее губ, — объясни мне! — а она лишь томно постанывала ему в ответ:
— простите… простите меня… — она ерзала, пока он пальцами перебирал ее набухшие половые губы и проскальзывал средним пальцем в ее истекающую соками дырочку, — я… я не знаю как это объяснить… — она дрожала, пока он дразнил ее и прижимал к себе ее трепещущее тело, — ваши руки, ваше тело- он коснулась нежными ладошками его мозолистых рук, что ласкали и гладили ее за ухом, — ваши прикосновения, ваши глаза, ваш взгляд… все это пробудило во мне, — она не выдержала и снова громко застонала, кончив прямо на его руке,
— пробудило что? — он запустил в ее напрочь мокрую дырочку ещё один палец и она выгнулась стрункой, подставляя ему свою грудь, но он смотрел ей в лицо и хотел видеть как она отчаянно пытается объясниться, борясь с дикой похотью.
— пробудило желание… дикое желание, — глаза ее увлажнились, в уголках губ собралась слюна, а голос срывался на плач от ощущения двух мясистых пальцев внутри неё, — почему вы мне не верите?!
— я обильно кончил в тебя… ты возможно понесёшь от меня… — он продолжал играть с ее дырочкой, загоняя свои пальцы на всю длину и потихоньку вытаскивая их обратно, — и ты готова вынашивать моих отпрысков в своей мягкой тёплой матке?! Они возможно будут похожи на меня….
— я готова родить вам кучу детей…. — она раздвинула перед ним ноги, больше не выдержав его сладостной пытки, — и каждого я буду любить с великой нежностью и заботой… будут они похожи на меня или на вас… я буду любить их даже больше, если они будут похожи на вас… — она накрыла ладошками его руку, которой он ее трахал и прикрыла глаза, закусив истерзанные губы до крови, — берите меня где хотите и когда хотите, и кончайте куда вам угодно… — с уголка губ скатилась слюна, пока она смотрела на него влажными глазами и окутывала его своим запахом все сильнее и сильнее… Он застонал вместе с ней и вцепился губами в ее губы, остервенело трахая ее раздолбанную им же дырочку и жадно погружая в теплоту ее такого же безжалостно раздолбанного рта свой массивный язык. Она начала жадно всасывать его, глотая слюну Гютаро, словно жаждущий в пустыне, и в какой-то момент, когда он ускорил темп до невозможного, прозрачная струя вырвалась из ее клитора, обильно обрызгав обоих. Но Гютаро не останавливался и даже не думал, продолжая потрахивать ее пальцами и не отрываясь от ее сладкого рта, которым она смачно облизывала его язык. Она тряслась, кричала ему в рот от обильного оргазма, и пыталась хоть как-то освободиться, потому что эйфория и наслаждение были настолько сильны и остры, что буквально болью отзывались в ее теле. Он доводил ее до сумасшествия, по его руке текла ее смазка, лужей скопившись на полу, а их волосы, лица и тела были покрыты ее струёй. Она никогда так не кончала, и боялась, что ее организм дал сбой. Он наконец оторвался от ее рта:
— готова принимать и вынашивать мое семя?!..- он осторожно положил ее на горячий деревянный пол, и пристроился между дрожащих ног, — готова принимать меня где угодно и когда угодно?!.. — он взял ее ноги и закинул себе на плечи, не отрывая своих глаз от ее:
— да… только пожалуйста… не оставляйте меня, когда я понесу от вас… — она всхлипнула, чувствуя как головка его члена уткнулась в ее вход.
— не посмею… ты будешь жить со мной… — он вошёл в неё на всю длину, чувствуя какой податливой и мягкой она стала по сравнению с первым разом. Мышцы ее ослабились и идеально принимали его размер, даже в такой изощрённой позе. — ты будешь рожать каждый год… а я сделаю все, чтобы вы были в безопасности… — он со стонами начал двигаться в ней, в этот раз сердцем принимая ее тепло и любовь, от чего ощущения стали острее чем в первый раз. Он нежно целовал икры ее ног, зная что он не противен ей, а любим, и ласково сжимал ее ягодицы, пока его член вбивался в неё, а тяжёлые яйца шлёпались о ее анус. Она бесстыдно стонала, полностью отдавшись обоюдной страсти и руками сжала свою грудь:
— Гютаро… глубже… я вся твоя…- она до боли закусила губу и сжала мышцы влагалища, чувствуя как горячий поток спермы вновь растекается внутри неё.
Окончательно вымотавшись, он ласково омыл ее тело остатками воды, осторожно касаясь небольших синяков и засосов, оставленных им. Она бессильно осела на его руках, положив голову на его бицепс, и подрагивала от прохлады. Он был так нежен, словно бы это не он остервенело вбивался в неё несколько минут назад, заставляя биться в оргазмах. Никогда не чувствовала она себя такой маленькой и защищённой, как в жилистых и сильных руках Гютаро, что ласково поглаживали ее по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. А он смотрел на то, как она ластится к нему ближе, на ее аккуратный рот, чуть порванный в уголках его членом, и боялся самого себя. «Я не тот, кто ей нужен…» — горькое осознание пронеслось у него в голове, пока он продолжал трепетно прижимать ее к своей мощной, покрытой пятнами груди. Ее хрупкое, белое тело, нежные мягкие изгибы были слишком манки и соблазнительны для такого дикаря, как он, и скупая слеза скатилась по его щеке от осознания того, что эта встреча наверняка больше не повторится. Но навсегда останется сладким и самым желанным воспоминанием в закромах его души.